Я наклонился и взял ее за руки. Она не сопротивлялась, но отвернулась.
- А знаете, Саша, мне это не нравится. - Лицо у нее стало серьезным.
- Почему?
- Так нельзя. Я рассержусь. Я могу рассердиться. Все придет в свое время. Если нужно, чтобы это пришло.
Эти слова охладили меня. Я чуть было не махнул рукой и не ушел.
- Вы уже рассердились? - спросил я.
- Еще нет, - сказала она спокойно. - Пока еще нет.
В руках у нее был ключ. На лестнице по-прежнему никого не было. Я молчал. Все получилось как-то не так. Мне совсем не хотелось, чтобы она думала обо мне так плохо. Но говорить мне уже было нечего. Мы стояли рядом.
- Пойдемте к нам, - сказала она наконец. - Если, конечно, это вас больше устроит, чем стоять на лестнице.
Она повернулась и, не ожидая ответа, начала подниматься. Я медленно пошел за ней.
Она уже сказала мне, что живет с теткой и что тетка у нее очень умная и ученая. Мы вошли. Ира зажгла свет. Открылась дверь, и вышла какая-то женщина, молодая, с ласковыми, приветливыми глазами, в черном свитере и с золотой цепочкой на шее. Она смотрела на нас и улыбалась. Я не представлял, как надо себя вести.
- Познакомьтесь, - сказала Ира. - Это вот моя тетя.
Я удивился и пожал протянутую руку.
- Александр.
- Ольга Николаевна.
Мы вошли в комнату.
- Знаешь, Оленька... - И Ира громко начала рассказывать, как мы познакомились.
- Что же вы стоите? - спросила тетка.
Я посмотрел вокруг и сел на диван. В комнате все было удобное и уютное. Тетка тоже была красивая, но не такая красивая, как Ира.
- Значит, вы на заводе? - спросила тетка.
Я понимал: в таких случаях надо говорить что-то умное, чтобы произвести впечатление. Но мне почему-то захотелось спать. К тому же, после того что случилось на лестнице, я почувствовал, что ничего, кажется, из нашего знакомства не выйдет. От этого мне захотелось спать еще больше.
- На заводе, - сказал я.
- И вам нравится? - разглядывая меня, спросила тетка.
Эта тетка разговаривала и смотрела на меня как-то странно. Она улыбалась, и мне казалось, что она хочет узнать совсем не то, что спрашивает. А то, что я ей отвечу, она давно уже знает. И я начал задумываться над тем, что же мне отвечать.
- Почему же вы молчите, Саша? - спросила тетка.
Ира стояла у окна и вертела телефонный диск.
- По-моему, токарное дело интересное, - сказал я.
Тетка понимающе кивнула головой, и глаза ее засияли.
- Вы давно уже работаете?
- Скоро пять лет, если с ремесленным.
- И вы сразу учились на токаря?
Я почувствовал, что тетка действительно очень умная и что разговаривает со мной она из любезности. Просто потому, что я пришел с Ирой.
- Сразу, - ответил я.
- Это хорошо.
Я раньше никогда не задумывался, хорошо это или плохо. Но она так произнесла это "хорошо", что я вырос в собственных глазах. Я понял, что совершил в жизни что-то важное.
- Может быть, мы поедим? - сказала Ира, подходя к столу и приподнимая салфетку. - Я ужасно проголодалась. Мы прошли пешком через весь город.
Ира придвинула к столу три стула. Я решил не отказываться. Я тоже хотел есть. К тому же я подумал, что теперь уже все равно, как я буду себя держать в этом доме.
- Салат? - спросила Ира.
- Спасибо, - сказал я. - По правде говоря, мне это непривычно, чтобы за мной ухаживали, я возьму сам.
Тетка подняла голову и сказала:
- Мужчины рождаются неизбалованными. Балуем их мы, женщины. Учти это, Ира.
Я подумал, что тетке лет тридцать пять, и положил себе салата.
- Я начинаю бояться, что ты уже хочешь выдать меня замуж, - сказала Ира. - А я еще совсем необразованная.
Тетка протянула мне бутерброд с маслом.
- Быть женщиной - целая наука. - Она делала еще один бутерброд. - Мужчины грубы и требовательны. А женщина должна вовремя уступить, вовремя настоять, вовремя стать слабой, вовремя защититься.
- Это настоящий бокс, - сказала Ира. - А я ужасно боюсь, когда дерутся.
- А зачем уступать? - сказал я. - Надо на равной.
- А вы думаете, мужчина и женщина равны? - спросила тетка, и она так улыбнулась и так посмотрела на меня, как-то сбоку и как-то загадочно, что я против своей воли сказал не то, что хотел:
- Ну... вообще-то нет...
Тетка снисходительно кивнула мне головой и повернулась к Ире.
- Я знаешь кому завидую?..
У меня в голове пронеслась мысль, что я мог бы влюбиться в эту тетку.
Тетка назвала какое-то имя.
- Вот женщина! Вот у кого надо поучиться! Представляешь, у нее заболел ребенок. И что же ты думаешь? Вечером она оделась, оставила ребенка мужу и пошла на свидание. Вот как надо жить!
- Очень плохо, что об этом знают все, - сказала Ира.
- И знаешь, ведь он ее любит.
- Ребенок? - спросил я.
- Почему ребенок? - просияла тетка. - Муж. А вы бы такую любили? - спросила меня тетка.
- Я бы ее убил, честно-то говоря.
Тетка засмеялась. Ира спросила:
- Шпроты? Вот есть еще шпроты...
Наши руки случайно коснулись. Ира посмотрела на меня и сразу же отвернулась.
Я взял шпроты. Там было немного, и я не стал выкладывать на тарелку.
- Сколько вам лет? - спросила тетка.
- А сколько вы думаете?
Я заметил, как нож в руках у Иры остановился.
- Я думаю... года двадцать три, - сказала тетка, щуря глаза.
Я решил не разубеждать ее.
- Значит, вы на два года старше Иры, - улыбнулась она. - Ох, вы еще совсем молоды! У вас еще все впереди.
Значит, Ире двадцать один. Для меня это было новостью. Я думал, Ире лет восемнадцать.
- Ира, - тетка откинулась на спинку стула, - ведь у нас есть вино. Саша, вы, конечно, выпьете?
Ира встала и пошла на кухню.
- Что же вы не едите, Саша? - спросила тетка, посмотрела на стол и удивилась. - Ничего нет? Ну, я сейчас.
Она тоже ушла на кухню.
Я задумался. Ира, конечно, была совсем не та, что на вечере, и, безусловно, она пригласила меня сюда просто так, из вежливости. Но сегодня она нравилась мне еще больше, чем в первый раз.
Ира принесла бутылку вина и банку рыбных консервов. Я любил рыбные консервы, особенно в томате. Эти были в томате. Тетка принесла тарелочку ветчины и на другой тарелочке пирожные.
- Мы сладкоежки, - сказала тетка. Она села и протянула мне бутылку. - Разливайте. Это - мужское дело.
Я разлил. Сперва тетке, потом Ире, потом себе. И взялся за консервы и ветчину.
- Тост ваш, - сказала тетка и посмотрела на меня так, что я почувствовал себя совершенным остолопом. У нее была такая обворожительная улыбка и такой пронизывающий взгляд, что я обязан был сказать что-то гениальное.
Я взял рюмку и очень медленно начал поднимать ее. Ира тоже подняла рюмку и смотрела на меня. На ум не приходило ничего. Я поднял рюмку еще выше и сказал:
- Выпьем за новый спутник.
- О, - засмеялась тетка, - вы самоуверенны!
Я удивился:
- Почему?
- Впрочем, - смеялась она, - я не знаю ваших способностей. Все возможно. Ире это видней. Я согласна: пусть новый спутник.
Ира улыбнулась. Мы выпили. Я взял бутылку и сразу же налил еще. Потом посмотрел на Иру. Тетка всплеснула руками.
- Мы уже и ветчину съели, и консервы, и пирожные. Вот это аппетит! - И она так расхохоталась, что у нее на глазах появились слезы. - А вы знаете, у нас ведь больше ничего нет... А вы знаете, придется идти в магазин. А вы знаете, вы прямо восхитительны... Это даже оригинально...
Она достала платок и вытерла глаза.
- Мы выпьем так, - сказала Ира.
Тетка не могла успокоиться и нее вытирала глаза.
- Скажите, вам, верно, зарплаты не хватает? Скажите правду?
- Нет, ничего, я укладываюсь, - сказал я. - А вы?
Ира посмотрела на тетку и громко расхохоталась.
- Это редкая способность, - сказала тетка и спрятала платок.
Неожиданно я почувствовал себя как-то лучше.
- Вы, оказывается, колючий, - смеясь, сказала Ира. - Оля всегда говорила мне, что она любит колючих.
Раздался звонок.
- Это, наверное, Игорь, - сказала тетка и пошла открывать.
"К кому это?" - подумал я. Мужчина что-то говорил.
- Это наш друг, - сказала Ира. - Теперь здесь будет весело.
Вошла тетка, и за ней я увидел мужчину лет тридцати. Он был высокий, немного сутулый, с длинным и бледным лицом. Поставил на стол бутылку коньяку и коробку конфет.
- Опять эти варварские обычаи, - сказала тетка. - Познакомьтесь.
Я встал. Он взял мою руку и сказал:
- Рабочий. Уже чувствую по ладони. Все сразу ясно. Давай, кто кого пережмет.
Я согласился. Я пережимал даже Лешку. Мы встали друг против друга, И я изо всех сил стиснул его руку. Он бил по воздуху левой рукой и говорил:
- Еще. Еще. Еще...
Мне хотелось показать себя Ире, но больше уж я не мог. И я отпустил. Начал жать он. Ира с улыбкой следила за нами. Он жал все сильнее. Сначала казалось, что ничего особенного, но потом я почувствовал, что косточки заходят одна за другую. Было больно, но я молчал.
- Молодец! - сказал он, хлопнув меня по плечу. - Вот это по-рабочему. Вот это то, что нужно. Выпьем.
Он налил всем. Тетка смотрела на него с восхищением.
- Сильный он? - спросила меня тетка.
- Он ломовик, - сказала Ира. - Он один раз двумя пальцами так сжал мне руку, что потом пришлось всю неделю по ночам переписывать конспекты левой рукой.
Когда разговорились, оказалось, что он не ломовик, а поэт. Меня это заинтересовало.
- Чепуха! - сказал он. - На самом деле мне надо было быть грузчиком. Ты парень рабочий - и хорошо. Это самое верное дело.
- У тебя опять неприятности? - спросила Ира, придвигая ему блюдце с нарезанным лимоном. - Я не могу дождаться, когда ты станешь модным. Мне хочется, чтобы у меня был знакомый модный поэт.
Он махнул рукой.
Я увидел, что он немножко пьяный. Может быть, даже не немножко. У меня голова тоже кружилась.
- Ох, Игорь, Игорь! - покачала головой тетка. - Разве ты всех перевоюешь? Ты же сам говорил когда-то: не рой яму другому, выроют без тебя.
- Слова, - сказал он. - Это слова. Выпьем.
Мне он нравился. И костюм на нем был хороший. Коричневый, в рубчик. И галстук был очень подходящий. Мы выпили снова.
Я попросил, чтобы он прочитал что-нибудь свое.
- Не могу, - ответил он. - Я вою. Поэты воют. Станет грустно.
- Не ломайся. Ты не великий, - сказала тетка. - Прочти: "Я шел, окутанный метелью..."
- Нет, я хочу что-нибудь другое, - сказала Ира.
Он повернулся ко мне.
- А стихи вообще-то тебе нравятся? Могут нравиться?
Я сказал, что мне нравятся Лермонтов, Пушкин, Маяковский и еще Багрицкий.
Ира улыбнулась.
- Ерунда, - сказал он, поморщившись. - Пушкин - это Гомер. Ты знаешь, кто такой Гомер? Это был такой поэт греческий. Он жил еще за десять веков до нашей эры. И Лермонтов тоже Гомер. У нас своя жизнь. Мы ездим в трамваях, толкаемся в автобусах, глотаем дым и ругаемся на работе. Нам некогда пожрать, некогда подумать. Нам их строчки как лунный свет. Ими можно любоваться, но они не греют.
- Почему? - возразил я. - По-моему, так греют...
- Перестань, Игорь, - сказала тетка. - Я уже это слышала. Я уже это знаю наизусть.
- Это и плохо, что наизусть, - сказал Игорь. - Значит, меня здесь не понимают.
Он опять повернулся ко мне.
- Нам не дано, - засмеялась тетка.
- Нет, - перебила ее Ира. - А мы хотим. Я хочу. Пусть он говорит.
- Обыватель ахает по привычке, - сказал Игорь. - Ах, Пушкин! А мы пошли дальше! И нам нужно писать по-своему. Хотя бы шиворот-навыворот.
Тетка подошла к Игорю и ладонью закрыла ему рот.
- Ты гений. Ты гений. Ты оглушил нас.
Ира смеялась.
- Ага, травля! - закричал Игорь. - И здесь травля. - И он тоже засмеялся. - Ладно. Сделаться революционером мне не дают. Буду нигилистом. Выпьем. Это проще. Иногда нужно выпить.
Мы выпили, и Игорь пересел на диван к тетке. Я слышал, тетка произнесла:
- "Я шел, окутанный метелью..."
И тетка, и Игорь, и Ира, и комната - все было как в тумане. И мне тоже захотелось рассуждать про какую-то метель и про каких-то занесенных людей.
Я взглянул в окно. На улице действительно была метель. К стеклу прилипал снег.
Ира сказала:
- Сейчас нужно быть на улице. На улице хорошо.
Мы сидели совсем рядом, и я чувствовал: ее плечо касается моего. Что-то такое незаметное произошло между нами. Теперь мы уже не были чужими. То, старое, как-то исчезло, словно его не было. Ира наклонила голову и улыбнулась мне.
- Ну, пойдем?
Игорь что-то негромко говорил. Тетка смеялась.
Мы встали и пошли.
На улице было хорошо. Она была вся белая. И точно бесновалась. Машины то летели, то останавливались. Освещенные троллейбусы были как уютные домики. Я сунул руки в карманы. Ира сама взяла меня под руку. Я вдруг почувствовал себя настоящим мужчиной. Это было даже хорошо, что мы шагали молча. Я подумал, что вот так, молча, рядом с ней можно было бы обойти всю землю. Шаг за шагом, все дальше и дальше. Через любую метель. Через заснеженные поля, через разные страны. По горам и пустыням. Всегда вместе.
На углу Ира остановилась. Лицо у нее было мокрое.
- Какой снег! - сказала она, улыбаясь. - Давай мы прокатимся на такси. У меня есть деньги.
Меня обожгло. Она назвала меня на "ты". И это вышло у нее как-то просто, само собой. Мне тоже захотелось проехаться на автомобиле. Мчаться со страшной скоростью, чтобы все расступались. И мне тоже не терпелось сказать ей "ты".
- У тебя есть деньги? Но ведь и у меня тоже есть деньги. Твои деньги не нужны. А куда ты хочешь ехать?
Я специально нажимал на "ты", "твои", "тебя" и искоса смотрел на нее. Она смотрела вдоль улицы и не замечала этих моих слов.
- Я знаешь где люблю? - сказала она. - По Дворцовой набережной, а потом по Кировскому.
Мы взяли такси здесь же, на углу Рубинштейна. Проехали по Невскому, и я взглянул на счетчик. Накрутило уже довольно много. "Ну, пускай столько, ну, пускай вдвое больше - не все ли это равно?" - подумал я. Мне не хотелось, чтобы Ира заметила мой взгляд, и я сказал:
- Едем быстро. Посмотри, впереди ничего не видно. Только желтые огни.
- Да, - сказала она. - Мне почему-то с тобой очень просто. Я не люблю, когда надо умничать. Мне нравится, что ты такой простой.
Мы свернули на набережную. Проехали мимо Зимнего дворца, через Зимнюю канавку. Нас бросило вверх, потом вниз. Я видел лицо Иры сбоку. По ее лицу мелькали огни. Теперь я сам не понимал, как у меня хватило смелости познакомиться с такой красивой девушкой. Ира смотрела вперед. Я подсел к ней ближе и обнял ее за плечи. Она повернулась ко мне, покачала головой и улыбнулась:
- А если без этого.
- Почему?
- Потому что будет все слишком обыкновенно. Не надо.
Я убрал руки, но продолжал сидеть близко к ней. Взлетели на Кировский мост. Город оказался внизу. Мне хотелось что-нибудь говорить.
- Хорошо, что нам попалась "Волга", - сказал я. - Она на ходу мягче.
Я решил показать себя знатоком, хотя на такси разъезжал не часто.
- Мы тоже собирались купить машину, - сказала Ира. - У нас даже была очередь. Но потом Оля решила строить дачу. Она всегда хотела иметь свой дом за городом.
Мы доехали до площади Революции и дальше пошли пешком по парку. Было не так красиво, как в тот вечер, когда мы гуляли с Нюрой. Снег был слишком густой и липкий. Но все-таки было тоже красиво. Памятник "Стерегущему" стоял точно ледяная глыба.
- Тебе понравилась Оля? - спросила Ира.
Я подумал и сказал:
- Да.
- Она очень хорошая. Она спасла меня во время войны. Мои родители погибли, и она взяла меня к себе. Я выросла у нее на руках.
- Вы жили в Ленинграде?
- Да, все время. И я знаю, как ей было трудно. Но она всегда старалась, чтобы мне было лучше.
- Мне она понравилась, - сказал я.
- Мы иногда спорим с ней, но все равно я очень ее люблю. Я обязательно должна что-то сделать в жизни, и для нее тоже сделать что-нибудь. Мне так хочется, чтобы она была счастливой. Тебе, может быть, скучно?
- Нет, - сказал я.
Снег все не переставал. Мы долго шли по аллее молча. Потом я спросил:
- Хороший сегодня вечер, правда?
- Да, - сказала она. - Я люблю зиму. - И засмеялась. - Давай сыграем в снежки. Хочешь?
- Давай.
Она бросала снежки очень смешно. Как-то через голову. Бросала и сама же смеялась. Я обсыпал ее всю. Она была белая, и по лицу ползли струйки. Я отряхивал ее варежкой. Потом мы катались с горки, как дети. Я становился первый, она цеплялась за меня. Один раз мы упали. Потом я спотыкался специально, и мы летели кубарем и смеялись. Нам было весело.
На Петропавловской забили часы. Мы прислушались: было двенадцать. Вечер пролетел как одна минута. В парке стало пусто. Мы вышли на улицу. Снег падал реже и медленней.
- Это хорошо, что ты меня нашел, - сказала Ира. - Значит, мы встретились тогда не просто так.
Я молчал.
- А куда же ты делся тогда, на вечере? Я ведь ждала.
- А там, знаешь, история получилась.
Я рассказал. Ира смеялась.
- И ты сидел в камере?
- Сидел.
- Страшно?
- Скучно.
Незаметно мы дошли до "Великана".
- Я так и подумала, что с тобой что-то случилось, - сказала Ира. - У твоего друга было такое лицо...
- Да все из-за ерунды. Но не мог же я его бросить! Это же нечестно.
- Да, это нечестно. Хороший друг - это, по-моему, очень редко. Его бросать нельзя.
- Лешка, знаешь, замечательный парень! Я тебя познакомлю. А в общем, все это чепуха.
- Нет, - сказала Ира. - Не такая это и чепуха. Все не так просто. Есть много разной грязи. И если до нее дотронешься, она пристает.
- Ну, это, по-моему, необязательно, - сказал я. - Надо с ней бороться - и все.
- Конечно, надо. Но человек тогда разбросается. Вот хорошо разве: ты просидел в камере, тебе объявили выговор? Ты же хотел сделать лучше.
- Да.
- А выходит, что лучше, если бы ты никуда не ходил. В жизни нельзя разбрасываться.
Ира остановилась.
- Ты посади меня, пожалуйста, на "сорок пятый", - сказала она. - Поздно уже.
- Я тебя провожу.
- Зачем? - Она пожала плечами.
- Нет, я провожу.
- Нет, не надо.
- А когда мы встретимся?
- Не знаю даже. Сейчас надо много готовиться к занятиям. Позвони мне.
У Иры нашелся карандаш, и я записал телефон.
Подошел автобус. Я смотрел, как она шла, очень стройная и легкая. Потом села у окна, помахала мне рукой и улыбнулась.