Разумеется, ответом было дружное молчание.
– Отвечать! – крикнул старший надзиратель. – Не то в карцер пойдут все! Вы меня знаете, сукины дети! На корм крысам пойдете! Все, рожи каторжные! Я вам здесь вечную каторгу закачу!
Кашлянув, Берсенев сделал полшага вперед.
– Зачем же крысам, господин старший надзиратель? И зачем же – всех?
– Так говори, кого!
Берсенев кивнул на Валета.
– Нож был у этого человека, господин старший надзиратель. Как офицер, пусть даже разжалованный, я не мог допустить кровопролития. С чего все началось – не имею понятия. Разбираться вам.
– Валет, значит? – хмыкнув, Суворов жестом велел обыскать уголовника.
Нож нашелся на полу, под нарами. Показав его Берсеневу, старший надзиратель ничего не спросил – просто ожидал ответа.
– Да, это его нож, – подтвердил Алексей. – Если, конечно, никто из них, – он показал в сторону бельмастого и остальных уголовных, – не заявит вам сейчас и здесь, что это мое оружие.
– Спросим, – довольно кивнул Суворов. – Со всех спросим. Ты знаешь порядки, Валет…
Тот смолчал. Не проронил ни слова, пока ему ломали руки и заковывали в железо. И уже когда уводили, резко обернулся, безошибочно нашел Алексея взглядом.
– Слышь, ты, офицер! Ты живешь, пока я в холодной! Понял, сука?
Больше он не сказал ничего. Но даже без того, что старший надзиратель показал на прощание всем свой внушительный кулак, обитатели камеры замолкли, тихо разошлись по своим местам. Сбились в кучу уголовные, очень тихо переговариваясь. Собрался что-то сказать и брюнет, однако вдруг передумал, кивнул только, выражая таким образом благодарность.
До Берсенева вдруг дошло, что случилось: только что вся камера услышала не пустую угрозу.
Это был приговор.
Смертный приговор. Ему, Алексею Берсеневу…
4
Остаток дня прошел тяжело. С ним никто, включая брюнета, так и не попытался заговорить, и самое разумное, что Алексей мог сделать в создавшейся ситуации – вытянуться на нарах лицом верх и попытаться уснуть.
На удивление ему это удалось. Берсенев даже проспал глубоким сном какое-то время, но проснулся, учуяв движение совсем рядом – и тут же чья-то крепкая рука опустилась ему на лицо, зажимая рот. Если сейчас ударят шилом, надо хоть попытаться защитить себя, однако одновременно с этой мыслью Алексей услышал шепот, чужие губы почти касались уха.
– Тихо. Лежите тихо.
Узнав голос брюнета, Берсенев опустил вскинутые было руки. Затем пошарил в темноте, нащупал плечо человека, сидевшего рядом, слегка сжал, давая понять – он готов не шуметь и слушать. Ладонь с лица тут же соскользнула.
– Плохо ваше дело, – так же тихо проговорил брюнет. – Спасибо, конечно. Моя натура дурная. Мог бы покориться, тем более что…
– Что? – одними губами спросил Алексей.
– А, неважно теперь… Со мной бы эти архаровцы по-любому ничего бы не сделали. Не успели бы. Вертухаи вломились, они за мою жизнь деньги получили.
– Деньги? За…
– После об этом. Вы правда офицер?
– Поручик… Хотя если быть точным, бывший поручик.
– Не люблю офицерья, если честно. Но сегодня вы оказали мне услугу, бывший поручик. Вы же не знали ничего.
– Чего я не знал? – Берсенев теперь совсем ничего не понимал.
– Всему свое время, бывший поручик. Звать вас как?
– Алексей… Фамилию назвать?
– К черту фамилию. Ситуация необычная, Алексей. И опять-таки – моя натура. Никто еще никогда не назвал Полетаева неблагодарным. Кстати, будем знакомы. Полетаев.
А вот теперь Алексей точно потерял дар речи.
Выражения его лица Борис Полетаев в темноте не видел. Однако почуял, как внезапно напрягся его неожиданный союзник.
– Что-то не так?
– Вы – тот самый Полетаев? Боевой Отряд или как там… Враг государства?
– Положим, Алексей, вы тоже сейчас государству не друг, а бывший поручик. Не знаю, за что вы здесь. И знать не хочу. Хотя не удивлен, что вы слышали обо мне. Вот только здесь, в этой тюрьме и этой камере, нажили себе смертного врага.
– Этот уголовник? Валет? Он же в карцере…
– По вашему голосу я чувствую: вы, Алексей, пытаетесь себя успокоить. А я знаю эту публику. Валет не из тех, кто прощает. Тем более что разделаться с вами он пообещал при свидетелях. Так что я вам не завидую, бывший поручик. Убьют вас. Не сейчас, так скоро.
– Спасибо на добром слове, – пробормотал Алексей, только чтоб не молчать. – Вас, Полетаев, выходит, он не собирается убивать?
– Меня первого. Если ему повезет. Но дело в том, бывший поручик, что ему не повезет. Он этого не знал, и, самое скверное – вы этого тоже не знали.
– В конце концов – чего я не знал?
– Меня держали в одиночке. Сегодня после обеда привели именно в эту вот общую камеру. Я ждал этого сигнала.
– Сигнала?
– Да, Алексей, – теперь Полетаев говорил четко и отрывисто. – Кое-кому заплачены немалые деньги, чтобы я получил возможность бежать отсюда. Перевод из одиночки означал только одно: все готово, побег сегодня ночью. Прямо сейчас. Потому-то я мог и не заводиться со здешним уголовным отребьем. Но, говорю же, натура, общая брезгливость… И потом, напоминаю – мне ничего не грозило. За мою жизнь отвечает лично наш главный цербер, господин Суворов. Кто все организовал – не ваша печаль. И не вмешайся вы, все обошлось бы. Для вас, во всяком случае. Теперь я спокойно сбегу. А вас убьют. Не тут, так позже, на этапе…
Алексей молчал. Слово просто не находилось. Слишком быстро все происходило.
– Я не умею делать добрые дела, – продолжал Полетаев, сглотнув слюну. – Но все-таки, бывший поручик, вы помогли мне сегодня. Мы сражались спина к спине. И я такие жесты очень ценю. Потому слушайте: часть пола пересылки сделана из дерева. В дальнем углу, за печкой, подпилены доски. Под стеной – подкоп. Предлагаю бежать со мной. Решайте, у вас мало времени. И, кажется, нет выбора.
– Что потом? – машинально спросил Берсенев.
– Простите, но ваше будущее за этими стенами меня уже не заботит. Я спасаю вашу жизнь в благодарность за попытку спасти мою. Если бы тот мерзавец подрезал меня своим шилом, никой Суворов не помог бежать именно сегодня. Итак, у вас будут жизнь и свобода. Наши дороги разойдутся, в моих дальнейших планах вас, Алексей, нет.
…Уже через полчаса Берсенев пробирался за Полетаевым по прорытому лазу, спасая свою жизнь и превращаясь в беглого каторжника.
Полетаева же действительно не интересовала фамилия того, чью жизнь он невольно спасал. Да, в "Крестах" ему задавали как-то вопросы о каком-то офицере, якобы связанном с его группой. Только никакого офицера Борис не знал, если бы знал – не назвал бы, к тому времени он получил информацию о возможности скорого побега и стер то короткое упоминание о некоем офицере из своей памяти…
Глава четвертая. Восточная Сибирь. Красноярск, Май
1
Что-то подсказывало Антону Кречету – невероятное везение, которое сопровождает их с Лизой последнее время, должно вот-вот закончиться.
Потому и торопился он в то утро, начавшееся, как поначалу показалось, хорошо. А именно: под окнами дома Федотова не маячили филеры. Стало быть, решил поручик, его давешний визит к обер-полицмейстеру таки принес свои плоды. Но уже через полтора часа Кречет искренне признался себе – уж лучше бы шпики ходили за ним. Он-то, наивный, полагал – Воинов велел снять наблюдение, чтобы не гневить поручика, выполняющего личное поручение государя. Но оказалось, совсем другая причина.
Алексей Берсенев – беглый каторжник.
