На международных конференциях в Париже или Вашингтоне мелкие и крупные дипломаты Содружества выступали единой командой, которая хорошо знала правила игры и вела ее по четко разработанному плану. В этом проявлялся дух свободы, которому завидовали остальные дипломаты; и было приятно сознавать свою принадлежность к элите. Разумеется, их сближало и многое другое: и то, как они работали и как развлекались, и то, как они перебрасывались словами и шутками, понятными лишь посвященным. Речь шла как будто о сущих пустяках, многие из которых казались даже бессмысленными вне определенной среды, - и, однако, все это, вместе взятое, дополняло поразительно яркое проявление того, что они отчетливо видели, хотя и называли расплывчатым словом "дух" Содружества. До изгнания Южная Африка составляла неотъемлемую часть этого целого. Карл Ван Ас вспомнил свою последнюю поездку в Организацию Объединенных Наций. До той поры изгнание было лишь чисто политической акцией. Но в Нью-Йорке и позднее в Вашингтоне он в полной мере осознал его значение. На первый взгляд ничто как будто не изменилось. Никто не допускал прямых выпадов или грубостей - даже представитель афро-азиатских государств, который предлагал исключить их страну из Организации Объединенных Наций. Все только ясно давали понять, что Южная Африка уже не является членом их команды. Много раз ему случалось заходить в комнату, где шел шутливый или серьезный разговор; появление его замечали, но тут же делали вид, будто он для них не существует. Его присутствие игнорировали даже белые члены Содружества - австралийцы, новозеландцы, канадцы; англичане скрывали свои чувства более искусно, но даже их смущало его присутствие.
Услышав скрип двери, он поднял глаза и увидел свою секретаршу, высокую, не очень красивую, но поражающую своей животной чувственностью девицу. У нее были резкие черты лица и крупная, ширококостная фигура типичной крестьянки. Ван Ас не любил свою секретаршу и даже не давал себе труда скрывать это. Она стояла во главе группы молодых экстремисток, которые требовали оскоплять всех мужчин, вступающих в интимные отношения с женщинами других рас. Ван Ас знал, что пренебрежение, которое он даже не пытался скрывать, как ни странно, породило в ней горячую симпатию к нему. Между ними в самом деле не было ничего общего - даже взаимного притяжения противоположностей. Она не любила думать, не любила читать, не выказывала ни малейшего интереса к тому, что происходит в мире. Закончив рабочий день, она приходила домой, переодевалась и тут же шла на пляж, где вместе с подругами валялась на песке, подставляя лучам солнца натертое маслом тело, так чтобы оно покрылось ровной позолотой загара. Затем они расходились по домам; непомерно много ели, непомерно много пили и предавались плотским утехам, чтобы чувствовать пульс жизни. Так идут дни, почти не отличаясь друг от друга… Он подавил в себе закипающее чувство возмущения всем, что воплощала для него эта девица. В его душе даже шевельнулось легкое сомнение: может быть, он несправедлив к ней, может быть, его негодование порождено одиночеством, сознанием того, что он отрезан от всего мира - и как отдельная личность, и как гражданин страны. Ведь в сущности- если не принимать всерьез ее пропаганду оскопления - она никому не причиняет зла.
- К вам пришел служащий из отдела картотек, - доложила секретарша.
- Он принес все, что нужно?
- У него с собой два туго набитых портфеля.
- Отлично. Угостите его чашкой кофе, и пусть он обождет немного. Если я задержусь у доктора Снеля больше, чем на пять минут, позвоните. Понятно?
- Да, сэр. - Она бросила быстрый взгляд на свои часы и вышла.
Ван Ас поднялся, открыл потайную дверь и, пройдя через узкий коридорчик, очутился перед кабинетом доктора Людвига Снеля, начальника управления внутренней безопасности в провинции Наталь. Постучавшись, Ван Ас вошел. В комнате было не то что прохладно, но попросту холодно: Снель всегда ставил ручку кондиционера в крайнее положение.
Снель был человек высокого роста, костлявый и седовласый, с изборожденным морщинами, словно дубленым лицом. Казалось, он всегда был в полном изнеможении. Только в его необычайно лучистых глазах светилась жизнь.
- Я слушаю вас, Карл.
На какой-то миг Ван Асу почудилось, будто он снова слышит голос Яна Смэтса.
- Вы сказали, чтобы я заглянул к вам сегодня утром, сэр.
- Ах, да.
