Отец, бывало, говорил Петру: "Запомни, жена должна быть молодая, красивая и глупая. Когда жена постареет и поумнеет, разведись и возьми другую молодую, красивую и глупую. Ну а третью уже не бери, потому что она будет тебе изменять". Отец знал, что говорил - по этой части у него был богатый опыт.
Пётр вообще долго сомневался, жениться ли ему. Вроде бы она была красива и молода. и все же что-то его останавливало. Как человек педантичный, он составил целую анкету-вопросник специально для своей девушки. Это было что-то вроде последнего испытания для неё. Пройдёт или нет - от этого зависело будущее.
Девушка тогда посмотрела на него странными глазами и переспросила: "Анкета, да?" Пётр подтвердил: "Да, анкета". "А просто спросить у меня ты не мог?" Пётр пожал плечами. Тогда девушка, для каких-то своих целей упорно желавшая выйти за него, решительно взяла ручку и стала отвечать на вопросы. Вопросы там были разные. Такие, например:
- Что тебя не устраивает во мне как в человеке?
- Устраивает ли тебя моя зарплата?
- Что тебя не устраивает во мне как в любовнике?
- Устраивают ли тебя размеры моего достоинства? Вообще, это имеет для тебя какое-то значение?
- Какого, собственно, рожна тебе от меня надо? (Этот вопрос был главным, но Пётр, хоть и четко сформулировал его про себя, все же не решился включить его в список).
Девушка долго мучилась, честно отвечая по порядку на все изощрения Петра. Наверное, полдня убила. Анкета была не из самых маленьких. Пётр, кстати, заметил, что, отвечая на вопрос про размеры, девушка со слишком искренним негодованием в голосе заявила: конечно же, это для неё не имеет значения, был бы человек хороший, родство душ главнее. Значит, не устраивает, помрачнел он, значит, имеет; а вслух, впрочем, не высказался.
Последним оказался простой вопрос:
- Считаешь ли ты, что мы должны пожениться?
С ответом на этот вопрос девушка не задержалась, написала уверенно: "Да", и это решило её судьбу.
Так вот теперь она целыми вечерами смотрела по телевизору насквозь идиотские ток-шоу, от которых у Петра возникало желание спрятаться в ванной или хотя бы позвонить в соответствующие органы, чтобы это издевательство над психикой наконец запретили, потому что сколько же можно. Теперь, конечно, он не мог спать на диване после работы, ведь квартира у них была однокомнатная, а телевизор стоял прямо напротив.
Да и жена не поощряла эти его невинные затеи. Ей почему-то казалось диким, что он спит днём, а ночью читает. Она это ненавидела и всё время старалась помешать ему. "Что это ты тут разлёгся как старый дед?" Сгоняла с дивана, сделав звук погромче. Старалась найти ему какую-нибудь ненужную работу по дому, чтобы отнять время. Если Пётр пытался спорить - закатывала истерику с криком и слезами, а этого он никак не выносил и всегда бежал с поля боя. И в конце концов, как он ни был терпелив и спокоен, он тоже возненавидел её.
Иногда, если она шумела уж особенно громко, у него возникало желание выключить её, как телевизор, при помощи "лентяйки". Нажать этак красную кнопку - оп! - и изображения нет, и звук заглох. Навсегда. Повернуть экраном к стене, и пусть себе стоит тихонько, никому не мешая…
Петру стало совершенно ясно, что его брак был огромной ошибкой. Надо было брать умную. Ошибался батя. Хорошо ещё, что детей нет, жена с этим не торопилась, предпочитая как можно дольше "пожить для себя". Он лелеял тайные надежды на развод, но пока не торопился, потому что жизнь у него была хоть и неприятная, но кое-как привычная, а люди вообще избегают перемен.
Да и знал, что так просто она его не отпустит. Очень удобный мужичок со своей квартирой в хорошем районе, со средней зарплатой, покладистый, спокойный, почти не пьющий. Вол, который покорно и упрямо тащит тяжелый воз. Ей даже завидовали, и сама она понимала, что такие на дороге не валяются. Нет, не отпустит, вцепится своими наманикюренными когтями. В горло. До крови.
