В офис приехал на полчаса позже обычного. Офис уже тихо жужжал, две корпоративные маршрутки привезли основную массу сотрудников. Налил кружку утреннего кофе. Загрузился. Выдал обойму писем. Работать сегодня не хотелось. Всё высшее руководство укатило в штаб-квартиру, поэтому можно было позволить себе короткий однодневный отдых на рабочем месте. Судя по отрешенному взгляду, блуждающему на лицах остальных сотрудников, мысль эта посетила не только его. Филипп, прикрыв страничку с корпоративной почтой, с удовольствием нырнул в социальные сети. Некоторые наиболее распространенные лазы были блокированы. Но за последнее время развелось такое количество аналогов, что пользователя язык не повернулся бы назвать обделенным.
Филипп начал с профессиональных сетей. Подправил свою страничку, добавил пару строк о недавно выстрелившем проекте. Маленькая медаль на собственную грудь. Что делать, время такое, сам себя не продашь, никто тебя не продаст. Это раньше фокус был смещен на что-то недосягаемое, светлое. О собственной шкуре человек и не задумывался, всего себя посвящая великому. Канули в Лету переходящие знамена и вымпелы, социалистические гонки и всесоюзные соревнования. Теперь все стало прогрессивней, а может, примитивней? Премии пришли на смену грамотам, благодарности превратились в расширенные соцпакеты, вымпелы, когда-то так бережно хранимые за стеклом шкафчиков, ушли в безвозвратное прошлое. И никто уже не смотрел строго и назидательно на тунеядцев и лодырей, прежние кумиры были низложены. Золотой телец, заливая всё вокруг ослепительным светом, блистал во всем своем великолепии. Общество, пробиваясь сквозь тернии, вступило в эру бесперебойного потребления и гегемонии эго, выстроившись стройными рядами под знаменами материальных ценностей. Филипп, дитя своей эпохи, шел в ногу со временем.
Закончив с фиксацией своих последних трудовых достижений, Филипп перешел на странички чуть менее важные, но, несомненно, более приятные. Вот уж неделю как он порывался найти своего институтского приятеля Петра Липкина. По правде говоря, еще некоторое время назад Филипп на это ни за что бы не решился. Признать себя лузером, оттенять успех другого – это, знаете ли, под силу не каждому. Однако теперь все изменилось, Филипп значительно укрепил свои позиции, и сейчас ему, по крайней мере, было не так страшно узнать об успехах однокашника. Подростковое подглядывание друг за другом в туалете приобрело такие вот цивилизованные формы.
Начал с "Комрадов". "Комрады" – сообщество людей, которым довелось родиться в период застоя, побывать в пионерии, возмужать в девяностые и одними из первых вкусить плоды капитализма, первые несварения от непривычной пищи пришлись тоже, к слову сказать, на их долю. Этакие "горячие пирожки", заквашенные при социализме. Петра Филипп не нашел. Что ж, человеку можно позавидовать, насыщенная реальная жизнь не оставляет ни времени, ни шансов для виртуальной. Зато нарвался на Ритку. У Ритки была своя страничка, и, похоже, она вовсю здесь тусила, направо-налево дружила и контактилась. Посмотрев на трехзначную цифру друзей Ритки, можно было сделать два вывода. Первый – "Комрады" были важной страницей в жизни девушки, и второй – Флора Эдуардовна была не так уж не права, когда в очередной раз отказывала домогательствам Ритки посидеть с ребенком ввиду ее якобы сильной загруженности. Филипп побродил по ее странице, просмотрел фотки. Ничего особенного, среднестатистические, у других поинтереснее. Того, что Ритка увидит его на своей страничке, можно было не опасаться, к ней он вошел под ником. Так и не найдя никаких следов Липкина, Филипп вышел из "Комрадов".
