XXIII
- Я желалъ-бы видѣть отца Рафаила, - началъ Сухумовъ, не входя въ столовую. - Онъ у себя?
- Отецъ Рафаилъ на урокѣ, въ училищѣ, но онъ скоро долженъ вернуться, - отвѣчала Раиса, закутывая грудь въ сѣрый пуховый платокъ, который былъ накинутъ у нея на плечи. - Вамъ неугодно-ли подождать?
- Видите… Я на минуту… Я ѣхалъ мимо… Мнѣ только передать кое-что… Передать и объяснить. Можетъ быть можно видѣть матушку?
- Тетю?.. Она дома… Но она… Она моетъ ребенка… Она не одѣта…
Раиса совсѣмъ сконфузилась и покраснѣла.
- Вы потрудитесь присѣсть… Я ей сейчасъ скажу… - прибавила она. - Да и дяденька отецъ Рафаилъ долженъ сейчасъ придти… Пожалуйста присядьте…
- Благодарю васъ… Но зачѣмъ-же ее безпокоить… вашу тетю? Я могу вамъ передать и объяснитъ, а вы отдалите отцу Рафаилу… У меня бутылка вина…
Сухумовъ показалъ имѣвшійся у него въ рукахъ свертокъ, переступя порогъ столовой, поклонился старику-священнику, раскладывавшему на столѣ кости домино и все-таки присѣлъ на стулъ, съ котораго Раиса только-что согнала дремавшаго кота.
- Тетя сейчасъ… Я ей скажу… - проговорила Раиса и быстро вышла изъ комнаты, оставивъ Сухумова со старикомъ-священникомъ и двумя ребятишками. Старикъ сперва покосился на Сухумова, а потомъ произнесъ беззубымъ ртомъ, шамкая слова:
- Вино - напитокъ хорошій, кто его во благовременіи… Да… И отъ живота хорошо… И веселіе сердцу придаетъ… А если вино зря и безъ благовременія…
Сухумовъ привсталъ.
- Позвольте, батюшка, отрекомендоваться. Здѣшній помѣщикъ Сухумовъ… - произнесъ онъ, протягивая старику руку. - Вы, какъ я догадываюсь, тесть отца Рафаила будете, отецъ супруги отца Рафаила…
- Тесть, тесть… Ему свое мѣсто предоставилъ и вотъ теперь живу на покоѣ у дочки, - продолжалъ шамкать старикъ, попробовалъ привстать, уперся руками въ столъ, но не могъ и продолжалъ сидѣть, прибавивъ:- Ноги-то только вотъ мои, какъ полѣнья… Ужъ извините… Недуженъ… Лѣчусь, но толку мало, совсѣмъ мало… - кряхтѣлъ старикъ и только теперь пожалъ протянутую ему Сухумовымъ руку. - Тесть, тесть… Все имъ отдалъ… Но только долженъ признаться, не очень-то они меня цѣнятъ и почитаютъ. Ужъ жаловался… въ консисторію жаловался на зятя… Владыки доложено… Жду рѣшенія… А дочка моя ему потатчица…
Старикъ взволновался и началъ блуждать мутными глазами, которые тотчасъ-же и заслезились. Бородка его тряслась, губы беззвучно шамкали. Онъ сталъ тяжело дышать.
Сухумову стало неловко слушать жалобы старика и онъ старался перемѣнить разговоръ, перенеся его на вино, которое привезъ съ собой.
- Отецъ Рафаилъ, зять вашъ, былъ такъ любезенъ, что, навѣстивъ меня, явился ко мнѣ съ гостинцемъ, принесъ меду изъ своихъ ульевъ, а вотъ я въ отвѣтъ на его любезность привезъ ему бутылку хорошаго вина: мадеры.
Но старикъ не слушалъ Сухумова. Отдышавшись, онъ продолжалъ:
- А мнѣ ужъ за восемьдесятъ лѣтъ… Дочка-то Настасья у меня послѣдняя… поскребышъ, такъ сказать. Старшій сынъ давно ужъ іеромонахомъ умеръ… Второй сынъ утонулъ… Ѣхалъ черезъ рѣку на требу во время ледохода и перевернуло лодку. Давно это… Третій сынъ дьякономъ… и посейчасъ живъ, но не помогаетъ. Пишу… А онъ отвѣчаетъ: "семья… вы у дочки… у васъ зять"… А они не цѣнятъ, не помогаютъ…
Старикъ опять свелъ на жалобы и закашлялся. Показалась Раиса.
