Два черных пера на шляпе цвета копоти, которые обычно торчали, как два вопросительных знака, тут же качнулись, приняв форму восклицательных знаков; что же касается самой шляпы, она угрожающе дрогнула. Удивление, возмущение, протест и одновременно ужас в движениях самой матушки Жири выразились в экстравагантном пируэте, называемом "жетэ глиссад" – жест оскорбленной добродетели, прыжок, который перенес ее вплотную к креслу директора, заставив того невольно отшатнуться.
– Арестовать меня!
Было просто удивительно, что произнесший эти слова рот не выплюнул в лицо Ришару три оставшихся там зуба.
Но господин Ришар выстоял. Его указательный палец предостерегающе уперся в грудь билетерши ложи № 5.
– Я арестую вас, мадам Жири, как воровку!
– А ну-ка повтори!
И мадам Жири наотмашь ударила директора Ришара по щеке, прежде чем успел вмешаться Моншармен. Правда, директорской щеки коснулась не сухая ладонь старой истерички, а только конверт, виновник скандала. Магический конверт раскрылся от удара, и новенькие банкноты, стайка фантастических гигантских бабочек, закружились по комнате.
Директора вскрикнули в один голос, одна и та же мысль бросила обоих на колени, и они принялись лихорадочно собирать бесценные бумажки.
– Настоящие? – спросил Моншармен.
– Настоящие? – спросил Ришар.
– Настоящие! – закричали оба в один голос.
А над ними скрежетали три зуба мадам Жири, изрыгавшей невнятные ругательства. Отчетливо слышалось только:
– Я – воровка! Ах, какая наглость! Ой, не могу!
Она задыхалась. Она кричала. Потом вдруг внезапно подскочила к Ришару.
– Во всяком случае, вы, господин Ришар, должны знать лучше меня, куда девались двадцать тысяч франков!
– Я? – изумился Ришар. – Откуда?
– Что это значит? – поспешил вмешаться обеспокоенный Моншармен. – Почему вы утверждаете, что господин Ришар знает лучше вас, куда девались двадцать тысяч?
Ришар, чувствуя, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял матушку Жири за руку и сильно встряхнул. Голос его загрохотал раскатами грома по кабинету.
– Почему я должен знать, куда делись эти деньги? Почему?!
– Потому что они прошли через ваш карман! – выдохнула старая дама, глядя на него, как глядят на внезапно появившегося черта.
Теперь уже Ришар стоял пораженный. Сначала тяжестью неожиданного обвинения, потом обжигающе подозрительным взглядом Моншармена. И он потерял самообладание, столь необходимое ему в тот момент, чтобы отвергнуть это отвратительное обвинение.
Часто самые невинные люди, застигнутые врасплох внезапным обвинением, которое заставляет их побледнеть, или покраснеть, или пошатнуться, или выпрямиться, или рухнуть в бездну, или протестовать, или вообще молчать, когда надо бы говорить, или хотя бы бормотать что-нибудь, оказываются в одночасье виноватыми.
Моншармен унял воинственный порыв оскорбленного Ришара, готового броситься на мадам Жири, и обратился к ней самым ласковым голосом:
– Как могли вы заподозрить моего коллегу в том, что он положил себе в карман двадцать тысяч франков?
– Я ничего такого не говорила! – заявила с вызовом мадам Жири. – Просто я сама сунула эти двадцать тысяч в карман господина Ришара. – Потом добавила вполголоса: – Раз пошло такое дело, пусть призрак простит меня.
Ришар собирался снова возмутиться, но Моншармен остановил его:
– Постой, постой! Пусть эта женщина объяснится. Я сам буду задавать вопросы. А вообще-то странно, что ты так раскипятился. Мы подошли к тому, чтобы все наконец выяснить, а ты в это время злишься. Ты не прав. Мне, например, все это очень интересно.
Несчастная мадам Жири подняла на него глаза, в которых светилась несокрушимая вера в свою невиновность.