Филипп залез еще на один сайт. Липкина здесь тоже не оказалось. Зато и здесь была Ритка. Ритка не отличалась оригинальностью, фотки были те же, да и набор друзей, похоже, не сильно отличался. Зачем в двух разных местах общаться с одними и теми же людьми и, скорее всего, на одни и те же темы, для Филиппа осталось загадкой.
За этот день Филипп еще раза три встретил виртуальную Ритку. Еще один вывод напрашивался сам собой. Ужина, как всегда, не будет. В холодильнике его будет ждать купленный им же самим йогурт. Ритка опять скажет, что Ритуля целый день капризничала, животики, газики, что там еще может быть у детей. И все-таки было очень, очень неприятно от того, что Флора Эдуардовна оказывалась все чаще права. Слава богу, мать не лазила по сетям и не могла лично откопать дополнительные доказательства Риткиной несостоятельности. Иначе перевес бы был явно на ее стороне. А в семейной ситуации, как и в геополитике, лучше вести политику сдерживания, не давая ни одному из противников явных преимуществ.
Уже после шести неожиданно назначили встречу, которая растянулась до девяти.
Возвратился Филипп поздно. Тихо, чтобы никого не разбудить, открыл дверь. Стандартный маршрут. Кухня – ванная – спальня. Спал плохо. Часа в два ночи Ритка толкнула его в бок. Сама так и не показалась из-под одеяла. Филипп всё понял. Была его ночь дежурства с Ритулей. Засунул под мышку подушку, на плечо закинул одеяло и пошлепал в соседнюю комнату, чтобы прилечь на диване рядом с хныкающей Ритулей.
День пятый
Ритуля, измучив себя и Филиппа, уснула только к шести, айфон прозвонил в 6:30… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…
До офиса домчался быстро. Писем оказалось не много. Всего около тридцати. У партнеров из Англии предыдущий день был выходным, этим объяснялось некоторое затишье в переписке. Однако на то, чтобы ответить на них, ушло времени чуть ли не больше, чем обычно. Несколько писем касались не конкретных вопросов, а носили, скорее, политический характер. Отвечать нужно было аккуратно, чтобы ни одна сволочь не подкопалась. Филипп написал письма обдуманно, опираясь на правила и инструкции, тщательно подбирая слова и формулировки. Его так просто голыми руками не возьмешь!
В двенадцать айфон вздрогнул. Звонок был важный. Звонили из банка по ипотечному кредиту. Два года назад Филипп и Ритка взяли в ипотеку двушку. Свои задрипанные однушки решили не трогать. Филиппу однушка досталась от родителей, а Ритке от бывшего хахаля, который, вопреки всему, проиграл схватку за собственную квартирку оборотистой, неместной Ритке, посчитав лучшей долей для себя расстаться с квартирой, чем всю жизнь не расставаться с Риткой. Двушку взяли в совместную собственность на два хозяина. Очень предусмотрительно, а главное, в духе времени. Кто знает, чем мог закончиться их гражданский эксперимент, а такой вариант собственности был хоть какой-то гарантией от последующих разборок, от которых не застрахованы менее благоразумные пары, начинающие всё с омута любви. Ипотеку взяли на двадцать лет. Филиппу пока удавалось идти опережающими темпами. Ритка слегка притормаживала. На пару лет она была оторвана от станка. Но у нее появился джокер – Ритуля, которая, как и недвижимость, была в их с Филиппом случае совместная. Всё шло к тому, что, выплатив ударными темпами свою часть, Филипп начнет выплачивать Риткину. Дальновидная Ритка уже начала вести работу в этом направлении. Филипп понял, что со всех сторон его обложили и теперь, если вдруг ему приспичит избавиться от гражданской супруги, ему минимум нужно будет выплатить свою долю, а максимум – и ее тоже. Лицо терять не хотелось. Даже перед Риткой.
