- Не думаю. С этой его nouvelle cuisine. Его помидорами в виде тюльпанов и дикой спаржей в виде хижины Белоснежки сыт не будешь.
- По-моему, давай пусть будет фазан с гарниром, а потом салат, сыр и крем-брюле.
- Соблазнительно. Только вот, может, недостаточно оригинально, поскольку у нас Корби на кухне, и все это знают.
- Я еще обмозгую, - сказала она. - Если тебе явится какая-нибудь идея, срочно сообщи.
- Ты когда-нибудь слышала о такой философии - Les Autres? - спросил он.
- Нет, - сказала Крис. - А в чем она заключается?
- Ну, согласно Маргарет Дамьен, это новое французское течение, и суть его, как я понял, во внимании к другим. Ну что-то вроде: сперва другие, потом уж я.
- Я всю жизнь свою так живу, - сказала Крис. - А ты?
- Ну, наверно, - сказал он. - Но возможно, я упрощаю. Может, дело там глубже, чем кажется.
- Les Autres, - повторила Крис, - что-то новенькое.
- Вот бы и расспросила ее, - сказал Харли. - Восемнадцатого числа. Кстати, она говорит, что Хильда Дамьен погружена в эту философию.
- Хильда?
- Да, она говорит, Хильда в нее погружена.
- Вот уж чушь собачья. Будет Хильда погружаться в идеи и философии, как же. Делать ей нечего. Девчонка, видимо, малахольная.
Но вот и восемнадцатое число, и Харли Риду представляется, что все идет хорошо. Фазан был, пожалуй, удачной идеей, а Харли боялся - не выйдет ли скучно. Крис объяснила, что зависит - какой фазан, как его подать.
Куча разных идей возникала в те несколько недель перед ужином, вечерами, когда Крис и Харли, по обыкновению, обсуждали свои дела. Вполне могли бы есть сейчас aiguillette de canard, состоящую из тончайших ломтиков утки в брусничном соусе с горошком и пареным сельдереем. И запивать Côtes du Rhône.
Едят, однако, фазана, и Харли отмечает, что все идет гладко. Хоть он и художник (но, может, при данном складе таланта такая струнка как раз и положена), для него святое дело - на званом ужине ублажать гостей. Он чýдно одевается для этих оказий: бархатный пиджак, темные брюки. Крис Донован обожает свои приемы. Харли дорожит своим временем, и, раз уж выделит вечерок, он вам распишет его как по нотам. Они обсасывают все снова и снова, пока не выверят каждую мелочь. Оттого-то есть особый нюанс - тут не честь, тут кое-что потоньше, тут кое-что даже более лестное - в приглашении к ужину у Харли и Крис.
Крис Донован говорит Эрнсту Анцингеру, сидящему слева:
- Спроси у Маргарет про новую философию Les Autres, это ее увлечение.
Отличный предлог - сбыть Эрнста Маргарет Дамьен, его другой соседке.
Харли, занявшись Эллой Анцингер, сидящей слева от него, вдруг замечает: она прелестна. У нее такой опрокинутый рот, что если его написать с нижней точки, нижняя губа будет всегда нежно улыбаться, а верхняя волнисто ладиться к ней. В Элле все опрокинуто, и Харли, да только ли он, находит это обворожительным. Хелен Сьюзи, от него справа, весело стрекочет с соседом, Роландом Сайксом. Зря старается, думает Харли. А сам продолжает с очаровательной Эллой ту тему, которую обкатывал уже с Хелен Сьюзи.
Эта тема - брак. Оставить бы в покое святую Анкамбру. Что-то новенькое нащупать, ведь Элла слышала, как он обсуждал с Хелен Сьюзи основы брака, но почему-то Харли не может переменить пластинку.
- А ты, - спрашивает он Эллу, покуда новый круг почета совершает фазан, - что ты думаешь о браке?
- Ну, - отвечает Элла. - Я католичка.
- И это значит - брак нерушим?
- Боюсь, что так.
