- Хорошо, Карл. - Несколько мгновений она раздумывала, затем начала, взвешивая каждое слово. - Я далеко не уверена, что ты, как отдельная личность, при всем своем желании мог бы остановить машину. Если Найду имел в виду именно это, то я с ним не согласна. Другое дело, если он говорил о тебе как о представителе поколения, которое, как и мы, ходило в университет, - тогда он прав. Мы убеждены- мне очень неприятно говорить с тобой от имени небелых, но раз ты принуждаешь меня, что ж, пусть будет по-твоему, - мы, повторяю, убеждены, что апартеид укрепляют и поддерживают люди, которые вовсе не являются закоренелыми расистами. В те времена, когда мы учились в университете, Карл, кто мог подумать, что страна докатится до такого положения? Помнишь, как тебе и твоим друзьям удавалось высмеивать всяких мелкотравчатых националистов. Но каждый заботился лишь о своих корыстных интересах, а это, в конце концов, привело к тому, что каждый так или иначе стал защищать и поддерживать неограниченный апартеид - режим, при котором мы сейчас живем.
- Так что выбор был сделан еще тогда. Это ты и хочешь сказать?
- Да, Карл. Это я и хочу сказать.
- И если бы я женился на тебе, я бы тоже сделал свой выбор.
- Да. Со всей определенностью, какая возможна в таких вещах.
- И ты знала это еще тогда? Бедный, бедный Карл!
- Да.
- И тем не менее…
- Я любила тебя, Карл. И, связав свою судьбу со мной, ты рисковал гораздо большим, чем я. Мы оба это знали. Вот почему ты ничего не хотел видеть.
- Но ты видела! Я любил тебя тоже, но ничего не хотел видеть. Я загубил твою жизнь, но ничего не хотел видеть.
- Все, что я сделала, я сделала по своей доброй воле, Карл.
- И ты поступила бы так снова? Теперь?
О боже! Как его проняли слова Найду!
Она взяла себя в руки.
- Нечестно задавать такой вопрос, Карл. Мир переменился.
И только в этот миг, наконец, она увидела, что любовь давным-давно умерла. Но нежность, участие - эти прощальные отблески зашедшего солнца - навсегда сохранятся в ее сердце, ибо любовь эта была чистой, прекрасной и сильной.
- Если бы я знал тогда! - думал он, понимая в то же время, что это ничего бы не изменило.
- Я по-прежнему люблю тебя, - сказал он. - И всегда буду любить.
Из темных глубин памяти до него как бы въявь донесся голос их старого профессора философии - чудаковатого старого англичанина с гнилыми зубами и потемневшими от курения пальцами. И этот голос говорил ему, что бытие определяет сознание, а сознание, в свою очередь, определяет бытие. Я таков, каким хочу быть, но каким я хочу быть, зависит от того, каков я.
- Он в самом деле ненавидел меня, - сказал Карл Ван Ас.
- Этот Найду?
- Да.
- Мне кажется, тебе следует рассказать мне о нем, Карл. - Как все это нереально! - подумала она. Как будто он уже ушел, а здесь осталось нечто вроде материализовавшейся тени, и это не его голос, а только отзвук его голоса.
Он сделал быстрое движение - словно хотел что-то смахнуть со щеки.
- Рассказывать почти нечего. Рослый парень. Сильный, но не имеет никакого понятия о дзюдо. Знал, где прячется этот Дьюб-Нкози, но не хотел сказать. Ему вовсе не надо было умирать.
- Он боялся, что вы заставите его говорить.
- И предпочел умереть. Но ведь он умер, Милдред, даже не ради своего народа.
- Было время, когда ты мог бы это понять, Карл.
- Но ведь черные даже не поблагодарят ни его, ни его сородичей.
- Он поступил так не ради благодарности.
- Разве мы не должны заботиться о своих сородичах и отстаивать свое право на существование?
Я говорю совсем не то, что хочу сказать, спохватился он. Я говорю все, что взбредет мне на ум, лишь бы удержать ее… а она отдаляется… отдаляется…
Он овладел собой с величайшим трудом. Она почувствовала, что тень отступает, и вместо нее появляется живой человек. Ее сердце преисполнилось состраданием. О боже! Как он старается!
- Зачем было допускать до всего этого? Везде, куда ни бросишь взгляд, - ненависть.
- Разграничительные линии с каждым днем обозначаются все резче и резче, Карл.
- Ты знаешь, что я пробовал…
- Да, знаю, Карл.
- И ты тоже против меня?
- Не против тебя, Карл. Против того, чем ты стал!
- Но я же не переменился. Ты веришь Найду, но ведь я не такой! - …отдаляется… отдаляется… - Пожалуйста, выслушай меня, Милдред. Мы не такие. Мы, африканеры, не чудовища. И тебе это известно. Ты узнала меня ближе, чем кто-либо другой. Да, верно, среди нас есть звери - как и среди всех других народов. Но есть и порядочные люди: честные, справедливые, добродетельные. Они отстаивают свое право на существование, и они мои братья по крови.
- Мы все равно не поймем друг друга, - вздохнула она, - не будем продолжать этот бесполезный политический спор. Мы оба хорошо сознаем, что речь идет отнюдь не о праве на существование какой-либо национальной группы: твоей, Найду или моей… - Она вдруг запнулась. Как растолковать ему это? Он убежден в своей правоте, и теперь ничто не в силах его переубедить.
Ее сковывала невыразимая усталость, тупая, расслабляющая, когда лень даже думать о чем-нибудь. Любовь ушла, и в душе осталась полная пустота. А ведь когда-то это была необыкновенно сильная любовь, всепоглощающая и щедрая, любовь, которая изливалась с беспечностью неиссякаемого источника. И вот она истощилась, пересохла, иссякла.
- Ты считаешь, что продолжать этот разговор бесполезно? - с горечью спросил он.
Она искала спасения в относительно безопасной роли учительницы истории. Ведь историки, рассуждала она, обходят молчанием людей, опаленных огнем великих духовных и моральных битв; эти люди, стоящие на краю событий, не заслуживают упоминания, но больше всего жертв среди них… Нет, это не совсем точно. Он не стоит в стороне и никогда не стоял. Это я верила, что можно стоять в стороне. Но это невозможно: по крайней мере, сейчас, в этой стране, для тех, кто в ней рожден… Что он говорит? Бесполезно продолжать разговор?
- Это неверно, Карл. Я только хотела сказать, что незачем затуманивать важнейшие проблемы нашей эпохи, заводя бесполезный политический спор о целесообразности. Тем более нам с тобой.
- Значит, ты утверждаешь, что разница между добром и злом, честью и бесчестьем измеряется лишь количественно. Толпа права! Толпа - бог, в особенности если это толпа черных.
- Неужели все сводится к этому? Да нет, Карл. Речь идет отнюдь не о толпе, не о боге и даже не о цвете кожи. Речь идет о тирании, угнетении, жестокости - обо всех тех гнусностях, которые совершало меньшинство, пытаясь удержать власть против воли большинства. В наше время, особенно сейчас и здесь, борьба, по сути дела, идет между добром и злом.
- Понимаю. Правление белых - это зло. Правление черных - добро.
- Этого я не знаю, Карл. Я знаю лишь одно: от правления белых нельзя ждать ничего хорошего. Ты сам настоял на этом разговоре, Карл. Ничего хорошего. А там, где нельзя ждать ничего хорошего, зло торжествует полную победу. Возможно, правление черных и в самом деле окажется, как ты опасаешься, ужасным бедствием. В других частях Африки, насколько я знаю, не случилось ничего страшного. Но даже если бы сбылись худшие опасения, еще не все было бы потеряно, потому что власть держало бы в своих руках большинство. Вот в чем, по-моему, надо искать объяснение, отчего Сэмми Найду пожертвовал собой ради африканца.
Итак, я покончила с этим, подумала она, раз и навсегда.
Она быстро поднялась.
- Прощай, Карл.
Он тоже встал. И, вставая, уже сознавал, что это полный и окончательный разрыв. Она повернулась и пошла к дому.
- Милдред!..
Она остановилась.
Он сказал прерывающимся голосом:
- Я пытался…
Выпрямившись, с высоко поднятой головой, она двинулась дальше - и только бросила старухе грикве:
- Мистер Карл уезжает, Лена.
Старуха отворила ворота, а когда Карл Ван Ас выехал на своей машине, снова заперла их, инстинктивно чувствуя, что больше никогда не увидит этого человека.
Карл Ван Ас остановился у первого же попавшегося бара; наспех проглотил две двойных порции брэнди и отыскал в записной книжке номер Анны де Вет. Она пригласила его с такой готовностью, что ему стало не по себе. Подъезжая к ее дому, он мысленно оплакивал человека, которым хотел бы себя видеть.
3
Распоряжение поступило на следующий день, и даже Молодой Нанда не ожидал, что оно будет передано ему таким путем. Когда он шел к себе в кабинет, секретарша сказала, что ему уже четыре раза звонил некий Исаакс из Иоганнесбурга, представитель одной из крупнейших галантерейных фирм.
- Почему он хотел говорить именно со мной? - спросил Джо Нанда, смутно припоминая Исаакса. Это был небольшого роста еврей, производивший какое-то странно унылое впечатление: и своими обвислыми усами, и мешковатой одеждой, и характерной падающей интонацией.
- Он не стал разговаривать ни с кем другим, - ответила секретарша. - Ему
приказано поговорить с вами лично и показать образцы бракованного товара.
- Что за ерунда! - возмутился Джо Нанда.
- Я его уверяла, что тут какое-то недоразумение. То же самое говорил мистер Мукерджи.
- Но мистер Исаакс должен непременно повидать самого хозяина? А ну его к черту! Уж я его помариную!
Как раз в этот миг задребезжал телефон, секретарша сняла трубку и, прикрыв ладонью микрофон, сказала:
- Это опять он, сэр.
Джо Нанда вошел в кабинет и снял трубку.
- Мистер Исаакс? Это Джо Нанда.
- Наконец-то я дозвонился до вас, мистер Нанда. Вам, конечно, передали, какое у меня поручение. Днем я выезжаю обратно и поэтому рассчитываю повидать вас утром.
- Боюсь, это невозможно, сэр. Моя секретарша, я уверен, предупредила вас, что я занят весь день.
- И все-таки вы должны уделить мне хоть пять минут, мистер Нанда.
- Боюсь, это невозможно. Более неудачного дня, кажется, нельзя было выбрать. - Он знал, что экспресс уходит около часа и добавил - Я могу принять вас без пяти час.
На другом конце провода наступило молчание. Ну, сейчас он выложит карты на стол, все они рано или поздно выкладывают карты на стол, думал Нанда, глядя на секретаря.
Человек на другом конце провода заговорил снова; его голос внезапно зазвучал настойчиво и совсем не так уныло, как прежде.
- Дело у меня гораздо важнее, чем вы думаете, мистер Нанда. Я должен успеть на этот поезд и должен повидать вас. Я сейчас приеду к вам и буду ждать до последней минуты. Будет очень жаль, если я не смогу передать вам поручение моих шефов.
Голос замолк.
- Что-то непонятное, - сказала секретарша.
- Может быть, он связной?
- А, может быть, они напали на ваш след?
- Вполне вероятно, что он просто торговый агент, - спокойно сказал Джо.
- Выяснять это довольно опасно, - встревоженно проговорила девушка.
- Придется рискнуть. Предупредите всех наших, чтобы были в полной готовности.
Девушка зашла к главному бухгалтеру, затем в течение десяти минут под видом исполнения своих служебных обязанностей она предупредила более десятка других служащих фирмы. И все они спокойно приготовились к решительным действиям.
Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем приехал галантерейщик. Он назвал свою фамилию секретарю в приемной на первом этаже. Она вызвала посыльного и велела ему проводить мистера Исаакса в кабинет мистера Нанды.
- Он поднимается, сэр, - предупредила Молодого Нанду его секретарша.
- Хорошо. Вы можете идти.
- Пожалуйста, будьте осторожны, сэр.
- Постараюсь, моя дорогая. Вы знаете, что делать?
- Мы знаем.
- Вы у меня молодцы! - сказал Джо Нанда, когда она уже повернулась, чтобы идти.
Я еще никого не убивал; надеюсь, и в этот раз не понадобится никого убивать! Он подвинул стул так, чтобы легче было достать револьвер из открытого ящика стола.
- Мистер Исаакс, сэр, - провозгласила секретарша, распахивая дверь.
Войдя в кабинет, низенький сутулый галантерейщик выпрямился и оглянулся на дверь.
- Я полагаю, мы одни, мистер Нанда. Вы сами, вероятно, не захотите, чтобы ваши служащие слышали поручение моих хозяев. Боюсь, что ни один хозяин не захочет, чтобы его служащие слышали поручения такого рода.
- Они, должно быть, уже догадались, зачем вы изволили пожаловать. Мы здесь одни. Никто нас не подслушивает.
Галантерейщик сделал шаг вперед, но Нанда так и не встал, чтобы с ним поздороваться.
- Мистер Нанда, я привез вам распоряжение, которого вы ожидаете. Вы, видимо, смекнули, в чем дело, потому что меня провели к вам без задержки… Надеюсь, наш телефонный разговор не подслушали? Вы заставили меня сказать больше, чем я собирался.
- Кто вы такой?
- Моя фамилия Исаакс, мистер Нанда. Ваши люди знают меня как иоганнесбургского представителя одной из крупнейших галантерейных фирм страны. Для вашего сведения я могу еще добавить, что я связной, действующий в особо экстренных случаях. Помните этот стишок: "Симон пришел, Симон ушел"? Вам знакомо это имя - Симон?
- Симон? - с удивлением повторил Джо Нанда, и в тот же миг у него отлегло от сердца. - Извините, что я оказался таким недоверчивым.
- Вы были правы, совершенно правы.
Джо резким движением задвинул ящик стола и вскочил:
- Рад вас видеть. Присаживайтесь!
