Обнаружив, что парадная дверь закрыта, пес обежал дом, вошел через черный ход и теперь, ухмыляясь, появился из коридора, по-прежнему держа в зубах патрон с шипящим шнуром. Все ринулись из бара. Томми кидался то к одному, то к другому; он был молод и старался заводить побольше друзей.
Посетители попрятались по углам, некоторые заперлись в конюшне. Позади дома стояла крытая гофрированным железом новая кухня на сваях, служившая также и прачечной, в которой несколько женщин как раз в по время стирали белье. Дэйв и буфетчик торопливо побежали туда и закрыли дверь; буфетчик ругал Дэйва, обзывая его идиотом и спрашивая, какого черта он сюда явился.
Томми залез под кухню между сваями, но, к счастью для находившихся в ней, там сидел злобный рыжий пес-ублюдок, который ушел туда копить свою злость. Это был подлый, драчливый, вороватый пес, которого соседи давно хотели пристрелить или отравить. Томми почуял опасность (он уже встречался с этим псом), выскочил оттуда и побежал по двору, все еще не выпуская патрона. На полпути рыжая собака догнала его и тяпнула. Томми уронил патрон, завизжал и забился в кусты. Рыжая собака преследовала его до изгороди, а потом вернулась посмотреть, что он бросил. Изо всех углов и из под строений вылезло около дюжины других собак - тонконогие вороватые бродячие псы, овчарки-ублюдки, злобные черные и рыжие собаки, которые крадутся за вами в темноте, кусают за пятку и исчезают без всяких объяснений, и тявкающая, визжащая мелюзга. Они держались на почтительном расстоянии от отвратительной рыжей собаки, потому что подходить к ней, когда она находила, как ей казалось, что-нибудь с съедобное с точки зрения кошки или собаки, было опасно. Она дважды обнюхала патрон и только начала осторожно обнюхивать его в третий раз, как…
Это был очень хороший минный порох - новый сорт, который Дэйв недавно привез из Сиднея; да и патрон был сделан на славу. Энди был терпелив и старателен во всем, за что бы ни брался, и умел орудовать иголкой, ниткой, парусиной и веревкой не хуже любого матроса.
Очевидцы рассказывают, что кухня подскочила и снова опустилась на сваи. Когда дым и пыль рассеялись, останки отвратительной рыжей собаки лежали у самой ограды. Глядя на то, что от нее осталось, можно было подумать, что сначала лошадь швырнула собаку копытом в огонь, потом ее основательно переехали тачкой и наконец с размаху шлепнули об забор.
Несколько оседланных лошадей, которые были привязаны к веранде, в клубах пыли мчались галопом по дороге, оборвав поводья; и со всех сторон из зарослей доносился собачий вой. Две собаки ушли в лагерь, где они родились, пробежав тридцать миль за одну ночь, и остались там. Остальные только к вечеру осторожно вернулись домой, чтобы выяснить, что произошло. Одна с трудом ковыляла на двух ногах, да и почти все так или иначе пострадали от взрыва; маленькая короткохвостая собака с опаленной шерстью, у которой была привычка поджимать заднюю ногу, имела основание радоваться, что сберегла ее, так как теперь она ей понадобилась. Много лет в гостинице жила старая одноглазая овчарка, которая со времени взрыва боялась запаха пороха. Она интересовалась патроном больше всех остальных. Старожилы говорили, что было очень забавно подходить к овчарке со стороны ее слепого глаза и подносить грязный шомпол к ее носу: даже не проверяя своим единственным глазом, что случилось, она мчалась в заросли и оставалась там на всю ночь.
В течение получаса после взрыва за конюшней корчились и катались в пыли зрители, задыхаясь от хохота и еле удерживая вопли восторга. В доме две белые женщины бились в истерике, а метиска без толку носилась кругом с ковшом холодной воды. Буфетчик крепко обнимал жену и в промежутках между ее пронзительными криками умолял;
- Перестань, Мэри, ради меня, а то я из тебя всю душу вытрясу.