- И чего ж тут бояться? - недоумевает Харли. - Тебе вообще бояться нечего, раз ты католичка. Милая моя Элла, я сам говорю как католик. Я не согласен, это я тебе говорю как католик, именно как католик, с тем, что брак нерушим.
- И как ты до такого допер? - говорит Элла. Она умная, и она понимает, что до любого вызова католической вере надо еще допереть.
Но Харли Рида, который, последним из десяти, принимается за фазанью добавку, на мякине не проведешь. Сам он так и не женился. Отчасти по причине собственного темперамента, отчасти же потому, что обожаемая Крис Донован, из-за семьи и по налоговым соображениям, вовсе не рвалась замуж. Харли потчует Эллу плодами своих раздумий.
- Брачные обеты, - говорит он, - в основном произносятся под влиянием страсти. Я говорю о современных браках, где партнеры имеют право выбора. Они влюблены. Я не толкую о тех просватанных браках, где родители, семьи, сговорясь, организуют союз. Итак. Берем брак по любви. И поверь, - говорит Харли, - что обеты под влиянием страсти - все равно что под пыткой добытая исповедь. Любовь эротическая - это безумие. Ни один из двоих не помнит, что говорит. Они in exstremis. И обеты их следует воспринимать со скидкой на страсть. А потому католик, принадлежащий, как известно, к самой разумной религии, может и даже обязан признавать развод между людьми, которые, будучи влюблены, принесли брачные обеты под влиянием страсти, то есть в состоянии невменяемости. Кстати, и сам католический закон оговаривает возможность расторжения брака по причине безумия.
- Ты хочешь сказать, - говорит Элла, - что смог бы добиться развода на том основании, что был без ума от невесты?
- Именно это я и хочу сказать.
- В жизни ничего подобного не слышала, - вздыхает Элла.
У него язык чешется ответить пышно: "Элла, милая моя девочка, в этом доме ты еще много услышишь такого, чего в жизни не слышала", - но он сдерживается. Он не говорит ничего, он подпускает легкую паузу.
Погодя она говорит:
- И браки по сватовству, ты думаешь, в основном удачны?
- Где смотря. В Индии. Может, в Южной Америке. У нас с этим делом покончено. Подобные браки удачны только при умных родителях. У нас такие не водятся.
- Тут я с тобой согласна, - вздыхает Элла.
Да, меню могло быть совсем другим, семга вполне могла быть не заливной, а вовсе даже горячей, а после нее подавалась бы эта утка ломтиками или омар с брокколи под ежевичным соусом - омар тоже входил в число многих идей, за последние недели взвешенных Харли и Крис. Но скромный фазан, предпочтенный, восторжествовавший над тонко расслоенной уткой, этот фазан - изумителен. Фазан попал в самую точку. Но все ли отдают ему должное? О, еще как, больше даже, чем можно было рассчитывать.
- Я рад, что мама твоя опять в Лондоне, - говорит Харли Уильяму.
- Да, она на днях прилетела, - говорит Уильям.
- Из-за нашей квартиры, - говорит Маргарет. - Это так изумительно.
- Она заглянет после ужина, - говорит Крис. - Я говорила сегодня с Хильдой по телефону. Сказала, после ужина заглянет.
- Вот и отлично.
Но только Хильда Дамьен не заглянет после ужина. В эту самую минуту она умирает.
5
Еще в сентябре, пока молодые Дамьены были в свадебном путешествии, Крис Донован узнала, как они познакомились. Узнала во всех подробностях от старой подруги Хильды Дамьен, из Австралии прилетевшей на свадьбу. Крис и Харли в то время были в Нью-Йорке, делали Харли выставку на Манхэттене, в одной очень стоящей галерее.
О звонке Хильды возвестил Хоспис - так звали, хотите верьте, хотите нет, их новое юное приобретение из лучшей школы дворецких.
- Соедините ее со мной, - распорядилась Крис над неубранным завтраком: кофейник, ошметки тоста. Она еще лежала в постели. Было всего двадцать минут десятого.