Он снял трубку внутреннего телефона и, посмотрев на галантерейщика, сказал:
- Я должен предупредить своих, что все в порядке. Все в порядке, да, да, в полном порядке, - проговорил он в трубку.
- Я вижу, вы приготовились к самому худшему, - заметил Исаакс.
- Ведь я знаю, где находится Нкоэи.
- Разумеется. Потому-то Найду и пожертвовал собой. Стало быть, наш друг в безопасности?
- Да.
- В полной безопасности?
- Как я и вы, Симон.
- А это означает, что он в доме Старика Нанды. Не так уж здесь безопасно, Джо. Если мы у себя, в далеком Иоганнесбурге, сумели сообразить, что к чему, можете быть уверены, что вам не удастся долго водить за нос здешних людей, особенно Ван Аса. Достаточно легчайшего подозрения, что вы, возможно, - заметьте, только возможно - сочувствуете нашему движению, как они тотчас заинтересуются домом Старика Нанды.
- Но сперва на меня должно пасть подозрение.
- Откуда вы знаете, что оно уже не пало на вас? Этот Ван Ас дьявольски умен, Джо… Но давайте поговорим о деле. Они порвали много важных связей, и теперь мне приходится их восстанавливать. После того, как два дня назад арестовали председателя, Совет отложил все свои заседания. Наш друг секретарь - когда я говорю "Наш друг", я подразумеваю самого верного друга, который есть у национальных меньшинств в Совете, - вынужден сейчас принимать единоличные решения. Он считает, что в интересах безопасности я не должен открывать, кто я такой, членам африканской секции натальской организации; поэтому прошу вас передать им все, что я сейчас сказал. Передайте им также, что готовится нападение на место заключения председателя - кстати, они до сих пор не узнали и вряд ли узнают, что он председатель, - и мы хотим, чтобы одновременно с этим нападением по всей стране прокатилась волна диверсий. Но было бы ошибочно принимать это за восстание. Нашз цель - устрашить их и скрыть истинные размеры ущерба, который они нанесли нашей организации. Чрезвычайно важно, чтобы за то время, пока будут происходить намеченные выступления, вы успели вывезти Нкози за границу. Секретарь хочет, чтобы это сделали вы, а не здешняя африканская секция. У вас есть организация, у них нет, поэтому у вас больше шансов на успех. Первоначальный план состоял в том, чтобы переправить его к северной границе, а оттуда в Родезию. Это лучше всего могли бы сделать африканцы. Но нарушение связей сорвало этот первоначальный план. Я говорю достаточно ясно?
- Да, - тихо сказал Джо.
- Вы сможете выполнить задание?
- Должны выполнить.
- Помните, что, если мы не вывезем его до завтрашней ночи, опасность его ареста увеличится в тысячу раз, а его арест, как вы сами понимаете, положил бы конец легенде о Нкози.
- И мы потерпели бы крупное поражение.
- Вот именно, - кивнул Исаакс, - крупное поражение.
- Итак, мы должны вывезти его, - подытожил Джо. - Как мне связаться с местными африканскими лидерами?
- Вам надо связаться только с одним из них… Сюда никто не войдет? Я хочу раздеться до пояса.
- Нет, - ответил Джо. Но на всякий случай он быстро подошел к двери и запер ее на ключ.
Исаакс обнажил верхнюю часть туловища. К внутренней стороне его руки, возле самой подмышки, был приклеен лоскут телесного цвета. Под ним оказалась записка.
- Тут написано, к кому обратиться. Вручите ему это письмо, и он выслушает вас с доверием.
Джо Нанда внимательно прочитал записку, затем вынул бумажник и спрятал ее в потайное отделение.
- Вот и все, - сказал низенький человечек, одеваясь и преображаясь в понурого Исаакса, иоганнесбургского агента галантерейной фирмы. - А теперь давайте поговорим о рекламациях, которые предъявляют вам мои хозяева. Ведь эти рекламации вполне реальны, хотя и составлены не без моего участия. Пожалуйста, пригласите своего секретаря: может быть, вам надо будет кое-что записать.
Когда через полчаса Исаакс собрался уходить, Джо крепко пожал ему руку.
- Передайте привет моим друзьям в Иоганнесбурге.
- Я возвращусь туда не сразу. Мне нужно восстановить еще множество прерванных связей.
- Да, конечно, - быстро проговорил Джо. - Желаю удачи.
Понурый Исаакс просиял улыбкой.
- Она вам самому понадобится. Желаю удачи.
Секретарша была удивлена сердечностью их прощания. Оставшись наедине с молодым хозяином, она не преминула заметить:
- Этот мистер Исаакс, оказывается, не совсем обычный клиент.
- Совсем даже необычный, - подтвердил Джо.