Тварь я дрожащая или право имею, спрашивал иногда Пётр сам себя. Но честного ответа на этот вопрос не предвиделось.
Вот и сегодня, только собрался прилечь отдохнуть (в конце концов, почему он не может отдохнуть после длинного трудового дня), жена выскочила из ванны, куда, как он надеялся, залегла надолго, и, небрежно прикрываясь полотенцем, накинулась на него:
- Опять разлёгся здесь, как бревно! Скоро совсем мхом зарастёшь, дед старый! Включил бы хоть телевизор посмотреть, как люди живут, а то валяется тут!.. Ты дома или не дома? Есть у меня муж или нет? А ну-ка выведи погулять Борьку!
И умчалась обратно в ванную, напоследок соблазнительно сверкнув голой попой.
Пётр со слипающимися от усталости глазами покорно встал и пошёл в прихожую одеваться.
Борька - старый, когда-то бывший чёрным, а теперь почти уже седой скотч-терьер - достался ему в приданое вместе с женой. В общем, это и было все её приданое. С виду милый песик, вызывавший на улице неизменное восхищение людей. "Ой, смотрите, какая собачка! А как эта порода называется? Я такую же хочу! Ой, ушки какие! Прелесть! И хвостик морковкой торчит!" И действительно, когда Борька, похожий на невысокую лохматую скамеечку, целеустремленным галопом двигался вдоль дороги, трудно было предположить в нём упрямую, трусливую и глупую скотину. Но он был именно упрямой, трусливой и глупой скотиной, ко всему прочему скотиной хитрой.
Если Борьке не нравилась еда, он мог из упрямства неподвижно простоять перед миской и полчаса, и час, и больше. Никакими силами нельзя было заставить его есть. Зато, выйдя после этого на улицу, гад обязательно нажирался какого-нибудь дерьма. Он выхватывал из травы старую гнилую кость, мгновенно улепётывал с нею на безопасное расстояние и там обгладывал. Даже под угрозой наказания он не бросал тухлятину, а напоследок норовил ещё вымазаться ею. И бить его после этого было бесполезно. Он смотрел на Петра слезящимися старческими глазами и немо вопрошал: "За что, хозяин?" После каждой прогулки его ещё приходилось мыть, и эта радостная обязанность, конечно, лежала теперь на Петре.
А ночью, после всего, Борька обычно тихонько, на цыпочках подбирался к их дивану и начинал сокращаться. Он сжимался и растягивался снова, как гармошка, а внутри, в желудке у него словно бы ходил огромный поршень, производивший неприятные квакающие звуки; очень скоро тупая скотина сблёвывала жёлтой воняющей массой на ковёр. Пётр не всегда успевал проснуться и сообразить, что происходит, и убирать это добро приходилось, конечно, ему, поскольку он мужчина и вообще - сам виноват, надо шевелиться быстрее. А как только в доме всё вновь успокаивалось, Борька начинал во сне гнаться за кем-то, скребя когтями по полу, и тихонько, жалобно взлаивал. Если же на улице была гроза, то Борька от страха сходил с ума, носился по всей квартире, по дивану и столам, и успокаивался лишь как маленький ребёнок, на ручках.
Пётр гадал, кто от кого набрался всех этих пакостей: собака от жены или наоборот? Так, словно ущербная луна, эта сладкая парочка взошла над его жизнью, чтобы превратить её в ад.
И с этим надо было что-то делать.
Он выгулял псину и привел её домой. Заметил, что соседская белая кошка, на секунду остановившись перед их дверью, мгновенно пометила её и как оглашенная унеслась по лестнице на чердак. Пётр уже говорил этим пропойцам, чтобы они не выпускали кошку в коридор без присмотра, но им было до лампочки. Он много раз пытался отвадить кошку, натирал дверь уксусом, импортными спецсредствами, чтобы отбить запах, пробовал даже рыбой (поскольку рыба - это еда, логично рассуждал Пётр, то по идее кошка не должна гадить там, где пахнет едой). Ничего не помогало.
Пётр тяжело вздохнул. Нужно или сейчас же вымыть дверь, или целый вечер у него в квартире будет стоять удушливая кошачья вонь.
