Я вдруг расслабилась, мне стало с ним легко и просто - никогда в жизни так себя не чувствовала. Он принялся болтать обо всем и ни о чем - ну просто мастер разговорного жанра! - но меня интересовали другие его способности.
Я допила вторую порцию, и он тут же снова наполнил мой стакан до краев щедрой рукой, сочтя нужным пояснить:
- Хочу, чтобы ты напилась, - может, размякнешь?
- А что скажешь Мирей, когда она вернется и увидит, что я валяюсь, вусмерть пьяная, у нее в гостиной?
- Там поглядим… Ты хоть на секунду забываешь о Мирей, когда мы вместе?
Он умел говорить некоторые вещи так, что слова звучали легко, почти забавно.
Я наблюдала за ним, чувствуя, как это на меня действует, удивлялась себе и снова вглядывалась, смотрела. Желание росло. Стерегло любой предлог, чтобы расправить крылья и взлететь - его голос, его глаза, его руки, разворот плеч, манера наклоняться вперед, затягиваться косячком, обжигая губу и раздраженно отдергивая руку, то, как он поднимает на меня глаза, как молчит, как потирает рукой затылок…
Любое его движение отзывалось у меня внизу живота, и мне это нравилось, и я хотела его, снова и снова.
Мы занялись любовью, и теперь я сама искала его язык - в нем больше не было ничего мерзко-липкого, и я уже не думала ни о чем постороннем. Я улетала, переходила в подпространство, одновременно чувствуя себя как никогда цельной. Я была поражена, ошарашена тем, что нечто способно доставить мне такое наслаждение.
16.00
Гийом был дома, когда я вернулась.
Внутренний голос, умолявший его остаться, рыдающий о том, что я не выживу без него ни дня, замолчал.
У соседей - та же бесконечная пьеса. Она кричала:
- Да как ты мог так со мной поступить?
Его невозмутимый ответ:
- Как аукнется…
Ее слезы:
- Я ждала всю ночь, не хочу, чтобы ты делал мне больно.
Ответная реплика - мстительно-колкая:
- Я и не собирался, всего лишь хотел с ней переспать.
А во мне ничто не колыхнулось - спазм не перехватил горло от жалости, слезы не подступили к глазам.
Все, что отстояло от Виктора хотя бы на пять сантиметров, казалось размытым, невинным, бесплотным. Как же ничтожен весь остальной мир!
Среда, 20 декабря
13.00
- Но тебе хоть иногда хотелось?
- Ни разу. Ты же не пытаешься взлететь, не подпрыгиваешь, не колотишь руками по воздуху, так и я: думала, мне это недоступно, вот и не пыталась.
- Значит, спроси я разрешения, убалтывай тебя хоть вечность, ничего бы не вышло?
- Скорей всего.
Я почти не слушала - просто смотрела, как двигаются его губы. Мой живот хранил воспоминания о его пальцах, его глаза и улыбка говорили: "Я тебя съем!", он бросал вызов всем и каждому.
Философствующий зверь стоял посреди гостиной с банкой пива в руке, допрашивал меня, почесывая живот, кружил перед диванчиком, на котором я сидела, пытаясь что-то понять.
Он явно получал удовольствие от разговора, что и демонстрировал - более чем наглядно. Этот мужик был прирожденным трахальщиком и вел себя как последний самец планеты Земля.
Дрожа от вожделения, я сползла с диванчика на пол, встала на колени, чтобы обслужить Виктора, а он запрокинул голову и сказал, скалясь в улыбке:
- Как же она корячилась, Королева-Мать, пытаясь тебя разгадать! У старухи не было ни одного шанса забить шар в лузу.
Горловой смех, мужской смех, руки на бедрах… Я могла лизать и сосать его часами и каждый раз, как в первый, потрясалась, что способна доставить ему такое удовольствие.
