Все это было, однако, лишь уловкой, чтобы никто не понял, куда он держит путь и каковы его истинные намерения. Он велел отвезти себя в Порто-Веккьо, где расстался с посредником, который на самом деле был обыкновенным шофером. В Порто-Веккьо он за высокую плату зафрахтовал рыболовецкое суденышко с экипажем и поплыл к восточному побережью Сардинии.
Судно обогнуло острова Маддалену и Капреру, прошло мимо мыса Фигари и оконечности Тимоне на острове Таволара, затем между островами Молара и Моларотта проскользнуло на мелководье, усыпанное островками и утесами.
- Выбирайте, - сказал капитан. - Это последние необитаемые места в Средиземном море.
Мильявакка на шлюпке пристал поочередно к пяти островкам, которые подробнейшим образом исследовал и запомнил их местоположение.
Капитану он объяснил, что заинтересован в покупке земель для одного итальянского объединения владельцев гостиниц. Но добавил, что остался недоволен осмотром, и велел отвезти себя вновь в Порто-Веккьо, откуда тут же отбыл в Бонифачо.
Когда он увидел зеленые луга своей Брианцы, то, может быть, впервые ощутил отвращение.
"Теперь, - сказал он себе, - я знаю, что сделаю. Отдам все королевство за клочок нетронутой земли".
Тем временем не только родные, но и служащие, а главное - доктор Гриффони пришли к выводу, что Мильявакка, дойдя до крайнего нервного истощения, стал понемногу выздоравливать. Он повеселел и, как в прежние славные времена, вплотную занялся делами. Доктор Гриффони утверждал, что недельный отдых на море привел в действие могучие жизненные силы Мильявакки и он наверняка обретет прежний оптимизм. Между тем этот оптимизм был всего лишь следствием твердого решения ("Теперь я знаю, что сделаю"), принятого по возвращении из поездки. Восемь дней спустя из Рима, куда он отправился по делам, Мильявакка заскочил в Таламоне. Ему назвали некоего Бонокоре, владельца рыболовецкого суденышка, всегда готового оказать определенные услуги, и прежде всего тайно переправить за границу тех, кому надо срочно испариться.
С Бонокоре они договорились сразу.
- Я торговец из Милана, попал в беду, - сказал ему Мильявакка. - У меня долги, а платить нечем, к тому же гнусная мотовка жена, вдобавок рога мне наставляет, и дочь еще хуже матери. А помощи ждать не от кого. Вот я и решил поселиться на пустынном островке в Сардинии и жить там, как Гарибальди, пахать и засевать землю. Избавлюсь от жены, от кредиторов, а бог даст - и от тюрьмы.
Он вручил Бонокоре задаток, пообещал изрядную прибавку за полное молчание и назначил день отплытия через две недели.
Вернувшись домой, он, чтобы не вызывать подозрений, продолжал держаться бодрячком. Устроил пышный обед, один из прощальных дней провел с Лилли и Лолли на своей вилле у озера Комо, а другой - с Розой Каластретти в уютной квартирке в Лекко.
Как-то вечером, после закрытия заводов, он в последний раз обошел их. За день до отъезда, увидев возле магазинчика дона Феличони, подозвал его.
- Феличони, - нахмурился он, - я ведь тебе уже говорил: кое-что священнику делать негоже. Зачем ты заглядывал в магазин, если выходишь оттуда с пустыми руками?
- Узнать, не прибыло ли оливковое масло.
- Ох, Феличони, меня не проведешь. Ты шастаешь туда из-за девушки-сицилийки, которую я недавно взял продавщицей. Феличони, всему есть свое время - ты же сам говорил. Вот и настало для тебя время изменить свою жизнь. Стань снова настоящим священником, если хочешь спасти душу.
- Спасти душу?! - возмутился дон Феличони.
- Да, душу, - подтвердил Мильявакка. - Именно душу. Я о своей уже подумал. Завтра сам увидишь.
