Ещё в этот раз здесь жила Ксень Лексевна, старушка лет 65, маленькая, смуглая, твёрдая, как лесной орешек, абсолютно здоровая и радостная. Кто она была в неморской жизни, чем занималась, откуда брала деньги - этого ничего не было известно. Сама о себе она говорила так: "Я всю жизнь работаю ангелом-хранителем!" Один глаз у неё был стеклянный, вставной, и чаще всего она ходила в тёмных очках, но иногда для разнообразия надевала чёрную пиратскую повязку. Это как-то было связано с перепадами её настроения: хорошее настроение - очки, плохое - повязка. Она приехала на целое лето. Поднималась рано утром, делала зарядку в саду, среди зелёных лавров: махала руками, ногами, с хрустом вертела шеей. Совершала резкие, четкие движения каратиста, что совсем не вязалось с её возрастом и полом. Потом шла в душ, чистила зубы и лишь после этого закуривала первую сигарету. И продолжала дымить весь день, без перерывов. Она вовсе не была поклонником здорового образа жизни. На кухне приставала ко всем с вечным предложением выпить. Большинство её рассказов из жизни сводились к тому, как, с кем и сколько она пила, и какие происходили при этом истории. "А какое тут вино прекрасное!" Квартирная хозяйка ругалась и убеждала Ксень Лексевну не покупать на рынке ничего, но бесполезно. Та уходила на море, прихватив с собой полуторалитровую пластиковую бутылку с разливным вином, преспокойно загорала на пляже топлесс. Фигура у неё была точёная. Ближе к вечеру старушка обычно бывала уже здорово навеселе и немало крови портила Пехтереву своими комментариями, когда он читал очередную главу романа.
- Ну что ты мне рассказываешь такую чушь? Да разве в жизни бывает, как ты тут пишешь, Пехтерев? Ты жизни-то не видал, не знаешь совсем. Вот ты пишешь, что двое бандитов целых полдня копают могилу, а почва, сам же перед этим упомянул, песчаная. Ты хоть какое-нибудь представление имеешь об этом, писатель? Да они бы за полчаса управились.
- Ксения Алексеевна, вы у нас что, литературовед, критик? Фурия какая-то, гарпия, честное слово. Ну, помолчите же, ради Бога, посидите спокойно. Иначе я больше не позволю вам присутствовать на чтениях.
- А кто спрашивает твоего позволения, Пехтерев? - грубо обрывала его фурия. - Кухня общая, я имею право здесь сидеть, не хочешь - не читай. И вообще, чем слушать такую ерунду, ребята, лучше бы взяли и выпили вина!
Иногда с ней соглашались и пили вино, испросив всё-таки разрешения у Пехтерева. Тот, фыркая, удалялся в свою комнату. Было по его виду совершенно ясно, что больше никогда, никогда. но следующим вечером раньше всех он приходил на кухню с книжкой и нетерпеливо ждал слушателей.
К Борису и Ольге Ксень Лексевна сразу почувствовала какую-то трепетную нежность, разговаривала с ними ласково, будто с малыми детьми. "Какие же вы красивые, ребятки! Какие молодые! Как вы любите друг друга! Так и надо! Молодцы!" Ольга часто беседовала с ней о чём-то. При появлении Бориса женщины замолкали или просто меняли тему разговора. Из этого Борис сделал вывод, что говорили о нём.
- Забавная старушка, - сказала как-то Ольга, лежа в кровати после обеда, - милая. Она могла бы быть моей старшей сестрой. Лет так на тридцать помоложе.
- Не знаю, - сказал Борис. - По-моему, жизнь у неё была не сахар. Скорее всего, она служила следователем где-нибудь в военной прокуратуре. А может, и чего похуже. Легко могу представить её в подвале с пистолетом, приставленным к чьему-то затылку. Сейчас замаливает грехи и наверстывает упущенное время. Страшусь я этой старушки, честное слово.
Ольга сначала онемела, а потом тихо проорала Борису в лицо:
- Знаешь, милый, с таким направлением мыслей однажды ты проснёшься мёртвым!
Борис даже опешил слегка, и тут же выправился:
- Если честно, однажды каждый человек проснётся мёртвым. Поверь, я видел такое много раз.
