- Я так и подумал, - сказал Пётр и тоже посмотрел на окно. Может быть, он в это время мысленно молился, прося о чём-то Всевышнего. Но князь увидел, как ворон, взмахнув крыльями, слетел с купола.
- Вся власть от Бога, - проговорил митрополит, уже глядя на Ивана Даниловича, - по сану всем честь отдавай.
- Вы правы, владыка. Я верю, что ваши слова идут от чистого сердца и вашими устами говорит сам Бог, который повернулся к Руси с вашим появлением. Но мне думается, - в его сознании почему-то всплыла только что виденная картина: чёрный ворон на кресте, - что ваше благословение поможет мне получить у хана почётный ярлык на великое княжение.
Карие глаза митрополита, доселе глядевшие тускло и отречённо, вдруг заблестели. В них будто пробудилась жизнь.
- Тороплюсь я, Иване. Чувствую, деньки мои сочтены.
- Да что вы, владыка! - воскликнул горячо князь. - Мы ещё не раз с вами помолимся в Успенском соборе!
- Помолимся, помолимся, - с какой-то болью в сердце произнёс он.
Князя резанули его слова. Он не то чтобы уважал митрополита, нет, он любил его, как мужчина может любить дорогого ему человека.
- Да, князь, только не надо забывать о своей душе, о её спасении. Я буду молиться за тебя. Ты послушал меня, не стал мстить за брата, съездил в Тверь, оставив месть тому, кто знает все пути и судьбы. Молись и твори милостыню.
После этих слов митрополита князь неожиданно поднялся и нервно заходил по опочивальне.
- Что с тобой, Иване? - спросил митрополит, ногами нащупывая чувяки.
- Прости, батюшка, - Иван Данилович подошёл к старцу, опустился на одно колено и взял его руку. - Грешен! - заявил он.
- В чём твой грех, мирянин? - откуда взялась сила у старца, голос его прозвучал требовательно.
Князь поднялся. Глядя в глаза Петра, заявил:
- В моё сердце вошла жена Александрова. И нет моих сил её вырвать. Знаю, что грешно, но не могу с собой сладить. Стоит она передо мной. Что с собой ни делал, чтобы прогнать её или обойти, не получается.
Митрополит сел, расправил одеяло и подвернул под себя.
- Что сказал - это хорошо. Я помолюсь за тебя, Иване, - заговорил Пётр спокойным голосом, - крепись, сын мой. Знаю, что у такого человека, как ты, что войдёт, то трудно назад вытащить. Крепись, друже. Главное - не сотвори насилия. Тяжким будет этот грех, - митрополит, склонив голову, посмотрел на князя, которого любил всем сердцем.
Митрополит поднялся и, шаркая ногами, пошёл к двери:
- Иди за мной, Иване, - не оглядываясь, сказал он.
В прихожей их ожидал монах. Он вопросительно посмотрел на митрополита.
- Сиди, - сказал ему Пётр.
Князь знал этого монаха как человека рассудительного, начитанного, наделённого даром убеждать людей. И не преминул сказать митрополиту:
- Нравится мне Иоанн, добрая будет замена.
Митрополит остановился:
- Острый у тебя глаз, Иване. Боюсь только, Константинополь не согласится.
Князь прищурил глаза:
- А что, когда я вернусь из Сарая, не навестить ли нам патриарха?
Митрополит рассмеялся. Но его смех перешёл в кашель.
- Батюшка, я мигом, - воскликнул Иван Данилович, повернувшись перед старцем.
Пётр успел схватить его за рукав.
- Не надо, прошло, - сказал он, поняв, что князь хотел вернуться в опочивальню, чтобы принести один из настоев.
Они вошли в узкую небольшую комнату. Там на столе перед окном были выставлены иконы.
- Иване, - торжественно начал митрополит, - это моё творение. Я их выполнил на древе из Афона, изготовленного руками святого монаха Иулия. Я знаю многих русских князей. Но ты превосходишь всех своим благочестием, и я передаю тебе эти иконы. Пришли человека, пусть их заберёт.
Князь встал перед старцем на колени.
- Владыка! - воскликнул он и стал целовать его руки. - Не было и не будет у меня дара дороже этого. И только своими руками я понесу это бесценное сокровище.