Звонок из банка был как нельзя кстати. Ставка по ипотеке снижалась, и теперь ему придется выплачивать на три сотни тысяч меньше. Для закабаленного Филиппа даже лишняя сотка имела значение. Любезный молодой человек по телефону объяснил, что договор нужно было перезаключить как можно скорее. Данное предложение, как всегда, было ограничено и по времени действия, и по количеству. Филипп помчался в банк. К его приезду новый комплект документов был готов. Подписав его, Филипп собрался было метнуться домой, чтобы и Ритка поставила свою подпись, но, как назло, вызвал генеральный, нужно было возвращаться в офис. Договор до восьми должен был быть в банке, и Филиппу ничего не оставалось, как напрячь офисного водителя Сашку, попросить съездить к нему домой, поставить Риткину подпись, а потом завести документы обратно в банк. Сашка был парень безотказный, понимающий, да и должность, которую недавно занял Филипп, не допускала особых возражений. Через каких-то полчала Сашка забрал бумаги у Филиппа и помчался через весь город за Риткиной подписью.
В конце рабочего дня Филиппу перезвонили из банка и сообщили, что документы у них. Ежемесячный взнос снижался на 1748 рублей 00 копеек. Филипп был счастлив. Путь к свободе стал хоть ненамного, но ближе. Душа пела, но ехать домой не хотелось. Новое условие договора обмыли не с Риткой, что было бы, по крайней мере, логично, а с коллегой из соседнего отдела с такой же удавкой на шее.
Домой вернулся поздно, на рогах. В прихожей стояли туфли, которые совершенно не вязались с погодными условиями на улице. Вычурные такие, блестящие. Наверное, Риткины. Сократил вечерний маршрут, исключив кухню и ванную. Йогурт был также исключен по причинам несовместимости с выпитым ромом. В спальне свалился на свою сторону койки. Ритка даже не пошевелилась. А, может, пошевелилась, но Филипп уже отключился.
День шестой
Утром айфон прозвонил в 6:30… черт бы побрал эту работу… как же болит голова… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…
До офиса ехал не спеша, стараясь поменьше вертеть головой и не делать резких движений. Вывод напрашивался сам собой, организм не выдерживал былых нагрузок. А жаль! Основная масса народа была уже в офисе и бесцельно блуждала по коридорам. Пили кофе. Обсуждали предстоящие праздники. Весь офис находился в расслабленном состоянии, всё говорило о том, что сетка легла и все разом лишились доступа. Очень кстати! Голова все так же болела. Мужчины стайками ходили на балкон. Филипп тоже направился получить привычную дозу прокуренного воздуха. На балконе, попыхивая сигаретой, стоял водитель Сашка. Филипп пристроился рядом, попросил прикурить. Сашка как-то косо на него посмотрел, дал прикурить, но больше не проронил ни слова. Что-то было не так. Санек, надутый, как индюк, стал вглядываться в сизую дымку, повисшую перед его носом. Филиппу стало как-то неуютно, как-никак накануне Санек его выручил. Строить логические цепочки, докапываясь до истоков Санькиной неразговорчивости, Филипп в его нынешнем состоянии был просто не в состоянии. Поэтому решил бить сразу, не в бровь, а в глаз, то есть разводить Сашку на разговор. Парень он хоть и обидчивый, но отходчивый. Через несколько минут Санек уже фонтанировал, в красках пересказывая события минувшего вечера. То, как он привез Ритке вечером документы, то, как она их подписала, и то, как вместо того, чтобы его отпустить, кинула на соседку Ритульку и поехала вместе с ним в банк. Сашка по наивности своей не возражал. Однако банком дело не ограничилось. Возвратив документы, она попросила завезти ее в магазинчик, совсем неподалеку от банка. Несколько кварталов вылились в два часа пути. Больше Филипп не слушал. Хмель быстро выветривался. Всё встало на свои места. Новые босоножки в прихожей и надутость на Сашкиной физиономии нашли свое логическое объяснение. Санёк был использован для обарахления. Всё, о чем говорил Санька, Филипп испытал на своей шкуре, успел пообвыкнуться и даже, в некотором смысле, смириться со своей участью. Это был его крест, и было в этой страдальческой философии что-то утешительное! Но вот за что пострадал невинный Сашка – это был вопрос. Сколько Саньку пришлось ждать Ритку около магазина, Филипп спросить боялся, как в кошмаре перед глазами проплывали Риткины бесчисленные походы за шмотками. Наконец поток иссяк. Санек как-то виновато посмотрел на Филиппа, видно, ему было тоже неудобно. Тяжело вздохнув, мужчины выкурили еще по одной.