Дэйв решил извиниться попозже, когда все немного успокоится, и пошел к себе в лагерь. А пес, который все это натворил - Томми, большая глупая дворняжка - вертелся вокруг Дэйва, хлестал его по ногам хвостом и бежал за ним домой, улыбаясь своей широкой, милой, дружелюбной улыбкой, на этот раз явно удовлетворенный своей проделкой.
Энди посадил собаку на цепь и нажарил еще котлет, а Дэйв пошел помочь Джиму выбраться из ямы.
Вот почему спустя много лет долговязые веселые золотоискатели, медленно проезжая мимо стоянки Дэйва, кричали, лениво растягивая слова и слегка гнусавя:
- Эй, Дэйв! Как ловится рыба?
Родерик Куинн
Нашивка стражника Кэйси
Перевод В. Маянц
Сороки уже распрощались с заходящим солнцем, и лес погружался в сумерки. С холмов донеслись крики первых ночных птиц; в камышах у ручья заплакал кроншнеп.
Мой брат Уилл дернул поводья и ускакал.
- До свидания, сестренка, - сказал он на прощание. - Долго не задержусь.
Я улыбнулась: Уилл не подумал, как трудно будет ему выполнить это намерение. Ведь он едет к Лиззи Лэйси, а у Лиззи хорошенькое личико. Не мало обещаний нарушается из-за прихотей любви, - нечего и ждать Уилла раньше полуночи. А что мне до любви? Простая деревенская девушка вроде меня рада бы подарить сердце, да некому.
У меня озябли пальцы, - стало холодно. Я была совсем одна, не с кем словом перемолвиться. Отец с матерью с утра уехали в Батерст, а кругом дороги были полны бродяг, которых влек на Запад блеск золота. Уилл скрылся из виду, и сразу ледяной волной на меня хлынул страх. Утром Мэри Стонтон приглашала меня к ним на танцы. Теперь я пожалела, что отказалась. Но все-таки, будь душа у Мэри такая же прекрасная, как и лицо, не наговорила бы она про меня столько гадостей. Не мешало бы ей попридержать язычок, хоть она, может быть, и верх совершенства, - как про нее думает стражник Кэйси. Всякой женщине успех приятен, а Мэри совсем задрала нос; успех до того отполировал ее гордыню, что от этого блеска отвернуться хочется. Ну и что же, если у меня серые глаза, - такими их сделал господь; и теперь уже нашелся человек, для которого нет цвета приятней. Еще она сказала, что у меня щеки красные, как у деревенщины. А я и за это поблагодарила бога: значит, я здоровая и крепкая. Бывает, бледнеют и мои щеки, но именно бледнеют, а у Мэри в таких случаях они сделались бы землистые.
Тут я опомнилась и рассмеялась. Вся-то досада из-за того, что Уилл отправился к Лиззи, а ко мне никто не примчится ручку поцеловать! Глупая ты, Кэрри, подумала я, подожди, и твое время придет. Рано тебе забивать голову подобными мыслями. Жизнь еще поднесет тебе эту розу, не миновать тебе и острых ее шипов.
Я повернулась, чтобы войти в дом, но тут неподалеку тихонько заржала Салли и, взмахивая серебристым хвостом, понеслась ко мне по зеленой траве выгона. У изгороди она остановилась и протянула морду над жердями, застенчиво выпрашивая ласку. Я дала ей пирожок и, пока дальний лес не расплылся в сумерках, все болтала с ней и гладила по бархатному носу. И вот, лаская лошадь, я заметила, что она как-то странно себя ведет. Будто слушает меня только одним ухом. Другое все время настороженно подрагивает, словно ловит какой-то отдаленный звук. Но как я ни вслушивалась., ничего подозрительного не заметила. Как ни всматривалась я в темноту, ничего не увидела, кроме сухих деревьев. Зато набралась я страху! Потрепав Салли за челку в последний раз - мне так не хотелось от нее уходить, - я повернулась и вошла в дом.
Огонь в очаге не погас. Сучья, которые всегда весело трещат, рассыпая искры, уже превратились в белый пепел, но все еще мрачно тлели два больших полена железного дерева. Я зажгла лампу, села и стала смотреть на угли: это так приятно, когда хочется помечтать! В девичьи годы голова забита всякими фантазиями; смотришь на язычки пламени и воображаешь самые удивительные истории. Опустив голову на руки, я сидела, слегка отвернувшись от пылающих углей. От жара слипались веки, и вскоре сон сомкнул их совсем.
Вдруг я проснулась - и сразу взглянула на дверь. И комнате стояли двое: высокий и низенький. Оба были в матросских куртках, у одного ужасно косили глаза.
- Кто вы? - сказала я, вставая, и почему-то сильно заволновалась.
- Усталые путники, детка, - сказал высокий.
- От самого Сиднея шагаем, - добавил второй.
- Уже два дня во рту ни крошки, - продолжал первый.
- И ни глоточка, - сказал другой.
- Подумать только, - я притворялась, что верю и сочувствую, - трудно вам пришлось. Ничего, я сейчас вас накормлю досыта, а потом, как кончите, нужно будет вам уйти. Знаете… - я постаралась смягчить свои слова, - мы не пускаем ночевать незнакомых.
- Понятно, - сказал высокий, - ну, накорми нас хорошенько, милочка.
- И как кончим, - прибавил второй, - так и уйдем.
И, посмеиваясь, они пошли к столу.
Ставлю я перед ними холодное мясо, сливки, лесной мед и чувствую, от испуга руки у меня так и трясутся.
- Ты одна, детка? - спросил наконец высокий, развалившись на стуле.
- Да, - но, поняв, что сделала промах, я тут же добавила: - то есть не надолго. С минуты на минуту приедет брат вместе со стражником Кэйси.
Низенький закурил трубку, за ним высокий.
- Пора убираться, - сказал высокий.
Низенький вытащил трубку изо рта и пустил длинное белое облако дыма.
- С чего начнем? - спросил он.
- Со звонкой, - сказал высокий.
Услыхав эти слова, я бросилась к двери.
"Сначала деньги, - подумала я, - а потом?"
- Ты куда? - низенький прыгнул мне наперерез.
- Пустите, - закричала я, - кто-то идет!
Он стоял передо мной, скрестив руки, и нагло улыбался.
- Может, возлюбленный, крошка?
- Мой брат, - ответила я.
Высокий отворил дверь, высунул голову и прислушался. Потом выпрямился и захлопнул дверь.
- Никого, - сказал он, - девочка ошиблась.
- Иди ко мне! - поманил меня низенький, раскрыв объятья.
Я пятилась от него, пока не наткнулась на очаг. Я совсем растерялась и дрожала от ужаса.
- Мой брат - высоченный парень, - сказала я, - он с вами одной рукой расправится.
Они загоготали, и низенький сказал:
- Зато сестричка у него - прелесть!
- Если у вас есть хоть капля совести, оставьте меня в покое. Скажите, что вам нужно, - я отдам.
- Лови ее на слове, - вставил высокий.
- А как же, - сказал другой. - Так что же ты нам дашь?
- Чего вам нужно? - обрадовалась я.
- Да, разных разностей, детка, - сказал он.
- Табачку, - стал перечислять его приятель, - чаю, сахару, мучицы…
- Словечко на ушко! - прервал низенький и, протянув руку, дотронулся до меня.
Я отшатнулась и, хоть рост у меня невелик, попыталась смерить его гордым взглядом.
- Подите вон, сэр! Это дом моего отца.
- Какой милый ротик и какие дерзкие слова! - сказал низенький. - За это требуется поцелуй!
Он схватил меня и притянул к себе. Сначала я вырывалась молча, но когда его бородатое лицо коснулось моей щеки, я откинула голову и закричала на весь дом. Он все сильнее прижимал меня к себе; его дружок и не собирался прийти мне на помощь. Я была как в тисках, и потом еще долго оставались синяки. Отбиваюсь я и вдруг вижу - звезды; наверное, подумала я, жуткий сон кончился. Щеки обдало холодным ветром, я попробовала освободиться. Опять подул ветер, опять мелькнули звезды, - это открылась дверь, кто-то стоял на пороге: какой-то мужчина, настоящий великан; он оглушительно выругался, - а мне показалось, что прозвучала прекрасная песня.
Матрос выпустил меня, отодвинулся и ухмыльнулся, будто он здесь ни при чем.
- Благослови вас бог, - я пошла к двери, прижимая руки к сердцу; оно так колотилось, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Незнакомец поднял руку, и я, не дойдя до него, остановилась. Он держал ружье; у плеча на длинном блестящем стволе играли блики.
- Как раз вовремя, - спокойно сказал он. - Кого первого?
Я взглянула на матросов. Они жались друг к другу, перепуганные до смерти. Высокий качнулся, как деревце на ветру, а низенький в ужасе заслонился рукой, будто защищался от удара.
- Кого первого? - повторил незнакомец.
- Никого! - ответила я, задрожав.
Он немного опустил дуло, с усмешкой поглядел на меня и намекнул на такое, что мне стало очень стыдно.
- Нет, нет, - закричала я, - это неправда! Я вижу их в первый раз, я честная девушка!
Губы его тронула улыбка, и взгляд больших темных глаз смягчился.
- Верю, - коротко сказал он.
Он шагнул на середину комнаты.
- Что, проголодались? - спросил он у низенького.
Тот кивнул.
- И она дала вам сливки и меду - все лучшее, что есть в доме?
Низенький промолчал.
Незнакомец снова вскинул ружье к плечу, взгляд темных глаз устремился вдоль нацеленного ствола.
- А вы вздумали расплатиться с ней своей грязной монетой? Ну что же, - продолжал он, - за это я, пожалуй, начиню ваши головы свинцом.
Я бросилась вперед, испугавшись, что он приведет в исполнение свою угрозу.
- Уходите! - закричала я матросам. - Скорей, пока не поздно!
Они повернулись, хотели улизнуть, но незнакомец приказал им не двигаться.
- За сегодняшнее надо вас наказать, - сказал он, - а тогда можете идти - оба прямо на каторгу.
Они вздрогнули и пристально посмотрели на него.
- Именно! - Он переводил взгляд с одного на другого. - Что, совесть нечиста, а?
Насупившись, они опустили глаза. Незнакомец повернулся ко мне.
- Принеси кнут! - приказал он.
Я стояла, не зная, что делать. Он добавил:
- У меня рука затекла от ружья. Их давно бы следовало отправить на тот свет. Неси кнут.
Я побежала за кнутом и вернулась.
- Хлестни-ка вот этого по лицу.
- Это жестоко, - возразила я.
- Живей, иначе он умрет, - не успеешь и подойти.
Я стала перед матросом.
- Поднимай руку, - скомандовал незнакомец.
И велел хлестнуть изо всей силы:
- Как взбесившегося быка!
Я нерешительно повиновалась и ударила легонько. Но потом малодушие куда-то исчезло. И когда я во второй раз занесла кнут, в руке вдруг появилась обычная сила и уверенность, и я несколько раз яростно стегнула матроса. Он загородил глаза ладонями и громко умолял о пощаде. Я опомнилась и отступила, вся дрожа; к глазам подступили слезы.
- Хорошо! - сказал незнакомец. - Теперь второго, они друг друга стоят.
- Он меня не трогал, - сказала я.
Незнакомец взглянул на него.
- Тебе повезло, - сказал он.
Лицо высокого просветлело.
- Повезло, да не очень, милый мой, - продолжал незнакомец.
Я заметила, как смертельный страх исказил лицо высокого, а у низенького трусливо забегали глаза.
- Ну-ка, подойди, - незнакомец поманил низенького.
Дрожа, матрос двинулся к нему. Не успел он сделать и несколько шагов, как незнакомец скомандовал: Стой!
Тот немедленно остановился.
- Косоглазый, прихрамывает после кандалов, одет как матрос! - громко и отчетливо сказал незнакомец. - Принеси-ка подпруги, девушка.
- Зачем?
- Неси, говорят! - резко повторил он.
Я пошла, но так обиделась на его грубый окрик, что у меня загорелись щеки. Наверное, я покраснела, - иначе почему, когда я вернулась, он стал говорить со мной совсем иначе?
- Я не привык разговаривать с дамами, не обижайся, - сказал он.
Я сразу простила его, а вслух сказала, что и не думала обижаться.
- Вы хороший человек, судя по вашему сегодняшнему поступку.
- Возможно, - ответил он, - только одна звезда - это еще не все небо.
Он замолчал, а у меня не хватило духу спросить, что он имел в виду. Он протянул руку за подпругами, я подала.
Потом он повернулся к тем двоим, и голос его стал жестким.
- На пол, лицом вниз! - загремел он. - Живо! Живо! Оба, или…
Они сразу растянулись на полу, жалкие, как черви.
- Возьми-ка ружье, девушка, - сказал незнакомец, - если вот этот пошевелится, стреляй. Я займусь вторым.
Он был рожден, чтобы приказывать. Я взяла ружье, и если бы распластавшийся на полу человек шелохнулся, это было бы последним движением в его жизни. Но матросы были до того запуганы, что и не пикнули, пока незнакомец связывал им руки за спиной. Покончив с этим, он перекатил своих пленников на спину и поглядел на них.
- Зачем вы сделали это? - спросила я.
- Чтобы стражник Кэйси получил нашивку, - засмеялся он.
- Стражник Кэйси? Не понимаю.
- Скоро поймешь, - сказал он.
И мне пришлось удовлетвориться этим. Кто был этот человек, с губ которого так легко слетали приказания и взгляда которого невозможно было ослушаться, я не знала. Я чувствовала только, что доброта прорывалась сквозь его суровость, как песня птицы сквозь бурю.
- Эй, ты! - обратился он к низенькому. - Знаешь, что сейчас делается в доме Уезерли?
Матрос отвернулся и не ответил.
- А ты? - спросил он высокого.
- Нет, - сказал тот. - Где это?
- Врете оба! - сказал незнакомец. - Они живут под Рейнджем.
- А что там делается? - вмешалась я.
- Хоронят покойницу, - ответил он, переводя взгляд с одной распростертой фигуры на другую и кивая головой.
- Какое несчастье! - воскликнула я. - Бедная миссис Уезерли! Когда она умерла?
- Вчера.
- Она была еще полна сил.
- Ей встретился кое-кто посильнее.
- Кто - смерть?
- Смерть и два дьявола, - он заскрежетал зубами.
Я с удивлением посмотрела на него:
- Два дьявола? О чем вы говорите?
Низенький лежал на боку и поглядывал на незнакомца, как побитая собака на хозяина. Незнакомец пнул его ногой.
- Говори! - сказал он. - Кто из вас ее убил?
- Не я! - застонал матрос. - Это бандиты из зарослей.
- Лжешь! - изумленно крикнул незнакомец, как как будто он не поверил своим ушам. - Мы никогда… - он вдруг остановился, взглянул на меня и понял, что выдал себя с головой.
- Вот оно что, - прошептала я; он отвернулся.
Теперь я все поняла, но почему-то он совсем не показался мне страшным.
- Я хотел скрыть это, - сказал он. - Как-то вырвалось. Раз уж идет худая молва - ничего не поделаешь.
У него был очень удрученный вид, и мне стало его жаль. Какой-то ангельский порыв подтолкнул меня, я подошла к незнакомцу, поднялась на цыпочки и поцеловала его.
- Господи! - сказал он, и его чудесные глаза сверкнули. - Уже столько лет…
Он понизил голос и продолжал, как бы говоря сам с собой:
- Ну и что же? Она всего лишь ребенок.
- Этот вечер превратил меня в женщину.
- Нет, нет! Ты ребенок. Ни одна женщина не поступила бы, как ты. Но когда-нибудь ты станешь женщиной. Тогда ты будешь целовать только губами, не сердцем, - и обманешь сердце, которое полюбит тебя.
Прошло несколько минут, прежде чем он опять заговорил.
- В загоне я видал лошадь. Приведи ее сюда. Тебе надо будет кое-куда съездить.
И когда Салли стояла у крыльца и я была уже в седле, он продолжал:
- Поезжай к Стонтонам, Кэйси у них. Скажи ему, - он тихо засмеялся, - тот, кто одолжил у него коня около Уезерборда, ждет здесь, чтобы украсить его за это нашивкой. Возвращайся вместе с Кэйси.