- Вот я и думаю, - говорила Хильда, - на что ей сдался этот фруктовый отдел "Маркса и Спенсера"? Нет, я же не утверждаю, что прямо никто из людей ее типа и поколения туда не заходит за фруктами. Но она ведь на всем готовом жила в общежитии, когда познакомилась с ним? Так на что ей сдались эти фрукты и овощи? Да, она же сказала - овощи, именно овощи. Хотела где-то там пообедать сама по себе. И где, интересно, она собиралась их парить-жарить и по какой методе? Ничего абсолютно не сходится.
Крис думала: в такую рань уже сидит, подруга, за столом в своем лондонском офисе.
- Может, зашла бы позавтракать? - сказала Крис. - Я никак не очухаюсь. Мы только прилетели из Нью-Йорка.
- Не могу, - сказала Хильда. - В этот раз тебя не увижу. Завтра улетаю, но через недельку, примерно, вернусь, займусь их квартирой. Мой подарок на свадьбу - и это все. Квартира в Хампстеде, точка.
- Ничего себе "и это все", - сказала Крис.
- Вот и я тоже думаю. Пусть спасибо скажут.
Крис сказала:
- Я ужин устраиваю семнадцатого-восемнадцатого октября. Придешь?
- Не знаю. Я позвоню. Не верю ни одному слову этой девицы.
- Мерчи... Мерчи... - сказала Крис, - что-то такое вертится. И что они собой представляют?
Хильде как раз не хотелось разжевывать, что собой представляют Мерчи. Не то чтоб она не доверяла Крис Донован, просто сама не могла разобраться в своих чувствах. Женщина деловая, она терпеть не могла растекаться мыслью по древу. За те два дня, что она видела Мерчи, - до и после свадьбы в Сент-Эндрюсе, - у нее не раз мелькало: что-то тут не то. Но сама свадьба, все гости были вполне приличные, симпатичные люди, именно такие, каких ожидаешь встретить на свадьбе такого человека, как ее сын.
И поэтому Хильда сказала:
- Ах, ну Мерчи как Мерчи. Я же их совершенно не знаю. А в общем, смыться хочется. Прямо кажется иногда, что Австралия недостаточно далеко.
- Если б не Харли, - сказала Крис, - я б с тобой улетела.
Хильда Дамьен в свои пятьдесят три изумительно выглядела, что в этом возрасте дается только сверхэнергичным людям. Нужна энергия, мужество даже, чтоб так следить за собой, как принялась за собой следить Хильда сразу же, едва поняла, сколь богатые перспективы перед ней открывает длительное вдовство. Художники, музыканты, писатели и поэты - те могут плевать на себя и свою наружность в погоне за жгучими, летучими целями. А деловые люди в своем большинстве - совсем другой коленкор; они кожей чуют, как для бизнеса важно, чтоб их массировали, трамбовали, стригли, умащали, заставляли худеть, и они, не жалея сил, самоотверженно занимаются своей внешностью. Начинала Хильда как журналист, и теперь, настоящий магнат, считала более чем естественным вскакивать ни свет ни заря, чтоб поспеть к массажистке или парикмахеру. Седые волосы волной убегали назад с ее гладкого, загорелого лба, зубы сверкали, удачные скулы держали лицо; бабье лето, нежный закат; и у нее было сильное тело.
В свои пятьдесят три, тайком от детей, она решила опять выйти замуж, и единственной причиной секретности было то, что Хильда пока не знала, за кого она выйдет. Но она была уверена, и справедливо, что легко найдет человека, лучше вдовца, богатого, стоящего, привлекательного.
Хильда не была феминистка. Она была выше и ниже этого. И ей не нужен был ручной муж, который помог бы влачить бремя домашних забот. У нее не было домашних забот. Ей нужен был ровня, партнер. Хильда по части секса была робка, особым опытом не обладала и только догадывалась о том, какая мощная штука - половое влечение.
Понятия не имея, за кого выйдет замуж, она зато знала прекрасно, как берут быка за рога. Да, хорошо, что Уильям женился. И поскольку, Хильда не сомневалась, этот брак не надолго, стоило поторопиться с замужеством, пока не развелся сын.