Снель вытащил какое-то письмо из кипы бумаг, лежавших на столе, и пододвинул его к Ван Асу. Тот взял письмо и, читая его на ходу, подошел к окну. Машинально он повернул ручку кондиционера с "холодно" на "прохладно". Он знал, что речь пойдет об этом письме. Поздно вечером ему звонил личный секретарь министра. Прошла целая неделя после убийства человека, именовавшего себя Хансом Кэтце, но на самом деле оказавшегося Вестхьюзеном, - человеком, которого более года тому назад зарегистрировали "цветным", - но до сих пор в расследовании этого дела не достигнуто никаких результатов. Туземец, который был вместе с Кэтце-Вестхьюзеном, бесследно исчез, и это обстоятельство порождает серьезное беспокойство в стране, з партии и даже в правительстве. Насколько министру известно, в руки полиции попал пропуск этого туземца - Ричарда Нкози. Поэтому министр не в состоянии понять, почему этот туземец до сих пор не задержан. Нескольких заднескамеечников убедили не поднимать этот вопрос в парламенте до истечения недели. Министр предполагает, что этот срок окажется достаточным для расследования.
Карл Ван Ас положил письмо на стол, и Снель небрежным движением водворил его на прежнее место. Он не желает признавать важность этого письма, угадал Ван Ас. Более того, он выражает открытый протест. Ван Ас почувствовал сильную симпатию к Снелю - одному из немногих государственных служащих, которые выросли под руководством Яна Смэтса. В те дни белый человек боролся за нечто большее, чем спасение своей шкуры, - и весь мир с уважением прислушивался к голосу страны, чьим рупором были Смэтс и Хофмейер. Именно потому, что Снель и несколько его единомышленников сравнивают те времена с этими, именно потому, что они не скрывали и не скрывают своего мнения от властей предержащих, их и перевели из Претории и Кейптауна, где они занимали важные посты, в такое захолустье, как Наталь. И вот теперь этот Снель, который некогда сосредоточивал в своих руках больше власти, чем многие члены кабинета, кроме самых влиятельных, вынужден сносить упреки политикана, не видящего дальше собственного носа и защищающего лишь свои корыстные интересы.
- Я полагаю, вам уже известно об этом письме, - пробурчал Снель.
- Да, сэр. Вчера вечером мне звонил секретарь.
- Типичная глупость! - Снель даже не скрывал своего презрения.
- Извините, сэр.
На лице Снеля показалось слабое подобие улыбки.
- Вы тут ни при чем, молодой человек… Интересно, долго ли вы еще сможете- я пользуюсь вашим любимым выражением - "избегать неприятностей"?
- Не знаю, - спокойно ответил Ван Ас. - Думаю, столько времени, сколько мне будет надо.
- Ну что ж… Только не поддавайтесь моему влиянию, молодой человек. В конце концов мы потерпели неудачу: это и привело к нынешнему положению вещей. Мне было бы досадно, если бы я вообще утратил влияние на вас, но каждый раз, когда я говорю что-нибудь неприятное, помните, что мы потерпели неудачу. Если бы не это, они бы не пришли к власти и страна двигалась бы другим курсом.
- Некоторые утверждают, что наш нынешний курс неизбежен.
- Возможно, они и правы, молодой человек. Я только знаю, что во время войны- правда, недолго, всего несколько месяцев - существовало сильное тяготение к единству всех рас. Я был тогда в самом центре событий. Знал все закулисные дела кабинета, ибо участвовал в его заседаниях, а к некоторым из этих закулисных дел даже приложил руку. Но когда наступил решительный момент, я, как и остальные, спраздновал труса. Мы все тогда сплоховали - все, кроме одного. И мы все не решались даже обсуждать существо наших опасений…
- А этот единственный человек, сэр?
Снель покачал головой.