Он разделся и прошёл в комнату. Жена всё ещё лежала в ванне. Чтобы вымыть дверь, нужна тряпка. Тряпка в ванной. Пётр пошёл и лёг на диван. И сразу же уснул.
Разбудил его знакомый дикий крик.
- Опять! Опять ты валяешься здесь! А эта гадина нам снова дверь обоссала! (Пётр поморщился, женской грубости он не любил, тем более от своей жены, хотя это и стало почти привычно). Господи, как воняет! Почему ты не вымыл дверь до сих пор? Почему я должна это терпеть? В конце концов, ты мужик или нет? Иди к соседям, набей им морду! Натыкай их мордой в нашу вонючую дверь! Или просто убей эту тварь, чтобы я её больше не видела!
Продолжая орать, жена снова исчезла в ванной, откуда донесся мягкий плеск, когда она погружала в радужную пену своё, надо признать, чертовски соблазнительное тело.
Пётр автоматически встал и направился в прихожую.
Разговаривать с соседями нет никакого смысла. Они живут в своем размытом мирке, почти не пересекающемся с нашей реальностью. Кошка, не кошка - им плевать. Скорее всего, они даже не вспомнят, кто он такой, если позвонить им в дверь.
Значит, кошку следовало убить, раз уж не было другого выхода. Да, всё логично.
Однако легко сказать - убить. Петру ещё ни разу в жизни не приходилось этого делать. Лишить жизни другое существо. Он не мог себе этого представить.
Хотя почему же?
Ведь ещё в школьные годы он ходил с пацанами на поле ловить мышей и запускать их в пруд. Мыши быстро плавали от берега к берегу, их отгоняли камнями, а когда мыши уставали, то начинали ходить кругами до тех пор, пока не тонули. Вот, значит, опыт убийства у него имеется. Пётр с удивлением осознал, что он уже не невинен. А потому стоит ли стесняться?
А ещё однажды, вспомнил он, поехав с приятелем на охоту, он случайно подстрелил ворону, вовсе не надеясь попасть, да не то слово подстрелил - превратил её дробью в шмоток кровавых перьев. Ворона гораздо крупнее мыши, это по размерам почти кошка.
Тепло, тепло, почти горячо!
Ведь всё дело в размерах, не так ли? Когда мы просто идём по улице, даже и не думая ни о чём плохом, рассуждал Пётр, под нашими ногами гибнут тысячи и миллионы мелких тварей. Они тоже живые, а в чём тогда разница между червяком или жуком и кошкой? Только в размерах. Представим себе, что кошка - это большой белый противный червяк. Самое главное - держать в голове этот порядок: инфузории - черви - жуки - лягушки - мыши - птицы.
Нормально, нормально. Всё нормально. По порядку.
Он подумал, взял толстые кожаные перчатки и вышел в коридор, не заперев дверь, а только слегка прикрыв её. И двинулся вверх по лестнице.
Кошка была там, где он и рассчитывал её найти, возле запертой двери на чердак. Здесь была узкая площадка, деваться твари некуда, только разве прыгать через перила, но это высоко, почти три метра, да на бетон. Кошка была занята вечерним туалетом, она тщательно вылизывала вытянутую заднюю лапу (сейчас очень похожую на костыль, если бы не растопыренные пальцы) и от удовольствия даже что-то напевала себе под нос. На чужака глянула с презрением.
В подъезде было тихо. Нужно спешить.
- Кис-кис-кис, - равнодушно позвал Пётр, надевая толстые кожаные перчатки. И звук этого голоса объяснил кошке всё. Она поняла, что ей конец, если только она не ускользнёт сейчас отсюда.
Кошка с отвратительным визгом кинулась на Петра, надеясь проскочить у него между ног, но он успел схватить её за хвост. Хорошая реакция, не зря спортом занимался. Поднял в воздух. Кошка извернулась, словно змея (нет-нет, просто большой червяк) и вцепилась когтями и зубами в перчатку.
Свободной рукой Пётр взял кошку за шею, изо всех сил сдавил её и резко дернул. Раздался влажный приглушенный щелчок, словно сломалась пополам длинная восковая свеча. Тело кошки обвисло в его руках. Пётр отцепил кошачьи когти, перехватил добычу поудобнее и направился к окну, куда обычно выходили курить мужики. Окно это легко открывалось.