– Вы говорите, что в конверте, который я самолично сунула в карман господина Ришара, было двадцать тысяч франков, но повторяю: я этого не знала, да и господин Ришар сам не знал об этом.
– Вот! Вот! – засуетился вдруг Ришар с победным видом, который Моншармену не понравился. – Я тоже ничего не знал! Вы кладете мне в карман двадцать тысяч, а я об этом не знаю. Интересная получается шутка, мадам Жири.
– Да, – кивнула женщина, – это правда. Никто из нас ничего не знал об этом, но вы-то должны же были обнаружить в конце концов эти деньги.
Ришар непременно съел бы мадам Жири, если бы здесь не было Моншармена, но тот был здесь и продолжал допрос:
– Какой же конверт вы положили в карман господина Ришара? Ведь это был не тот, который мы вам дали, который вы на наших глазах унесли в ложу номер пять и в котором денег не было?
– Простите, как раз тот, который дал мне господин директор, я и сунула ему в карман, – объяснила матушка Жири. – А тот, что я положила в ложу призрака, был приготовлен у меня в рукаве, и его дал мне призрак!
С этими словами мадам Жири вытащила из рукава конверт, как две капли воды, включая надпись, похожий на тот, в котором лежали двадцать тысяч. Директора схватили его, рассмотрели и констатировали, что он запечатан их собственной директорской печатью. Вскрыли конверт… И увидели двадцать билетов "Sante Farce" – точно таких, которые так поразили их в прошлом месяце.
– Как это просто, – удрученно заметил Ришар.
– Совсем просто, – торжественным голосом подтвердил Моншармен.
– Самые эффектные фокусы – всегда самые простые. Достаточно иметь ловкого напарника…
– Или напарницу, – подхватил Моншармен, не спуская глаз с мадам Жири, гипнотизируя ее взглядом. – Так это призрак вручил вам конверт, призрак заставил вас подменить его, не так ли? Призрак сказал, чтобы вы положили другой, подмененный, конверт в карман господина Ришара?
– Да, так оно и было.
– Тогда не продемонстрируете ли вы нам свои способности, мадам? Вот конверт. Делайте так, будто мы ничего не знаем.
– К вашим услугам, господа.
Матушка Жири взяла конверт с двадцатью тысячами и направилась к двери. Когда она была на пороге, директора подскочили к ней.
– Ну уж нет! Больше этот фокус не пройдет! С нас довольно!
– Простите, господа, – сконфузилась женщина. – Простите… Вы сказали, чтобы я сделала все так, будто вы ничего не знаете. Так вот, если бы вы ничего не знали, я бы ушла с вашим конвертом.
– А как бы вы тогда сунули его в карман моего пиджака? – вопросил Ришар, с которого Моншармен не спускал косого испытующего взгляда, продолжая держать в поле зрения мадам Жири, что было весьма затруднительно, однако Моншармен во что бы то ни стало решил докопаться до истины.
– Я должна была положить его в ваш карман в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, господин директор. Вы ведь знаете, что по вечерам я часто прогуливаюсь за кулисами и как мать имею право сопровождать свою дочь в танцевальный зал, приношу ей носочки и тому подобное, то есть вхожу и выхожу, когда вздумается. Там всегда толпится много народу – владельцы лож и прочие… Да и вы, сударь, тоже бываете там. Так вот, я прохожу сзади вас и незаметно опускаю конверт в карман вашего сюртука. И никакого колдовства!
– Никакого колдовства! – прорычал Ришар, вращая глазами, как разгневанный Юпитер. – Никакого колдовства! Но вот я ловлю вас на слове, старая ведьма!
Ругательство обидело билетершу меньше, чем сомнение в ее честности, которое подразумевалось и которое должно было прозвучать следом. Она выпрямилась, ощетинилась, выставила вперед все три зуба.
– Это насчет чего же?
