Попугай начал приходит в себя. Он перестал икать, но ещё не мог вспомнить правильного звучания слов и бурчал Пирату в ухо: "Пи…Пи….Демон - кратия, Демон - кратия". Иван помог подняться Пирату и уже взялся за конец лестницы, как к ним приблизился красивый и очень известный человек.
Он произнёс торжественно и тихо, обратившись к Ивану: "Разрешите представиться - Скульптор".
Иван сделал вывод, что с Пиратом новый гость уже знаком, и вспомнил лодку с галеры, причалившую к берегу. Иван без всяких мыслей сразу спросил просто и понятно: "Третьим будешь?" - и получил от Пирата тычок в спину.
Скульптор это заметил и поощрил Пирата словами: "Вижу, исправляешься, рад, что ты не внизу" - и добавил, посмотрев на Ивана: "У меня сегодня разгрузочный день, но мой помощник с удовольствием составит вам компанию".
На руке у помощника сиял бриллиантовый ролекс, пиджак украшала платиновая булавка, на шее висел медальон, чем–то напоминавший носовую часть ушедшей ко дну галеры, но на ногах почему–то были рваные носки разного цвета.
Помощник, казалось, ждал этого предложения всю жизнь, он радостно прогудел: "Конечно", - и сразу появилось три пластмассовых стула, такой же пластмассовый стол и "грибок" с надписью по кругу "МАГдоналдс". На столе появились посуда и закуски. От них пошёл такой аромат, что Иван и Пират не заметили, как ушёл Скульптор. Помощник же Скульптора, казалось, был с ними вечно. Они ещё не успели познакомится, как пили уже по седьмой.
Попугай опять начал нервничать. Он почему - то не ел, но всё время норовил пролезть в бочонок с ромом. Ромовый дух его уже не брал, а только раззадоривал. Он нагадил на треуголку Пирата, клюнул в темя Ивана и всё время норовил отобрать стакан у помощника Скульптора, не забывая при этом бурчать: "Маг - Демонкрат, Маг - Демонкрат". Наконец он добился своего, уронил стакан на стол, и смочив горло, упал под стол.
Втроём они сидели под грибком на пластмассовых стульях за пластмассовым столом. Попугай лежал под столом, и всем было необыкновенно хорошо. Но запах от закусок дошёл до дна кратера, и шум усилился. Помощник Скульптора вопросительно посмотрел на Пирата. Пират совершенно безразлично ответил: "Это местные, раскопали демократию и уже её поделили, теперь, видимо, есть захотели".
- И пить, - добавил Иван, икнув.
- Как интересно, - проявив неподдельный интерес к словам Пирата и Ивана, произнёс помощник Скульптора.
Иван опять взялся за край лестницы, но помощник его остановил словами: "Куда спешить. Три демократа сверху и толпа демократов снизу всегда веселее, чем наоборот". Иван не стал спорить. В конце концов, кого он собирался вытаскивать из котлована? Вечно озадачивающих его "братков", которые и теперь, набив свои карманы валютой и прочими "полезными" предметами, опять его просили теперь вытащить их наверх.
- Вот так всегда, - подумал Иван, - то поглубже раскопай, то повыше подними.
А новые друзья привнесли в его жизнь и выпивку, и закуску. Поэтому в этот раз мудрость одержала верх.
- Как скажите, - тихо произнёс Иван и, видя, что только он никого не знает в этой компании, а вроде как пора вести разговоры, спросил Пирата, как более старого своего знакомого: "А кто у нас третий?".
Пират, попыхивая трубкой, ответил: "Это Маг, Демонкрат, правая рука Скульптора. Большой оптимист".
- А как тебя зовут, прости, запамятовал? - продолжил свои расспросы Иван.
- У меня нет имени. Я в некотором роде хулиган, создающий проблемы, или наоборот их решающий. Главное, Ваня, чтобы никто ни на том, ни на этом свете не скучал и не расслаблялся.