Одна Хильдина подруга, рано заделавшись богатой вдовой, почти сразу уселась в холле отеля "Экцельсиор" в Риме с собачкой на коленях. И довольно скоро возник господин, подходящего возраста, погладил собачку, заговорил с вдовой. От добра добра не ищут, и подруга Хильды вышла за того господина, чуть ли не старика, и жила с ним в счастливом супружестве, пока он не умер. А потом вернулась в холл отеля "Экцельсиор". А еще одна подруга, шестидесяти с хорошим хвостом и трижды вдова, так та решила подыскать себе мужа-ровесника. Поехала на Багамы, у нее там какая-то недвижимость, и - пожалуйста, подцепила очаровательного бизнесмена в каких-то гостях на коктейле. И стал он ее четвертым мужем, и она по сию пору замужем, прямо вся лоснится от счастья. Такие примеры. И Хильда чувствовала, и правильно делала, что главное - сосредоточиться на задаче, и кто-то, безусловно, всплывет. Может, даже в самолете в Австралию или обратно. И, между прочим, недурно бы, думала Хильда, встретить будущего спутника жизни на свадьбе у сына.
Эти Мерчи устроили дочери вполне пристойную, не показушную свадьбу. Жили они возле Сент-Эндрюса, в строении с башенкой под названием Черненький Дом, где комнат было поменьше, и были они похуже, чем обещал фасад. То, что комнатушки такие тесные, согласно Грете, матери Маргарет, было большой удачей: "Не то нам бы их не протопить". Супруг ее, Дэн Мерчи, объявил, что семья занимает дом с 1933 года. И так ударял на этот важнейший факт, будто 1933 год случился в раннем средневековье.
- Ах, как же часто, - Дэн рассказывал Хильде, - я бывал мальчиком на свадьбах! Так и помню эти атласные костюмчики, клетчатые килты. А белокурые головки на этих свадьбах, кудри невесты, наши кудри - могу фотографии показать. Чуть не каждый месяц - желтый атласный костюмчик, голубой костюмчик! В каком-то смысле наши родители умели бросать деньги на ветер. А в каком-то смысле у них ветер свистел в карманах.
- Роскошь, то, что мы теперь называем роскошью, она дешевле была. Портнихи шили чуть не задаром, - вздыхала Грета.
Хильда слушала и не перебивала. Это было ее правило: дать людям высказаться.
Хильда осталась у них переночевать перед самой свадьбой. Комнату ей выделили удобную, уютную, ничего не скажешь. Шторы - то что надо, под цвет к покрывалу, все тютелька в тютельку. Отдельная ванная болотного цвета с белыми птицами в полете по кафелю. Туалетная бумага, ватные диски. Полотенца - как надо. Все как надо. Хильду сразу же, как приехала, провели в эту комнату. Все было как надо, вплоть до статуэтки дрезденского фарфора на полке: смешной человечек в красных штанишках играет на скрипке. И что с ними не то? Хильда переоделась, что было не так уж нужно, во всяком случае, не обязательно, потому что приехала она в изумительных брючках и шерстяном жакете. Осмотрела книги возле постели: три карманных Энтони Пауэлла, "Старший трубач драгунского полка" Томаса Харди, "Золотой клад" Палгрейва, три карманных Агаты Кристи, П. Д. Джеймс в бумажной обложке, что-то Теккерея, что-то Алана Силлитоу. Все нормально, не придерешься. Хильда надела платье и пиджак, черное с легким вкраплением белого, все очень хорошее, потрясающее. И спустилась знакомиться с Мерчи. Было полвосьмого вечера.
Тут она увидела Дэна Мерчи, отца Маргарет. Он был в темных очках и вошел в комнату этой чуть скованной, четкой походочкой Ярузельского, которой в свое время мы любовались, когда нам показывали польские новости.
- А-а, Хильда (вы позволите вас так называть?), - сказал он, - как добрались? Садитесь. Я рад, что вы легко нас нашли. Что будете пить? Виски, джин, водку, шерри, что прикажете.
Она попросила виски с содовой. Вошла Грета.