На другой день он объяснил, что едет в Рим в министерство. Встал рано утром и, выпив чашку кофе, вышел, как всегда, на веранду, полюбоваться пейзажем. День выдался ясный. Вдали на западе виднелись Альпы с белоснежной Монте-Розой.
- Прощайте, горы, - прошептал он, вспомнив своего любимого Мандзони, которого считал уроженцем Брианцы, почти родичем, вот только никак не мог понять, как это он достиг такой славы всего лишь одним романом.
Машина уже была готова, шофер Мориджотти сидел за рулем.
Час спустя Мильявакка прибыл в аэропорт Линате, а к полудню уже был в аэропорту Фьюмичино, где взял такси и отрывисто бросил шоферу:
- В Чивитавеккью.
В Чивитавеккье он выпил кофе в портовом баре, а затем на другом такси поехал в Таламоне.
Бонокоре уже ждал его дома. Он показал Мильявакке все, что купил по его указанию: лук, колчан со стрелами, спальный мешок, четыре кастрюли, вертел, ножи, вилки, ложки, несколько пластмассовых тарелок, три одеяла, непромокаемую ткань, всевозможные крючки и лески и, наконец, полный набор инструментов и сельскохозяйственных орудий - лопаты, пилы, мотыги, молотки, клещи, да еще гвозди, веревки и канаты, проволоку. Кроме всего этого - мешок риса, пакеты с семенами и две деревянные клетки. В одной сидели два живых петуха и четыре курицы, в другой - две пары кроликов.
С наступлением темноты все это было погружено на суденышко, и в полночь оно отошло от пристани. Вместе с Бонокоре на борт поднялся его молодой племянник-матрос, до того тупой, что Мильявакка, требовавший хранить свое плавание в строжайшей тайне, не испытал ни малейшего беспокойства.
На второй день пути, когда они подошли к Сардинии, справа возник маяк - у мыса Тимоне. Бонокоре, завидев его, повернул на юг и, двигаясь с небольшой скоростью, утром вошел в пролив между островами Молара и Моларотта вблизи целого архипелага островков, которые Мильявакка сразу узнал - он их обследовал месяц назад. Бонокоре остановил суденышко, на воду спустили шлюпку, куда погрузился Мильявакка со всей провизией, инструментом и прочими запасами. Едва рыболовецкое суденышко скрылось из виду, Мильявакка резво погреб к выбранному им островку, самому крупному в этом архипелаге. Островок утопал в зелени, был немного обрывистым, а венчал его маленький холм, придававший ему сходство с артишоком.
Мильявакка пристал к берегу между двумя скалами, которые вдавались в море, и вытащил шлюпку на сушу.
За короткий срок в чаще кустарника, над которым возвышалось несколько деревьев, он соорудил хижину. Чуть поодаль со скалы стекал ручей. "Это, - сказал себе Мильявакка, - земной рай, здесь куда лучше, чем на острове Робинзона".
Питался он рыбой, только что выловленной из моря. На квадратном участке земли посадил овощи и уже готовился снимать урожай. Четырех кур, двух петухов и кроликов он выпустил на волю. "Плодитесь и размножайтесь", - сказал он своим товарищам по добровольному изгнанию.
В длину остров был чуть больше четырехсот метров и примерно таким же в ширину. Отыскать кур и кроликов, когда ему понадобится мясо, не составит труда. Еще в плену он научился делать ловушки и ставить силки.
На островке обитала примерно сотня коз с новорожденными козлятами и несколько козлов, которые прятались в расщелинах скал.
Здесь было раздолье для охоты, и Мильявакка недаром привез с собой лук и стрелы. Водились на островке и морские черепахи, и первым лакомством Мильявакки был как раз черепаший бульон.
Была весна; до наступления осени он успеет сложить в пещере, которую нашел у ручья, запасы на зиму. Чтобы не потерять счет времени, он с первого же дня стал делать ножом зарубки на коре дерева, росшего возле хижины. Как и Робинзон, он отмечал одним крестиком недели, а двумя - месяцы.
О "Фульгоре", своих детях, Розе, Лилли, Лолли он и думать забыл. "Я дикарь, - говорил он себе, - человек без прошлого".
Тем временем в доме его царило отчаяние. Родные и друзья проводили беспрерывные совещания, газеты печатали его фотографии. Кто говорил о похищении, кто об убийстве из мести. Каждый новый найденный труп вызывал надежду, что будет опознан Мильявакка, но надежды неизменно рушились.
Месяц спустя газеты окончательно подтвердили версию о смерти Мильявакки. Скорее всего, его похитили, а затем убили. Семья пообещала триста миллионов лир в награду тому, кто сообщит сведения, которые помогут найти Мильявакку, живого или мертвого.
После неудач полиции и частных детективов синьора Амабиле решила обратиться к магам и гадалкам.
- Ищите в лесной пещере между двумя колоннами, - ответил оракул Билестре из Трани.
Эта загадочная фраза могла быть истолкована, объяснил маг, как указание на то, что Мильявакка сбежал из любви к женщине и теперь скрывается с ней неизвестно где.
Синьора Амабиле уже и сама подумывала об этом, но не удалось отыскать никаких признаков тайной любви Мильявакки. Лилли и Лолли пребывали в не меньшем отчаянье и часто плакали вместе с синьорой Амабиле.
- Мы бы обязательно узнали об этом, - заверяли они. - С нами он делился всеми секретами.
Прошло лето, приближалась зима. Пока что Мильявакка благодаря хорошей погоде не испытывал никаких неудобств. В светлое время он работал на воздухе, а с наступлением темноты, поужинав у костра, ложился спать и спал беспробудно до восьми утра. "Как циклоп, - говорил он себе, вспомнив "Одиссею", которую видел по телевизору. - Сплю, как Полифем, с той лишь разницей, что здесь не появлялся Улисс".
И верно, с момента его высадки на острове ни один человек не оставил больше следов на золотистом прибрежном песке.
Мимо иногда проплывали суда, но никому не приходило на ум углубиться в лабиринт между скалами, окружавшими островки, к которым в то время еще не приставали ни яхты, ни катера. Сюда заплывали лишь рыбаки, но и те к берегу не приближались, а на островки уж тем более не высаживались. Ночью Мильявакка иной раз видел огни рыболовных судов, но утром море всегда было пустынным.
Близилось рождество, а в доме его еще царил траур.
Дирче, его дочь, почему-то была уверена, что в полночь, когда дон Карлетто начнет служить в доме рождественскую мессу, отец непременно объявится. Но и в рождественскую ночь в двери и окна огромной виллы стучал лишь ветер.
- Этот ветер пронесся по всему свету, - сказал в своей проповеди дон Карлетто, вдохновившись яростным завыванием, доносившимся даже до капеллы, - и где-то он наверняка овеял лаской лицо нашего дорогого синьора Париде. Господь вернет его нам, я в этом убежден.
Однако в новом году вместо Мильявакки впервые в истории "Фульгора" появился судебный исполнитель, который конфисковал несколько машин - из-за неуплаты денег одному из поставщиков. Дела были плохи, под стать погоде - до самого февраля шел снег и дул сильный ветер.
Мильявакка на своем островке прекрасно доживал зиму, весьма, впрочем, короткую - в начале марта появилась свежая зелень. У главы "Фульгора" - он все еще числился главой, ибо никто не решался официально объявить его умершим, - отросли длиннющая борода и волосы по плечи. Одетый в козью шкуру, он был похож на троглодита. На ноги он надевал самодельные башмаки, тоже из козьей шкуры.
Весенние бури лишили его шлюпки, которую ударом ветра разбило о скалы. Мильявакка был этому даже рад - теперь он и вовсе оказался отрезан от внешнего мира.
Вдали порой проплывали корабли, и рыбаки нередко даже днем бросали якорь в нескольких милях от острова.
Однажды утром, когда он с холма, с высоты своих владений, любовался морем, он увидел, как, обогнув залив, рыбацкое судно подошло с севера к островку и встало на якорь в маленькой бухточке, единственном доступном месте для швартовки. Три человека подплыли на шлюпке к берегу. Мильявакка спрятался в лесу, чтобы незаметно наблюдать за пришельцами. Все трое шли на некотором расстоянии друг от друга, обследуя подряд все расщелины. Один из них спугнул стадо коз с козлятами. Подбежали двое других, и началась охота на животных. Поймав козлят, пришельцы их связывали и относили к шлюпке.
Когда Мильявакка увидел, что эти трое добрались до его хижины, он вышел из леса и в своем одеянии троглодита предстал перед ними.
- Это не дикие козлята, - сказал он. - Я развожу их для пропитания. Живу я на острове с согласия владельца и плачу арендную плату.
Это было неправдой, но трое охотников ему поверили и возвратили пойманную добычу. И даже спросили, не нуждается ли он в чем-нибудь.
- Ни в чем, - ответил Мильявакка. - Только бы меня оставили в покое.
Один из троих, молодой студент, присоединился к браконьерам лишь ради забавы. Он отошел в сторонку и сделал несколько снимков.
- Мы из Ливорно, - сказал старший из троих. - Каждый год весной мы приплываем на необитаемые острова Сардинии, ловим этих животных и потом продаем мясникам. Но вы-то что здесь делаете? Живете тут один?
- Я из Милана, - ответил Мильявакка. - У меня был магазин, но я его продал и приехал сюда жить. Пробуду тут год-два, а может, и навсегда останусь.
Рыболовецкое суденышко уплыло, и Мильявакка вновь ощутил себя хозяином острова. Теперь стало ясно, что никто не интересовался этим клочком земли. Владелец, если только он имелся, оставил островок во власть коз.
Студент, принимавший участие в "разбойничьей" экспедиции, вернувшись в Ливорно, показал друзьям фотографии, сделанные на островке, и поведал им о встрече с дикарем.
- Самый настоящий троглодит. Сардинский абориген, - сказал он. - Последний потомок тех, кто жил в нурагах.
Среди группы слушателей был один журналист. Он долго разглядывал фотографии, а потом воскликнул:
- Да это же Мильявакка! Я ведь до прошлого года работал в пресс-центре "Фульгора". Хотя он отрастил бороду, но клянусь: это Мильявакка. Да знаешь ли ты, - обратился он к студенту, - что тебе привалила великая удача. Тому, кто его найдет, обещана награда в триста миллионов. Он исчез год назад, и семья его повсюду разыскивала.
Студент и бывший служащий "Фульгора" договорились снова побывать на острове, чтобы не упустить добычу.
Вместе еще с одним приятелем, у которого был большой парусный баркас, они совершили повторное путешествие. Студент, кроме фотоаппарата, запасся еще и магнитофоном.
Высадившись на островке, они направились в глубь леса, ориентируясь на удары топора. Вскоре они увидели Мильявакку, который очищал ствол могучего дерева.
- Что вы делаете? - спросил его бывший служащий, который для маскировки отрастил бороду и надел большие черные очки.
- Течением прибило к берегу этот ствол, - мрачно ответил Мильявакка. - Хочу выдолбить из него пирогу.
Студент, тоже замаскировавшийся до неузнаваемости, делал один снимок за другим. Но вскоре ему пришлось спрятать фотоаппарат - очень уж грозно поглядел на него Мильявакка.
- Убирайтесь отсюда, - приказал он. - Это мой остров, и нечего на нем высаживаться. А вы что снимаете? Чего не видали?! Проваливайте живо! Чтоб духу вашего тут не было!
Путешественники, извинились, попросили разрешения набрать бидон воды, вернулись к баркасу и уплыли.
Две недели спустя студент и бывший служащий "Фульгора" приехали в Брианцу и явились к синьоре Мильявакка.
- Мы нашли вашего мужа, - сказал студент и вынул несколько фотографий.
Синьора Амабиле долго их разглядывала, но сомнения не исчезали. Неужели этот бородатый дикарь в овечьей шкуре и есть ее Париде? И что он там делает, да еще с топором в руках?
- Это, - сказала она, - какой-то пещерный человек, а не мой муж.
Тогда студент молча вынул из кармана крохотный магнитофон, поставил его на стол и нажал клавишу.
Шум, скрип, а затем отчетливо послышался голос Мильявакки: "Течением прибило к берегу этот ствол…"
- Он или не он? - спросил студент.
Синьора Амабиле застыла, словно в столбняке. Студент снова нажал на клавишу. "А вы что снимаете? Чего не видали?! Проваливайте живо! Чтоб духу вашего тут не было!"
- Это он! - закричала Амабиле. - Это он! Жив, жив!
- Жив и здоров, - подтвердил студент. - Но находится очень далеко отсюда, а где - только нам известно. Мы уходим, но вскоре с вами по телефону свяжется наш адвокат насчет выплаты вознаграждения, он и сообщит вам все данные о местопребывании вашего мужа.
С этими словами они ушли. Синьора Амабиле не успела даже никого позвать, как они сели в малолитражку, стоявшую у ворот виллы, и умчались.
- Это было словно во сне, - рассказывала потом синьора Амабиле сыновьям. - Это он, точно он! Полуголый и с топором в руках. Они записали на магнитофон его голос. Должно быть, он на одном из островов Полинезии.
- На фотографии были видны пальмы? - спросил Пуччи.
- Нет, - ответила синьора Амабиле. - Но лес был. А на другой фотографии - море вдали. И сам он с седой длиннющей бородой и с волосами до самых плеч. С виду дикарь, но это был он. Потом я услышала его голос. Он говорил: "Убирайтесь отсюда. Это мой остров!"
- Но ты хоть номер машины запомнила? - спросил Ико.
- Нет, - в отчаянье ответила синьора. - Я так растерялась!
Обещанный телефонный звонок не сразу, а лишь через несколько дней подтвердил достоверность сообщения двух молодых людей. Процедура вручения денежной награды была согласована между адвокатом и доктором Каллигарисом, генеральным директором "Фульгора". Он поехал в Ливорно и в обмен на триста миллионов лир получил точные сведения о местонахождении островка, фотографии и пленку с голосом Мильявакки. Студент и его друг журналист предложили свою помощь экспедиции, которую готовили для поимки нового Робинзона.
План был прост: закамуфлировать яхту "Коринна II", оснастив ее бушпритом и перекрасив в черный цвет. Кроме капитана и двух матросов из Ливорно, на ней поплывут доктор Каллигарис, синьора Амабиле, Дирче, Ико и Пуччи, синьорина Каластретти, дон Феличони, доктор Гриффони, Лилли и Лолли, Таска, студент и ливорнский журналист. И еще некоему Поцци, тренеру по дзюдо, поручалось усмирить Мильявакку, если он окажет сопротивление.
Мильявакка, когда его с помощью какой-нибудь уловки заманят на борт, не узнает никого из своих, так они будут загримированы. Потом в открытом море, сбросив фальшивые бороды и парики, они все вместе предстанут перед ним. При виде стольких близких ему по закону и по душе людей он не устоит и наверняка вернется домой.
В Ливорно, где перекрашивали "Коринну II", собрались все участники экспедиции. Последним прибыл доктор Каллигарис, и отплытие было назначено на следующий день.
Утро выдалось безоблачное, по морю гуляла легкая волна. "Коринна II" вышла из порта и обогнула мол. На корме красовалось выведенное золотистыми буквами новое название яхты - "Тезей". Придумал его дон Феличони. Так же как Тезей, семейство Мильявакка отправилось в путешествие, чтобы освободить пленника - не от Минотавра, как объяснил дон Феличони, но от него самого.
- Конечно! Париде - пленник себя самого, - беспрестанно повторяла синьора Амабиле.
"Тезей" благополучно подошел к острову Таволара и направился к мелководью между Моларой и Сан-Теодоро.
Ливорнский студент, переодетый женщиной, стоял на вахте и должен был обнаружить остров; и вот наконец он возник вдали.
- Боже, в какую глушь забрался мой Париде! - воскликнула синьора Амабиле, разглядывая островок, словно бы плясавший на линии горизонта.