Друзья сидели, пили и закусывали. Аромат рома и закусок пропитал все уголки острова.
Со дна кратера всё сильнее стали раздаваться голодные крики и проклятия в сторону русского.
Демонкрат, произнеся очередной тост за демократию, сказал: "Пробудим новое мышление в их старых головах", - и приказал Пирату организовать снабжение археологов, членов правительства и могилокопателей, правда предупредив: всё оттуда, туда чуть- чуть.
Ещё он просил Пирата разбудить его только тогда, когда из ямы передадут какую–нибудь демократическую ценность, и, задрав ноги на стол, захрапел.
Пират раздобыл старую дырявую корзину и длинную верёвку. Всё это он отдал Ивану со словами: "Действуй". Ваня всё сгрёб со стола в корзину и спустил вниз братьям по разуму, даже грязный и дырявый, красный носок с ноги Мага.
В яме началась такая возня, что все близлежащие острова стремительно удалились на несколько миль от нашего острова. Рыжий член правительства, опоздавший к дележу, как и обещал, начал тушить все костры подряд. Он несколько раз получил по морде, но был очень настойчив. Спасло его от гибели, а островитян от греха только то, что на кострах было нечего жарить, а дым от костров затруднял дыхание. С присутствием рыжего смирились, решив, что будут на нём экономить, за счёт его костров.
Иван вытащил пустую корзину наверх. Стол опять был полон яств. Иван снова всё сгрёб в корзину, но тут вмешался Пират. Он сказал Ивану дословно следующее: "Ты что, Ваня, дурак. Они там с жиру бесятся, по бриллиантам ходят. Ты их накормил, а они тебе даже рубль в корзину не положили. Вытряхивай всё на Землю".
Кто бы спорил, только не Иван. Он всё вытряхнул. Пират пнул корзину, и она полетела вниз, огрев борова по голове. От этого удара его осенила необыкновенная мысль о том, что надо делиться, иначе ни из ямы не выбраться, ни страну опыта не спасти.
Он нехотя одним из первых положил в корзину лакированный порножурнал.
Другие демократы последовали его примеру и стали накладывать в корзину видеокассеты и прочий ширпотреб. Пират осмотрел поднятый Иваном груз, окинул взглядом спящего Демонкрата, вытряхнул корзину и ногой сгрёб туда продукты, рассыпанные по земле. После второй корзины разного дерьма, поднятого снизу, Пират сказал: "Ваня, крикни им, что ты ни с кем, кроме как с евреем больше дел иметь не будешь". Что Ваня и исполнил незамедлительно, чем доставил большую радость членам правительства. Они уже успели внести раскол в дружные ряды островитян, переманив на свою сторону еврея и араба вместе с радиостанцией.
Еврею большинством голосов, исключительно в рамках демократических процессов, а не для того, чтобы угодить Ивану, было поручено наладить товарообмен. Только боров обиделся и воздержался. Ведь это он писал программы по спасению народов, а не еврей, но ссориться побоялся, очень хотелось кушать.
Пират с интересом рассматривал порножурнал, а Ваня крутил видеокассеты, забыв о своих коллегах. Коллеги тем временем изучали в яме рыночные отношения, исследовали сегменты и проводили маркетинговые исследования. Так как, глядя снизу вверх, они видели только Ваню, то и решили, что Ваня и есть стрелочник на всех бартерных операциях. Так как Ваня запал на порно, решили порно больше наверх не отправлять. А после порно самым ненужным демократы считали "свободу слова", "права человека", "гражданское общество" и прочую дурь. Поэтому еврею понесли всё, что так или иначе могло это отражать и вызывать чувства свободы.
Англичанин принёс макет игрушечного парламента, француз статую Наполеона в наручниках, американец "притаранил" статую свободы, а жители страны опыта с трудом, но решили расстаться с символом демократии - птичкой "чижиком - пыжиком", отлитой из чугуна и приваренной к стене, чтобы птичка не упорхнула в открытое в Европу окошко.