- Но с тобой это случится значительно быстрее, чем с другими!
- Поживём - увидим.
- Вот что ты всё время строишь из себя, скажи? Я понимаю, ты врач, профессия накладывает на тебя отпечаток. Ты стараешься быть циничным, критичным, хладнокровным. Стараешься ничему не удивляться, выглядеть этаким эстетствующим интеллигентом. а что ты вообще в жизни сделал, чтобы иметь право так себя вести? Совершил какие-то подвиги, получил ордена и медали?..
- Нет, я просто работал. Мало работал, надо гораздо больше. Сам постоянно думаю об этом. Надо работать больше… Я должен совершить какое-то деяние, понимаешь? Меня долго воспитывали, учили, я принял это как должное. Я полон сил. Мне нужно вложить свою силу в какое-то дело или же навек остаться бездеятельным. Впрочем, это лирика. А если я такой плохой, зачем ты хочешь быть со мной?..
- Уже не уверена, что хочу.
Борис лёг, заложив руки за голову, уставился в потолок.
- И что я могу с этим поделать? Как врач, рекомендую тебе, пожалуй, проверить печень. Нет, серьёзно. Ты в этот раз слишком рьяно воспитываешь меня. Конечно, учительская профессия накладывает на тебя определённый отпечаток. но всё это ни к чему. Поздно уже. Поздно.
А однажды к ним залезли воры. Борис всегда запирал входную дверь на ночь и ещё задвигал её стулом - квартирная хозяйка говорила, что воровство и даже грабежи в посёлке не редкость, особенно по ненастным ночам. В эту ночь как раз поливал дождь, на дворе стояла абсолютная тьма. Часа в два Борис вскочил с кровати, сам не зная отчего, и подошел к двери. Увидел, как ручка медленно опустилась, дверь тихо дрогнула пару раз.
- Стреляю без предупреждения! - рявкнул Борис и включил в комнате свет. Увидел, как мимо окна вниз метнулась гнутая тень, лестница загрохотала. Он открыл дверь и выглянул наружу. Человек с фонариком убегал по тропинке сада в сторону забора, запнулся, едва не упал. Через несколько секунд хлопнула дверца автомобиля, загорелись фары, и машина, резко вывернув и осветив несколько нижних крыш, начала спускаться под гору, а потом исчезла за соседним домом.
- Всё, теперь не поймать, - сказал Борис проснувшейся Ольге.
- А что здесь было? - она щурилась и никак не могла прийти в себя. К её щеке прилипла белая ниточка. Борис снял её губами.
- Разбойнички пошаливают.
- Какие разбойнички?
- Да спи, спи, уже всё хорошо.
Утром выяснилось: не так-то всё и хорошо. У Пехтерева украли чемодан с его книгами. Вот досталась ворам добыча. Василий Иванович долго горевал и стонал на кухне, пока Борис не заметил ему, что, в конце концов, книги ведь пошли в народ, это для писателя главное. А Ксень Лексевна предложила Пехтереву выпить на брудершафт; они выпили, поцеловались, потом ещё и ещё; в конце концов Пехтерев утешился, повеселел. С тех пор писатель и его фурия ходили на пляж загорать и купаться вместе. Они отчаянно спорили и ругались вдрызг каждый день. И оба получали от этого массу удовольствия. Пехтерев даже вновь начал отращивать бороду. Единственное, от чего он не мог отказаться - это от своих литературных чтений.
Впрочем, однажды в приступе откровенности (морская ли беспечная жизнь так подействовали на него), он стеснительно сказал:
- Если бы вы знали, Боря, какую бездарную ерундистику я пишу. это просто ужас.
"Знаю", - почти ляпнул Борис, да вовремя остановился. Писателям такое говорить нельзя.
А на следующий день после обеда Пехтерев, аккуратно промокнув рот салфеткой, сообщил:
- Вот задумал новый роман. Остросюжетный. Представьте: курорт, лето. Происходит ограбление. Среди отдыхающих находится популярнейший писатель. Он берётся за расследование, потому что милиция, разумеется, ничего не может раскрыть. Ну, тут будет игра интеллекта, погони, драки, любовь. может быть, даже секс. Как вам?
- Свежо, увлекательно, - сказал Борис. - Думаю, роман оторвут с руками.