Я сделала великое открытие - мое чрево переживает миллион разных ощущений, когда он во мне, я создана для того, чтобы лепетать бессвязно непристойности в горячечном бреду, выгибаться и взрываться.
Во всем этом не было ничего эротичного или эфемерного - ни легких прикосновений, ни дразнящего ожидания, только тяжесть навалившегося мужского тела, и проникновение до горла, и яйца, бьющие по промежности, и струя спермы в лицо, и сжатые сиськи, чтобы ему было удобнее кончать, и удары об стену. Бешеная скачка, и пробуждение чувств, и обморок - но только не нежность.
Все, что мы делали, походило на языческий ритуал: варварский пыл, сырое мясо, стремительность и освободительный взрыв в конце, мистический, ставящий финальную точку. Он добирался до моей сущности, вытягивал ее из меня. То, что было во мне главным, становилось его безраздельной собственностью.
В этот день, когда мы лежали обнявшись на полу, он вдруг захотел рассказать мне кое-что. Как всегда, я терпеливо слушала, хоть и не была любительницей трепа.
- Знаешь, почему я вернулся к Мирей?
- Потому что спустил все деньги, которые украл у Королевы-Матери, и тебе нечем стало платить за номер в гостинице.
- Ты действительно думаешь, что все так просто?
- Я не права? Есть другая причина?
- Я вернулся из-за тебя.
- Вот это поворот!
- Другого способа не было. Ты живешь с братом, и я не мог заявиться прямо к тебе.
- Кто тебе сказал про нас с Мирей?
- Матье.
- А его ты откуда знаешь?
- Случайно. Он так о тебе говорил в тот день… Я решил, что должен тебя увидеть… Интуиция… Увидел и понял, что придется тебя взломать… Главное правило в жизни - всегда следовать инстинкту.
Какая-то часть правды в его словах была - он точно вычислил, что миндальничать со мной не следует. Все остальное было наглым враньем.
Я молчала. Он почесал ухо, хмыкнул, сморщился, как человек, плюхнувшийся в холодную воду:
- Иногда я слишком тороплюсь.
Он не стал ждать ответа - просто взял мою руку и положил на свой восставший член. Знаменитый инстинкт Виктора подсказал ему нужное решение.
Каждый раз это было как землетрясение. Запрокинув голову, я подавала ему себя на блюдечке, выгибалась, ласкала заветные дырочки и щелочки, стонала, срывая голос. Я видела, как он заводится, и сама заводилась еще сильнее, и мне все было мало.
Я начинала понимать, почему Виктор вернулся к Мирей, но мне было все равно. Я его не судила. Мне было больно, но эта боль только подогревала мой пыл.
Несколько коротких, пустых, ничего не значащих фраз вертятся в голове, никуда не уходят, возвращаются.
Прижмись ко мне животом, убеди, что я не должна держать на тебя зла, скажи, чтобы я не отдалялась ни на секунду, что бы ни случилось, покажи, что лишаешь меня права выбора, взломай меня, утешь меня, заставь меня.
- Ты долго работала на Организацию?
Или:
- Что, никто не знает, куда провалилась Королева-Мать?
А вот еще:
- Она часто говорила о тебе, знаешь, она тебя любила…
- Думаешь, она тебе позвонит, прежде чем убраться из города?
- Ты ее околдовала, она тебя считала бриллиантом в коллекции, убивалась, что ты губишь свою жизнь, прозябая в "Эндо".
Виктор точно знал, вернее, чувствовал, как зверь, что я не хочу отвечать, и не давил. Ему было важно убедиться, что я ничего от него не скрываю и действительно не знаю, где она. Успокоившись, он возвращался к тому, что интересовало меня больше всего.
Саид не ошибся: приехав в Лион, Виктор обосновался у Королевы-Матери. Ему не понадобилось ни прижимать ее к полу, ни заламывать руки, ни бить. Ее он завоевал языком, то есть трепом. Потом что-то пошло не так - Виктор не рассказывал, что именно, и я не задавала вопросов, потому что не рвалась узнать всю историю целиком. Ни я, ни Мирей не знали, почему он прячется.
