3
Кончик сигары положено отрезать специальным ножом. Однако на конспиративной квартире его, конечно же, не оказалось. И высокий господин поступил проще, хотя, честно говоря, не любил такой вот показной простоты: откусил кончик, сплюнул его на пол, посмотрел на стоявшего у стола Кострова. Тот сделал то же, что при первой их встрече. Теперь уже – без напоминаний: взял подсвечник, поднес Высокому горящую свечу, подождал, пока тот раскурит, медленно вращая сигару над огоньком, после поставил свечу обратно.
Принимая Кострова в прошлый раз, незнакомец напустил таинственности, как в бульварных романах или, того хуже, в дешевых французских фильмах о загадочных фантомных преступниках. Полумрак, задернутые шторы, дрожащие тени на стенах, приглушенный голос. Разумеется, никаких имен. Однако раз Высокий позволил собеседнику поднести свечу и дал тем самым возможность разглядеть свое лицо, он отнюдь не боялся, что террорист может даже случайно встретить его и узнать. Поначалу Костров решил – это такая степень доверия, но позже понял другую истину: Высокий не столько демонстрирует доверие, сколько играет с ним. И вообще склонен к созданию явно театральных эффектов, что, вероятно, должно отвлекать всякого, кто имеет с ним дело, от чего-то более важного.
Маскировка, сделал вывод Костров. Этакий дылда, рост – его особая примета. А все остальное, выходит, миф: имени нет, темная комната, шторы, даже форма на нем – тоже очевидный маскарад. Хотя возможностями этот тип обладал, похоже, огромными: сам нашел пристанище уцелевших боевиков, хитрым способом, через девчонку-бродяжку, вызвал Кострова запиской на разговор, причем знал – ему нужен не кто-то из Боевого Отряда, а именно он, правая рука арестованного Полетаева. После огорошил известием: тот, кого они знают как Юнкера – провокатор Охранки. Только его лучше не судить, как Азефа, а проще использовать для общего дела. Сбросить след, именно так сказал тогда высокий господин, выпуская ароматный сигарный дым.
Потому Юнкера послали с запиской к какому-то офицеру, поручику Берсеневу. Сам Костров по приказу Высокого проник в квартиру поручика, пока того не было – благо взламывать замки, тем более – такие несложные, как в тех дверях, он в свое время обучился. Когда Берсенев с Юнкером вошли, он действовал строго по инструкции: напал на поручика, не ожидавшего ловушки, оглушил, воспользовался растерянностью Юнкера, достал из кобуры Берсенева его револьвер и пальнул провокатору в башку, чтобы сразу, наверняка. Затем ушел через черный ход. По словам Высокого, теперь "синие мундиры" станут выяснять связь террористов с офицером, пойдут по ложному следу, никуда не придут, а они пока выиграют время.
– Для чего? – поинтересовался Костров, почувствовав, что таинственный господин ожидает подобного вопроса.
– Объясню, – кивнул Высокий, снова обволакивая себя клубом ароматного дыма. – Слушайте, Костров, очень внимательно. Второй раз я повторять не буду. Итак, немногим меньше месяца назад в некий ювелирный магазин приносили некие драгоценные камни. Точнее, алмазы без огранки. Камни оказались редкой чистоты и красоты. Человек, принесший их, выполнял секретное поручение царя Николая Александровича.
– И что с того?
– А то, господин… или товарищ Костров, если так вернее… Так вот… Костров… Те камешки, как выяснилось, есть ничтожная часть огромного клада в сибирской тайге. Выяснить, есть ли сокровище на самом деле, послан в Сибирь с секретной миссией некий поручик Кречет. Вы и этот ваш… Данко, кажется? Дурацкое прозвище, ну да ладно… Значит, вы и Данко должны последовать за ним. Точнее – сначала впереди него.
На столе, возле подсвечника, еще со времени прихода Кострова лежал запечатанный сургучом продолговатый конверт. Боевик понимал – для него, не иначе, однако решил подождать, и до конверта дело дойдет. Так и есть: Высокий указал на него кончиком сигары.
– Возьмите. Прочтете потом. Никому не показывайте, в том числе – этому вашему Данко. Я наслышан от Полетаева, что он неуравновешенный субъект, только другого материала все равно нет. Там, в конверте, дальнейшие указания. Прочитайте, затвердите себе, как "Отче наш", и сожгите. Еще там деньги, на дорогу до Красноярска хватит. Кстати, вы, насколько я знаю, родом из тех мест, так?
– Не совсем. Но и сам Красноярск, и окрестности достаточно хорошо знаю. Почти год скрывался там от…
– Ладно, сейчас это не важно. Не растеряетесь, места вам знакомы, вот что главное. Итак, по приезде следуйте инструкциям. Люди, которых вы там отыщете, предупреждены. Они сделают свою часть работы. К тому времени, надеюсь, уже и поручик Кречет объявится.
– Ладно, – пожал плечами привычный к подобной конспирации Костров. – Только, уважаемый, в двух словах: чего нам делать-то?
– Двигаться по следам Кречета. Скрытно, само собой. Поручик должен привести вас к алмазам. И не должен вернуться обратно. Ликвидировать нужно и его, и всех, кто пойдет с ним.
– Простите, конечно, только зачем это нужно?
Высокий вздохнул. В его голосе Костров уловил зачатки легкого раздражения.
– Полетаев, в отличие от вас, никогда не задавал вопросов. Мне потому было легко работать с Борисом, он все понимал без лишних слов. Но вы не Полетаев, вам отвечу. Мне нужен контроль над российскими алмазами, если такое крупное месторождение, конечно же, не миф и не легенда. А вот для чего – не вашего, Костров, ума дело. И еще, – высокий снова вздохнул. – Я боюсь, что без тактических навыков Полетаева успех всей операции под большим сомнением. Потому побег Бориса уже готовят.
– Как? – от неожиданности Костров подался вперед
– Так, – Высокий развел руки в театральном жесте. – Полетаев присоединится к вам и, сами понимаете, вновь будет старшим вашей группы. Правда, на его счет тоже есть определенные инструкции. Но они – также в письме. Появление Кречета в Красноярске будет сигналом к побегу, Полетаев получит его, он или уже предупрежден, или его упредят в ближайшее время. Пока же Борис в тамошней пересыльной тюрьме, его не спешат отправлять дальше по этапу, там тоже задействованы мои связи. И все, Костров, будет. Вы без того узнали слишком много для человека в своем положении…
Что у него за положение такое, таинственный господин не уточнил. А Костров понял: при обычных обстоятельствах столь серьезные секреты ему б сроду не доверили. Получается, как ни верти, наступит момент, когда он может оказаться лишним в тонкой и хитрой игре Высокого, ох наступит…
Ну да ладно. Лучше не думать об этом…
4
– Невозможно, Антон, – категорически сказала Лиза Потемкина. – Нельзя мне исчезать просто так, не оставив бабушке даже записки. Я не могу.
– Тогда напиши, что поехала во Псков, к кузине, – предложил Кречет.
– Это вдвойне глупо. Обман откроется очень скоро. К тому же я проговорилась бабушке о своем намерении ехать за Алешей в Сибирь.
Она действительно проболталась Настасье Дмитриевне, когда объяснения по поводу расторгнутой помолвки достигли своего пика. Странно, только упоминание о Сибири и отсыл к женам декабристов почти сразу свернул ссору и несколько остудил бабушкин праведный гнев. До конца дня они не разговаривали, сидя каждая в своей комнате, а сегодня с утра пораньше бабушка засобиралась к Самсонову – то ли уговаривать образумить Лизу, то ли умолять простить, хотя Кирилл дал понять, что не разгневан, а скорее огорошен. По совести говоря, Лиза и сама не знала, для чего Настасья Дмитриевна поехала к Господину Медведю. Только ее отсутствие было как нельзя кстати – после ареста Берсенева его друг, Антон Кречет, тоже сделался не слишком желанным гостем в доме Потемкиных. А Лиза хотела его увидеть, потому она и послала за поручиком.
– Чего ты боишься? – спросил Антон, остановившись в центре комнаты – до этого беспокойно мерил ее шагами, никак не желая сидеть спокойно.
– Восточная Сибирь, а именно Енисейская губерния, в том числе незнакомый мне город Красноярск – вотчина Самсоновых, – пояснила Лиза. – Не забывай: у Кирилла там огромные связи. Он не позволит мне просто так сбежать. Уверена: если я смогу без препятствий уехать из Петрограда, по приезде, в Красноярске, меня уже будут поджидать. Чуть ли не у самого вагона поезда. Да чего уж там, Антон – прямо к вагону и подбегут, возьмут под руки и…
– Ой, ладно тебе! – отмахнулся Кречет. – Господин Самсонов не всемогущ, не Господь Бог. Хотя согласен, самолюбие твоего Медведя пострадало. Он теперь от своего не отступится.
– А я не его! – Лиза гордо подняла голову.
– Так-то оно так, только вот Самсонов вряд ли так думает. Он был уверен, Лизавета, что ты – именно его. И уже теперь не отступит, захочет вернуть тебя снова. Он никогда не отступает, на том стоит, сама ведь знаешь. Сделает все, чтобы переломить да переиграть ситуацию, и пусть позже, но все-таки повести тебя к алтарю.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Лиза машинально взяла со столика белый конверт из плотной бумаги – то самое приглашение на премьеру, принесенное Леопольдом Ренкасом. Со времени последнего визита антрепренера оно так и лежало тут, на видном месте. Задумчиво достала тисненный золотом прямоугольник, пробежала глазами текст, усмехнулась.
– Ну да… И после примирения мы вместе, как ни в чем не бывало, явимся в театр. Где я буду, к бабушкиной радости, представлена премьер-министру…
– Какой, к чертям собачьим, театр! – снова отмахнулся Антон, еще раз прошелся по комнате, словно ища здесь, в этом пространстве, выход из ситуации, но вдруг остановился, резко повернулся на каблуках, подошел к Лизе, буквально выхватил приглашение из ее руки. – Постой-ка… Премьера? Театр? А ведь это идея!
– Ты о чем, Антон? – не поняла девушка.
– Ну как же! Забыла разве, Лизавета? Ваше имение. Любительский театр. И у нас, кстати, неплохо получалось! Особенно про барышню-крестьянку! Сдается мне, Лизавета свет Васильевна, пора нам с тобой вспомнить тот театральный опыт…
– И опять не поняла, Антон, правда. Какой опыт, к чему все?
– К тому! Дадим с тобой спектакль, а? Закатим представление! Не хуже, чем у этого модного антрепренера! Благо о том, что я тоже собираюсь в те края, а именно – в Енисейскую губернию, мало кто знает! И мой отъезд из Петрограда с твоим, Лиза, уж точно не свяжут. Вот мы с тобой этим и воспользуемся.
Глаза у поручика горели, казалось, все ярче по мере того, как он излагал только что придуманный и довольно-таки простой при кажущейся сложности исполнения план. Мало того, что секретная миссия, высочайшее поручение, так еще другое дело образовалось, не менее увлекательное. Все-таки Лиза права: Антон Кречет неисправимый авантюрист. И останется таким.
Пока жить будет.
Часть вторая. Выбор Лизаветы Потемкиной
Глава первая. Восточная Сибирь. Енисейская губерния. Красноярск, Май
1
Собираясь в далекую дорогу выполнять особо важную государственную миссию, поручик гвардейского Конного полка Антон Кречет открыл для себя истину, коей раньше не замечал. Хотя это лежало на поверхности: за прожитую четверть века он ни разу не покидал пределов Петрограда. Если, конечно, не считать летние наезды в родовое имение под Сестрорецком, и то – во времена детства и отрочества.
Антона охватило ощущение полной неизвестности. Однако именно это придавало ему куража и уверенности в собственных силах. Что, в свою очередь, далеко отодвигало сомнения по поводу успеха его предстоящей таежной миссии и укрепляло веру в победу. Впрочем, как раз это чувство жило в Кречете даже сильнее, чем вера во Всевышнего. В чем Антон даже иногда опасался признаваться самому себе: дабы Господа не прогневить…
К тому же появилось еще одно обстоятельство – Лиза Потемкина. Они старательно продумали план действий, сговорились, и Кречет выехал в Красноярск раньше: согласно их замыслу поручик должен был встретить беглянку уже в городе. Ну, а до этого ему предстояло нанести первый визит: Кречет вез письмо из Петрограда отставному полковнику Семеновского полка Григорию Федотову.
Прослужив России верой и правдой, десять лет назад, в декабре тысяча девятьсот пятого года, полковник написал рапорт. Причину не скрывал: Федотову не легло на душу, что гвардейцы-семеновцы по высочайшему повелению были посланы в Москву для разгона баррикад и устроили там настоящую бойню. Нет, он не сочувствовал революции. Скорее полковник ненавидел любые революции. Но он также считал, что не в традициях гвардейского полка воевать с гражданским населением. Для того у государя императора жандармы есть. Его не удерживали, отставку приняли, и в скором времени Федотов перебрался подальше от шумной столицы к себе на родину, в Сибирь. Поселившись в Красноярске, жил один – с семьей не сладилось, молодая жена сгорела от испанки лет двадцать назад, а других женщин вдовец в свою жизнь решил не пускать, уйдя в армию с головой. Теперь же его новой страстью стала охота, пенсии на жизнь вполне хватало, да к тому же поговаривали – в особых случаях Федотов соглашается идти проводником, сопровождая различные экспедиции, как правило – имеющие научные цели.
Из сведений, собранных по приказу генерала Глобачева, вырисовывалась следующая картина. Отставной полковник Федотов не то чтобы дружил, однако водил хорошее знакомство с Иваном Ермаковым. Тем самым, подвизавшимся вести экспедицию Даймонда в тайгу. Но раньше проводником сватали все-таки Федотова. По сути, это он порекомендовал Ермакова вместо себя. Стало быть, с полковником тоже беседовали об алмазах. В любом случае, Федотов должен знать об этой загадочной истории больше других.
Сойдя с поезда в Красноярске, поручик Кречет отправил свой нехитрый багаж в гостиницу. Сам же сразу направился к Федотову, решив представиться здешнему обер-полицмейстеру чуть позже. О его визите господина Воинова оповестили телеграммой, ранее Савелий Кузьмич получил секретную депешу с описанием миссии Кречета и приказом оказывать поручику всяческое содействие. Ну, а бумаги, найденные при англичанине, велено было прислать Федотову на дом.
Полковник при встрече не показался Антону уж слишком радушным. Однако его строгость Кречет тут же списал отчасти на уединенный образ жизни, отчасти – на серьезность момента. Тем не менее гостя ждал накрытый стол, в центре которого красовался высокий графин, наполненный жидкостью цвета дубовой коры. Перехватив любопытный взгляд поручика, Федотов пояснил:
– Думаете, коньяк? Это получше будет. Водка, собственного приготовления. Настоянная на таежных травах. Усталость снимает, бодрит, голова ясная. Вам, поручик, все это в ближайшее время понадобится. Как говорится, прошу к столу.
Мужчины расселись. Федотов налил по первой, придвинул к Антону миску, полную соленых груздей, уточнив при этом: минувшую зиму пережили. Выпитое обожгло внутренности, только пламя быстро стихло, потекла приятная легкость, но действия хмеля Кречет пока не почувствовал. Все, как сказал Федотов: голова после долгой дороги проясняться не начала, однако усталость отпускала. Кречет пожевал плотный до хруста соленый гриб, не отказался от второй рюмки, и только тогда хозяин начал разговор:
– Стало быть, Кречет, вас интересует тот рыжий англичанин, из-за которого каша заварилась?
– Мне… – Антон тут же исправился: – Нам бы с вами, Григорий Лукич, эту кашу как-то расхлебать надобно… Даймонд что-то вам говорил о том, зачем ему идти в тайгу?