- Члены кабинета не имели права публично излагать свои взгляды. Смэтс категорически запрещал нарушать это правило. И мы все - и правительственные служащие, и политические деятели - подчинялись его требованиям, даже те, кто не разделял его точки зрения или впоследствии отошел от него… С тех пор прошло много времени, и я часто раздумываю: что же, собственно, было причиной наших страхов. И знаете ли, по сей день я не могу дать ясный ответ на этот вопрос. Опасались ли мы полного перехода политической и экономической власти в руки африканцев? В какой-то мере, да. Может быть, мы чувствовали за собой вину и страшились, чтобы они не поступили с нами так же, как мы с ними? Да, и такое опасение у нас было. Может быть, мы отступили перед угрозой хаотического смешения рас? В этом я как раз не уверен. В конце концов цветные обязаны своим существованием прежде всего нам, белым. Мы главные виновники смешения рас, и если мы нуждаемся в защите, то только от самих себя, а не от черных. Никто из нас не предполагал в те дни, что устранение расового барьера неминуемо повлечет за собой массовое смешение рас. Кое-кто лишь сыграл на ревности белого самца, который хотел обезопасить себя от посягательств на белую женщину и в то же время требовал свободы для себя. В сближении с черной женщиной для него было что-то особо волнующее, поэтому достаточно было намека, что и белая женщина может найти что-то особо волнующее в сближении с черным мужчиной. Запретный плод сладок. - Снель улыбнулся задумчивой, мечтательной улыбкой, смягчившей суровое выражение его лица. - Я до сих пор не могу забыть, как меня взволновало сближение с первой черной девушкой в дни моей молодости… В этом было что-то таинственное, недозволенное, обострявшее наслаждение. Думаю, что и теперь все осталось по-прежнему, несмотря на эти глупые новые законы.
- Да, дело обстоит почти так же, как прежде, - согласился Ван Ас. - Только стало труднее.
- Из-за этих законов?
- Частично, да. Но главным образом потому, что женщины изменились. Насколько я могу судить, в те времена они были уступчивее…
Мягкая улыбка сбежала с лица Снеля. Он заговорил серьезным, деловым тоном:
- Мы сами своими действиями воздвигаем стену ненависти… Ну, а теперь вернемся к нашей работе.
- Приехал человек из Претории с досье Нкози, - так же деловито ответил Ван Ас. - Все, кто значится в натальских картотеках, - на месте, никто из них не исчезал. Я подозреваю, что тот, кого мы ищем, скрывается под чужой фамилией: это, естественно, затрудняет наши розыски. Но я все-таки хочу попытать удачи, сэр.
- Хорошо. Оставьте все другие дела.
- Мне понадобится максимальная помощь и содействие полиции.
- Я переговорю с комиссаром.
- Благодарю вас.
В кабинет вошла секретарша Снеля; в руках у нее был поднос с письмами. Ван Ас знал, что одна из ее обязанностей - доносить местному партийному комитету обо всем, что тут делается, и поэтому не проронил ни слова в ее присутствии. После того как она закрыла за собой дверь, Ван Ас подошел к окну и переключил кондиционер на "холодно". Снель углубился в чтение только что полученной партии писем и даже не заметил его ухода.
Возвратившись в свой кабинет Карл Ван Ас позвонил секретарше и велел ей пригласить посетителя. Рядом с этим щуплым, узкоплечим, бледным человечком в очках с массивной оправой и толстыми стеклами, золотисто-смуглая Анна де Вет казалась настоящей амазонкой. У него был вид заурядного мелкого конторского служащего. В этот миг, когда он стоял возле девушки, его даже трудно было назвать человеком: скорее, он походил на какого-то белесого, сморщенного слизняка.
Этот контраст раздражал Карла Ван Аса.
- Благодарю вас, мисс Анна де Вет. Вы свободны, - сказал он с металлом в голосе.
Всякий раз, когда он называл ее мисс де Вет, она вздрагивала, как от удара. В ее глазах появилась обида, а затем гнев. Она резко повернулась и выбежала из кабинета.
Он протянул человечку руку и жестом пригласил его сесть.
- Ну? - сказал Карл Ван Ас.
- Ох, и задал же нам работы этот ваш кафр Нкози! - голос у человечка был слабым, визгливым, однако в нем чувствовалась властность.
Он открыл один портфель и вытащил из него лачку досье. Эти досье он аккуратно положил слева от себя, на стол. Затем открыл второй портфель и достал из него еще пачку, которую положил справа.
- Здесь у меня все, - проговорил он, переводя взгляд с одной пачки досье на другую. Затем из внутреннего кармана пиджака он вытащил какой-то конверт со штампом и достал из него пропуск на имя "туземца Ричарда Нкози". Ловкими движениями пальцев он открыл пропуск на странице, где была приклеена фотография и сообщались основные данные о "туземце Ричарде Нкози". Этот пропуск он положил на стол, между двумя пачками досье. - Здесь у меня все, - повторил он.
- Поддельный? - спросил Ван Ас.
- Нет, сэр! - человечек оскалил свои гнилые желтые зубы, выражая невольное восхищение. - Документ подлинный; в него только внесено несколько исправлений, но даже эксперт не обнаружил бы ничего подозрительного.
- Но вы обнаружили?..
- Вы льстите мне, мистер Ван Ас. Я тоже ничего не заметил. Я просмотрел документ, сверил его с личной карточкой и убедился, что все в порядке.
