- А почему ты думаешь, что я хорошо справляюсь со своей работой? - спросил я. - Есть уйма очень плохих писателей.
- Не будь ты хорош на своей работе, ты бы не ездил на такой машине. Эта игрушка, она, наверное, стоит кругленькую сумму.
- Да в общем-то, не дешевая.
- На сколько она может разогнаться?
- Сто двадцать девять миль в час, - сказал я.
- Спорю, что не сможет.
- А я спорю, что сможет.
- Все производители машин брехуны, - сказал он. - Купи какую угодно машину, она в жизни не выдаст того, что производители объявляют в рекламе.
- Эта выдаст.
- А ты вот дай полный газ и докажи, - сказал человечек. - Давай, начальник, газани, и посмотрим, на что она способна.
Около Чалфонт-Сент-Питер есть круговая развязка, а сразу же за ней - протяженный участок хайвея с разделителем. Мы выехали с развязки на хайвей, и я даванул педаль газа. Машина прыгнула вперед как ужаленная; через десять секунд мы уже делали девяносто.
- Здорово! - воскликнул он. - Прелесть! Гони дальше!
Я вжал педаль газа до самого пола и не отпускал ее.
- Ровно сто! - крикнул он. - Сто пять! Сто десять! Сто пятнадцать! Гони что есть мочи!
Я держался крайней полосы; мы обогнали несколько машин так, словно они стояли неподвижно. Зеленый "мини", большой, цвета сливок "ситроен", белый "лендровер", огромный грузовик с контейнером в кузове, пламенный "фольксваген-минибас"…
- Сто двадцать! - крикнул мой пассажир, подпрыгивая на сиденье. - Давай! Гони! Выжми из нее сто двадцать девять!
И тут нас ударил по ушам вой полицейской сирены. Она звучала так громко, словно находилась внутри машины. А затем рядом с нами появился полицейский на мотоцикле; он обогнал нас по внутренней полосе и вскинул руку, приказывая остановиться.
- О моя благословенная тетя, - сказал я сквозь зубы.
Фараон делал, видимо, хорошие сто тридцать и, когда нас обогнал, долго не мог затормозить. В конце концов он прижался к обочине, я остановился сразу за ним.
- Вот уж не думал, что полицейские мотоциклы могут гнать с такой скоростью, - пробормотал я жалким голосом.
- Этот может, - сказал мой пассажир. - Та же фирма, что и у тебя. Это же "БМВ эр-девяносто-эс". Самый быстрый из байков, теперь они все на таких.
Фараон слез со своего мотоцикла и откинул у него подпорки. Затем снял перчатки и аккуратно положил их на сиденье. Теперь он никуда не спешил. Нам было никуда не деться, и он прекрасно это понимал.
- Крупно мы влипли, - пробормотал я. - Как-то мне все это не нравится.
- Не говори с ним больше, чем необходимо, - посоветовал мой компаньон. - Главное - сиди и молчи.
Фараон подошел неторопливой походкой, словно палач к жертве. Это был здоровый мясистый мужик с хорошо намеченным брюхом. Его синие бриджи едва не лопались на непомерно огромных бедрах. Вздернутые на шлем очки открывали взору красное, словно вареный рак, лицо с широченными скулами.
Мы сидели как напроказившие школьники и ждали, пока он подойдет.
- Осторожнее с этим мужиком, - прошептал пассажир, - с виду он злобный как черт.
Фараон обошел машину и положил свою мясистую лапу на край моего открытого окошка.
- Куда такая спешка? - спросил он.
- Да никакой особой спешки, офицер, - ответил я.
- Может быть, какая-нибудь женщина готова разродиться и вы спешно доставляете ее в больницу? Да?
- Нет, офицер.
- Или, может быть, ваш дом горит и вы спешите выручить свою семью, застрявшую на верхнем этаже?
В его голосе звучали опасная мягкость и откровенная издевка.
- Мой дом не горит, офицер.
- В таком случае, - сказал фараон, - вы нарвались на большие неприятности, вы согласны? Вам известно, какой у нас в стране предел разрешенной скорости?
- Семьдесят, - сказал я.
- А вы не могли бы мне сказать, с какой скоростью вы только что ехали?
Я пожал плечами и промолчал.
Когда фараон снова заговорил, это было так громко, что я подпрыгнул на сиденье.
- Сто двадцать миль в час! - рявкнул он. - Это на пятьдесят миль в час больше лимита.
Он повернул голову и выплюнул большой комок слюны; плевок угодил на крыло моей машины и начал медленно сползать по прекрасной голубой краске. А затем он вскинул голову и уставился на моего пассажира.
- А вы кто такой? - спросил он резким голосом.
- Это автостопщик, - объяснил я. - Я согласился его подвезти.
- Я вас не спрашиваю, - отрезал фараон. - Я спросил его.
- Я сделал что-нибудь плохое? - поинтересовался пассажир. Сейчас его голос был мягкий и масленый, словно крем для лица.
- Более чем возможно, - ответил фараон. - И в любом случае вы являетесь свидетелем, я займусь вами через минуту. Права! - рявкнул он и протянул руку.
Я отдал ему свои водительские права.
Он расстегнул левый нагрудный карман мундира и вытащил проклятую талонную книжку. Аккуратно переписал из моих прав адрес, имя и фамилию. Затем вернул мне права. Он зашел к машине спереди и списал ее номер с номерного знака. Зафиксировал дату, время и подробности моего нарушения. Затем оторвал талон. Прежде чем вручить его мне, он проверил сделанную под копирку копию, все получилось ясно и разборчиво. В конечном итоге он вернул талонную книжку в карман и застегнул пуговицу.
- Теперь вы, - сказал он моему пассажиру и зашел с другой стороны машины; из другого нагрудного кармана он достал маленький черный блокнот. - Имя?
- Майкл Фиш, - сказал мой пассажир.
- Адрес?
- Лутон, Виндзор-лейн, дом четырнадцать.
- Покажите мне что-нибудь, доказывающее, что это ваши настоящие имя и адрес.
Мой пассажир покопался в карманах и достал свои собственные права. Полицейский проверил имя и адрес и отдал права ему обратно.
- Ваша работа? - спросил он резким тоном.
- Я - козлонос.
- Что?!
- Козлонос.
- Произнесите по буквам.
- К-о-з-л-о…
- Хватит. Не могли бы вы сказать, что такое "козлонос"?
- Козлонос, офицер, это человек, подносящий каменщику по лестнице раствор. А козел - это в чем он его подносит. У него такая длинная ручка и деревянные стенки, приделанные под углом…
- Хватит, хватит. Кто ваш работодатель?
- У меня нет работодателя, я безработный.
Фараон записал все это в свой черный блокнот, сунул его обратно в карман и застегнул пуговицу.
- Когда я вернусь в участок, обязательно проведу по вам небольшую проверку, - пообещал он моему пассажиру.
- Меня? Проверять? Разве я сделал что-нибудь плохое? - заверещал крысоподобный человечек.
- Мне подозрительно ваше лицо, вот и все, - сказал фараон. - Может быть, в наших файлах найдется где-нибудь ваш портрет.
Он обошел машину и вернулся к моему окошку.
- А вы, похоже, крупно влипли, - сказал он мне.
- Да, офицер.
- Вы теперь долго не будете раскатывать на этой своей роскошной машине, мы уж позаботимся. Да и вообще не будете раскатывать ни на какой машине ближайшие несколько лет. И хорошо, что не будете. И я надеюсь, для комплекта вас еще на сколько-то упрячут.
- Вы говорите про тюрьму? - встревожился я.
- Абсолютно верно, - подтвердил фараон и жирно причмокнул. - В каталажку. За решетку. Вместе с другими преступниками, нарушающими закон. Ну и заодно приличный штраф. Все это доставит мне огромное удовольствие. Так что увидимся в суде с обоими вами. Вас вызовут повестками.
Он повернулся и пошел к своему мотоциклу. Пинком поднял подпорку. Затем сел в седло, включил стартер и с ревом умчался по дороге.
- Ух! - выдохнул я. - Теперь хоть можно вздохнуть поспокойнее.
- Нас поймали, - напомнил пассажир. - Нас поймали, и никуда тут не денешься.
- В смысле, что меня поймали.
- Тоже верно, - согласился пассажир. - Ну и что ты, начальник, будешь делать?
- Поеду сейчас же в Лондон и потолкую со своим адвокатом.
Я запустил мотор и поехал дальше.
- Ты не верь, что он тут натрепал про тюрьму, - сказал пассажир. - Никто не сажает в тюрягу за превышение скорости.
- Ты уверен? - спросил я.
- Абсолютно, - ответил пассажир. - Они не могут даже забрать права; влепят, конечно же, охрененный штраф, но тем дело и кончится.
У меня словно груз свалился с плеч.
- Кстати, - сказал я, - зачем ты ему соврал?
- Кто, я? А почему ты думаешь, что я ему соврал?
- Ты назвался безработным козлоносом. Но мне-то ты говорил, что занимаешься высококвалифицированным трудом.
- Так оно и есть, - сказал мой попутчик. - Но я не обязан все докладывать фараонам.
- Так чем же ты занимаешься? - спросил я.
- Что, - спросил он в ответ, - очень любопытно?
- Это что-нибудь, чего ты стесняешься?
- Стесняюсь? - с жаром воскликнул пассажир. - Я стесняюсь своей работы? Да я горд ею, как никто другой на свете. Очень уж вы, писатели, любопытны, - усмехнулся он. - И ты, наверное, не успокоишься, пока не получишь точного ответа.
- Да мне, в общем-то, все равно, - соврал я.
Пассажир хитро взглянул на меня краем глаза.
- А вот мне что-то кажется - не все равно, - сказал он. - По твоему лицу вижу, ты подозреваешь, что я занимаюсь чем-то необычным, и у тебя прямо зудит узнать, чем именно.
Мне не понравилось, как он читает мои мысли. Я молчал и глядел на дорогу.
- И в общем-то, ты прав, - продолжил пассажир. - У меня весьма своеобразная профессия. Самая необычная, какая может быть.
Я ждал продолжения.
- И поэтому, понимаешь ли, мне приходится быть очень осторожным, с кем и о чем говорю. Откуда я знаю, к примеру, что ты не фараон в штатском?
- Я похож на фараона?
- Нет, - мотнул головой попутчик. - Не похож. Более того, ты и не фараон, это видно любому идиоту.
Он достал из необъятного кармана жестянку с табаком и начал крутить самокрутку. Я смотрел на него краешком глаза; скорость, с которой он выполнял эту непростую операцию, поражала воображение. Сигарета была готова уже через пять секунд, Он провел языком по краешку бумаги, заклеил ее и сунул в рот. Словно из ниоткуда, в его руке появилась зажигалка. Вспыхнул язычок пламени, мой попутчик глубоко затянулся. Зажигалка снова исчезла. Что и говорить, замечательное представление.
- В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так быстро крутил самокрутку, - сказал я.
- А, - сказал он, выпуская клуб дыма. - Так ты заметил.
- Конечно заметил, это ж чистая фантастика.
Пассажир откинулся на спинку и улыбнулся. Ему очень понравилось, что я обратил внимание, как быстро он скрутил самокрутку.
- Хочешь знать, что мне в этом помогает?
- Давай расскажи.
- Это потому, что у меня фантастические пальцы. Мои пальцы, - сказал он, растопырив передо мною обе пятерни, - быстрее и умнее, чем пальцы лучшего в мире пианиста.
- Ты играешь на пианино?
- Не строй из себя идиота, - сказал он. - Разве я похож на пианиста?
Я взглянул на его пальцы. Они имели великолепную форму, были такими тонкими, длинными и изящными, что никак не сочетались с остальной его внешностью. Такие пальцы скорее подошли бы нейрохирургу или часовщику.
- Моя работа, - продолжил пассажир, - во сто раз труднее, чем играть на пианино. Любого олуха можно научить играть на пианино. В наше время малолетние клопы барабанят по пианино едва ли не в каждом доме, так ведь?
- Более или менее, - сказал я.
- Конечно же, это так. Но и один человек из десяти миллионов не научится тому, что делаю я. Ни один из десяти миллионов. Ну, как тебе это?
- Поразительно, - сказал я, ничего не понимая.
- Ты абсолютно прав, что это поразительно, - согласился он.
- Пожалуй, я знаю, чем ты занимаешься, - сказал я. - Ты показываешь фокусы. Ты хороший фокусник.
- Я? - презрительно фыркнул мой попутчик. - Фокусник? Ты можешь себе представить, как я таскаюсь по вшивым детским утренникам и достаю из цилиндра кроликов?
- Значит, ты играешь в карты. Подбиваешь людей на игру и сдаешь себе роскошную карту.
- Я и какое-то вонючее шулерство! - фыркнул он. - Вот уж действительно жалкое занятие.
- Ладно, сдаюсь.
Теперь я вел машину медленно, не больше сорока миль в час, чтобы уж точно не остановили. Мы выехали на шоссе Лондон - Оксфорд и теперь катили под уклон к Денему.
И вдруг в руке моего пассажира оказался черный кожаный ремень.
- Видел такой где-нибудь раньше? - спросил он; у ремня была латунная пряжка с необычным орнаментом.
- Ой! - удивился я. - Это же точно как мой. Да это действительно мой! Где ты его взял?
Он ухмыльнулся и покачал пряжкой из стороны в сторону.
- Конечно, из твоих брюк.
Я схватился за свой ремень, вернее - попытался схватиться.
- Ты хочешь сказать, что снял его с меня, пока я вел машину? - изумился я.
Он кивнул, не спуская с меня своих маленьких крысиных глазок.
- Это невозможно, - твердо сказал я. - Для этого нужно расстегнуть пряжку и протащить ремень через все петли по кругу. Я бы увидел, как ты это делаешь. И если бы даже не увидел, наверняка бы почувствовал.
- А ты ничего не почувствовал, - сказал он торжествующе и бросил ремень себе на колени, а потом вдруг оказалось, что он держит в пальцах коричневый ботиночный шнурок. - А как насчет этого? - спросил он, болтая шнурком.
- Что насчет этого? - спросил я.
- У кого-нибудь тут, часом, не пропал шнурок из ботинка? - спросил он, широко ухмыляясь.
Я бросил взгляд на свои ботинки. В одном из них не было шнурка.
- Господи! - воскликнул я. - Да как ты это сделал? Я даже не заметил, как ты нагибаешься.
- А ты ничего не заметил, - гордо сказал пассажир. - Ты вообще не видел, чтобы я шевельнулся, и знаешь почему?
- Знаю, - кивнул я. - Потому что у тебя фантастические пальцы.
- Абсолютно верно! - воскликнул попутчик. - Быстро ты соображаешь. - Он откинулся на спинку сиденья, затянулся своей самокруткой и выпустил на ветровое стекло тонкую струйку дыма. Мужик понимал, что два его фокуса произвели на меня впечатление, и откровенно этому радовался. - Не хотелось бы мне опоздать, - сказал он. - Сколько сейчас времени?
- Да вот же часы, прямо перед тобой.
- Не верю я этим автомобильным часам, сколько сейчас по твоим?
Я поддернул рукав вверх, чтобы взглянуть на часы. Их там не было. Я взглянул на мужика, он смотрел на меня и улыбался.
- Ты и их с меня снял, - сказал я.
Он протянул руку, на его ладони лежали мои часы.
- Отличная штука, - сказал он. - Высшее качество, восемнадцатикаратное золото. И продать проще простого. Пристроить качественный товар вообще очень просто.
- Если ты не возражаешь, я бы не прочь получить их назад, - пробурчал я обиженно.
Мужик осторожно положил часы перед собой на кожаный поддон.
- Я в жизни, начальник, ничего у тебя не возьму, - сказал он. - Ты мне друг. Ты меня подвозишь.
- Рад это слышать, - немного оттаял я.
- Все, что я делаю, это просто ответ на твой вопрос, - продолжил он. - Ты спросил меня, чем я зарабатываю на хлеб, вот я тебе и показываю.
- А что у тебя еще есть из моего?
Он снова улыбнулся и начал одну за другой доставать из своих карманов принадлежащие мне вещи: мои водительские права, связку из четырех ключей, несколько фунтовых бумажек, несколько монет, письмо от моих издателей, мой дневник, маленький огрызок карандаша, зажигалку и самым последним номером - великолепное старинное кольцо моей жены с большим сапфиром и мелкими жемчужинами вокруг него. Я вез это кольцо к лондонскому ювелиру, потому что одна из жемчужинок выпала.
- А вот это уж точно отличная вещь, - сказал он, разглядывая кольцо. - Восемнадцатый век, насколько я понимаю, период Георга Третьего.
Его познания впечатляли.
- Ты прав, - подтвердил я. - Ты абсолютно прав.
Он положил кольцо на кожаный поддон рядом с другими вещами.
- Так значит, ты карманник, - сказал я.
- Ты бы сказал еще "щипач"! - возмутился попутчик. - Я не люблю это грубое вульгарное слово. Карманники - это грубые, вульгарные люди, способные только на примитивнейшую работу. Они воруют деньги у слепых старушек.
- И как же ты тогда себя называешь?
- Себя? Я - пальцедел, профессиональный пальцедел.
Он произнес это гордо и торжественно, словно сообщая мне, что он президент Королевского хирургического колледжа или архиепископ Кентерберийский.
- В жизни не слышал такого слова, - сказал я. - Ты его сам придумал?
- Конечно же, не я его придумал. Так называют тех, кто достиг вершины этой профессии. Вот ты слышал, конечно же, про златоделов. Они выполняют тончайшую работу по золоту. А я выполняю тончайшую работу пальцами, поэтому я пальцедел.
- Интересная, наверное, работа.
- Великолепная работа, - согласился мой попутчик. - И очень приятная.
- И потому-то ты и ездишь на скачки?
- Скачки, это самое милое дело, - подтвердил он. - Ты просто бродишь после заезда и высматриваешь счастливчиков, встающих в очередь за своими выигрышами. И когда ты видишь кого-нибудь, кто получает толстую пачку денег, ты просто следуешь за ним и берешь у него, сколько хочешь. Ты только, начальник, не пойми меня неверно, я ничего не беру у проигравших, а также у бедняков. Я занимаюсь только выигравшими и богатыми.
- Весьма благородная политика, - сказал я. - И часто ты попадаешься?
- Попадаюсь? - возмутился попутчик. - Чтобы кто-то там поймал меня? Ловят только карманников, пальцеделов - никогда. Послушай, при желании я мог бы вынуть у тебя изо рта вставную челюсть, и даже тогда ты меня бы не поймал.
- У меня нет вставных зубов.
- Я знаю, что нет, - сказал попутчик, - иначе я давно бы их вынул.
Я ему верил; эти длинные тонкие пальцы были способны на что угодно.
Какое-то время мы ехали молча.
- Этот полицейский думает проверить тебя вдоль и поперек, - сказал я. - Это тебя не беспокоит?
- Да откуда он знает, кого проверять?
- Как это откуда? Все твои данные аккуратно записаны в его черном блокнотике.
Попутчик одарил меня очередной хитрой крысиной улыбкой.
- Да, конечно, - согласился он, - в блокнотике все записано. Только зуб даю, что в его памяти ровно ничего не записано. Я в жизни еще не видел фараона с приличной памятью. Иногда они забывают даже собственное имя.
- А при чем тут какая-то память? - удивился я. - Все записано у него в блокноте.
- Да, начальник, записано. Беда только в том, что он потерял свой блокнот. Он потерял и блокнот с моим именем, и талонную книжку, где записан ты.
Он торжествующе показал мне блокнот и талонную книжку, изъятые им из карманов полицейского.
- Это было проще простого, - объявил он с гордостью.
От радости я чуть не врезался в молоковоз.
- Так что у этого фараона нет теперь на нас ровно ничего, - сказал мой попутчик.
- Ты - гений! - воскликнул я.
- Ни имен, ни адресов, ни номера машины - ровно ничего.
- Ты просто великолепен!