Ответил Федотов не сразу. Достал расшитый кисет, свернул папироску, закурил.
– Этот рыжий от кого-то услышал, что я часто в тайгу хожу, – начал он, сделав первую затяжку. – И прогрыз мне сокровищами Медведь-горы всю печенку: "Пойдем да пойдем". Денег совал, не без того. Сперва этаким чудаком легковерным прикидывался. Но выпили мы с ним, и проговорился – не такой он уже и простой. Офицер, – Григорий Лукич многозначительно поднял палец. – В индийских колониях служил, повоевал даже. Нет, парень явно был не промах.
– Для чего ему это надо было?
– Вы тут новый человек, поручик. А я знаю… Иноземцы в здешних краях давно что-то вынюхивают. Рыжий убеждал меня: если в легенде хоть половина правды, Медведь-гора эта – российский Клондайк, не меньше.
– Что за легенда такая, в конце концов?
Федотов снова затянулся.
– Сказка. Тунгусы придумали. Если коротко, где-то возле Медведь-горы боги самоцветы посеяли. Но простому смертному увидеть их не дано. Видит только медведь Харги, страж самоцветной горы.
– О, Господи! Час от часу не легче! Что за имя такое – Харги?
– Так тунгусы называют черного медведя, слугу злых духов. Ну, а эти самые самоцветы Харги мог видеть только правым глазом, – Федотов при этом тронул себя за правое веко. – Увидеть клад мог и человек. Только сначала он должен убить Харги, поразив его в правый глаз, – подушечка пальца полковника постучала по веку. – Такой смельчак в результате обретет медвежье зрение. И сокровище, по легенде, ему откроется.
"Бабушкины сказки, – решил Кречет. – Что-то подобное легко услышать от старых людей практически в любой деревне. И если бы не алмазы, найденные при Даймонде, ходившем к этой самой Медведь-горе, над тунгусской сказочкой можно было разве что посмеяться".
– Выходит, место, где англичанин отыскал, гм, сокровища, откроется нам, если найдем медведя и убьем его выстрелом в глаз?
– Не спешите, поручик. По той же легенде, много лет самые храбрые охотники пытались убить Харги. И, наконец, одному из них это удалось. Стрела из его лука попала медведю точно в глаз, и упал он замертво. Открылось храбрецу сокровище Медведь-горы, но счастья не принесло.
– Что случилось с тем охотником?
– Его поразила неведомая болезнь. А на теле Даймонда, кстати сказать, язвы обнаружились. Непонятного происхождения.
– О как! Я ничего об этом не знаю… Этого не было в полицейском отчете.
– Мне Воинов рассказал. По большому секрету. Только я и без него знаю: кто к Медведь-горе пойдет, того очень скоро поражает непонятная болезнь… Будем здоровы, поручик.
Мужчины снова выпили. Теперь настойка пошла мягче, Антон даже не закашлялся. Уже через несколько минут почувствовал себя так, будто спал сутки кряду.
– Так что, вот и сказка вся?
– Убить Харги и увидеть самоцветы можно только до полудня. Теперь все, – сказав так, Федотов снова затянулся.
– Что-то я перестаю верить в успех нашего предприятия. Сказки какие-то… Вы что-нибудь понимаете?
– Только то, что сказке впрямь сто лет в обед. Но ведь англичанин тот, Даймонд, выходит, разобрался. И мы должны. Потому, поручик, я с вами пойду. Что англичанин в России понял, то и русский человек понять должен.
– Очень рад! Но разрешите откланяться, – Антон сделал попытку встать. – Поеду в гостиницу – и спать. Еще визиты наносить обер-полицмейстеру…
– К черту гостиницу, поручик! – чуть привстав, Федотов, положив руку на плечо гостю, чуть не силой усадил того обратно. – Там клопов полно, в гостинице-то. Жить можете у меня.
– Так вещи там уже…
– За вещами я пошлю, поручик. Нам многое нужно обсудить. А Савелий Кузьмич Воинов погодит. У него, думаю, дел полно…