Увидев его утром во флигеле Лизы, да к тому же – небритого и, главное, в одном одеяле, Кречет в другое время расхохотался бы. Слишком уж нелепо выглядел боевой офицер-гвардеец. Однако в тот момент никому из троих друзей оказалось не до смеха. Ошарашенный невероятным поворотом событий, Антон даже не особо вникал ни в причины, толкнувшие Алексея на отчаянный побег, ни в то, как он ночью в незнакомом городе отыскал нужную улицу и чуть не до смерти перепугал Лизу, постучав в темное окно. Отмахнулся и от очевидного факта: кроме тюремной одежды, надеть Берсеневу больше нечего, и Лиза Потемкина, уже имевшая опыт работы в госпитале, выстирала штаны, рубаху и даже исподнее беглеца. Хотя в этом все равно далеко не уйдешь.
Нет, с языка Антона сорвалось другое:
– Ну почему не я это придумал, черт возьми! Лиза, да вы с Алешкой и впрямь созданы друг для друга… Умеете в истории попадать! Вот что мне прикажете теперь с вами делать?
– Хоть сдавайся иди, – проворчал Берсенев. – Скажу – случайно получилось…
– Ага, тебя вернут в камеру, и уголовник по кличке Валет тебя благополучно зарежет! – Лиза с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на истерику. – Бежать надо, Алеша, из России бежать!
– Как ты себе это представляешь? – Антон сам удивлялся своему спокойствию.
– Добраться до границы, а там…
Лиза вдруг умолкла в растерянности. Кречет посмотрел на нее, затем – на молчавшего Берсенева.
– Без денег, без документов, да еще к границе! Лиза, мы все здесь взрослые люди. Тут уже наш наивный маскарад не поможет. Сдаваться нельзя, сидеть на месте нельзя, да и поймать тебя, Лешка, – вопрос времени. Полиция с жандармами наверняка на ногах, под каждый камень заглядывают.
Тогда-то у Лизы это и вырвалось: Берсенев должен уходить из Красноярска вместе с Антоном. В тайгу, на поиски места, где предположительно находятся алмазные копи. Поручик Кречет – пока лицо неприкасаемое, вне всяких подозрений, ему вывести беглеца из города в тайгу – раз плюнуть.
Теоретически Антон признавал: Лиза предложила единственный разумный выход. Даже придумывать ничего не нужно – Берсенев легко может сойти за рабочего, нанятого поручиком для помощи в экспедиции. Правда, с этой минуты и, видимо, навсегда Кречет также становится укрывателем беглого преступника. Вот только на самом-то деле Алексей Берсенев преступником никогда не был. Уж в этом-то Антон, знавший друга почти всю свою сознательную жизнь, уверен, какие бы приговоры ни выносил скорый суд.
Конечно, после всего этого нет надежды доказать невиновность Берсенева. Ведь, по справедливому заключению Лизы, повезло Алексею именно что чудовищно. Бежал ведь он вместе с Борисом Полетаевым, руководителем тех самых террористов, в связи с которыми Берсенева и подозревали. Поди убеди теперь кого, что их встреча на пересылке вышла случайной…
Впрочем, рассудил поручик, иного выхода и впрямь нет. Благо их с Лизой замысел и предыдущий маскарад удались. О том, где она находится, равно как и о том, что Кречет опекает петроградскую беглянку, пока никто не знает. Стало быть, у Антона есть возможность получать известия о происходящем из первых рук, то есть непосредственно от господина обер-полицмейстера. Этот уж точно выложит поручику все горячие новости. Тем более визит к Воинову входил в планы Кречета.
Таким образом, Антон произведет разведку. И наверняка сложится план, как безопасней и быстрее покинуть Красноярск. Лиза в своем решении вернуться к Самсонову была непреклонна, к тому же теперь подобная сдача на милость победителя вполне могла послужить отвлекающим маневром. Берсенев, конечно, пробовал возражать, однако тут Лиза привела железный аргумент: Алексей на свободе, и большего она желать для себя не станет.
Ладно, решил Кречет. Нужно оставить этих голубков, пускай между собой сами разбираются. Чтобы как-то их отвлечь, положил на стол в гостиной тетрадь с записками Генри Даймонда. Мол, поглядите на досуге, чего там англичанин наворотил. Самому Антону, кстати, вникать в эти записи вчера по понятным причинам было недосуг.