- Тетя сейчасъ придетъ… - проговорила она, прошла за занавѣску, которой была разгорожена комната, вынесла оттуда черную кофту и вмѣстѣ съ ней опять удалилась.
Старикъ-священникъ все еще продолжалъ кашлять, держась за грудь. Лицо его налилось кровью.
Къ Сухумову подошелъ, поднявшись изъ-за стола, сынъ отца Рафаила, тотъ, который былъ поменьше, одѣтый въ бумазейную сѣрую рубашенку безъ опояски и, дѣлая серьезное лицо, сказалъ:
- Если у васъ гостинцы, то отдайте намъ съ Федей… Лавочникъ Аверьянъ Сергѣичъ всегда намъ отдаетъ.
Сухумовъ улыбнулся и тронулъ мальчика за плечо.
- Нѣтъ, голубчикъ, сегодня я безъ дѣтскихъ гостинцевъ… Но я вамъ привезу… Привезу или пришлю, - проговорилъ онъ.
- Лавочникъ Аверьянъ Сергѣичъ вчера былъ у папы и принесъ намъ винныхъ ягодъ… - продолжалъ ребенокъ. - Винныхъ ягодъ и финиковъ… Финиковъ мамѣ.
- И врешь… Финиковъ мамѣ онъ не принесъ… Мамѣ онъ принесъ плитку постнаго сахару, - поправилъ брата второй мальчикъ, постарше, продолжавшій сидѣть за столомъ и ковырявшій у себя въ носу.
Младшій продолжалъ:
- А вы если будете присылать намъ гостинца, то пришлите царскую карамель. Такъ и написано на коробкѣ: царская карамель.
Изъ сосѣдней комнаты послышался голосъ Раисы:
- Да вы никакъ у гостя гостинца выпрашиваете? Да какъ вамъ не стыдно! Ахъ, вы срамники этакіе! Развѣ можно гостинцевъ просить! Сейчасъ выйдетъ Настасья Сергѣвна. Ужъ вы извините… Нужно ей попріодѣться… А то ребенка мыла… - проговорила она, появляясь въ столовой и присѣла на стулъ.
Сухумовъ взглянулъ на Раису и увидѣлъ, что и она ужъ успѣла прифрантиться, пришпилить на груди голубой бантъ.
Старикъ-священникъ, откашлявшись, опять началъ плакаться, говоря:
- Прошу новые сапоги съ калошами - отказъ. Отвѣчаютъ: "хорошъ ты и въ валенкахъ"… Вотъ онъ зять-то!
- Бросьте, отецъ Григорій! - остановила его Раиса. - Развѣ господину Сухумову интересно выслушивать жалобы! И если-бы еще онѣ были справедливы! А то вѣдь все это неправда…
- Неправда? Неправда? - хриплымъ голосомъ закричалъ старикъ. - А гдѣ у меня сапоги? Гдѣ у меня калоши? Дочка говоритъ: "вы, говоритъ, батюшка, все-равно зимой на улицу не выходите"… Анъ вретъ!
Старикъ затрясся.
- Вы лучше-бы пошли къ себѣ за перегородку да прилегли… Давно вѣдь ужъ здѣсь сидите… - предложила старику Раиса. - Право пошли-бы…
Старикъ пошамкалъ губами, повращалъ глазами и ужъ спокойно отвѣчалъ:
- Веди…
Раиса подошла къ нему, взяла его подъ руку, помогла приподняться изъ-за стола и повела въ сосѣднюю комнату. Старикъ еле переступалъ. Вернувшись оттуда, она съ легкой улыбкой сказала Сухумову:
- Не въ здравомъ умѣ вѣдь у насъ дѣдушка-то. Давно вѣдь ужъ такъ… Иногда, вѣрите-ли, какъ дитя…
- Да это видно, - кивнулъ Сухумовъ.
- А только и блажитъ-же иногда! Мученье. На весь домъ тоску наводитъ, - прибавила она и опять сѣла.
- Я, кажется, совсѣмъ помѣшалъ вамъ, - началъ Сухумовъ. - Вы дѣтей учили…
- Да… Но это что! Можно и въ другой разъ… Можно и послѣ обѣда… У меня и у нихъ времени всегда много… - говорила она. - Да къ тому-же я и учу и что-нибудь другое дѣлаю… Вотъ сейчасъ… Они читали, я слушала и салфетку вязала.
И Раиса кивнула на лежавшее на столѣ вязанье.
- Скажите, но отчего-же они въ училищѣ учиться не хотятъ? Вѣдь у васъ есть здѣсь училище, - проговорилъ Сухумовъ.
- А я-то на что? Вѣдь и я могу… такъ зачѣмъ-же имъ ходить и студиться на морозѣ? - спокойно отвѣчала Раиса. - Кромѣ того, и мнѣ это практика… Вѣдь я кончила на церковно-приходскую учительницу. У меня свидѣтельство… Я мѣсто ищу… Когда-нибудь и придется учить въ школѣ.
Вошла попадья Настасья Сергѣевна и сейчасъ-же въ прихожей раздались шаги отца Рафаила, вернувшагося съ урока. Его привѣтствовалъ радостный лай пса Гусара.
XXIV
Сухумовъ передалъ отцу Рафаилу вино, посидѣлъ еще съ четверть часа, выкурилъ папиросу и сталъ отправляться домой. Семья священника радушно удерживала его остаться обѣдать, попадья сообщала ему, что у нихъ и сегодня пирогъ, но онъ не остался даже и чаю выпить, хотя Раиса и внесла уже на подносѣ два стакана чаю.
- Во-первыхъ, чай мнѣ запрещенъ, а во-вторыхъ, боюсь я простудиться на морозѣ сейчасъ послѣ чаю, - оправдывался Сухумовъ.
Вся семья священника вышла провожать его въ прихожую.
- Чай запрещенъ! - дивился отецъ Рафаилъ. - Вотъ ужъ это удивительно! Что можетъ быть безвреднѣе чаю! Мудрятъ доктора, прямо мудрятъ. Докторъ Кладбищенскій мой пріятель, а ужъ и у него умъ за разумъ зашелъ.
- На нервы дѣйствуетъ, - говорилъ Сухумовъ, надѣвая калоши.
- А вы отъ нервовъ попейте черничнаго листа. Прелесть. Какъ рукой сниметъ. Я, кажется, говорилъ вамъ о черничномъ листѣ. Попробуйте. Вѣдь у насъ есть много-народныхъ средствъ, которыя доктора не любятъ употреблять. Хуже не сдѣлается, а авось и облегченіе получите.
Надѣвъ на себя шубу, Сухумовъ сталъ звать отца Рафаила къ себѣ въ гости.
- Соберитесь какъ-нибудь вечеркомъ всей семьей. Вы, супруга ваша, племянница.
- Ей? - удивился отецъ Рафаилъ, кивнувъ на жену. - Да развѣ ей можно куда-нибудь отлучиться на цѣлый вечеръ! Да у насъ крыша съ дома слетитъ, вотъ какой кавардакъ надѣлаютъ. Да и тестъ старикъ. Онъ хуже ребенка!
- Кажется, ужъ вы очень преувеличиваете. Но если это такъ, то хоть съ племянницей пожалуйте. Она просила прислать ей что-нибудь почитать. Библіотека у бабушки очень старая, книги все старинныя и я, право, затрудняюсь выборомъ, такъ вотъ кстати она что-нибудь и выберетъ.
- Ахъ, Боже мой! Но если ничего нѣтъ для чтенія, такъ будемъ читать что-нибудь и старое, - сказала Раиса.
- Ну, вотъ и прошу васъ придти выбрать. А мнѣ своимъ посѣщеніемъ вы доставите большое удовольствіе.
Сухумовъ сдѣлалъ общій поклонъ и, нахлобучивъ шапку, вышелъ въ сѣни.