Еврей отказался принимать этот товар напрочь. У него было своё понимание демократии.
Он всех посылал на х-й и требовал валюту, золото, нефть в бочках и драгоценные камни, словом всё то, что должно было составлять еврейскую собственность, как он помнил, правда, в стране опыта и только, но этого он не помнил.
В конце концов голод пересилил, и народ, включая и членов правительства, понёс и золото, и валюту, и нефть, и драгоценные камни.
Еврей всё аккуратно подсчитывал, очень аккуратно: ФИО, сколько сдано, сколько Ване наверх, сколько членам правительства, мало ли чего, сколько себе за работу, сколько на исконную родину.
Делёж был вполне справедливый, недовольны были только рядовые ФИО - археологи и могилокопатели, но когда надо страну спасать, какие могут быть обиды.
Ваня вытаскивал корзину наверх. Пират осматривал демократические ценности, сгребал со стола по весу закуски, и Ваня спускал корзину вниз. Демонкрат несколько раз открывал глаза и осматривал кучу "демократических ценностей", но каждый раз повторял: "Не то, не то" и засыпал.
Попугай, видимо глотнувший рому через чур, был ещё очень слаб. Он пытался поднимать хвост, но голова всё время перетягивала. Он с трудом выполз из–под стола и никто не заметил, как Попка свалился в яму. Он упал в корзину со жратвой. Внизу еврей решил, что это дичь. Осмотрев попугая и видя, что птичка не велика, он отдал её аборигену. При первом же выщипанном пере попугай очухался, вырвался из рук аборигена и стал орать: "Я требую свободу слова". Это было выражение сильного демократического чувства. Крик был услышан Демонкратом, который очень обрадовался и велел Пирату спустить вниз бочонок рома в качестве поощрения. К счастью, он не видел, кто орал.
Могилокопатели первыми сообразили, что видимо глупая птичка орала что–то важное, и кто–то её услышал, так как Ваня мог расстаться с чем угодно, но только не с выпивкой.
Могилокопатели, видя, что еврей разливает ром не по справедливости, тоже стали орать: "Свободу слова". Демонкрат сиял от радости. Эти крики услаждали его слух. Он велел передать вниз, что все желающие будут подняты наверх, но без вещей. Крики стихли, ведь демократические ценности у всех были свои, "натыренные" и отобранные честным трудом. Но зачем демократам свободное слово без демократических "ценностей".
Глава сорок первая
В это же время в Америке…
(Главы о нашем времени, и уж тем более упоминание земных стран, не имеют к данной книге никакого отношения - это дань второй древнейшей профессии - журналистике. Это слабость автора, которую прошу простить, попробуйте не писать и не думать о той жизни, которую проживаешь здесь и сейчас.
Не думать о себе сегодняшнем - это гениальность, автор же вполне нормальный, только слегка "шизанутый" человек.
Кроме того, человек по натуре мрачный, угрюмый, малообщительный, считающий, что внешний мир мало чем отличается от мира внутреннего, что собственно правильно. Дальше интересней, хочешь изменить мир внешний, меняй свой внутренний. Легко сказать: "Меняй", но кто поможет?
Наверное, мне повезло, а может случай. Так или иначе, я встретил учителя Сидорова Владимира Павловича, который мне многое объяснил, и женщин с прекрасным чувством юмора, с очень тонким чувством аналогий всех времён и народов. Возможно, что сами они об этом до сих пор ничего не знали.
Но есть героиня - Вера Ивановна Балакирева. Есть книга о ней, написанная Ириной Корчагиной "Королева переходного периода", есть ты - дорогой читатель, есть я, и есть русская литературная классика. Всё вместе - Мы, Великий и Могучий русский народ, - одно целое, нерушимое, вечное).
Пока мы вам вещаем о демократии. Интересная тема. Вдохновляющая тема. Сколько "еретиков", устно провозглашавших её ценности, сгорело на кострах, прежде чем слово демократия было написано на бумаге. А ещё раньше сколько рабов мечтало о ней. А что же мы?