- Мне уже не терпится начать. Соскучился по настоящей работе, если честно.
- Понимаю вас.
Борис вернулся к себе один. Делать ему было нечего. Но, в общем-то, было даже и неплохо, привычно. Посидел в комнате на кровати. В принципе, ещё не так поздно, можно сходить посмотреть закат. Потом рвануть на дискотеку. или просто пойти и заплыть как можно дальше. Понт Эвксинский. Навсегда.
Не хотелось. Он взял телефон, набрал номер.
- Лена, здравствуй. Это я. Да, на море. Один, один. Нормально. Погода? ничего. Загорел, да. Ну, в общем. да так, ничего интересного. Скукота. Пойти особо некуда, захолустье. Чувствую себя декабристом в ссылке. Как у тебя дела? Ага. ага. ага. понятно. понятно. Ну, ладно. Да нет, всё нормально. Я просто хотел тебе сказать. знаешь, у нас ничего не получится. Ты меня не жди. Нет. Да не в этом дело. Просто ничего не получится, и всё. Да. Да, я так решил. Так будет лучше всем. Прости. Всё, я не могу больше говорить. Давай, счастливо.
Борис положил трубку и судорожно зевнул. Начал собирать чемодан. Да особо и собирать-то было нечего. потом присел на кровать, тупо уставясь в стену.
В шкафчике у него ждала своего часа бутылка чачи, настоящей, купленной в горах. Он достал бутылку, налил себе полстакана. Хорошо пошло. Теплая, а хорошо. Вовремя. Добавил. Ещё добавил. Минут пятнадцать послонялся по комнате и упал на кровать, даже не позаботившись запереть дверь. Хорошо, ночь была тихая.
Прекрасным солнечным утром в саду Ксень Лексевна, как всегда, делала свои упражнения. Борис, хмурый, заспанный, смотрел на неё из окна, сунув руки в карманы. Первый день хорошая погода. и один.
- Доброе утро. Что, Боренька, уехала ваша красавица? - с придыханием спросила Ксень Лексевна, широко размахивая руками.
- Уехала. А мне ещё пять дней тут.
- Ничего, как уехала, так и вернётся.
- Вот это уж вряд ли.
- Надо просто подождать. Поймёт - и вернётся.
- Что ей надо понять? - заинтересовался Борис.
Старушка начала делать приседания, и колени у неё каждый раз сухо, пистолетно щёлкали.
- Хорошие люди не должны бросать друг друга. Она скоро поймёт, что на самом деле ей нужны только вы.
- Ну, Ксень Лексевна, разве это причина. люди обычно и так знают, что нужны друг другу. Но быть вместе их ничто в этом мире не заставит.
- Ерунда, заставить-то легко… Она умная девочка, вы очень похожи с ней, потому я и говорю. Кстати, Боря, какие планы у вас на сегодня?
- Да никаких. Все планы уже выполнил.
- Пойдёмте с нами на пляж. Вам сейчас вредно оставаться одному и хандрить. А вот если вы будете веселы, она это почувствует - и скорее вернётся.
- Интересная теория. Но что-то не очень хочется.
- Да не бойтесь вы, - сказала Ксень Лексевна. - Что вы какой пугливый. Не съем я вас.
- Я и не боюсь. Хорошо, пойдёмте. Мне всё равно.
- Вот и умничка. И Василий Иванович будет рад.
Втроём они шли по рынку - Ксень Лексевна хотела купить себе какие-то бусы - и вдруг увидели на ближайшем лотке книгу Пехтерева "Ширь родины моей". Томик уютно поместился среди чесалок, сувенирных кружек, тарелок, видеокассет, разнообразных детских игрушек (в основном почему-то устрашающего вида пластмассовых пистолетов) и остального никому не нужного южного барахла.
Пехтерев остолбенел. Борис осторожно взял его за локоть и сказал:
- Ничего, пусть продаётся.
Василий Иванович испуганно показал глазами на лотошницу:
- Воры.
- Ну что вы. Это просто продавец. Она ничего не знает.
- Вы думаете? Может, стоит позвать милицию?
- Глупости. Давайте лучше я куплю эту книгу, а вы подпишете - у меня ведь её так и нет.
