Ещё Олегу приглянулись специальные зубцы на ромейских мечах, с помощью которых воин при известной сноровке мог легко захватить оружие врага. Помимо прямых мечей, длинных и коротких, у ромеев имелись и слегка изогнутые мечи, тоже обоюдоострые в отличие от сельджукских сабель. Разглядывая захваченное оружие сельджуков, их кольчуги и шлемы, Олег поражался: вооружение здешних азиатов-язычников было схожим с вооружением половцев.
"Может, это две ветви одного могучего кочевого народа?" - размышлял он.
Олегу вдруг захотелось ратных подвигов, захотелось узнать, каковы в сече эти грозные сельджуки, коих ромеи никак не могут одолеть. Когда вокруг изо дня в день шла подготовка к войне, когда все разговоры велись лишь о том, что пора изгнать ненавистных захватчиков, в Олеге заговорила его ратная закалка. Разве гоже ему, христианину, оставаться в стороне от борьбы с общехристианским злом?
Олег попросил Ксенона зачислить его в войско в один отряд с данами. Перед этим он поговорил с Феофанией, дабы заручиться её поддержкой.
- Иного от тебя я и не ожидала, - сказала Феофания, пообещав замолвить за него слово.
Об отношениях между Олегом и Феофанией знали все в окружении Ксенона. Олег почти каждый день бывал в доме катепана.
Но Ксенон не только не стал противиться вступлению Олега в войско, но даже назначил его своим помощником. Отныне Олег стал стратоцедархом. Ксенон подарил ему красивый панцирь из металлических пластин, инкрустированный позолоченной медью, шлем, украшенный султаном из белого конского волоса, круглый щит, длинный узкий меч и роскошный пурпурный плащ с золотым узором в виде лавровых листьев.
Когда Олег предстал перед Феофанией в таком наряде, та невольно ахнула от восхищения:
- Ты вылитый Георгий Победоносец.
На первом же военном совете Олег дал понять Ксенону и прочим военачальникам, что прекрасно разбирается в военном деле. Он так дельно рассуждал о предстоящих схватках с сельджуками, словно уже когда-то имел с ними дело.
На вопрос одного из таксиархов, откуда Олегу ведома тактика сельджуков, если он впервые отправляется воевать с ними, князь ответил так:
- У нас на Руси тоже есть бедствие - набеги половцев из Степи. Я воевал с половцами с семнадцати лет, поэтому знаю не понаслышке, что такое степная конница. Слыша ваши рассказы о битвах с сельджуками, я невольно вспоминал половцев: у них такая же тактика, как и у сельджуков.
Ксенон не мешал Олегу заниматься подготовкой войска к походу, и тот с головой окунулся в дело, как изголодавшийся человек, дорвавшийся до еды. Прежде всего, Олег настоял на том, чтобы небольшие круглые щиты тяжёлой пехоты были заменены на большие овальные, либо прямоугольные, как у немецких ландскнехтов. Немецких наёмников он видел на кораблях Музалона, заходивших на Родос несколько месяцев тому назад.
Затем Олег вознамерился увеличить численность ромейской конницы, но столкнулся с обычной на Родосе проблемой: здесь не было сильных и рослых лошадей. Знатные юноши, служившие в коннице, покупали коней в Греции и на острове Эвбея, где разводили сильную породу под стать мощным коням западных рыцарей. Местные же лошадки были неприхотливы, но низкорослы и теряли всякую резвость, когда на них навешивали защитные латы.
Тогда Олег посадил на родосских лошадок лучников, заставляя их метко стрелять в цель на полном скаку. Его задумка понравилась ромейским военачальникам, знавшим, что у сельджуков почти все лучники конные.
Постоянно находясь в военном стане, Олег особенно сблизился с молодым военачальником по имени Малак, который командовал оплитами. Для своих тридцати лет Малак, который был родом из Адрианополя, имел большой военный опыт. Он вступил в войско ещё при императоре Романе Диогене, совершил немало походов, сражался и с венграми, и с болгарами за Дунаем, и с норманнами у берегов Адриатики, и с сельджуками в Вифинии. В двадцать шесть лет Малак стал друнгарием, тогда он воевал в Азии под началом Никифора Вотаниата. В отличие от Ксенона и его друзей, Малак никогда не ругал Вотаниата. Наоборот, он восхищался его умением командовать и чувствовать момент главного удара по врагу, неизменно приводивший к победе.
- Вокруг Никифора Вотаниата всегда были самые дерзкие и умелые военачальники, - рассказывал Малак Олегу. - Он предпочитал возвышать молодых воинов, доказавших свою храбрость, но при этом требовал от всех и каждого безусловной преданности. За это Вотаниата старались держать подальше от Константинополя: тамошняя знать его побаивалась. Не доверял ему и василевс Михаил Дука.