- Но…
- Понимаю, сэр. Исправления были сделаны не только в пропуске, но и в личной карточке, так что все совпадает - вплоть до последней запятой и точки.
- Тогда как же вы раскрыли подделку?
- Благодаря этим досье, сэр! В них хранятся исходные документы. На основании этих исходных документов и составляется личная карточка каждого туземца. Вы знакомы с этой формой, сэр?
- Боюсь, что нет.
- Я удивлен. Я знаю, что большинство людей не имеет никакого представления о нашей работе, но я думал, что все сотрудники управления безопасности достаточно хорошо осведомлены о ней. В наших досье содержатся копии метрических свидетельств, школьных справок, старых пропусков, разрешений на выезд, на поступление на работу, видов на жительство, налоговых квитанций и так далее. Поэтому мы можем вам сказать не только время и место рождения туземца, но и многое другое: сколько классов он окончил, когда впервые поступил на работу и какое жалованье получал; мы также можем вам сообщить, с точностью почти до часа, когда он выехал из своей деревни или локации, когда он прибыл на место своего назначения и долго ли он там оставался. Итак, в этих досье отражено почти все, что происходит с туземцем с момента его рождения и до момента смерти. Все важные события в его жизни обязательно заносятся в эти досье.
- Вы занимаетесь только туземцами? - спокойно осведомился Ван Ас.
Человечек снова осклабился.
- Нет, сэр. Скоро наступит время, когда мы сможет давать исчерпывающие сведения о каждом гражданине этой страны. Естественно, что разработанная нами система контроля над туземцами наиболее совершенна. Ведь мы шлифуем ее уже давно. Но предоставьте нам некоторое время - скажем, два года, - и мы распространим нашу систему на всех: по нашим досье можно будет проследить жизнь каждого человека буквально по дням. К сожалению, нам мешает недостаток помещения. Мы занимаем самое большое правительственное здание, ко и его не хватает: мы задыхаемся от тесноты. Но это уже наше внутреннее дело.
- Я уверен, что вы можете рассчитывать на расширение.
- О да. Конечно, мы получим дополнительную площадь. Они слишком сильно нуждаются в нас, чтобы отказать в нашей просьбе. Но я был бы вам признателен, если бы вы никому не рассказывали о том, что мы создаем такую совершенную систему контроля не только над туземцами, но и над всеми остальными. Не знаю почему, но большинство людей остерегается правительства, собирающего полные сведения об их жизни. Лично я не вижу в этом ничего предосудительного.
- Да. До тех пор, пока вы не нарушаете закон, - пробормотал Ван Ас.
- Но есть же люди, которые строго соблюдают закон…
- Да, - поспешно перебил его Ван Ас, - есть и такие…
Человечек внезапно замкнулся в себе, и Ван Ас почувствовал, что имеет дело с острым, проницательным умом.
- Извините, я надоел вам своими разговорами, - сказал человечек.
- Ничего подобного. Может быть, только немного огорчили.
Теперь он почти физически ощущал, с каким напряжением работает ум человечка. Вот что недоступно никаким Аннам де Вет, и вот чего они постоянно недооценивают.
- Вы тоже из тех, что остерегаются? - спросил человечек.
- Допустим, - уклончиво ответил Ван Ас.
Послышался сухой, дребезжащий смешок.
- Тогда у вас есть высокопоставленные единомышленники. Всего два дня назад мой шеф получил серьезный нагоняй от одного из влиятельнейших членов кабинета, который узнал, что и на него заведено обстоятельное досье.
- И что же? - заинтересовался Ван Ас.
- Да ничего, - улыбнулся человечек. - Он хотел, чтобы мы уничтожили его досье, но мы никогда этого не делаем… Я знаю, что вы думаете, мистер Ван Ас. Вы опасаетесь, как бы кто-нибудь не воспользовался содержимым этих досье, чтобы получить колоссальную власть. Ну что ж, и на это есть ответ: на него тоже будет заведено досье.
- Которое можно уничтожить или подделать?
- Вы вспомнили о подделке личной карточки?
- Да.
- Неужели вы не видите, как это замечательно! Дело, которым вы занимаетесь, заставило нас проверить все личные карточки. Наши счетные машины работают и ночью и днем; всего несколько лет назад такая проверка была невозможна, а теперь ее можно выполнить за сравнительно короткое время - от трех до шести месяцев. Тем временем мы успеем разработать меры, исключающие возможность подобных подделок. И сможем довольно точно установить, когда именно были сделаны исправления в личной карточке.