Филипп готов был разорвать Ритку на мелкие клочки. Зачем ей понадобились эти утыканные стразами туфли, Филипп не понимал. По его подсчетам, ближайшие пару лет Ритка должна была провести с коляской, а лучшая обувь для прогулок – что-то среднее между галошами и кроссовками. У Ритки, похоже, было свое мнение по данному вопросу.
Перед Саньком было очень неудобно. В обед Филипп сгонял в ближайший супермаркет, купил Саньку коньяку. На душе стало поспокойнее. Звонить сразу Ритке не стал. Позвонил только к вечеру. Разговор вышел короткий, но бурный. Каждый, как всегда, остался при своем. Филипп в очередной раз подтвердил, что является ужасным жмотом. Ритка в очередной раз оказалась дурой и барахольщицей, которой наплевать на то, что о нем подумают на работе. Филипп с работы задержался. Ритке было все равно. Новые босоножки стояли в коридоре. А этот, если даже взбрыкнет, никуда уже не денется. Дрессировке поддаются все. К тому же поводок ипотеки уже начал врастать в шею Филиппа.
Вернулся Филипп поздно. Все уже спали. Как обычно… йогурт… ванная… спальня…
Начало седьмого дня
Наконец выходной. Филипп с трудом продрал глаза. Было уже десять. Спросонья похлопал по Риткиной половине кровати. Одеяло. Подушка. Больше никого. Очень хотелось. Филипп недовольно перевернулся на другой бок. Захотелось еще больше. Давление в котлах зашкаливало, нужно было срочно спустить пар. Куда же запропастилась Ритка, черт бы ее побрал?
В доме было тихо. Мужчина встал с кровати, поплелся на кухню. На холодильнике висела записка. На два дня уехала к тетке. Ну да, теперь его нужно проучить, все в ее духе. Филипп ухмыльнулся, Ритка пользовалась этим убежищем не часто, характер у тетки был мерзопакостный, и терпеть ее можно разве только ради чего-то стоящего, например возможности нагадить ближнему. Филипп открыл холодильник. Йогурта не хотелось. По-прежнему хотелось другого. На столе лежал айфон. Один звонок Маришке или Светульке – и вопрос решен. Но это же нужно ждать, пока соберутся, пока доедут. Маришка живет на другом конце города, а Светулька вообще в области. Филипп отложил айфон и поплелся в ванную.
Странно, а ведь он связался когда-то с Риткой только для того, чтобы она всегда была под рукой, чтобы не ходить вот так, как подросток, в ванную. А чтобы все цивилизованно…
По дороге в ванную Филипп задержался возле шкафа. Сердце замерло, внутри всё сжалось, как будто в преддверии неизвестного, прекрасного неизвестного. Филипп остановился, рванул на себя ручки. Дверцы, мягко поддавшись, распахнулись. Все Риткины вещи были на месте. Чуда не произошло!
Филипп закрыл шкаф и, пнув босоножку, скрылся за дверью ванной.
МОТЕЛЬ "МОТЫЛЬКИ"
Блинчиковы припарковали автомобиль в самом углу просторной площадки, расположившейся посреди выбритой плеши леса. Первой из машины вышла Валентина, еще в недавнем прошлом Валентина Сидоровна, главный бухгалтер преуспевающей компании, с которой не преминул советоваться каждый сотрудник при решении любого мало-мальски важного вопроса и которую, говорят, побаивался даже сам генеральный. Мало ли чего можно ожидать от матерой бухгалтерши, имевшей за плечами опыт работы в налоговой, сменившей не одну фирму и в конце концов осевшей со своим необъятным багажом знаний и умений в маленькой конторке Захарова, который на тот момент осваивал новый многообещающий и высокорентабельный бизнес – выращивание грибов. Необъятными у Валентины, к слову сказать, были не только знания по части бухгалтерской науки, но и некоторые окружности, которые приобретаются годами долгой сидячей работы и которые, позвольте заметить, требуют уважения не меньшего, чем трудовой мозоль фрезеровщика или забитые угольной пылью легкие шахтера. Однако сия пикантность не является предметом нашего рассказа, оставим ее и попробуем посмотреть на нашу героиню с другого боку. Вернемся к ее прошлому.
Страхи Захарова были напрасны. Захарову с Валентиной Сидоровной повезло невероятно, она была предана ему как собака и в мыслях не помышляла обмануть начальника. Если кому-то вдруг вздумается после таковых подробностей возвести Валентину на пьедестал и петь ей дифирамбы, восхваляя ее честность и порядочность, спешу предостеречь от этого необдуманного шага. Понятия эти слишком эфемерны для любящей во всем конкретику бухгалтерши. Кроме того, ее и без того есть за что похвалить, не прибегая к разного рода пшикам и эффектам. Честность ее была сугубо прагматичного характера. Во-первых, одно дело – обманывать государство, которое и знать не знает, что есть такая государева подданная Валентина Сидоровна Блинчикова, и ведать не ведает, что поутру у нее колет в боку, а к обеду сосет под ложечкой; а совсем другое дело – обманывать Захарова, с которым в конторе каждый день бок о бок, и постучись в контору какой супостат – так и здесь придется стоять с ним плечом к плечу. До высшей ступени сознания, на которой на человека снисходит знание, что обманывать и, тем более, обворовывать нельзя не только начальника, но и государство, Валентина еще не дошла. Во-вторых, честность ее в истоках своих имела трусость, что, кстати сказать, совсем не плохо. Сколь многих остановила эта, может, и не совсем лицеприятная черта от неблаговидных поступков. Хотя я бы покривила душой, если бы не сообщила вам, что некоторой доли авантюризма Валентина все же не была лишена. Долгие годы ведения двойной игры, самым примитивным примером которой, конечно же, являлась двойная бухгалтерия, не проходят даром, уже не говоря о том, что были времена, когда бухгалтерша вела себя прямо-таки как продажный футбольный фаворит, не признающий ни родины, ни отечества и без лишних треволнений меняющий игровые команды, страны и континенты. Валентина за свою долгую практику не раз виртуозно играла и на поле предпринимателей, скрывая налоги и уводя деньги в оффшор, но были в ее послужном списке и строки, подтверждающие, что когда-то Валентина Сидоровна занимала прочные позиции в рядах налоговых органов, душила на корню любые предпринимательские нарушения и, по мере своих скромных возможностей, препятствовала расхищению казны.
Но все это было теперь в прошлом и даже как будто не с ней. Время шло, и близилась старость (для более тонкошкурых читателей назовем нашу осеннюю пору зрелостью и позволим им самим сделать зарубку на линейке времени с отметкой ее вступления). О старости много сказано, я лишь добавлю, что имеется у нее одна особенность. Она словно увеличительное стекло все явно выпячиваемые черты в человеке делает еще более выпячиваемыми. Любознательность в старости примет такую форму, что ни одна мышь не прошмыгнет без вашего ведома. Скупость доведет до того, что будет жаль лишней корочки даже для самого себя. Доброта дойдет до своего апофеоза, и дело кончится тем, что вы начнете столоваться вместе со всеми подъездными кошками. Ну а ежели суровые будни с годами не вытоптали в душе вашей последние искры авантюризма, то тут уж нет никаких сомнений: придет время – и вы выкинете еще коленце. Именно это и произошло с Валентиной.