- Как выяснилось, опасения Дуки были не напрасны, - усмехнулся Олег. - Вотаниат все-таки сверг его с трона.
Беседа проходила в шатре, куда Олег перебрался из крепости, дабы постоянно находиться с войском.
- Я считаю, что Вотаниат напрасно ввязался в дворцовые дрязги, - заметил Малак.- У него был дар побеждать на войне, но для царской власти он не годится. Хотя свергнутый Дука тоже не годился для трона. - Малак тяжело вздохнул. - Все беды нашего государства оттого, что всяк берётся не за своё дело.
- А на своём ли месте находится Музалон? - спросил Олег.
Этот на своём. Что и говорить, флотоводец он отменный! - кивнул Малак. - В роду Музалонов было много флотоводцев. Дед Дамаста наводил страху на норманнов и египтян, отвоевал у арабов остров Крит.
- Стало быть, есть люди в державе ромеев, занимающиеся своим делом, - Олег налил в чаши вино из узкогорлого сосуда. - Давай, друже, выпьем за то, чтобы таких людей год от года становилось больше.
Последнюю ночь перед отплытием с Родоса Олег провёл в покоях Феофании. В эту ночь прекрасная гречанка была особенно нежна с ним. В окна спальни изливала свой призрачный свет луна.
Её свет смешивался с желтоватым светом маленького светильника. Этого света хватало лишь на половину спальни, так что широкое ложе у дальней стены, на котором нежились двое влюблённых, пребывало в полумраке.
Умащенное ароматными притираниями нагое тело Феофании так благоухало, что Олег просто пьянел и от этого запаха, и от прекрасной наготы обожаемой женщины, и от сладостных мгновений обладания ею.
Отдыхая после бурных ласк, Олег признался:
- Я будто и не жил до встречи с тобой, несравненная моя. Только теперь я почувствовал и оценил истинную радость жизни.
- Но ведь ты - пленник, - подтрунила Феофания, приподняв голову и мягким движением руки убирая длинные локоны со своего лица. - Ты оказался на Родосе не по своей воле.
Думаю, я оказался здесь по воле Господа, который все видит и дарует каждому то, что он заслужил, - сказал Олег после краткого молчания. - И я в плену не у слуг василевса, но у твоих чар, лада моя.
Последние слова Олег произнёс по-русски, поэтому Феофания не поняла и переспросила. Олег объяснил, что означает слово "лада".
Феофания попросила Олега назвать ещё несколько ласкательных эпитетов из русского языка. Она вслушивалась в произношение и пыталась повторять слова, удивляясь богатству и разнообразию чуждого ей славянского наречия.
- Греки считают себя знатоками любовной поэзии с самых древних времён, но нашим корифеям будет трудно соперничать со стихотворцами с Руси, если такие появятся. Русский язык гораздо богаче греческого, - сделала вывод Феофания, ко всякому делу имевшая серьёзный подход.
- Мне больше хочется рассуждать о совершенстве вот этих ног, нежели чего-то другого, - с улыбкой заметил Олег, целуя её колено.
Затем он стал покрывать поцелуями бедра любимой женщины, талию, спину, плечи, грудь, при этом называя по-русски каждую часть женского тела с добавлением уменьшительно-ласкательных прилагательных. Феофания то и дело переспрашивала, стараясь что-нибудь запомнить. Даже интимные части тела, по её мнению, звучали по-русски совсем не пошло и не резали слух. Женские органы, которые в греческом языке обычно были связаны с ругательствами, в русском звучании показались Феофании сотканными из прекрасных чистых звуков.
Олег очень удивился, когда Феофания попросила его произнести хотя бы одно русское ругательство, производное от мужских или женских половых органов. Покопавшись в памяти, Олег нашёл такое ругательство, производное от слова "блудница".
Замечательно, что русичи ругаются хуже греков, вернее, делают это чище, не опошляя гнусным смыслом чудо, подаренное людям Адамом и Евой, - подвела итог Феофания.
* * *
Около тридцати больших и малых судов покинули гавань Родоса, едва солнце показалось над горизонтом.
Олег поднялся на флагманский дромон в числе последних. Ксенон ничего не сказал ему на это, понимая причину.
Только Хэльмар шутливо бросил Олегу, одиноко стоявшему у борта отплывающего корабля:
- Похоже, друг, ты с трудом вырвался из объятий?
Олег взглянул на улыбающегося Хэльмара:
- Теперь я бессмертный, ибо сердце своё я оставил на Родосе.
- Главное, чтобы ты не оставил там разум, - Хэльмар похлопал Олега по плечу. - Судя по твоему утомлённому лицу, ночью поспать не пришлось. Сочувствую и завидую тебе, князь.
К ним подошёл крепыш Хальфдан и заговорил с присущей ему простоватостью:
- Я всегда утверждал, что маленькие и рыжеволосые женщины обладают особой страстностью в постели. Я прав, князь?
Хэльмар сделал знак Хальфдану, чтобы тот придержал язык.
Однако Олег не рассердился и не обиделся.
- Не могу подтвердить твою правоту, друг Хальфдан, - сказал он. - Ты не поверишь, но мы, лёжа в постели, занимались… грамматикой. Оказывается, Феофании не нравятся греческие ругательства, поэтому я приводил примеры русских ругательств для сравнения. Особенно её впечатлило вот такое русское словцо…
И Олег по-русски обругал Хальфдана.
Тот похлопал светлыми ресницами, взирая на Олега с самым глупым видом. Хэльмар же, полагая, что князь таким способом ставит Хальфдана на место, громко расхохотался. Глядя на Хэльмара, не удержался от смеха и Олег. Наконец загоготал и Хальфдан, поняв, что над ним потешаются…
После часа плавания с передовых кораблей заметили впереди азиатский берег - белые скалы, обрамлённые густой зеленью деревьев. Особенно выделялись пальмы своими пышными кронами. Это был далеко выдающийся в море полуостров Херсонес Родосский. С него и с соседнего полуострова, находившегося севернее, сельджуки были выбиты ещё весной. Ныне заканчивался июнь.
Войску Ксенона надлежало восстановить разрушенную крепость в местечке Кинос-Сема и двигаться дальше вглубь материка, чтобы очистить от сельджуков всю приморскую Карию до отрогов горного хребта Тавра.
Об этом состоялся разговор у Ксенона с начальником гарнизона в городе Элеунте, где родосское воинство выгрузилось с кораблей на берег. Сельджуки, покидая Элеунт, сожгли половину города и разрушили большой участок стены. Уцелевшие горожане и воины гарнизона, не жалея сил, под палящим солнцем восстанавливали стену и углубляли ров перед ней на случай нового вторжения азиатов, которые, по слухам, были недалеко.
Ксенон повёл своё войско к Кинос-Семе по дороге, петлявшей среди одиноко стоящих горных утёсов, над которыми в безоблачном небе парили величавые орлы. Все селения, где побывали сельджуки, носили следы опустошения. Немногочисленные местные крестьяне при виде ромейского войска оставляли работу на полях и сбегались к дороге, чтобы вблизи увидеть силу, которая изгнала ненавистных сельджуков и на которую жителям предстояло уповать в будущем.
Крепость Кинос-Сема, что в переводе означало Собачья Могила, была расположена в долине между горами и морем. Через неё пролегала единственная хорошая дорога, ведущая с материка на полуостров Херсонес Родосский. Сельджуки основательно разрушили крепость, когда им с большим трудом удалось её взять. По всей видимости, они не собирались надолго задерживаться на полуострове, где было мало пастбищ для коней. Сельджуки ушли в Азию, как только ромеи начали беспокоить их своими внезапными нападениями с моря.
Разбив лагерь на равнине и выставив дозорных на холмах, войско Ксенона принялось за работу. Сначала предстояло разобрать завалы из камней, которые были повсюду: и внутри крепости, и снаружи в полузасыпанных рвах. Работами распоряжался чернобородый грек Посид, построивший за свою жизнь немало крепостей. В обязанности Посида входило следить за состоянием всех крепостных сооружений на Родосе и заниматься их починкой.
- Флот годится лишь для того, чтобы перевозить морем людей, лошадей и всевозможные тяжести, - любил повторять Посид. - Флот не спасёт Империю от нашествий азиатских кочевников. Только мощные крепости спасут её от этого зла.
Олег с уважением относился к Посиду, видя, как под его умелым руководством развалины обретают грозный вид неприступной цитадели. Причём Посид не просто восстанавливал по прежнему плану укрепления, он вносил в этот план изменения, дабы максимально затруднить врагу штурм крепости. Из-за этого у Ксенона с Посидом были постоянные разногласия. Ксенон стремился поскорее восстановить крепость, не заботясь особенно об её неприступности. Он хотел вести войско дальше к отрогам Тавра, где, по слухам, сельджуки расположили свои летние становища.
- Надо уповать не на камни, а на войско, - говорил Ксенон Посиду. - Силу одолеет лишь сила! Крепостями от беды не загородишься.
В конце концов было решено разделить войско. Большую его часть Ксенон повёл в Карию, а пятьсот воинов, в основном новобранцев, оставил достраивать крепость. Главой этого отряда Ксенон назначил Олега.
Олег был недоволен таким решением, но Ксенон остался неумолим:
- Не забывай, что я в ответе за тебя перед василевсом. И перед Феофанией тоже
Олег понял, что главной причиной такого решения Ксенона было его некое обязательство перед Феофанией. Быть может, она даже попросила держать Олега подальше от опасностей.
Первые дни после ухода войска в Карию Олег неистово подгонял своих воинов, дабы поскорее достроить крепость и устремиться вдогонку. Но скоро ему стало ясно, что на окончательную достройку крепости уйдёт месяц, а то и больше. Тогда Олег охладел ко всему, связанному с переноской камней, замешиванием раствора, рытьём траншей и рвов. Он целыми днями слонялся по окрестным холмам, густо поросшим стройными кипарисами и колючим кустарником. В укромных долинах между холмами тут и там прятались маленькие селения из двух-трёх крестьянских семей. Деревни побольше находились на берегу моря, где жили рыбаки и ловцы раковин.
Вскоре Олега везде и всюду узнавали и приветствовали. Он был желанным гостем и у пастухов в горах, и у земледельцев на равнине, и у рыбаков в приморской низине. Людям было удивительно, что знатный военачальник, возглавляющий местный гарнизон, доступен и приветлив в общении с бедняками. А когда стало известно, что Олег родом с Руси, почтение к нему только увеличилось. Людям казалось: неспроста далёкая православная Русь помогает ромеям в их борьбе с сельджуками.
Олег поражался благодатному климату, царившему на азиатском побережье. На здешней земле стремительно шли в рост пшеница и ячмень. Под щедрым южным солнцем наливались соком плоды на грушевых, персиковых, абрикосовых деревьях. Повсеместно в изобилии росли сливы, орехи, яблоки, алыча. По склонам холмов тянулись виноградники. У местных жителей было столько вина, что в нем купали коней и мулов - верное средство от лишая и чесотки.
Если лошади и быки были только у зажиточных крестьян, то ослов, коз и свиней имели в своём хозяйстве даже самые бедные.
"Ежели тут на камнях здешние смерды собирают столь щедрые урожаи, имеют в изобилии скот и плодовые деревья, то в каком благоденствии живут земледельцы в глубинах Азии, где, говорят, погода ещё более? мягкая", - думал Олег.
Ему казалось: если где-то и существует земной рай, то он непременно в этих краях.
"Да, ромеи есть избранный Богом народ, владеющий самыми благодатными землями на стыке Европы и Азии, - размышлял Олег. - Неудивительно, что соседи стремятся отнять эти богатые земли и караванные пути. Что и говорить, землица здешняя щедро кровью полита и костьми засеяна после войн и нашествий, какие прокатились тут в прошлом. А что ожидает этот край в будущем, одному Богу ведомо".
В Кинос-Сему примчался гонец из крепости, запиравшей проход на северный полуостров - Херсонес Книдский. Гонец сообщил Олегу, что из-за реки Меандр вышло войско сельджуков, дабы отрезать пути отступления Ксенону, который уже выбил сельджуков из двух городов на Карийской равнине. Сельджуки разделились: часть ушла в равнинную Карию, чтобы напасть с тыла на войско Ксенона, часть двигается сюда к приморским крепостям.
Олег собрал сотников на военный совет. Присутствовал и Посид. Он первым взял слово:
- Если отряд сельджуков невелик, то наша крепость выстоит. Но если варваров много и они пойдут на штурм со всех сторон, то наш удел будет печальным. Стены выведены до нужного уровня, углублены и рвы перед ними. Однако башни ещё не достроены и ворота как следует не укреплены. Продовольственный запас у нас очень скуден, а воды в крепости нет вообще, поскольку приведены в негодность каменные цистерны, куда обычно воду носили из близлежащих колодцев.
Посид ещё долго перечислял недоделки и слабые места в обороне крепости. Наконец он сделал вывод:
- Запершись в крепости, будет возможно выстоять дней десять даже при пятикратном перевесе врагов. Но к более длительной осаде крепость не готова.
- Вот и славно, - бодро заявил Олег. - Значит, встретим врага в открытом поле. А крепость пусть будет приманкой.
Никто из сотников не посмел возразить Олегу, авторитет которого был подкреплён ещё на Родосе во время подготовки войска.
Ничего не возразил и Посид: он просто не нашёл, что сказать на столь смелое заявление стратопедарха.
"Если этот русич не сумасшедший, то Ксенон явно не в своём уме, коль поставил его во главе гарнизона".
Посид теперь сожалел о том, что прежде всего восстановил в крепости казарму, конюшню и подсобные помещения, лишь после этого приступив к восстановлению укреплений. Однако изменить было ничего нельзя, оставалось продолжать начатое, ожидая прихода сельджуков.