Пехтерев быстро обрадовался. Борис заплатил за книгу, открыл её и протянул автору. Тот выхватил ручку и размашисто написал что-то внутри.
- Вот так. Пожалуйста, владейте, читайте.
- Спасибо, обязательно.
Ксень Лексевна, которая исчезла было в товарных развалах минут на десять, подошла к ним с новыми бусами на загорелой шее. Бусы были из морских раковин.
- Ну, как вам, мальчики?
- Красота! - сказал довольный Пехтерев.
- Правда, чудные? И совсем копеечные, надо же. - радовалась старушка. В руках у неё был ещё целый пакет с покупками. И оттуда уже высовывалось горлышко пластиковой бутылки с вином.
- Великолепно, - сказал Борис.
Внезапно ему захотелось оказаться дома. Даже не дома, а у себя на работе.
Но всё равно они пошли на пляж, купались там, загорали, пили вино. Борис прокатился на параплане с инструктором. Крикнул: "Поехали!" - и. все эти взлёты и падения. сверкающая морская даль. горы, деревья, дома. Он расслабленно висел и смотрел, как под его босыми ногами медленно идут морские волны. Солнце слепило, он сощурил глаза. На некоторое время вообще выпал из реальности. Испытывал ощущение дежа вю, как будто это уже происходило с ним, когда-то очень давно и не здесь.
- Всё! - сказал чернявый веселый инструктор. - Приехали. Или можно доплатить!
- Нет, хватит.
Он вернулся к тому месту, где загорали его старички. Василий Иванович мирно спал на правом боку, подтянув колени к животу. Надувной матрас под ним совсем расплющился. Ксень Лексевна помахала Борису рукой; она стояла возле самой воды, в солёной пене и говорила по мобильнику; он вроде бы расслышал: "Детка, ты вела себя как полная дура. Ты вела себя как просто баба. Я ненавижу баб, это величайшие предатели на свете, меня всегда изумляет та лёгкость, с которой они." Борис улёгся на полотенце животом и потерял сознание.
Втроём они вернулись домой, усталые, квёлые, разошлись по своим комнатам. Никто даже обедать не собрался. Слишком жарко. Борис поднялся к себе, разделся догола и лёг на кровать. Коротко простонал, закрыл глаза. Старость не радость.
Открылась дверь и вошла Ольга с чемоданами.
- А я тебя уже целый час дожидаюсь. Ключа нет. Вот, в магазин пока ходила. На ужин сварю хинкали. Где ты так долго был?
Он лежал молча и смотрел на неё, не веря себе. Она поставила чемоданы на их прежнее место, выпрямилась, подняла руки к затылку. Тёмные волосы обрушились, зазмеились по её белым плечам.
- Смотри на меня.
Она расстегнула блузку и бросила её на свою кровать.
- Смотри на меня, милый.
Она сняла юбку, не отрывая от него взгляда - виноватого и вместе с тем вызывающего.
- У нас всё будет хорошо, милый. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я без тебя умру. Это правда, я знаю. Смотри на меня.
Она сняла трусики, потом бюстгальтер, подошла к Борису, медленно склонилась над ним, так, что её длинные тёмные волосы поползли по его лицу, и легла сверху всем телом.
Это смерть моя пришла, подумал Борис. Так душно. так тяжко. он повернул голову и увидел всю эту сцену в зеркало, висевшее на стене. Никогда не был ханжой, но почему-то сейчас у него возникло чувство, что происходит нечто непристойное.
- У нас всё будет хорошо, правда ведь? - прошептала Ольга ему в ухо. - Скажи мне.
- Да, - сказал он в сторону, еле дыша, но привычно обнимая её. - Конечно, будет.
Проснулся, наверное, часа в четыре утра. Было ещё темно. Ольга спала рядом, с обиженно приоткрытым ртом, и тихо похрапывала.
Чемодан у него был уже давно собран. Он тихо оделся, осмотрелся, не забыл ли чего. Вроде ничего. Пальмочку вот купить не успел, жаль. В другой раз. Ах, да. Книга Пехтерева. Открыл её, в полутьме разобрал профессионально-неразборчивый почерк: "Хорошие люди должны быть вместе. На память от автора." Затолкал томик в боковой карман чемодана. Будет, что почитать в автобусе.
Бесшумно открыл дверь, спустился во двор.
Оставалось только присесть на дорожку, согласно старому обычаю. Он зашел на кухню и сел за их с Ольгой столик. По крыше снова что-то бабахнуло и прокатилось. Хурма.
- А вы куда это направляетесь, Боренька?
Он вздрогнул и оглянулся. Позади него, за столиком в углу, сидела мрачная и решительная Ксень Лексевна. В этот раз на ней не было ни очков, ни чёрной пиратской повязки. Голый стеклянный глаз тускло и мёртво отблескивал в темноте.
- Беж-жать собрались, молодой человек, м-м?
На поверхности стола перед ней стоял высокий бокал с вином, и лежал большой чёрный пистолет устрашающего вида. Ксень Лексевна даже рукой его не касалась, но Борис почему-то был уверен, что она в любую секунду может выстрелить, не задумываясь.
Ничего смешного не было в этой ситуации. У него противно задрожали руки.
- Я. нет.
- Нет? Вот и прекрасно. - Ксень Лексевна протянула руку вперёд, словно раздумывая, что ей взять: бокал с вином или пистолет. Взяла бокал, отхлебнула. - Вот и идите обратно. Пока говорю по-хорошему. Ведь вы же не хотите, чтобы я с вами разговаривала по-плохому?
- Я. нет.
- Вот и прекрасно. Идите. Не бойтесь. В спину я не стреляю.
Борис с трудом встал и пошёл обратно в свою - их с Ольгой - комнату. Тяжело, как старик, поднялся по ступеням. Чемодан весил словно вдвое больше, чем пять минут назад.
- Ишь ты, бегун. Иди и люби! - проворчала вслед ему Ксень Лексевна, когда он уже не мог этого слышать. Она допила вино и бесшумно покинула свой пост.
В комнате Борис автоматически разделся и лёг рядом с Ольгой. Она вскинулась, сослепу пытаясь разглядеть его в темноте.
- Что такое? Что?
- Ничего. Спи. Уже всё хорошо.
Она тотчас снова захрапела, а он ещё долго лежал рядом, привычно закинув руки за голову. Не спалось. Было не плохо и не хорошо, а просто.
Теперь будем жить так, подумал он. Раньше жили по-другому, а теперь вот так. Судьба. В конце концов, у каждого своё деяние, свой подвиг. И - никаких сожалений. Никаких дурацких переживаний. начинается новая жизнь.
Он, наконец, с облегчением закрыл глаза.
По порядку
"Вы не любите кошек? Да вы их неправильно готовите!"
Пётр был человек положительный, сильный и добрый. Ему было двадцать пять лет, и он в своей жизни пальцем никого не тронул. Люди видели в нём пример, достойный подражания.
Пётр любил читать книги, в основном русскую классику, а телевизор смотрел редко. Он занимался бодибилдингом, но не для того, чтобы выступать на соревнованиях, а просто, чтобы чувствовать себя настоящим мужчиной. Работал он обычным менеджером в крупной фирме. На работе у него все было в полном порядке.
Жил Пётр в собственной однокомнатной квартире, доставшейся ему по наследству, и очень любил своё жилище, наполненное книгами и гантелями. Он проводил дома всё свободное время.
Пётр знал, что люди его уважают, он ценил это и уважал себя сам. Человек - это звучало для него гордо.
Да, звучало. Раньше. Несколько лет назад.
А последние два года Пётр больше не торопился с работы домой. Знал, что ничего хорошего там его не ждёт. И потому предпочитал выпить по дороге кружечку пива и пройтись по магазинам без намерения что-нибудь купить.
Раньше у него была привычка - приходить с работы, обедать и ложиться спать часа на три. Зато потом можно качаться и хоть до утра читать книги в тишине и одиночестве длинных ночей, и спать совсем не хочется.
Но теперь всё изменилось. Теперь он женат.
Жена его красива, глупа и истерична. До свадьбы ей как-то удавалось обводить Петра вокруг пальца. Она демонстрировала некоторые интеллектуальные запасы, хотя, как теперь он понимал, всё это стоило ей гигантских усилий. А после свадьбы необходимость в этом исчезла, и начался тихий кошмар. Перемена случилась почти мгновенно. Жена не дала ему ни секунды на привыкание.