- Как я рада вас видеть, - сказала она (в черном с белым, и эта туда же), - особенно теперь, когда вся суетня закончилась, худшее позади, можно расслабиться. Третья свадьба уж с плеч долой. Двух дочерей выдавала, Маргарет третья. Четвертая еще в школе учится, так что, видимо, со дня на день жди новостей. Жаль, вы раньше не приехали, погостили бы у нас, познакомились бы поближе.
Муж налил жене водки с тоником. Себе взял неразбавленного виски, сглотнул, снова налил.
Хильда подумала: "Они вполне ничего, но что-то тут не так". Потом подумала: "Ах, мне-то что, плюнуть и растереть". И откинулась в кресле, зная, что выглядит изумительно, и держа в уме, как, уж конечно, они тоже держали, что она фантастически богатый и независимый человек.
- Ну прямо как гром с ясного неба, - сказала Грета. Хильда как знала: именно эту фразу она произнесет. А что вообще можно сказать или сделать такого, что не скажет и не сделает каждый? Хильда подумала: "Я чересчур преуспела. Оторвалась. Такова, очевидно, обыкновенная, средняя жизнь".
Мерчи жили тем, что добывали из карьера гранит и другой камень. У них было небольшое, хорошо налаженное дело - Хильда навела справки перед вылетом из Австралии. Компания "Дэн Мерчи, от Мерчи и Сыновья, Каменоломни, Добыча, Оборудование для шахт" была на грани свертывания. Но этот семейный бизнес был связан по субдоговору с туннелем под Ла-Маншем, и Хидьда смекнула, что им нужны такие деньги, какие необходимы, чтоб делать очень большие деньги. Не познакомься Маргарет с Уильямом случайно, во фруктовом отделе "Маркса и Спенсера", Хильда, конечно бы, заподозрила, впрочем беззлобно, что тут идет охота за денежками Уильяма, за ее денежками то есть. Ну а так - нельзя же рубить сплеча, быть чересчур циничной. Люди просто влюбляются, бывает, бывает.
- Вы, наверно, смертельно устали, - сказала она Грете.
- Ну, сейчас-то, знаете, когда все эти фирмы готовы за тебя чуть не всю свадьбу провернуть, это уже не так утомительно. Они же берут на себя цветы, обеспечивают письма, приглашения, подарки, буквально все. А ты контролируй себе, и ладно. Со списком гостей, конечно, всегда морока. У вас списочек не такой уж длинный, по сути, все друзья Уильяма.
- Ну да, я вам писала, мои друзья почти все в Австралии, - сказала Хильда, потягивая виски, - но тех немногих, кто может прийти, приятно будет увидеть. - И подумала: "Первая свадьба Уильяма. Не последняя, явно".
С Маргарет она уже познакомилась в Лондоне. Брак ненадолго, конечно. Какой-то сюсюк на палочке, неужели она реальная?
Хильда сидела в их этой теснющей квартирке, болтала, само добродушие, потом вдруг спросила:
- Фруктовый отдел "Маркса и Спенсера". Господи, и что тебя туда занесло, Уильям?
- Я фрукты покупал, - был ответ. - Всегда туда хожу. Мне удобно.
- А вы, - она повернулась к Маргарет в лучшей своей сандринхемской манере, - тоже предпочитаете эту лавку?
- Нет, это был просто случай. - Она слегка улыбнулась, склонила головку набок. - Счастливый случай, - сказала она.
Уильям сидел и пялился на невесту так, будто она мисс Вселенная, окончившая с отличием Кембридж, или тому подобное чудо.
- Я дарю вам на свадьбу квартиру, - сказала Хильда. - И этим ограничусь.
- Ах, ну что вы, это же так изумительно, - сказала Маргарет.
- Сказочный подарок, - сказал Уильям. А что он еще мог сказать?
- Мои родители, - сказала Маргарет, - умирают, хотят с вами познакомиться.
- Исключительно вдохновляющий повод, - сказала тогда Хильда и протянула к Уильяму рюмку, чтоб снова налил.