И почему ему так надо ее найти, я тоже не знала.
Я была для Виктора ключом. Пока он жил с Королевой-Матерью, она часто говорила обо мне - как о своей взрослой дочери. Вот он и произвел простенький расчет: в конце концов она выйдет со мной на связь. А я скажу ему, где ее найти.
Больше всего я боялась разочаровать Виктора. Я не была так уж уверена, что Королева-Мать действительно свяжется со мной, толком не понимала, почему она говорила с ним обо мне, зачем ей прощаться?
Когда корабль идет ко дну, капитан редко встречается с командой.
Каждый прошедший впустую день увеличивал нетерпение Виктора.
И я не обольщалась, слыша, как он мурлычет, обвиваясь вокруг меня: "Даже если я останусь ни с чем, хочу, чтобы ты уехала со мной!"
Я цеплялась за него из последних сил. Отъезд был неизбежен. Оставалось одно: замереть, надеясь, что все утрясется.
Я встала и оделась - сложившийся ритуал, - скоро должна была вернуться Мирей.
Я трахалась с ее любовником в ее постели, но это не мешало мне очень нежно к ней относиться.
Существовали две параллельные, не проникающие друг в друга реальности, два разных времени.
Я ни разу не почувствовала угрызений совести, проблемы выбора для меня не было.
Я просто не могла не делать этого.
17.00
Я шла вверх по бульвару Красного Креста, делая вид, что точно знаю, куда и зачем иду, хотя меня несло вперед безо всякой цели.
Рядом, у бровки тротуара, притормозило такси, из окна высунулась Соня, замахала рукой, торопя меня подойти. Как только я оказалась рядом, она открыла дверцу, подвинулась на сиденье, давая мне место. Делать было все равно нечего, и я села не раздумывая.
- Вот ведь фигня собачья - я все мозги свернула, кручусь-верчусь, не знаю, где тебя отловить, а ты вот она, пилишь по тротуару.
- Никакая это не фигня, просто квартал совсем маленький… Ты-то как? Искала меня? Зачем?
- Знаешь про Чекинг?
- Сожгли напалмом?
- Заявились днем… Перевернули все вверх дном в кабинете Королевы-Матери… Все переломали. Больше ничего не тронули - собираются сами управлять заведением. Зато наверху устроили тот еще шмон - явно что-то искали.
- Что?
- Никто не в курсе.
Из вежливости я изобразила задумчивость, сокрушенно покачала головой, глядя в окно. На самом деле плевать я на все хотела. Насрать мне было на это. Все происходило слишком быстро и непонятно. Но меня впрямую уже не касалось. Все кончено, будь я проклята, и никаких угрызений совести, я жаждала новой жизни, жаркого тепла. У него был огненный сок…
Таких, как Соня, занимало одно - агония Организации, они хотели быть в курсе всего, знать, кто до сих пор сопротивляется…
Я спросила (а куда денешься?):
- Королева-Мать все еще недосягаема?
Я так и так задала бы этот вопрос, но в данный момент блюла интересы Виктора.
- Она хочет тебя видеть.
Соня выразительно нахмурила брови, кивнув в сторону водителя, - не дай бог, я произнесу вслух ее имя. Шоферы такси, они такие, никогда не знаешь, на кого нарвешься!
Я снова подивилась про себя звериной интуиции Виктора.
- Куда это мы направляемся?
- Не забивай себе голову… Где ты прячешься? Мы тебя потеряли… Даже Гийом не в курсе… Работаешь одна, с какой-нибудь девкой?