Он выглянул наружу. Прямо под ним, двенадцатью метрами ниже, была крыша подъезда. Пётр огляделся по сторонам и сбросил туда кошку. Теперь, если кто заинтересуется этим фактом, будет ясно, что она сама случайно упала туда. Или ей помогли, а кто - неизвестно. Разбираться не будут. Невелика персона.
Пётр снял перчатки и направился вниз по лестнице домой.
Вдруг он понял: вот так надо решать проблемы! Быстро и навсегда. Теперь он избавлен от необходимости ежедневно мыть свою дверь. В его квартире больше не будет вонять кошатиной!
И получилось это у него чертовски удачно.
Вот ещё бы избавиться заодно от Борьки, подумал он мельком. И неожиданно эта мысль завладела им полностью. А что, а что, спросил он сам себя, если идти по порядку, как это было до сих пор. бактерии - черви - вороны - кошки. Чем собака отличается от кошки? Только размерами, не правда ли? Чуть покрупнее, только и всего.
Прямо сейчас взять этого гада. Неподалеку от их дома собираются затевать стройку. Котлован вырыт и заполнен водой. На улице уже темнеет, там никого нет. Привязать к поводку какую-нибудь железяку, которых полно валяется вокруг. Бултых. и ещё меньше проблем в жизни. Больше спокойствия. Больше свободного времени.
Он открыл дверь, заглянул к себе. Жена всё ещё лежала в ванной. Заснула там, что ли? Как бы не утонула.
- Пойдем-ка ещё погуляем, Борис, - сказал он недоумённо глядевшему псу.
И потянул его за поводок.
Он пока ни в чём не был уверен. Просто ещё раз выйти на воздух - что тут такого.
Скамейка уперлась всеми четырьмя ногами, из заросшего шерстью обрубка морды влажно блеснули жёлтые зубы.
- С-саб-бака!.. - возмущенно прошептал Пётр.
Через двадцать минут Пётр вернулся один, вымыл на кухне руки, измазанные ржавчиной. Вот так, можно спать спокойно. Пока жена в ванной. Он улегся на диван, но теперь ему не спалось.
Он знал, что как только её величество всплывет, последуют неизбежные вопросы. А ответа на них у Петра нет. Куда девалась собака? Да ей вообще не следовало появляться здесь, тогда она никуда бы и не делась!
Пётр немного испугался того, что натворил сгоряча. Переборщил. Теперь его жизнь, и так ставшая филиалом ада на земле, превратится в карцер для тех, кто плохо ведёт себя в преисподней. И надолго. Надо бы что-то придумать, или сразу уж пойти и повиниться во всем перед супругой. Не говорить, конечно, что утопил, а так. потерял. Убежал куда-то придурош-ный пёс сам. Нет, лучше за сукой. Вот, это вернее. За сукой.
Придется пару ночей не поспать дома, делать вид, что усердно разыскиваешь мерзавца. Ну что ж, это того стоит. Зато потом.
Решено.
Пётр пошёл к жене. Нужно было изобразить страшное волнение: боже, дорогая, наш любимец пропал!
Он остановился возле двери в ванную, услышав, как жена что-то нежно мурлычет себе под нос. Тихо-тихо, на миллиметр, приоткрыл дверь и заглянул туда одним глазком.
Жена лежала в сияющей пене, вытянув вверх великолепную стройную ногу, и критически разглядывала её. Хороша ли я? Вовсе не хороша. Нет, всё же хороша! И так хороша, и этак. Повертела немного ступней, сжала-разжала пальцы. Какая прелесть. Не зря мужики на неё западают, ох не зря!..
Пётр медленно отступил от двери, машинально нащупывая за поясом толстые кожаные перчатки. Но их не было. В голове его гвоздем сидела одна простая мысль: нужно делать всё по порядку. Порядок был смыслом его жизни. Он всегда стремился упорядочивать хаос.
Как это у нас там?.. Инфузории - вороны - кошки - собаки. так? Львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, так. И, наконец, человек, который звучит гордо. Звучит? Ещё как звучит!