– Насчет того, что в тот вечер я выходил в зал понаблюдать за ложей номер пять и за фальшивым конвертом, который вы туда отнесли. И ни разу не спускался в танцевальный зал.
– Так это не в тот вечер я сунула вам конверт, господин директор! Это было на следующем спектакле! Да, действительно, то был вечер, когда заместитель министра изящных искусств…
При этих словах Ришар нетерпеливо остановил мадам Жири.
– Действительно, – нахмурился он. – Я припоминаю… Теперь припоминаю! Господин заместитель министра пришел за кулисы и вызвал меня. Я спустился в танцевальный зал, заместитель министра и его заместитель были уже там. Вдруг я поворачиваюсь… И сзади стоите вы! Мне даже показалось, что вы задели меня, и больше никого сзади не было. О, я как сейчас вижу вас!
– Да, так оно и было, господин директор, так оно и было! Тогда я только что сыграла свою шутку с вашим карманом… Он был такой удобный!
И мадам Жири сопроводила свои слова неуловимым жестом. Она прошла за спину Ришара и так ловко, что сам Моншармен, который смотрел во все глаза, поразился, опустила конверт в карман господина директора.
– Ну конечно! – воскликнул немного побледневший Ришар. – Очень ловкий трюк призрака! Перед ним стояла такая проблема: убрать любого опасного посредника между тем, кто дает деньги, и тем, кто их принимает. Потом ему оставалось лишь взять их из моего кармана так, чтобы я не заметил, тем более что я даже не знал, что деньги там… Великолепно, не правда ли?
– Великолепно! Разумеется, великолепно, – проворчал Моншармен. – Только ты забываешь, мой друг, что я вложил свои десять тысяч в этот конверт и что в мой карман ничего не положили…
Глава XVIII
Продолжение предыдущей главы
Последняя фраза Моншармена слишком прозрачно намекала на подозрение, под которым отныне находился его коллега. Между ними немедленно завязалась жаркая перепалка, и в конце концов было решено, что с этой минуты Ришар будет беспрекословно слушаться Моншармена и помогать ему искать негодяя, который над ними насмехается.
Теперь мы подходим к антракту, когда секретарь Реми, от которого ничто и никогда не ускользает, отметил странное поведение своих директоров, и нам легко будет понять, почему они вели себя столь нелепым образом, который так не соответствует директорскому достоинству.
Поведение Ришара и Моншармена было обусловлено только что сделанным ими открытием; поэтому, во-первых, в тот вечер Ришар должен был в точности повторять те жесты и движения, которые он делал в день исчезновения первых двадцати тысяч франков; во-вторых, Моншармену предстояло во все глаза следить за задним карманом коллеги, в который мадам Жири должна была вложить новый конверт.
В том самом месте, где он находился во время визита заместителя министра изящных искусств, стоял Ришар, а в нескольких шагах от него и чуть позади – Моншармен.
Мадам Жири прошла, коснулась Ришара, положила конверт с двадцатью тысячами франков в задний карман директора и исчезла…
Вернее, ее заставили исчезнуть. Выполняя приказ Моншармена, который тот дал еще до воссоздания этой сцены, Мерсье закрыл нашу героиню в кабинете, чтобы она не могла общаться с призраком. И она подчинилась безропотно, потому что была теперь лишь съежившимся, ощипанным существом, которое моргало глазами испуганной курицы и уже слышало в коридоре гулкие шаги комиссара, которым ей угрожали, и испускало вздохи, способные расколоть колонны парадной лестницы.
Все это время Ришар сгибался, приседал, делал реверансы, кивал головой, пятился назад, будто перед ним стоял всемогущий чиновник – заместитель министра изящных искусств.
Однако, если подобные знаки чинопочитания не вызвали бы никакого удивления, будь здесь заместитель министра, то они же повергли свидетелей этой необъяснимой сцены во вполне естественное замешательство теперь, когда перед директором никого не было.
Ришар раздавал приветствия в пустоту, склонялся перед пустотой и пятился тоже перед пустотой.
В нескольких шагах от него так же необъяснимо вел себя и Моншармен – отталкивал Реми и умолял посла и директора "Креди Сантраль" не прикасаться к господину директору.
Пятясь, приветствуя несуществующих гостей, Ришар дошел до коридора, ведущего в служебные помещения. Сзади за ним непрестанно наблюдал Моншармен, а сам Ришар следил за тем, что делается перед ним.
Само собой разумеется, это необычное представление, которое дали оба директора Национальной академии музыки, не осталось незамеченным. Их видели.
Ришару и Моншармену еще повезло, что во время этой забавной сцены почти все ученицы балетной школы находились наверху, иначе директора имели бы шумный успех у девочек. Но они думали только о своих двадцати тысячах франков.
Войдя в полутемный административный коридор, Ришар шепнул своему коллеге:
– Я уверен, что никто не прикасался ко мне; теперь немного отстань и следи за мной, пока я не дойду до двери кабинета. Не будем никого звать и посмотрим, что произойдет дальше.
Но Моншармен возразил:
– Нет, Ришар! Ты иди вперед, а я буду следовать за тобой, не отставая ни на шаг.
– Послушай, – не выдержал Ришар, – по-моему, таким образом деньги стащить невозможно.
– Я тоже так думаю, – ответил Моншармен.
– Тогда мы с тобой занимаемся глупостью!
– Мы делаем то же, что делали в прошлый раз. А в прошлый раз я догнал тебя на выходе со сцены, на углу вот этого самого коридора, и дальше шел за тобой по пятам.
– Верно, – покорно вздохнул Ришар.
Две минуты спустя оба директора заперлись в своем кабинете, и сам Моншармен положил ключ себе в карман.
– Я хорошо помню, что мы были одни и дверь была заперта до тех пор, пока мы не ушли домой, – задумчиво проговорил он.
– В таком случае, – предложил Ришар, силясь собрать воедино свои воспоминания, – в таком случае, меня наверняка могли обокрасть по дороге из Оперы…
– Нет, – тоном еще более сухим, чем прежде, произнес Моншармен. – Нет. Это невозможно. Ведь я сам довез тебя до дома в своем экипаже. Двадцать тысяч исчезли в твоем доме, теперь для меня в этом нет никаких сомнений.
Вот к такому выводу пришел Моншармен.
– Ну это уж слишком! – возмутился Ришар. – К тому же я уверен в своих слугах. И если бы кто-то из них это сделал, он давно бы сбежал…
Моншармен пожал плечами, как бы говоря, что подробности его не интересуют. А Ришару вдруг пришло в голову, что коллега разговаривает с ним недопустимым тоном.
– С меня хватит, Моншармен!
– С меня тоже достаточно, Ришар!
– Ты осмеливаешься подозревать меня?
– Да, в недостойной шутке!
– С двадцатью тысячами не шутят.
– Совершенно с тобой согласен, – заявил Моншармен, демонстративно разворачивая газету и погружаясь в чтение.
– Что ты собираешься делать? – удивился Ришар. – Будешь читать газету?
– Да, Ришар, до тех пор, пока не отвезу тебя домой.
– Как в прошлый раз?
– Как в прошлый раз.
Ришар вырвал газету из рук Моншармена. Тот недовольно поднял голову. Возмущенный Ришар стоял перед ним, скрестив руки на груди, – жест, который с сотворения мира означал не что иное, как вызов.
– Вот о чем я подумал, – начал Ришар. – Если бы, как в прошлый раз, проведя весь вечер наедине с тобой, я возвращался домой в твоем экипаже и если бы в момент прощания заметил, что деньги исчезли из моего кармана, я бы подумал…
– Куда это ты клонишь? – насторожился Моншармен.
– Я бы подумал, что раз ты не отходил от меня ни на шаг и раз ты был единственным, кто мог приблизиться ко мне, как в прошлый раз… Словом, я бы подумал, что если в моем кармане нет двадцати тысяч, они вполне могут находиться в твоем!
Моншармен, как ужаленный, подскочил на стуле.
– Понял! – закричал он. – Нам нужна английская булавка!
– При чем здесь английская булавка?
– Мы заколем твой карман английской булавкой. Таким образом, или здесь, или по пути домой и даже дома ты почувствуешь руку, которая полезет тебе в карман, и увидишь владельца этой руки. Английскую булавку мне!
Именно в этот момент Моншармен приоткрыл дверь в коридор и выкрикнул:
– Английскую булавку! Кто даст мне английскую булавку?
Мы уже знаем, о чем секретарь Реми разговаривал с Моншарменом, пока курьер бегал за вожделенной булавкой.
А вот что произошло дальше.
Моншармен, заперев дверь, опустился на корточки позади Ришара.
– Надеюсь, деньги на месте.
– Я тоже надеюсь.
– Настоящие? – спросил Моншармен, который твердо решил, что на сей раз его не провести.
– Проверь сам! Я не хочу даже трогать их.
Моншармен дрожащими руками достал конверт и вытащил оттуда банкноты; на этот раз, чтобы иметь возможность постоянно проверять содержимое конверта, они не опечатали его и даже не заклеили. Он убедился, что деньги на месте – и деньги самые что ни на есть настоящие, – и снова положил их в задний карман Ришара, неподвижно сидевшего за своим столом, потом тщательно заколол карман булавкой.
После чего он сел позади, упершись взглядом в этот карман.
– Чуточку терпения, Ришар, еще несколько минут… Скоро пробьет полночь. В прошлый раз мы ушли, когда пробило двенадцать.
– О, терпения у меня хватит.
Время шло, медленное, ленивое, загадочное. Ришар натянуто рассмеялся.
– Кончится тем, что я начну верить в этого всемогущего призрака, – сказал он. – Ты не находишь, например, что сейчас в этой комнате есть что-то такое, что беспокоит, выбивает из колеи, пугает?
– Это правда, – признался Моншармен, также всерьез обеспокоенный.
– Призрак! – снова заговорил Ришар негромким голосом, как будто боялся, что его услышит некто невидимый. – Призрак… Неужели это призрак тогда при всех три раза стукнул кулаком по этому столу, неужели это он оставляет здесь загадочные послания, разговаривает в ложе номер пять… Неужели это он убил Жозефа Бюкэ, сорвал люстру… обокрал нас! Никого здесь нет, кроме нас с тобой, и если деньги исчезли – причем ни ты, ни я не замешаны в этом, – тогда… тогда придется поверить в призрака…
В этот момент часы на камине начали бить полночь.
Оба директора вздрогнули. Неожиданный страх стиснул им сердца. Страх, причину которого они и сами не смогли бы объяснить и который напрасно старались перебороть. По их лицам струился пот. Двенадцатый удар долго звучал у них в ушах.
Через минуту оба вздохнули и поднялись.
– Думаю, мы можем идти, – сказал Моншармен.
– Да, – покорно подчинился Ришар.
– Но сначала позволь заглянуть в твой карман.
– Ну, конечно, Моншармен! Обязательно! – Затаив дыхание, он немного подождал, потом нетерпеливо спросил: – Ну и что?
– Ничего. Булавка на месте.
– Я не сомневаюсь, ведь ты сам сказал, что теперь я обязательно почувствую…
Но тут Моншармен, все еще ощупывая карман, простонал:
– Булавка здесь, но банкнот я не чувствую.
– Не надо так шутить! Сейчас не время…
– Пощупай сам.
Быстрым движением Ришар сбросил с себя сюртук, они оба схватили его и ощупали: карман был пуст.
Самым интересным было то, что булавка оставалась пришпиленной на прежнем месте.
Ришар и Моншармен побледнели. Сомневаться больше было невозможно.
– Призрак, – прошептал Моншармен.