Как ни крепился старец, но от этих слов у него на глазах появились слезинки.
Князь поднялся, скинул корзно, посильнее опоясал себя ремнём и, бережно беря по иконе, стал складывать их за пазуху.
- Я, батюшка, понесу их у своего сердца.
Вернувшись к себе, он прошёл в молельную комнату и бережно выставил их на иконостав. Когда вышел из неё - а туда никто не имел права входить, - отрок, поджидавший князя, сказал, что в гриднице его давно дожидается боярин Кочева. Князь заспешил в гридницу, да так быстро, что отрок еле обогнал его, чтобы открыть дверь. Кочева поднялся при виде князя и склонил голову.
- Василий, ты слышал, что пронский князь продаёт сёла?
- Что, с ханом не может расплатиться? - ухмыльнулся боярин.
- Похоже, что так, - ответил Иван Данилович.
- Ты, князь, решил брать? - спросил боярин.
- Ты помнишь слова Иакова, которые очень ценит Пётр: "вера без дел мертва".
Боярин кивнул.
- Сейчас многие поговаривают, что пора освободиться от татарского ига, - продолжал князь, - а как освободиться?
Василий молчал. Он был удивлён разговором, затеянным князем. Раньше он синего подобного не слышал, хотя многие князья не скрывали своих намерений. Боярин уже подумывал, что Ивану Даниловичу нравится такая жизнь. Оказывается...
- То-то! - торжествующе произнёс князь. - Если мы соберём и двинем на Узбека двадцать полков, он выставит против нас в десять раз больше. И чем кончится этот героизм? - и сам ответил: - лишними смертями и новой данью, которая прижмёт смерда к земле в три погибели.
Боярин поддержал князя:
- И тот побежит в Дикое поле.
- Вот-вот! - кивнул Иван Данилович.
- Князь, что я тебе скажу, а ведь копить силу начал ещё твой отец, царство ему Небесное. Мудрый он был человек, когда стал подгребать под себя. Помнишь, как пленил Константина Романовича и отхватил пол княжества Рязанского?
Иван Данилович только усмехнулся, потом сказал:
- А мой брат Юрий?
- Да, да, - поддержал его Кочева, - тоже пленил можайского князя Святослава Глебовича.
- Вот так-то, без особых войн набирается сила. - Князь с улыбкой спросил у боярина: - будем брать эти сёла?
- Будем!
Князь, довольный, рассмеялся:
- Так-то. Галич, Углич, Белоозерье тоже будут наши.
ГЛАВА 9
Алим в это утро проснулся раньше обычного. Да и ночь прошла у него прескверно, потому что наступал день, когда надо было прощаться с парнями.
Какое-то время Алим пролежал с открытыми глазами. Потом встал босыми ногами на пол. Парни спали крепко. Андрей лежал на боку, лицом к стене. Митяй разбросал руки. Дед долго, с жалостью смотрел на них, потом зашлёпал к выходу. День только занимался. Над восточной стеной леса показалась узкая розовая полоса. Похоже, солнце приоткрыло один глаз, рассматривая свои владения: не случилось ли чего там. Окружающий лес наполнялся гомоном птичьих хоров. Алим всегда любил эту лесную музыку. Но сегодня было не до неё.
Он спустился к реке, подошёл к ладье. Зачем-то перевернул и проверил каждый законопаченный и залитый шов. Брака не нашёл. Проверил и вёсла. Потом сел на нос ладьи и стал смотреть на реку. Вода была мутной, так же мутно было в его голове: "Уходят хорошие парни, - с жалостью подумал он, - один даже родственник". И тут же задал себе вопрос: хочет ли он в действительности так, бобылём, окончить свою жизнь? У него есть деньги, много. И вдруг что-то одёрнуло его и мелькнула довольно странная мысль: "Уж не думаешь ли ты, старик, составить им братчину?" Он поднялся. И тут в спину ему словно вогнали нож. Боль опоясала поясницу. Старик, потирая её, рассмеялся: "Куды мне за молодыми, - от боли снова присел. - Нет, пусть выбирают свой путь без меня. Вот только Андрей. Допустим, вернётся. А не схватит ли его Иван, да не вздёрнёт на первом суку? Ведь напел, точно напел его дядька московскому князю. Кто за него заступится? Нет. Нет ему пока пути назад. А путь один: в Дикое поле". Ударив себя по ляжкам, он осторожно встал и поспешил к землянке.
Пока Алим предавался размышлениям, парни уже поднялись и собирались в путь. Мешок, который они должны были взять с собой, был весьма тощ.
- Нуть, - промолвил дед, - вы чё не берёте яды, как надобноть. Не дай-то бог, а вдруг татарва клятая, аль вой Ивановы нагрянут. Ну, что делать-то будити?
Он потряс мешковиной.
- Надоть яды-то брать поболе. Вдруг путь проляжеть до Дикого поля. А?
Парни неловко пожали плечами.
- Тыть, - он посмотрел на Митяя, - ступай собаку покорми, да лодку подтяни повыше.
Когда они остались одни, Алим взмахом руки пригласил Андрея сесть рядом.
- Знашь, - произнёс старец, - а ты стал мне вроде сына.
Глаза его заблестели. Андрей растерялся:
- Тогда я... могу остаться.
Алим посмотрел на парня. Что творилось у деда в голове, трудно сказать, только он в раздумье покачал головой.
- Нет. Митяя не бросай. Он те лучше брата. Да и чё те со мной, стариком. Скука. Уж иди своей дорогой. Только тово... пока назад не надоть. Боюсь. Я те говорил, Яван - строгий князь. Не успешь и подумать, как верёвку на шею оденуть.
Эти слова напомнили Андрею и дядькин крик: "Камень на шею и в прорубь!" От такого воспоминания его даже покоробило.
- Так, значит, дорога одна?
- Да. В Дикое поле. Я те говорил, тамо хорошо. Воля вольному. Правда, всяко будить. Мне приходилось обутки... варить. Больше жрать нече было. Вот так-тоть. Атамана слухай. Но и сам тово... поставь ся, чтоб не мыкали. Ты парень здоров, силёнкой бог не обидел. Да и голова твоя светла. Бог даст, сам атаманом будешь.
Загремел сапогами Митяй и, войдя в землянку, ошарашил:
- Река-тоть подыматся. С чаво? - он стал говорить многие слова как Алим.
- В верхах-то дождить, вот и вода преть, - пояснил Алим, - ну, - и он рукой показал на стол, где стояла еда.
Парни удивились, когда дед выставил кубки и бочонок с жидкостью. Он зубами вытащил пробку и разлил содержимое. Медовуха была выдержана и легко ударила в голову. Наливая по второй, Алим сказал:
- Признаюсь, дети мои, - он заговорил на родном языке, - что мне очень жалко расставаться с вами. И хочу напомнить, что Дико поле любит сильных, смелых, верных. Не поддавайтесь искусителям и сладкоголосым. Они первые и предают. Не отталкивайте прямых и грубых. Они надёжнее и вернее. Эх, скинуть бы мне лёг пятьдесят, повёл бы я вас знакомыми тропами, научил многим хитростям. Но... не судьба. Помните одно: жалости к врагу у казака нет. Но за друга он жизнь отдаст. Нет честнее казака. Одним словом, казацкой вам удачи!
Свой кубок Алим пил долго, старательно и вроде бы больше ничего не хотел говорить. Когда, наконец, кончил пить, подолом рубахи отёр усы, бороду и проговорил:
- Лучше не свыкаться, коли приходится расставаться. Но знайте: это всё, - он расставил руки и повернулся кругом, - ваше.
Затем вытащил хранившуюся на его груди вместе с крестом миниатюрную иконку.
- Ета иконка, - произнёс он, глядя на неё, - из самого Русалима. Говорили, что её держал в руках Сам, - и поднял вверх палец. - Она верно хранила меня. Дай-то бог, чтобы это было и с тобой. Береги её пуще глаз своих, - и надел её Андрею на шею. - Да храни тя Бог, - с этими словами он перекрестил его. - А те, Митяй, - он пошёл в тёмный угол, вынес оттуда нательный крестик и надел его на Митяя, - ён тожесть оттудова и будить тя беречь. Да хранит и тя Бог, - и тоже перекрестил его.
Сборы закончены. Мешки набиты до отказу. Ничего не пожалел для них Алим. Даже отдал свои винцерады, добытые им на славных казачьих набегах. Дал и сабли дамасские, которые на лету платки шёлковые режут, кинжалы абрекские, да кольчужки италийские. Лёгкие на теле и крепкие в бою. Деньгу предлагал, да не взяли парни.
- Сами добудем, - уверил его Митяй.
И вот они на берегу. Митяй готов был столкнуть лодку, да что-то останавливало его. Понимал, что не сказал чего-то главного старец. И тот заговорил:
- Идите осторожно. И зверя бойтесь. Ломага щас голоден. Всяко могет быть. Да и людёв опасайтесь. Особливо княжеских. Яван-то дюже зол на вольный люд. Сказывали, воев своих посылат, - и повернулся на восток, - Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй их, - трижды перекрестился и поклонился, потом продолжал: - Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
После слов молитвы он подошёл к каждому, перекрестил ещё раз и промолвил:
- С Богом!
Митяй толкнул лодку в воду, а Андрей свистнул Дружбану, и они все успели в неё запрыгнуть, прежде чем та отплыла от берега. И гребя, они не спускали глаз со старика. Когда нос лодки уткнулся в противоположный берег, парни выскочили и вытащили её подальше от воды. Махнув на прощание Алиму, они с мешками за плечами полезли наверх. Ещё раз помахав уже сверху, они с трепетом в сердце шагнули в новую жизнь.
Ночь застала их в лесу. И тут сердце Андрея сжалось. Сколько раз ему довелось ночевать одному, на морозе, подчас с пустым желудком. Но видя рядом жизнерадостного Митяя, который умело сооружал костёр, он успокоился. Ночь прошла без приключений, и наутро по подмороженному за ночь снегу шли они ходко.
- Скоро будем дома! - проговорил Митяй, глядя на приметы, одному ему известные. - Антересно, как они нас встретют, - рассуждал он, - батька, тот обрадуется. А как Хист? Подит-ка, ворчать будить: долго, мол, были.
- Поворчит, да успокоится, - каким-то безразличным голосом проговорил Андрей.
- Ага! Ты его плохо знашь. Ещё плетью огрет.
- Пусть попробует! - не без злости ответил Андрей.
Митяй удивлённо посмотрел на него:
- Он-то ведь... ваттаман. Да и шубу свою те дал, не пожалел.
Андрей поправил мешок за плечами, потом буркнул:
- Шубу я ему отдам. А бить себя не позволю. Ну, что мы? - Андрей вдруг замолчал.
- Ты чё? - спросил Митяй, глядя на друга.
- Смотри, что там? - и показал вперёд.
Митяй глянул и присел:
- Так то... человек!
Они сбросили мешки и побежали вперёд. Это был полу занесённый снегом труп, лежавший лицом вниз. От шеи, порубанная вместе с одеждой, зияла огромная рана. Чтобы его узнать, пришлось перевернуть. Митяй ахнул:
- Да это ж Федька с Торжка. Кто его так?
Митяй посмотрел на Андрея. Тот пожал плечами.
- Почему его тут оставили? - как бы спрашивая себя, тихо произнёс Андрей. Страшная мысль промелькнула в голове Митяя.
- Андрюха! - воскликнул он. - Пошлить скорее!
Через несколько шагов они увидели ещё несколько порубанных человек. Все они почему-то лежали к ним головами.
- Митяй, - крикнул Андрей, - они же от кого-то убегали!
Место напоминало поле битвы.
- По всей видимости, они старались убежать дальше в лес, но их кто-то догнал, - предположил Андрей.
- Кто? - спросил Митяй.
- Уж не княжеские ли вой? - высказал догадку Андрей.
Потом она подтвердилась. У схрона они увидели несколько убитых дружинников.
Видать, атаман организовал оборону. Но силы были неравны. Обходя убитых, отца и Хиста они не нашли. Митяй расстроился:
- Повязали батяну. Надоть итить на выручку.
- Куда же мы пойдём? - Андрей взял друга за плечи и тряхнул его.
Тот поднял голову. По его щекам текли слёзы.
- Не знамо, - слезливым голосом ответил Митяй.
- А может, они с атаманом вырвались? - сделал спасительную догадку Андрей.
- Ты думашь так?! - обрадованно спросил Митяй.
- А что, всё может быть. Твой батька - здоровый мужик, - Андрей его не знал, а говорил наугад, чтобы как-то успокоить Митяя, - поди, разбросал их, да и удрал в лес. А там ищи. Да и Хиста нет. Он тоже не промах.
- Ты, Андрюха, прав. Батька у меня здоров. Может, верно, ушёл.
- Конечно! - убедительно произнёс Андрей.
- Что делать-то будем? - спросил Митяй.
- Что делать? Не бросим же мы их так.
Два дня им потребовалось, чтобы предать земле тела погибших. Когда закончили эту горестную работу, перекрестились и, сказав: "Да будет земля им пухом!", взвалили мешки на взмокшие спины и двинулись на юг. Андрей зашагал торопливо, широко выбрасывая ноги. Ему поскорее хотелось уйти от этого страшного места. Да и мысль о том, что княжеские вой могут вернуться, подгоняла его. Митяй, ниже его почти на голову, с трудом поспевал за ним. Но это не мешало ему говорить.
- Кудыть ты гонишь? - возмутился Митяй.
- Кудыть, кудыть, - передразнил он друга, - ты не думаешь, что здесь шныряют эти вой?
Митяй вытер рукавом испарину со лба, потом ответил:
- Чё им тута делать? Побили да пошли к се. - А чё нам делать? - он почесал затылок, глядя на Андрея.
- Как сказал Алим, скорее уходить в Дико поле. Да так, чтоб им нечаянно не попастись!
- Гущей надоть идтить, - как бы подсказал Митяй.
- Ты, Митяй, прав. - Андрей подбросил мешок и двинулся дальше.
Идти такими местами было тяжко. Порой встречались такие непроходимые заросли, что только с помощью топора они могли пробиться вперёд. Порой мешало и зверье. Вот с такими трудностями парни пробивались к Дикому полю. О том, что оно уже близко, они могли судить по тому, что леса редели, часто попадались поляны. И всё же оно открылось внезапно. Однажды, выйдя из леса, Андрей увидел, что вид, к которому он привык: леса, поляны - вдруг исчез. Перед ним простиралось бескрайнее поле. Андрей просто остолбенел. Ему показалось, что стало легче дышать. Это видение поразило его. Молодая, набирающая силу трава изумрудом покрывала землю. Малейшее колебание ветра одевало её в серебряный наряд. Очищенное от зимней наледи солнце совсем по-другому смотрелось на ясном голубом небе. Оно посылало на землю ласковые, зовущие к жизни лучи. Они-то и подняли в воздух жаворонка, который, покорённый этой лаской, изливал свою радость чарующей мелодией. Где-то кричал перепел. Трещали кузнечики, перелетая с места на место. В беспорядке проносились куропатки. Жизнь кипела!
Андрей сбросил с плеч мешок, разделся. Оставшись, в чём мать родила, потянулся, подставляя солнцу тело.
- Хорошо! - воскликнул он и рухнул на тёплую землю.
Через какое-то время появился Митяй.
- Ложись, - Андрей показал место рядом.
Митяй ухмыльнулся, однако начал раздеваться. Дойдя до подштанников, задумался: снимать или нет. Решил остаться в них.
- Скажи, Митяй, это, что ли. Дико поле?
Митяй зачем-то приподнялся, осмотрелся окрест.
- Вроде оно.
- А почему его зовут Дико поле?
Митяй задумался. Почесал макушку:
- А кто его знаить? Може, что власти тута нетути. Вот и зовут так: дико ведь без власти.
Андрей, глядя в голубизну неба, проговорил:
- Я бы назвал его Раздольным полем. Смотри, сколько тут простора, свободы. Никуда я отседа не пойду. Буду вот так лежать и смотреть в небо. Смотри, - он сорванным стебельком показал в небо, - как интересно плывут там облака и не падают на землю.
Митяй вздохнул:
- А чё об ентом думать, это так Бог создал, вот и всё.
- Эх! Дал бы нам Бог крылья, ты куда бы полетел?
- Батяню искать. А ты?
- А я не знаю. Тут бы остался. Летал бы над полем да любовался.
Внезапно Митяй рассмеялся:
- Татарин бы тя сбил!
- А что, тут есть татары? - Андрей приподнял голову.
- Где их нетути? Тута их как муравьёв в куче.