С кривой улыбкой он толкнул дверь, и та открылась медленно и величаво, словно врата в новый счастливый мир, где было много света и покоя.
Своя смерть
Всё было очень хорошо. В пятницу вечером они пошли в ресторан и славно посидели там часа три. Он пил водку, она - белое вино. Съели по порции хорошего мяса, какие-то салаты. Рита была в ударе, всё тянула его танцевать. Ему тоже этого хотелось, если честно, хоть и немного сопротивлялся для виду. Танцор он не особенно умелый, но почему-то сегодня всё получалось легко, словно само собой.
Так что вечер прошёл отлично.
Сидя за столиком, он держал её руку в своей, нежно смотрел в глаза и говорил: "Моя дорогая…" Большего сейчас и не требовалось. Он смотрел, как она, смешно двигая челюстями, доедает мясо, и откровенно любовался.
Её глаза сияли особенным, вечерним блеском. Бронислав понимал: она хочет сказать ему что-то важное, и даже догадывался, что именно. Но они не торопились.
Вообще день с утра был удачный - работы не так много, хорошие новости с фондовых рынков (сегодня они вдвоём стали гораздо богаче, чем вчера), и вдобавок начальство наконец сподобилось выдать премию.
- Чудный вечер, правда? - сказал он ей, когда они, уставшие, присели отдохнуть после очередного танца.
Она посмотрела на него тем тайным, не для всех, взглядом с поволокой, от которого он всегда очень легко заводился.
- У нас будут дети, милый.
- Ты серьёзно? - прошептал он.
Так долго этого ждали. И вот… У него сердце ударило два раза особенно сильно и замерло.
- Конечно же, серьёзно. Разве я могу шутить такими вещами?
- Но почему. ты думаешь. двойня? У тебя в роду бывали такие случаи?
Покровительственно похлопав его по руке, она сказала:
- Что двойня? Может, и больше.
- С ума сойти!
Положительно, день сегодня был необыкновенный. Он поцеловал ей руку. Сердце забилось сильно и ровно.
- Я люблю тебя.
- И я тебя.
Заиграла медленная музыка. Это была их песня, их и ничья больше. Не сговариваясь, они встали и вышли на середину зала. Рита обняла его руками за шею, прижавшись всем телом, и положила голову ему на грудь. Он погрузил лицо в её блестящие чёрные волосы. Господи, как же хорошо бывает иногда на свете… Так хорошо, как сейчас, им было только в горах.
- А помнишь горы? - спросила она тихо. Читала его мысли; ничего удивительного - по-настоящему влюблённые иногда становятся словно бы одним человеком, одним организмом…
- Конечно.
Недавно они ездили на Кавказ, отдыхали почти целый месяц. Купались в море, лазили по горам, ели фрукты, пили местное вино. Прекрасный получился отпуск. Она привезла кучу украшений и сувениров, а он купил настоящую шашку и повесил её на ковре над постелью. Получилось очень стильно. Но самое лучшее, что они привезли из этой поездки, был загар Риты. На её теле осталось очень немного белых полосочек на самых охраняемых местах, и это его возбуждало до бешенства. Каждую ночь они занимались любовью по несколько раз. Вот и результат.
А до этого почти год ничего не получалось, и они даже ходили ко врачу. Врач заверил, что всё у них в порядке, просто надо лучше стараться. И теперь, похоже, действительно всё в порядке, слава богу.
Они вышли покурить на улицу. Собирался дождь, и все запахи в воздухе стали особенно резкими. Он обратил внимание, что в этом месте очень сильно пахнет жуками-навозниками. Запах исходил непонятно откуда. Наверное, здесь под землёй огромная колония жуков. Этот запах пропитал всё его детство, потом исчез на много лет, и вот теперь появился опять.
Рита выбросила окурок в урну и сказала, улыбаясь:
- Это была моя последняя сигарета. Больше я курить не буду. Никогда. Детям это вредно…
- Да ты у меня просто мать-героиня! - Сам-то он не хотел бросать и чувствовал теперь небольшую вину перед ней и перед своими детьми, которых ещё на свете не было.
Рита не приняла его шутливого тона. Она снова обняла его, прижалась всем телом и быстро-быстро заговорила куда-то ему в грудь: