- Для полного успеха мы пошлем на разведку в Ахти-Яр эскадру Гацжи-Мехмета. Там самое удобное место длядесанта. Оттуда рукой подать и до Бахчисарая.
- Действуй как лучше, - недовольно согласился великий визирь, - но только не мешкай. Наши братья ждут от нас помощи войсками, а не пустых заверений в дружбе.
В начале июня к Суворову прискакал гонец с южного берега.
- В гавань подле деревни Ахтиярской взошла турецкая армада. Нашего казачка подстрелили турецкие янычары на берегу.
Генерал-поручик без промедления двинул к Ахти-арской гавани шесть батальонов "с приличной артиллерией и конницей и при резервах".
Суворов понимал, что с Портой заключен мирный договор, и первый выстрел - война. Прибыв на место, он сразу же потребовал от флагмана турок Гаджи-Мех-мета найти и сурово наказать убийц казака. В ожидание ответа Суворов объехал по берегу все бухты большой и довольно удобной гавани и сразу оценил ее значение для базирования турецкого флота "яко истинной для стамбульцев гавани*. Наметанный глаз опытного полководца кроме уютной гавани приметил и выгоду своих позиций, на всякий случай, - вход в гавань был довольно узким, а с севера и юга он перекрывался близко расположенными выступами, мысами.
Как и следовало ожидать, после недельного молчания Гаджи-Мехмет прислал льстивое письмо с уверениями в дружбе, но наказывать виновных не собирался.
Суворов остался верным своим принципам, "быстрота и натиск - успех дела". В ночь на 15 июня батальоны начали строить земляные укрепления и возводить брустверы на входных в бухту мысах. Утром на входных мысах, из прорезей брустверов грозно торчали жерла пушек.
Выйдя на палубу, капудан-паша всполошился. Позади его эскадры, перекрывая выход в море, словно по волшебству, за одну ночь выросли русские батареи. В адрес Суворова полетел запрос обеспокоенного Гад-жи-Мехмета, что означают построенные укрепления.
Суворов не медлил с ответом. "Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обоесторонней дружбы. К нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а напротив все наше старание к тому одному устремлено, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатленное торжественными великих в свете государей обещаниями содружество свято сохранить… Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности…"
Едва дочитав письмо, капудан-паша в ярости скомкал его и швырнул за борт. Подобрав полы халата, забегал по юту, то и дело стуча кулаками по золоченому планширю фальшборта. И поневоле его взгляд устремлялся к выходу из бухты. Там на входных мысах грозно чернели жерла русских пушек. Гнев и смятение переполняли его душу.
- Передать всем капуданам немедля прибыть ко мне! Готовить корабль к выходу в море!
Капитан корабля робко возразил:
- Но, достопочтенный ага, - капитан сунул палец в рот и поднял руку, выставив к верху указательный палец, - в бухте полный штиль, паруса нам не помогут.
- Спускай все карбасы и шлюпки, выходим на буксирах! Не пропадать же нам здесь! - Гаджи-Мехмет скривил губы и кивнул в сторону выхода из гавани…
Солнце жаркими лучами золотило полосами морскую гладь, касаясь горизонта, когда последний турецкий корабль медленно, будто нехотя, покидал Ахтиар-скую гавань. По обе стороны от выхода, взобравшись на брустверы, вслед ему весело балагурили, помахивая мохнатыми папахами, канониры и сторожевые казаки…
Простояв еще несколько дней на внешнем рейде, турки несколько раз пытались приблизиться к берегу на шлюпках, под предлогом запастись свежей водой. Но всегда у кромки берега их встречал казачий разъезд и отваживал обратно.
- Все колодцы пересохли, сами без воды маемся, - объясняли они вежливо туркам.
Минула неделя, и турецкая эскадра снялась с якорей и ушла на юг, по направлению к Синопу.
Однако великий визирь не унимался и направил к крымским берегам весь наличный турецкий флот с десантом в несколько тысяч янычар.
- Хоть провалитесь сквозь землю, а янычары должны быть на крымском берегу, - напутствовал визирь капудан-пашу. - Да поможет вам Аллах!
В начале сентября на горизонте неподалеку от Ка-фы замаячили первые паруса. К крымским берегам направлялась армада турецких судов в 170 вымпелов.
Но и в этот рейд турки не застали войска врасплох. Турецкие корабли еще только наполовину вытянулись из-за горизонта, а на берегу в полной готовности их ждали батальоны пехоты и конница. Суворов послал за подкреплением, и спустя сутки на Южный берег Крыма прибыли первые батальоны резервного корпуса князя Багратиона. Не ожидал капудан-паша такой стремительности от русских войск. Сотня с лишним судов маневрировала вдоль побережья, стараясь найти хотя бы маленькую лазейку на незащищенном берегу. Но всюду на берегу стояли наизготовку эскадроны гусар, легкие пушки, пехота. Суворов через сторожевые разъезды следил за каждым движением турецкой эскадры. Турецкий флагман наконец понял, что внезапность ему не подмога, и начал хитрить.
В полдень, неподалеку от Судака, к берегу направились парламентеры. На берегу турецкого офицера попросили подождать, пока не прибудет старший начальник.
Суворов сам принимал парламентера.
- С чем пожаловал голубчик?
Турецкий офицер низко поклонился.
- Капудан-паша просит высокочтимого русского начальника разрешить матросам прогулку на берегу. Экипажи должны размять ноги.
- Али вам берега Анатолии не хватает? - лукаво улыбаясь, спросил Суворов и, не дожидаясь ответа, кивнул толмачу. - Рад бы позволить, но закон не дозволяет. Имею известие, что в Константинополе, откуда вы прибыли, "моровая язва" гостит. Потому без надлежащего карантина сего не могу разрешить.
Спустя неделю к берегу опять направился парламентер.
- Капудан-паша просит разрешить султанским чиновникам наведаться на торговую биржу в Кафе. Узнать, какие там товары и почем стоят.
Ответ Суворова не заставил ждать:
- Торговые люди в Кафу следуют на купеческих судах, потому и султанским чиновникам надлежит того придерживаться.
Отказал Суворов и в третьем случае, набрать на берегу свежей воды, "с полной ласковостью".
На море заштормило, и флагман турок трижды выпалил из пушек. "Эскадре построиться в кильватер для следования в Константинополь". По пути турецкая эскадра попала в жестокий шторм, не досчиталась 80-пушечного флагманского корабля и нескольких сотен матросов…
Суворов отгонял от крымских берегов незваных гостей и в то же время нехотя исполнял срочное поручение князя Потемкина. Светлейшему вдруг пришло в голову, видимо не без влияния императрицы, переселить из Крыма на пустующие южные земли греков и армян. Добро, греки. Их далекие предки обосновались в этих местах много веков тому назад. Верные вековой привязанности своих предков, греки обосновались на северном побережье Азовского моря. Армяне же, следуя своему историческому призванию, уютно обустроились на бойком торговом перепутье, подле крепости Святого Дмитрия Ростовского, под защитой русских пушек. На карте России с той поры обозначилось местечко Нахичевань…
Успешно справившись с несвойственным его положению заданием, Александр Суворов не преминул донести по команде свои выводы о значимости Ахтиар-ской гавани для Черноморского флота.
"Подобной гавани не только у здешнего полуострова, но и на всем Черном море другой не найдется, где бы флот лучше сохранен и служащие на оном удобнее и спокойнее помещены были". По сути, это донесение явилось первым официальным признанием того, какую роль в будущем это место сыграет для судеб флота. Прозорливо смотрел в перспективу генерал-поручик, который со временем сдаст экзамен на звание мичмана российского флота.
Екатерина II по достоинству отметила успешные действия Суворова "за вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани". Пожаловала полководцу золотую табакерку с бриллиантами.
Незадолго до прихода в Ахтиарскую гавань "Святого Павла" там побывал недавно назначенный Главнокомандующим Черноморским флотом князь Потемкин. Подобно Суворову, он сразу понял, что означает эта акватория для флота. "Сие место20 , - докладывал он в Петербург, - должно быть столь сильно укреплено, что хотя б неприятель облег крепость с земли и с моря, она могла б его нападению противиться доколе из других пределов России не прибудут на помощь войска".
По приказанию князя фортификатор вычертил план оборонительных сооружений. Пояс укреплений охватывал весь Херсонесский полуостров.
Дело стояло за малым. Требовалось шесть миллионов рублей. Казна таких денег не нашла.
Минует полвека с небольшим, и недальновидность и скупость царственных правителей России обернется позором и трагедией для державы, бесцельно пролитой кровью десятков тысяч защитников Севастополя.
* * *
На переломе лета и осени на Южном берегу Крыма обычно тепло по-летнему, солнечно и безветренно. Но в первые осенние дни 1785 года вдруг потянуло издалека, с Черной речки, холодком, задул довольно сильный ветер с востока, от Инкермана. Как раз в эти дни с севера, от Тарханьего Кута, спускался под полными парусами "Святой Павел". Довольно рискованно первый раз входить в незнакомую гавань узкостью при встречном ветре. Несколько дней лавировал "Святой Павел" перед входом в Севастопольскую гавань. Наконец ветер поутих, и Ушаков уверенно направил корабль в глубину гавани, держась правой стороны. Он уже знал, что в первой, Южной, бухте расположился Войнович подле западного берега. Ушаков же облюбовал по карте себе место у противоположного берега, у безымянного мыска. Без суеты, излишнего шума на корабле подобрали ловко паруса, корабль по инерции прошел кабельтов-полтора, послышался спокойный голос командира, усиленный рупором:
- Отдать левый якорь!
Якорь бултыхнулся в воду, взметнув брызги, скрылся, вскоре его лапы зацепились за грунт, якорный канат натянулся, пришлось его постепенно потравливать и потом, по команде командира, крепить намертво.
Ушаков окинул взглядом мачты. Все ладно, как на учении. Паруса подобраны к реям, обвязаны сезнями, втугую закреплены к реям. Сами реи обрасоплены, четко закреплены перпендикулярно мачтам и диаметрали корабля. Мачтовые команды матросов выстроены по линейке, лицом к борту.
Все эти минуты Ушаков изредка бросал взгляд на противоположную сторону бухты, где на "Святой Екатерине" у борта столпилась добрая половина экипажа "Великой Екатерины", на юте прохаживались офицеры, не сводили глаз с прибывшего на рейд корабля. Как водится на флотах всего мира, при проявлении на рейде, в гавани или в порту нового судна на всех других, расположенных поблизости судах экипажи наблюдают, как быстро и ловко судно совершает маневры. Из этих впечатлений складывается мнение о морской выучке экипажа прибывшего судна, судачат о капитанах. Похоже, никаких прорех в действиях команды "Святого Павла" и ее капитана замечено не было.
Тем временем на "Святом Павле" команду, после аврала, распустили, на баке поставили кадку с водой и тлеющим фитилем, и матросы устроили "перекур".
Ушаков окинул взглядом склоны заросшего деревьями берега, распорядился спустить шлюпки и разрешил сойти на берег свободным от вахты матросам.
- Надобно служителям размяться, почитай, две недели маялись в море, - пояснил командир своему помощнику, капитан-лейтенанту. - Токмо велите далеко не забредать.
Берег оказался поросшим сплошь диким кизилом. Ягоды пришлись по вкусу, и матросы, наевшись вволю, скинули рубахи, наполнили их кизилом, чтобы угостить товарищей. Ушаков стоял у трапа, увидав незнакомые плоды, топнул ногой:
- Пошто объедаетесь? А ежели отрава какая?
Матросы, не переставая улыбаться, поднесли командиру полную тарелку свежих, темно-красных ягод. Ушаков взял горсть, пожевал и довольно улыбнулся:
- Добрая ягода, всем есть, и мне добавьте.
В это время вахтенный сигнальщик крикнул:
- Шлюпка под адмиральским флагом!
Оказалось, за маневрами "Святого Павла" внимательно следил с одного из фрегатов, стоявших в глубине Северной бухты, контр-адмирал Мекензи. Не дождавшись доклада Ушакова, он вызвал своего флаг-офицера, лейтенанта Дмитрия Сенявина.
- Вели сей же час снарядить шлюпку да собери всех наших затейников. Поедем потешим победителя чумы.
Главный командир Севастополя любил частые празднества, готов был беспрерывно веселиться. Каждое воскресенье и торжественные дни сопровождались обильными угощениями и танцами. Ни свадьбы, ни крестины не обходились без его присутствия и заканчивались обедом и танцами до рассвета. Умудрялся даже на похоронах в заключении петь веселые песни и танцевать…
Собираясь к Ушакову, флагман знал, что тот состоит в милости у Потемкина и недавно удостоен императрицей ордена за успешную деятельность по борьбе с чумой в Херсоне.
Ушаков встретил Мекензи у трапа, отрапортовал как положено.
Мекензи, держась за поясницу, недовольно пробурчал:
- О прибытии положено докладывать самолично…
- Рапорт готов, ваше превосходительство. - Он протянул Мекензи рапорт и почувствовал, что гость навеселе. - Уставом не определен срок такового.
- Ладно, будет, - проворчал Мекензи, передал рапорт Сенявину и оживился: - Хотя ты и виноват, а мы тебя потешим нашими забавами. Императрица пожаловала тебя орденом Святого Владимира четвертой степени, с чем и поздравляю.
Ушаков приложил руку к шляпе.
- Благодарствую, ваше превосходительство.
- Благодарить станешь, когда орден получим и отпразднуем, - усмехнулся с лукавинкой развеселившийся контр-адмирал.
Пока Мекензи и Ушаков разговаривали, по трапу поднялись дудочники, плясуны и матрос в шутовском одеянии. Расстелили на шканцах правого борта, самом почетном месте верхней палубы, ковер. Заиграли дудочники, зазвенел бубен, начались пляски, запели песенники, и началась потеха с шутками, прибаутками. На реях и вантах расположились любопытные матросы.
Ушаков, неравнодушный к музыке, поощрял у себя на корабле и песни, и забавы. Но все хорошо вовремя, в меру, и потому с нетерпением ожидал он, когда развеселая компания во главе с Мекензи отчалит от трапа…
Без раскачки, на другой же день начал Ушаков обустраивать место стоянки корабля. Перво-наперво приступили к сооружению пристани на пустынном мысу. Экипаж командир разбил на артели. Кто пилил деревья, обрубал сучья, кто забивал сваи, кто заготовлял камень, кто подносил щебень и прибрежную гальку. Работы хватало всем. Это пометил Иван Полномочный: "Ушаков сам за мастера, офицеры за урядников, унтеры всех званий и рядовые употреблялись в работе, кто с носилками камень носит и землю, другие колья бьют, пашинником застилают и засыпают". На берегу расчистили площадку, застелили деревом, поверху из парусины смастерили большую палатку. В нее начали складывать такелаж, ванты, снасти, разные железные поделки - укрывать на зиму от дождя и снега. Заготовляли понемногу камень казармы на берегу. Первую зимовку экипажу предстояло провести на корабле. Конопатили щели, клали небольшие камельки в кубриках, сложили небольшой каменный камелек в каюте командира. Слесарь мастерил и прилаживал дымовые трубы.
В ноябре из Херсона прислали долгожданную награду Ушакова. Мекензи собрал всех командиров, устроил пир горой. Это было одно из его последних застолий. В январе 1786 года он отдал душу Богу.
Князь Потемкин назначил вместо Мекензи капитана 1-го ранга Войновича. Умел граф Войнович, по натуре завистливый, трусоватый бездарь, вовремя угодить князю, подсластить горькую пилюлю, своим обхождением приобрести расположение начальства. Знал все эти стороны своего сослуживца Федор Ушаков. Узнав о назначении Войновича, нисколько ему не завидовал, а болел за дело. "А ну, как война? С таким верховодом намучаешься ".
Как-то зимой, на Крещение, в гости к Ушакову наведался лейтенант Семен Пустошкин. Несмотря на разницу в положении и возрасте, они сблизились по сходству характеров еще в Херсоне. И там, будучи еще мичманом, Пустошкин частенько навещал Федора Федоровича, беседовали о службе, о житье-бытье, без стеснения откровенничали. И тогда-то оба собеседника не скрывали своей неприязни к Войновичу. С появлением в Севастополе "Святого Павла" Пустошкин при возможности гостил у своего старшего товарища-единомышленника.
- Невмоготу, Федор Федорович, для меня лямка под началом Войновича становится, - не в первый раз выкладывал лейтенант свои чувства Ушакову.
Собеседник, как и прежде, сочувственно улыбался, старался отвлечь молодого офицера от мрачных мыслей:
- Что поделаешь, Семен Афанасьевич, мы на службе у Отечества, надобно потерпеть, авось образуется.
- Как же образоваться, когда который год я у Войновича, а дела мне никакого не поручено. Сегодня одно, завтра другое. Гоняет с должности на другую. Обретешь с матросами как следует отношения, уму-разуму наставишь, выучку наладишь, а тут, глядишь, одним махом тебя перегоняют в другую команду.
- Знать, Войнович вас отмечает как доброго служаку, доверяет, где какая слабинка, вы, как исправный офицер, подправите дело.
- Не ведаю, не ведаю, Федор Федорович, токмо служба мне у Войновича в изрядную тягость.
Успокаивая Пустошкина, Ушаков как в воду глядел…
Согласно Кючук-Кайнарджийскому договору, Порта не только беспрепятственно пропускала русские купеческие суда через проливы, но и обязалась защищать этих купцов в Средиземном море. В то время там безраздельно свирепствовали пираты Алжира и Туниса. Их довольно легкие на ходу корсарские суда носились стаями по Средиземноморью, брали на абордаж купцов, сцеплялись с ними намертво железными кошками, грабили почем зря, пленили людей в рабство. Пытаясь с ними сладить, король Франции Людовик XIV послал наказать алжирских пиратов эскадру адмирала Дюкесна. Пираты на виду эскадры привязали схваченного ими французского консула к орудийному стволу и выстрелили в сторону французской эскадры… И все же пираты-мусульмане признавали над собой верховную власть турецкого султана. В 1786 году пираты захватили два русских купеческих судна. Россия потребовала от Порты принять меры, но турки отмолчались.
В июне того же года Потемкин неожиданно вызвал Пустошкина. Прищуривая, как обычно, глаз с бельмом, князь наставлял лейтенанта:
- Возьмешь в Лиманской эскадре у Мордвинова малый фрегат "Пчелу", спрячешь в трюм два десятка пушек, поднимешь купецкий флаг - и айда в Константинополь. Там тебя поучит посланник наш Булгаков. Двинешь в море Средиземное к Сицилии, где наших