- Ты о Мирей? Да нет, мы не часто видимся… Честно говоря, мне так все обрыдло, что я сижу, как крот, в своей норе… Уж больно противно…
Когда годами встречаешься каждый день с одними и теми же людьми, а потом исчезаешь, естественно, что они начинают задавать вопросы…
Когда мы остановились на красный свет, какой-то хмырь на тротуаре, оравший на свою собаку, изо всех сил стеганул ее поводком. Соня чуть не раздавила меня, рванувшись к окну, и с ходу понесла его:
- Эй, хренов выблядок, оставь пса в покое! Поработай лучше над своим отростком! Гляди, какой он крошечный! Чтоб тебя, сволочь!
Машина тронулась с места, Соня отодвинулась, кипя от ненависти.
- С ума схожу, когда мужики бьют собак… Кретины недоделанные…
Такси спускалось вниз с холмов. Королева-Мать наверняка все узнала, почуяла, разглядела на кофейной гуще… или прочтет по моему лицу, что мы видимся каждый день и он надеется ее найти с моей помощью.
Соня сменила тему, перейдя от ублюдков, издевающихся над собаками, к грязным шлюхам, истязающим своих детей.
- Эти дешевки гуляют с малышами в парке и то и дело орут на них, дергают, требуют, чтобы те хорошо себя вели и слушались, не то… Ничтожества!
Барабанная дробь тревоги внутри, напряжение, паника…
Вот только отказаться ехать я не могла.
Машина притормозила у "Макдоналдса", мы вылезли, дошли пешком до улицы, где находился бассейн.
Соня объясняла:
- Я позвонила тебе утром, попала на Гийома, но он сказал, ты теперь редко бываешь дома днем… Ты что, совсем охренела: твой брат последний день во Франции, а ты его бросаешь?
- Увидимся вечером. Не учи меня жить!
- Дело твое, конечно… Я просто сказала… Но это странно как-никак… Нашла кого-то?
- Десять минут назад я тебе объяснила: сижу одна, всех ненавижу, столько всего случилось, что смеяться нет охоты… Усекла? Или через пять минут снова полезешь в душу?
- Да брось ты заводиться, я только предположила…
- У нас встреча с Королевой-Матерью или мы так, пройтись приехали?
- Встреча, встреча, не кипятись. Она будет довольна, что я тебя все-таки нашла…
- А почему она сама мне не позвонила?
- Опасается, сторожится… Гийома-то она любит, дело не в нем… Просто не хочет рисковать…
- Да почему она так трясется? Теперь, когда они отобрали у нее весь бизнес…
- Бизнес - да, но им нужно кое-что еще.
- Еще далеко?
- Почти пришли.
- Зачем я ей?
- Потому что она тебя любит.
Соня посмотрела на меня, как на счастливицу, и добавила с полной убежденностью:
- Ты знаешь, как она тебя любит!
- А почему ты с ней в контакте?
- Королева-Мать все знает! Даже из тени она за нами наблюдает. В тот день, когда я ей понадобилась, она позвонила прямо в номер - нашла меня "на раз"…
О да, а мне остается только молиться, чтобы она и вправду меня любила…
17.45
Мы вошли в неприметный дом из серого камня, стоявший посреди заросшего травой сада. Вроде не пустует, но и сказать, что в нем кто-то живет, не скажешь.
Соня постучала, открылось окошечко. Мы инстинктивно отступили на шаг - сработал рефлекс, выработавшийся на площадке Чекинга. Девушка, открывшая дверь, явно была старожилкой, хотя с уверенностью я бы утверждать не взялась: она была в джинсах, ненакрашенная и без каблуков, а как известно, все эти детали преображают женщину до неузнаваемости.
От страха у меня крутило кишки - так бывало, когда я в детстве возвращалась домой с опозданием и точно знала, что мать меня ждет и наверняка устроит разнос.
На первом этаже было полно девушек в джинсах и белых рубашках - новая униформа меняла облик, но тоже очень шла им. Стиль "городская войнушка". Не такой помпезно-вечерний. Одна из них проводила нас на второй этаж. Я почти смирилась с мыслью о том, что, если Королева-Мать затаила на меня зло, шкуру спасти не удастся.