Джима и Аллена [5] разведка интересовала только в той её части, которая помогала зарабатывать огромные деньги. Они не выведывали секреты соседей по глобальному плану захвата всего мира, зная, что этой мыслью одержим любой, даже мелкий, "властитель". Они просто по всему миру "откусывали и отгрызали" огромные куски золота, нефти, газа, рабочей силы и т. д. И вполне этим довольствовались.
На этот раз Джим и Аллен встретились, чтобы обсудить российские дела, которые сильно расстроились после смерти одного старого "демократа", предлагавшего "вручить" весь мир в управление группе самых умных учёных с ним во главе. После его смерти Россию покинула его жена, а наёмный убийца застрелил и их подругу, которая долгое время была важным связующим звеном этой троицы.
После этих событий дела в этой стране, по мнению Аллена, пошли совсем плохо. Конечно, в российском бардаке на Царство удалось продвинуть своего человека, но чем больше он делал гадостей своим подданным, тем менее управляемыми они становились, и тем больше "тырили" без всякого учёта и контроля, распродавая всё подряд не им, американцам, а любому, кто привезёт их американские доллары в чемодане.
Пришлось срочно разворачивать "священную" борьбу с российской коррупцией и намекать, что если они, русские, не прекратят свои рыночные отношения со всем миром, то придётся опять опускать "железный занавес". Но на рынке уже появилась масса желающих обогатиться на "халяву". Точнее сказать, Россия оживила весь мировой рынок, спокойно дремавший почти сто лет и если с кем и конкурирующий, то только с Госпланом СССР и странами Варшавского договора.
Европа, эта маленькая и хлипкая Европа, видя, что Россию можно купить за несколько вагонов долларов, и имея в них некоторый недостаток, быстренько стала печатать свои деньги, обозвав их "евро".
Американцы пришли в шок от такой наглости, и только Голливуд, как всегда, оказался на высоте. Теперь в фильмах о русской мафии при расчётах сначала открывался чемодан с "евро", после чего "русский" на родном языке, с трудом выговаривая слова, спрашивал: "Ты чем, бля, рассчитываешься?", и начиналась пальба.
Гром гремел, огонь горел, и пыль не оседала до тех пор, пока "русский" не ловил этого европейского "засланца", не скармливал ему все его "евро" или не вышибал из него "баксы". Такие фильмы должны были расставить все точки над "I".
Но всё это было делом "большой политики". Джим и Аллен же давно были над ней. Поэтому они встретились в частном ресторане, а не в Капитолии и не в ООН, и даже не в Московском Кремле с видом на Лобное место.
Оба разведчика плотоядно облизывались, созерцая каждый своё любимое блюдо. Джим обожал лобстеров, гигантских раков, весом около двух килограммов, сваренных в красном калифорнийском вине. Рака ему подали на деревянной, тщательно выскобленной доске вместе с набором специальных инструментов - молоточков, щипцов, вилок с крючьями. Аллен больше жизни любил бифштекс - двухфунтовый техасский "стек", вырезанный из немолодого, но ещё не успевшего состариться быка. Аллен любил, чтобы стейк жарили при нём. На этот раз стейк жарил могучий негр–повар в белоснежных одеждах и высоком, туго накрахмаленном колпаке. Аллен с жадностью смотрел и на мясо, и на негра. Когда стейк был поджарен и уложен, негр молча поклонился и отошёл от стола. Аллен нарушил молчание, вызванное созерцанием огня, охватившего кусок мяса.
Великолепно! Посмотри, Джим, какой прекрасный получился стейк.
Аллен принялся за лакомое блюдо. По усам стекал бурый сок, он слизывал его языком, причмокивал, сопел, вздыхал от удовольствия. Джим ел бесшумно, осторожно взламывая панцирь лобстера…. Когда расправа над едой состоялась, Джим и Аллен перешли в отдельный кабинет. Пили кофе и курили, сидя в глубоких креслах. Джим забросил ноги на кофейный столик. Аллен запер дверь и задёрнул шторы.
- В Москве закончена черновая работа по подготовке законопроекта о жилищно–коммунальной реформе, Аллен - начал Джим негромко. - Нам удалось добиться того, чтобы все выделяемые нами дотации правительству России шли на прокорм правительства, а "дикари" расходовали деньги на оплату чиновничества и своих лачуг. Скоро им ничего не останется на еду, и они начнут дохнуть ещё больше. Все, конечно, не вымрут, правительство и чиновники останутся, но этих мы прокормим с их же нефти и газа. А потом, когда вымрут "дикари", у них останутся только голые задницы, которые нечем будет прикрыть. Потом сдохнут и они.
- Это хорошо, - протянул Аллен, - но у планов внедрения этого закона есть немало противников. Они могут задушить его. У них, понимаешь, ещё остались патриоты, которые по–прежнему из всех союзников России признают только армию и флот.
- Не при этом президенте. Наши олигархи уже связали его по рукам и ногам. Они превратились в силу, стоящую над президентом. Они успешно подминают под себя все российские ресурсы. В числе этих ресурсов "дикари" не значатся. Это не южная страна, где народ ходит голый и сыт одними бананами.
- Нам придётся поработать над этим, - задумчиво произнёс Аллен.
- Ерунда. В России совершенно дикий, безвольный народ. Да, русские наши соплеменники, но только из числа слабаков, которых теснили из Европы более сильные народы, пока не загнали их в промороженные леса и степи. А что касается власти, то она, как всегда, далека от народа. Олигархов мы втянем в транснациональные корпорации, и народ этой власти станет абсолютно не нужен, - распаляясь, говорил Джим.
- Непротивление насилию не всегда слабость. Это может быть и уступчивость, и благодушие, а иногда и отдых от более серьёзных дел, - возразил Аллен, - история учит, что любое вторжение в Россию ведёт к поражению захватчиков.
- Ерунда, просто им бежать уже некуда, отсюда ярость и бой до последней капли крови, - развивал свою мысль Джим, - а мы их и не собираемся завоёвывать, сами вымрут.
Над Алленом и Джимом в клубах лёгкого сигаретного дыма покачивался Иван. Он с интересом слушал разговор двух американских разведчиков.
Во многом Иван был с ними согласен. "Братья" по ремеслу довольно правильно понимали часть из поставленной перед ними задачи.
Действительно, российских чиновников нужно было оставить с голым задом.
Для этого и посадили на "царство" самых худших и жадных из всего имеющегося чиновничьего сброда - наследства прежней империи. Первым правителям повезло. Пока СССР оставался могущественной державой, первым лицам империи весь "загнивающий" капитализм "отслюнявливал" огромные взятки за развал "социалистического лагеря". Одноразовые "пособия" доходили до 300 млн. долларов в одни руки. Теперь же, с развалом империи, капитализм потерял к этим первым лицам всякий интерес. Но слух о "халявном башеле" уже прошёл, и наверх власти полезли все кому не лень. Но, оказалось, что наверху только разруха, впрочем, как и раньше, и никаких подаяний. Но Иван видал и не такое на своём веку, потому верил в Россию, даже в Россию, где не осталось ничего святого.
И в этот раз, качаясь на облачке сигаретного дыма, он понял, пора настала, надо "оторвать" от затянувшегося отдыха одного из своих друзей, не боявшегося сильных перегрузок, подъёмов и спусков.
Конечно, спуски назвать отдыхом трудно, но и "рулить" тут, в низине, тоже необходимо. Друг Ивана был человеком осторожным. Он знал, любил и чтил историю. Он всех допускал к спуску, но почти никого к подъёмнику.
И теперь Иван думал, что пора бы с ним встретиться, обсудить замыслы "наших друзей" и наметить свои. Пора настала страну поднимать.