Выйдя со двора, Кречет прогулялся пешком до ближайшего перекрестка. Осмотрелся на ходу, убедился – филеры не появились, заодно отметив про себя: а ведь стал за столь короткое время докой в этаких играх, то ли шпионских, то ли – полицейских. Поймал извозчика, уже без опаски быть замеченным велел тому остановиться возле примеченного ранее магазина готовой одежды. Берсенев чуть повыше ростом, сильно исхудал на тюремных харчах, и все равно Антон не был уверен, что выбранная одежда беглецу придется впору. Но ходить в арестантской робе, и уж тем более – в женском платье, Алексею никак нельзя. Потому, прикинув штаны, пиджак и рубашку с косым воротом на глазок, Кречет уплатил приказчику, велел упаковать все и отослал по Лизиному адресу.
"Может, так и не делается", – размышлял поручик. Только иного выхода сейчас он не находил…
Встреча с обер-полицмейстером проходила поначалу именно так, как просчитал Кречет. Воинов сообщил о ночном побеге двух особо опасных преступников, зачем-то ввернул про какого-то бандита Федора Рогожина, еще одного беглого головореза, который с остатками своих людей укрывается где-то в окрестной тайге. И гладко так подытожил:
– Все силы полиции и жандармерии на это брошены! Поэтому, поручик, помочь с людьми сейчас не смогу.
– Поймаете? – поинтересовался Антон, только теперь понимая, почему могли снять наблюдение за ним.
– Непременно, Антон Никитич! Вас мы, уж простите, к этому делу привлекать не станем. Ваше дело все равно поважней. Но и беглецов изловим! – Воинов сжал кулак, погрозил окну. – Выходы из города перекрыты. Только не это главное. След появился, вот так-то.
– След? – Кречет в этот момент постарался не выдать своего волнение, которое, впрочем, можно было списать на вполне объяснимое любопытство.
– А то! – Воинов чуть выпятил грудь. – Побег ведь без посторонней помощи невозможен, Антон Никитич. Доски в камере подпилены, Полетаева именно в ту камеру перевели, где и Берсенев сидел…
– А вы не думаете, что Берсенев мог оказаться в камере случайно?
Кречет тут же пожалел о своей несдержанности. Но увлеченный обер-полицмейстер этому, к счастью, значения не придал.
– Надзирателей купили, сие уже доказано. Старший, некий унтер Ларионов, уже во всем сознался. Накануне побега у него была некая девица, просившая встречи с Берсеневым. Превратили, понимаешь, тюрьму в дом свиданий! Его, Антон Никитич, сперва на этом прищучили. Девица, вишь, не только деньги давала, но еще и цацки какие-то. Договаривалась якобы о следующей встрече. Да и вы вот невольно пострадали от того, что мы выявляем все попытки контакта с Берсеневым…
Теперь уже поручик напрягся всерьез. След, взятый полицией, вел прямо к Лизе. И Кречет отдал себе отчет: не случись побега, этот след точно никак бы не проступил. Нет, не обмануло предчувствие – полоса удачи неумолимо приближается к концу.
Тем временем Воинов продолжал:
– Далее просто все, Антон Никитич! Надзиратель, шкура продажная, подробно описал внешность девицы. Она, ясное дело, приехала на извозчике. Умеем мы в провинциях работать, господин поручик – филер, дежуривший вчера у тюрьмы, записал номер бляхи. Осталось сыскать ваньку да выяснить у него, куда он эту девицу доставил. Где девица – там и беглецы. Найдем девицу – скрутим и беглецов, – обер-полицмейстер перевел дух. – Так что, Антон Никитич, может, рюмку с устатку? За успех нашего дела, как?
– Верный след, – поручик проговорил это машинально, легонько покусывая нижнюю губу и лихорадочно ища повода поскорее откланяться: здешняя полиция проявляла недюжинную сообразительность, что для Лизы и Берсенева ничем хорошим закончиться не могло.
Но катастрофа случилась быстрее, чем Кречет ожидал…
Начальник сыскной полиции Михаил Говоруха ворвался в кабинет Воинова без доклада, даже без стука. Обер-полицмейстер открыл было рот, чтобы отчитать нарушившего субординацию подчиненного. Но даже Антон со своего места заметил перекошенное с перепугу бурятское Говорухино лицо. Узкие глаза, враз округлившиеся до размеров блюдец, блеск вспотевшего лба, даже не просто всклокоченные – вздыбленные волосы. И, как Воинов, почуял неладное. Потому промолчал, как и хозяин кабинета. Чуть отступил, стараясь сейчас выйти с поля зрения обер-полицмейстера.
Не ошибся.
– Беда, Савелий Кузьмич! Теперь совсем беда! – Говоруха тяжело дышал. – Девицу опознали! Ту, которая надзирателя подкупила…
– Видите, поручик? Что я говорил! Трех часов не прошло! – однако голос Воинова звучал напряженно. – А почему беда, раз опознали? Мертвую, что ли?
– Бог миловал! Живая она, авантюристка. Знаем имя, фамилию и даже адрес, где квартирует. Только это и беда!
– Да говори уж! – не выдержал – прикрикнул Воинов. – За несколько последних дней мы только в бедах и купаемся! Федька ушел, эти двое сбежали, поручик вот с государственным делом… – перехватив неуверенный взгляд Говорухи, брошенный в сторону Кречета, обер-полицмейстер махнул рукой. – Говори, при нем можно! Что за девица?
– Потемкина Лизавета Васильевна! Та самая, питерская! За которой вас господин Самсонов приглядеть просил! Словесное описание надзирателей к ней подходит!
Антон замер. Правая рука помимо воли легла на кобуру.
Замер и Воинов. Теперь бисер пота покрыл и его широкий лоб. Словно пытаясь в полной мере осознать глубину пропасти, на краю которой оказался, он подошел к шкафу, открыл стеклянную дверцу, достал початый графин с водкой, протянул было руку к тонконогой рюмке – передумал, взял стеклянный стакан вместе с подстаканником, неведомо зачем там стоявший, налил водки туда, почти вполовину, выпил махом, выдохнул, только тогда грузно повернулся к Говорухе.
– Не углядели, стало быть… Самсонов завтра здесь будет… И такое услыхать…
– Чего делать-то, Савелий Кузьмич? – осторожно спросил сыщик.
На поручика они сейчас не обращали внимания.
– Ну… так… значит… – Воинов налил себе еще водки, теперь – меньше. – Дела, значит, такие… Я Кирилла Прохоровича завтра сам встречу. А ты расстарайся, не упусти девицу. Что бы там ни было, кто бы с ней рядом ни оказался, с кем бы она ни якшалась – не твоего ума дело. Взять под стражу, и чтоб цела оставалась. Сутки нам продержаться надо, Михал Савельич, потом уж пущай господин Самсонов сам разбирается. У него это лучше получится, так, нет?
– Точно так-с! Сделаем, ваше превосходительство!
Теперь Воинов снова вспомнил о Кречете.
– Видали, как оно все поворачивается…
– Как я понял, дело серьезнее, чем вы полагали? – сдержанно спросил поручик.
– Да уж. Лопатой не разгрести.
– И мне помощи от вас не просить…
– Не обессудьте, голубчик, – это прозвучало твердо, совсем не похоже на извинения. – Беглые каторжники, государственные преступники. Людьми помочь не смогу точно, Антон Никитич. В остальном…
– И в остальном сам, – закончил его мысль поручик. – Моей миссии это происшествие помешать не должно.
– Ни в коей мере, господин Кречет.
– Ну, так я пойду, – теперь Антон проговорил совсем уже по-простецки. – Не буду мешать.
Его не останавливали. Не до поручика пришлого, в самом-то деле.
А Кречет, уже сбегая по лестнице, вдруг понял – а ведь отдай Воинов приказ задержать Лизу немедленно, он точно попытался бы остановить обер-полицмейстера. Чего бы это поручику ни стоило.
Один хрен, теперь он пособник беглеца. Такой же, как Лиза.
И сейчас выигрывает у красноярской полиции всего-то час. Пока решат, как деликатнее подступиться к Потемкиной, не прогневив при этом всесильного в здешних краях Самсонова, пока раскачаются…
Да, час у Кречета есть. Не больше.