В первый момент я просто не поняла. Женщина, оплывшая, в бесформенном сером спортивном костюме, бритый череп. Под тусклыми глазами дряблые мешочки, слишком крупный, слегка лоснящийся нос. Я остановилась на пороге практически пустой комнаты, где сидела эта баба, а Соня подошла к ней поздороваться. Голос тоже изменился, но не так сильно. И я шагнула в комнату.
Она выглядела лет на двенадцать старше и утратила всю свою величавость.
Я протянула руку, сказала, извиняясь:
- Я тебя не узнала… Мне так неловко.
Она поднялась, ответила на рукопожатие, задержав мою ладонь в своей.
- Напротив, ты меня успокоила. Если даже ты не поняла, что это я…
Палка о двух концах. Камень с души, потому что эта опасная женщина вроде как ничего ко мне не имеет. И одновременно жутко гадливое чувство - я не хотела видеть ее такой.
Она сказала:
- Рада встрече с тобой, Луиза.
Доброжелательный взгляд.
Она сутулилась. Утратила спесь.
Королева-Мать опустилась на стул, кивком предложила сесть и нам. Мне показалось, что она как-то скукожилась. Усохла, подурнела. Я ответила:
- Думала, никогда больше тебя не увижу… Нам тебя не хватало… Мы… как бы это сказать… слегка растерялись…
Я улыбалась, произнося все это небрежно, как бы между прочим, но все-таки договорила до конца:
- Чувствовали себя беспомощными кретинками.
Она потерла щеку, подбирая слова, но виноватой не выглядела.
- Все пошло не совсем так, как я планировала. И я не могла… Нужно было сначала кое-что уладить… Но теперь все в порядке, я смогу начать другое дело.
Она повернулась к Соне.
- Спустись, пожалуйста, на первый этаж. Ненадолго, я за тобой пришлю…
Да, что-что, а командовать Королева-Мать не разучилась. Как только Соня вышла, она нахмурила брови.
- Мне сказали, что твой брат уезжает.
- Завтра. С Матье.
- Знаю, знаю… Ты как, справляешься?
- Все задают мне этот вопрос… Очень мило, но это мои дела… Ну да, я справляюсь, все будет хорошо…
Как это тонко - беспокоиться о моей судьбе… до такой степени… А где ты была, когда они убивали Джино и жгли "Аркаду", куда провалилась, когда мы так нуждались в твоей помощи?
Чем-то я ее развеселила.
- И ты нашла себе подружку…
Вместо ответа я потерла ухо. Она закинула ногу на ногу, махнула рукой.
- Не обижайся… Я не теряла тебя из виду… Не следила, нет, просто хотела быть уверена, что у тебя все в порядке… Мне сообщили, что ты торчишь у нее дни напролет, вот только жалюзи всегда опущены, и никто не знает, чем вы там занимаетесь… Я потому и отослала Соню, она этого не одобряет… Кстати, я всегда подозревала, что ты лесбиянка.
Я вспомнила самый первый раз, когда Виктор стоял в дверях, на виду у всей улицы, уговаривая меня зайти, выкурить косячок. В тот день за мной никто не следил. Я подумала, что все везение, недоданное судьбой, свалилось мне на голову именно тогда.
Я решила сменить тему.
- Предпочитаю не обсуждать это… - и мило улыбнулась.
- Ничего странного… Ладно… Я отослала Соню еще и потому, что хотела дать тебе вот это.
И она протянула мне конверт - я получала от нее множество таких же, только потоньше, - и я всегда воображала, что пришла в гости к двоюродной бабушке, которая втихаря отдает мне часть наследства, потому что я ее любимица. Я ухмыльнулась, пряча конверт в сумку, спросила:
- Делаешь ноги?
- Завтра.
Я возликовала: смогу завтра же все рассказать Виктору. Она будет уже далеко, и мне не в чем будет себя упрекнуть.
Она добавила: