И все же пришлось отступить. Слишком уж близко к воде подходили окопы, занятые подразделениями "противника", прикрывавшими мост. Приходилось принимать трудное, почти невозможное, но единственное решение: перебить проводник в воде, на дне реки. Однако это на илистом дне, среди затонувших коряг, водорослей, всякого застрявшего у основания моста мусора, сделать водолазам было немыслимо трудно.
По иронии судьбы, проводник обнаружил последний из водолазов, у которого еще не был израсходован запас кислорода. Обнаружил, но перебить не успел. Оставалось одно - нырять.
Серая мгла еще тянулась над рекой. Промозглый ветерок пробирал до костей. Вдали погрохатывало. А здесь было тихо, лишь неясные птичьи крики доносились из темного леса.
Водолаз Семен Близнюк, обнаруживший проводник, был единственный, кто знал теперь, где его искать среди этих чертовых коряг. Кряхтя, с помощью товарищей он стянул скафандр, разделся и нырнул в ледяную воду. Прошла томительная минута, наконец Близнюк вынырнул на поверхность, красный, взъерошенный.
- Ну? - спросил сержант.
Близнюк посмотрел на него вытаращенными глазами и снова исчез под водой. Остальные водолазы терпеливо ждали. На этот раз Близнюк отсутствовал больше минуты - сержант следил по часам. Уже торопливо скинули одежду еще трое солдат и готовы были броситься в реку выручать товарища, когда тот вновь возник на поверхности. Теперь он сам, не ожидая вопроса, повертел головой, давая понять, что ничего не получилось.
Он снова нырнул, но нырнули и еще трое. Там, во мгле, погружая руки в ил, схваченные ледяными объятиями воды, они лихорадочно искали казавшийся им тонким, как нитка, проводник. Это длилось утомительно долго. В какой-то момент они нащупали его и снова потеряли. Один из водолазов поранился о корягу, потом второй, да так серьезно, что пришлось делать перевязку. Все чаще и чаще - водолазы устали - появлялись на поверхности их головы и снова пропадали под водой.
В конце концов Близнюк нащупал проводник, зацепил за него веревку, чтоб больше не потерять, и с улыбкой вынырнул из воды. Впрочем, улыбка эта больше напоминала гримасу.
- Чего рожу строишь? - недовольно проворчал сержант и протянул инструмент.
Но, перебив проводник, водолазы не успокоились, они еще несколько раз ныряли, ища дублирующую цепь. Ее не оказалось. А потом вылезли, кое-как оделись и притаились у опор, готовые в любую минуту помешать "южным" вновь заминировать мост.
Не видя, что происходит наверху, они лишь по звукам боя могли судить о том, как отчаянно рвались к мосту десантники майора Зубкова.
На КП прибыл подполковник Сергеев, офицер штаба, опытный разведчик, спокойный, уравновешенный, немногословный, умевший разгадать и предвидеть ходы "противника", как никто другой. Уже в мирное время награжденный орденом Красного Знамени. И не зря - это Чайковский мог подтвердить лично.
В свое время Сергеев, закончив училище, пришел взводным в батальон Чайковского. И сразу обратил на себя внимание. Молодой лейтенант держался словно прошедший все бои и войны ветеран. Сибиряк, сын и внук таежных охотников, он стрелял, как цирковой снайпер, зимой купался в проруби, пробегал на лыжах десятки километров без видимой усталости. У него были золотые руки. Все-то он знал, все умел.
"Да он кем был в своем колхозе, - удивлялся комбат, - слесарем, столяром, конюхом, механиком? Не офицер, а техник-универсал!"
Действительно, Сергеев умел все, а чего не умел, усваивал мгновенно.
Но больше всего удивляла Чайковского возвышенная любовь, которую лейтенант испытывал к природе. И поразительное знание ее. Он разбирался в следах всех зверей и птиц. И, кстати, умел подражать голосу многих пернатых. Он понимал в грибах, ягодах, травах. Ведал, какие ядовитые, а какие, наоборот, целебные. В лесу он слышал звуки и улавливал запахи, недоступные другим. Видел лучше, чем иной с биноклем. И, естественно, получил за свою службу множество прозвищ, вроде Следопыт, Вождь команчей и так далее, в зависимости от фантазии и эрудиции товарищей.
На действительной он был в пограничных войсках, где его способностями не уставали восхищаться начальники. Задержал нарушителей и был награжден медалью "За отличие в охране государственной границы СССР". Имелись среди его наград и еще две, не так уж часто встречающиеся: "За спасение утопающих", "За отвагу на пожаре". Незаменимый человек на границе!
Но когда подошел конец службы, Сергеев неожиданно для начальства подал рапорт не в пограничное, а в десантное училище.
Его никто не пытался уговаривать. Уже давно было известно, что это бесполезно. Сергеев, что в большом, что в малом деле, решения свои обдумывал тщательнейшим образом, все взвешивал, проверял. Но, решив что-либо, к цели шел не сворачивая. Переубедить его было невозможно, не из-за упрямства, нет, а потому, что он был глубоко убежден в своей правоте и подкреплял любое решение солидной, тщательно подобранной аргументацией.
Заполучив такой самородок, комбат Чайковский обрадовался. Тем не менее долго присматривался к лейтенанту, прикидывал, где тот будет всего полезней, и пришел к выводу - в разведке!
Состоялся разговор. Неофициальный, товарищеский.
- Знаешь, лейтенант (они сидели в военторговской столовой), у тебя столько всяких качеств, - Чайковский улыбнулся, - что прямо не знаешь, за какое из них ухватиться.
- За главное, товарищ капитан, - серьезно ответил Сергеев.
- А какое главное? - Комбат тоже стал серьезным. - Кто скажет?
- Кто ж лучше меня знает?
- Логично, - улыбнулся Чайковский. - Ну и какую бы ты выбрал себе специальность? Что по душе?
- Знаете, товарищ капитан, - как всегда, основательно, неторопливо заговорил Сергеев, - можно выбрать специальность, да не очень-то подходить для нее, а можно быть хорошим специалистом, да вот душа-то как раз к этому делу не лежит. А посредине нюансы…
- Понятно, нюансы, - покивал головой комбат. - Лучше всего, конечно, чтоб и сам хотел и способности имел. Верно? Так куда тебя определить?
- Товарищ капитан, - сказал Сергеев, - скажите свое мнение, интересно, совпадет?
- Разведчиком тебе быть, - заявил Чайковский.
Сергеев улыбнулся:
- Совпало, товарищ капитан. На сто процентов!
- А могло совпасть, скажем, на девяносто пять процентов, да? - усмехнулся Чайковский, скрывая удовлетворение.
С тех пор, куда бы ни перебрасывала служба Чайковского, рано или поздно он перетаскивал за собой Сергеева. Рос в чинах и должностях Чайковский, рос и Сергеев.
И вот сейчас Сергеев явился с докладом.
Генерал одобрительно посмотрел на подполковника - этого офицера он любил.
По данным разведки и наблюдения, силы "южных" на левом берегу Ровной оказались менее значительными, чем ожидалось. Однако их большая рассредоточенность вынуждала распылять и силы десанта. К тому же дамокловым мечом висела над десантом угроза быстрого продвижения резервов "южных". Об этом продвижении никаких новых сведений из штаба генерал-полковника Хабалова не поступало. Единственное, что обещал генерал-полковник, - это применить атомный удар, чтобы преградить путь "южным" в район, захваченный десантом, если положение станет уж слишком тяжелым. Но по тону командующего генерал Чайковский понял, что решится Хабалов на это лишь в самом крайнем случае.
Тревожило и то, что, по непроверенным данным, у "южных" имеются боевые вертолеты, замаскированные где-то неподалеку от аэродрома. Сведения уточнялись.
Комдив был недоволен:
- Что же известно точно? Предполагается, ожидается, а что конкретно?
Конкретными, к счастью, были действия десантников капитана Ясенева. Они молниеносной атакой захватили аэродром, уничтожили эскадрилью базировавшихся там истребителей, подожгли склады с горючим.
В этой молниеносной атаке лишний раз подтверждалась азбучная истина: десантники должны быть готовы к любым неожиданностям, порой к самым невероятным, не предусмотренным никакими наставлениями.
Началось с того, что десантироваться пришлось прямо на голову подразделению аэродромного прикрытия, вести огонь и метать гранаты еще в воздухе. Один из десантников вступил в бой, не успев даже после приземления отстегнуть парашют, который так и улегся белым шлейфом. Солдат перемещался от укрытия к укрытию, а парашют тянулся за ним.
Началась рукопашная, и здесь десантники, мастера этого дела, сразу получили преимущество.
Посредники не успевали записывать фамилии отличавшихся.
Вот гвардеец с противотанковой гранатой в руке устремился к цистернам с горючим. Посредник дает вводную: солдат ранен. Гвардеец мог бы метнуть гранату, отползти и укрыться. Санитары потом окажут ему помощь, перевяжут. Да вот беда: с такого расстояния брошенная им граната, будь он хоть трижды чемпионом-метателем, вреда цистернам не нанесет. И солдат устремляется не туда, где можно укрыться, а к цистернам. У него одна цель: подбежать к ним поближе, чтоб граната сделала свое дело, уничтожила горючее… Посредник фиксирует, что цистерны взорваны, но при этом "гибнет" и солдат.
И не важно, что все это происходит на учениях. Можно не сомневаться: в настоящем бою десантник поступил бы так же.
А какую инициативу и находчивость проявил командир первого взвода гвардии лейтенант Бирюков!
Бирюков - офицер-универсал, впрочем, таких много в десантных войсках. Шахматист-перворазрядник. К делу не относится? Хорошо, хотя как сказать. Лучший танцор в дивизии. Тоже не имеет отношения? Ладно. Но он еще и окончил в свое время аэроклуб по двум специальностям - парашютист и летчик. Это уже что-то? Да? В свое время встал перед ним вопрос: кем быть? Он отдал сердце десантным войскам, но, когда мог, летал. Кроме того, лейтенант Бирюков занял третье место на окружных соревнованиях в беге на 400 метров.
Приземлившись вблизи аэродрома, он добегает до укрытого на опушке самолета с такой скоростью, что не то что на окружных соревнованиях, а небось и на Олимпийских играх завоевал бы золото.
Тут как тут перед ним посредник: "Ваши дальнейшие действия, лейтенант?"
Бирюков четко ответил: "Вскакиваю в кабину и направляю самолет в сторону взлетной полосы. Там тараню приготовившийся к взлету истребитель.
И полоса будет непригодна к употреблению, остальные машины обречены остаться на земле".
Правда, по поводу этого решения офицера посредники некоторое время спорят, но в конце концов дают успех лейтенанту, втайне начиная мечтать о том, чтобы десантники помимо двух десятков военных профессий, какими владеют сейчас, были бы и летчиками.
- Что ж, - усмехнулся генерал-полковник Хабалов, когда ему позже рассказали об этом, - все правильно. Хорошо еще, чтоб они крейсера водили. - И, как всегда, ворчливо добавил: - А вот знаю таких, что и верхом ездить не умеют! - И, заметив недоумение в глазах почтительно слушавших его офицеров, продолжал: - А вы что думаете! Крейсера-то, может, десантнику водить и не придется, а вот доить коров должны уметь. Да, да! Мало ли с чем в тылу врага встретишься. Вот ты, - повернулся он к молоденькому лейтенанту, - сумеешь корову подоить?
- Никак нет, товарищ генерал-полковник, - сначала растерялся лейтенант, но потом нашелся: - А зажарить в случае чего смогу!
- И то молодец! - рассмеялся Хабалов. - Корову зажарить, брат, надо суметь. Но, поверь мне, потомственному мужику, подоить легче.
А тем временем густой черный дым стлался над лесом, аэродромом, захваченным гвардейцами капитана Ясенева. Слышны были взрывы - это взлетали на воздух расположенные вблизи аэродрома склады бомб и ракет.
"Ничего не скажешь, имитаторы работают на славу!" - подумал генерал Чайковский.
- Передайте приказ, - сказал он начальнику штаба, - чтобы Ясенев выходил на последующий рубеж. Я сам выслал разведку в сторону "южных", раз ничего сообщить не могут. - И он досадливо махнул рукой в том направлении, где должен был размещаться командный пункт генерал-полковника Хабалова. Подумав, добавил - Но пусть поосторожнее, может, действительно там эти чертовы вертолеты где-нибудь притаились. Пусть сразу же окапывается. И как следует!
Начальник штаба ушел к себе, и вскоре оттуда донесся приглушенный голос радиста: ""Динамо-26", я - "Арена-25", я - "Арена-25". Как слышите меня? Перехожу на прием…"
Беспокоил комдива и подполковник Круглов. "Противник" на станции Дубки упорно держался. Он превратил станцию в небольшую крепость: соорудил дзоты, установил минные поля, опутал все колючей проволокой, разветвленная паутина окопов окружала поселок. Быть может, танковой атаки и обстрела тяжелой артиллерией оборона и не выдержала бы. Но десант такой возможностью не располагал.
Генерал Чайковский задумался. Он снова и снова вглядывался в карту. Может быть, все-таки повернуть Ясенева? Он свое дело сделал, пусть помогает. Удар во фланг? А с тыла Кучеренко - кстати, чего он там застрял? А с фронта Круглов. Дубки в клещах. Но тогда оголяется левый фланг всего района десантирования. И что тогда сделают "южные", куда ударят?
- Что скажете, товарищ Воронцов? - спросил он начальника штаба.
- Я бы не стал менять первоначальной диспозиции, товарищ генерал-майор.
- А как быть с Дубками?
- В соответствии с приказом, товарищ генерал-майор. Заняв их, Круглов соединяется с Ясеневым и занимает оборону в полосе аэродром, село Высокое, с тем чтобы…
- Да, знаю, знаю. Ну не может Круглов занять Дубки.
Полковник Воронцов, пожевывая губами, молчит. Весь его вид выражает явное неодобрение действиями Круглова: чего он топчется на месте?
Комдив советуется с другими офицерами и принимает решение… прежнего решения не менять: Ясенев будет делать то, что ему приказано, а Круглов пусть форсирует наступление. Генерал направляет ему в поддержку самоходно-артиллерийский дивизион и батарею артиллерийского полка. Главное же, на что он рассчитывает, - внезапный удар подразделения капитана Кучеренко.
Но у того что-то не получается; видимо, никак не может преодолеть того проклятого болота, докладывает все одно и то же: принимаются меры. И потом, пропавший солдат. Что с ним?
Капитан Кучеренко вынужден был наконец доложить, что солдат Золотцев не обнаружен, ищут. В поиски включились посредники со своими, не участвующими в учениях подразделениями. К Кучеренко выехал полковник Логинов. Но пока результатов не было.
Не поступало утешительных сообщений и от Зубкова. "Ну что он там топчется, этот Зубков? Доложил, что удалось разминировать мост, а дальше?"
Генерал посмотрел на часы. Пора, пора уже захватить мост.
- Я выезжаю к Зубкову, - сказал он неожиданно. - Полковник Воронцов, остаетесь за меня. Лужкин, за мной!
БМД рванула с места и помчалась, виляя между деревьями, вдоль опушки. За нею следовали еще две машины, в них заняли места гвардейцы лейтенанта Рогова.
Рогов был великий умелец приземляться в самых, казалось бы, невероятных условиях. В армию пришел из воздушных пожарных, тушил леса в Сибири. Говорят, он там, отдыхая от службы, ходил на медведя с ножом. Такой вот отдых. Не позавидуешь противнику, который вздумает схватиться с этим Роговым. Их несколько человек таких, как он, летели с комдивом в самолете. Отборные мастера десантных наук - прыжков, стрельбы, рукопашного боя. Они отличались особой силой, смелостью, находчивостью.
Гвардейцы Рогова приземлились одни чуть раньше генерала, другие чуть позже. И на земле оказались рядом с ним. В случае чего стали бы живой стеной.
В какой-то момент генералу пришлось затаиться в овраге, переждать артиллерийскую стрельбу, которую неожиданно открыли "южные" непонятно откуда, видимо, из небольшого опорного пункта на левом берегу, окруженного, но еще не взятого десантниками.
У лесной опушки генерал снова остановил машину. Стало совсем светло. Какие-то пичужки чирикали в ветвях, радуясь пришедшей весне. Одни щелкали настойчиво и деловито, другие, словно спутник, через равные промежутки времени пищали на одной и той же ноте, третьи выдавали целые рулады. Пение птиц то и дело перекрывал грохот артиллерийской стрельбы, короткие автоматные очереди, длинные - пулеметные.
В разных местах стлался белый дым, порой вспыхивал красный свет разрыва. Вдали, в низине, сверкала серебристая гладь разливающегося притока Ровной, да и сама Ровная набухала на глазах. Все стремительнее неслись ее воды, унося ветки, ящики, еще какие-то предметы.
Как только артиллерийский огонь прекратился, генерал приказал двигаться дальше.
"Интересно, - размышлял Чайковский, - Воронцов так быстро согласился, чтоб не спорить, или он действительно так думает? Он ведь не любит менять "первоначальную диспозицию"". Чайковский усмехнулся: ох, Воронцов! Впрочем, зря он его подозревает - тот не станет соглашаться с комдивом, лишь бы угодить ему. Они часто спорят. И Воронцов неизменно отстаивает свое мнение: сдержанно, скупо-почтительно, но твердо. Когда оказывается прав, такое тоже бывает, победу не торжествует, подчеркнуто скромен; когда неправ - делает вид, что это не имеет значения. Обыкновенный рабочий эпизод.
Взять хоть прошлые учения. Создалась сложная ситуация. Высадившийся в тылу "противника" десант окружили превосходящие силы. Надо было прорваться. Как? Воронцов предлагал сосредоточить все силы в одном месте и на рассвете нанести неожиданный удар в наиболее уязвимой точке кольца окружения. Здесь было неширокое поле, за которым пролегало шоссе, а еще дальше - железная дорога, за которой простирался лес. Вот в нем, осуществив прорыв, и предлагал укрыться начальник штаба.
Это был соблазнительный вариант, и сначала комдив присоединился к нему. Но, тщательно все продумав, пришел к другому выводу.
- Алексей Лукич, - он подозвал Воронцова к карте. - Даю голову на отсечение, что если "противник" не дурак, то у него наверняка сосредоточены подвижные силы, которые, как только мы начнем прорыв к шоссе и железной дороге, будут переброшены к месту прорыва. Кольцо окружения полторы сотни километров, из них сотню окаймляют эти дороги.
- Другого выхода не вижу, товарищ генерал-майор. Уходить можно только к лесу. Если будем прорываться на юг, негде укрыться. Судите сами - рощицы, деревушки, овражки, а по существу - поле чистое.
- Значит, надо ударить пораньше, ночью, и, миновав эту открытую зону, выйти до рассвета сюда, к предгорью, - он указал на карте место прорыва, - тут уж нас сам черт не разыщет.
- Во-первых, не успеем подготовиться, товарищ генерал-майор, а во-вторых, мало времени, чтобы преодолеть этот участок, не успеем. Здесь двадцать семь километров. Что касается дорог, то можно ночью переправить саперов и с обеих сторон зоны прорыва разрушить дорогу.
- И тем эту зону обнаружить. Да и охраняют дороги.
- Взрывы можно произвести во многих местах…