- Гостинца-то не забудьте прислать, что обѣщали, - послышался ему вслѣдъ голосъ младшаго сынишки священника.
- Пришлю, пришлю, мой милый, - откликнулся Сухумовъ, не оборачиваясь и тутъ-же услыхалъ визгъ ребенка, очевидно получившаго подзатыльникъ отъ кого-нибудь изъ родителей.
"Дѣвушка не мудрая, но миленькая, очень миленькая, - разсуждалъ Сухумовъ, возвратившись къ себѣ домой. - Имѣетъ свидѣтельство на сельскую учительницу, читать любитъ. Но ей - я воображаю, какъ скучно здѣсь, хотя она и привыкла къ деревнѣ! Вѣдь молодостью дышетъ, жизнью."
Вторая поѣздка къ священнику произвела на него пріятное впечатлѣніе. Онъ какъ-то сталъ еще бодрѣе, ѣлъ недурно за обѣдомъ, шутя съ камердинеромъ и разсказывая ему, что "вотъ онъ возьметъ да и женится здѣсь".
Улыбнулся и Поліевктъ, никогда неулыбающійся.
- Было-бы на комъ, ваше высокородіе! Здѣсь уголъ медвѣжій, - сказалъ онъ.
- Знакомиться буду. Отыскивать знакомства. Управляющій говоритъ, что здѣсь ближе пятнадцати верстъ теперь и благородныхъ помѣщиковъ нѣтъ, да и то старухи. А все вокругъ сѣрыми купцами скуплено.
- А купцы развѣ не люди?
- Благородному-то помѣщику отъ такого отродья невѣсты не подходятъ.
- Какой вздоръ! Я въ бѣлую и черную кости не вѣрю. Да и вообще… Ну, не на купеческой дочкѣ, такъ на какой-нибудь земской акушеркѣ женюсь, на учительницѣ.
- Тоже подъ фасонъ не подойдетъ. Какая- же это супруга для барина! Нѣтъ…
Поліевктъ покрутилъ головой.
- А я читалъ записки бабушки, такъ она въ одномъ мѣстѣ говоритъ, что мой прадѣдъ былъ женатъ на крѣпостной дѣвушкѣ, - сказалъ Сухумовъ.
- Позвольте… А развѣ это хорошо? Совсѣмъ ужъ нехорошо. Это все равно, если-бы я былъ женатъ на княгинѣ.
- Ну, однимъ словомъ, знакомиться буду. Буду знакомиться со всѣми… А послѣ знакомства выберу лучшую, какую-нибудь этакую пупочку, да и того… Вотъ ты тогда и смотри на меня, какъ на неизлѣчимаго больного! - закончилъ Сухумовъ.
Послѣ обѣда онъ прикурнуль на кушеткѣ и подремалъ съ часъ.
"Надо знакомиться, непремѣнно надо знакомиться съ здѣшней сельской аристократіей, - думалъ онъ, расхаживая по спальнѣ. - Завтра поѣду школу осматривать, познакомлюсь съ учителемъ. Какой ни есть. но все-таки учитель… деревенская интеллигенція. Послѣзавтра къ доктору… А тамъ кто еще есть? Становой, лѣсничій, акцизный… Ну, станового по боку… Не люблю нихъ… А до лѣсничаго доберусь… Надо посмотрѣть, какой такой лѣсничій есть. Буду знакомиться, буду знакомиться…"
И Сухумовъ, маршируя по спальнѣ, сталъ даже напѣвать послѣднюю фразу.
Ночь была проведена безъ кошмаровъ. Это уже была вторая спокойная ночь. Сухумова это несказанно радовало.
- Поліевктъ Игнатьичъ… А вѣдь портреты-то дѣдушекъ мнѣ сегодня опять не снились, - весело сказалъ онъ своему камердинеру, подававшему ему утромъ парное молоко.
По имени и по отчеству онъ его звалъ очень рѣдко, когда бывалъ въ исключительно веселомъ настроеніи духа.
Поліевктъ сейчасъ-же сдѣлалъ строго-серьезное лицо.
- Оплюйтесь, ваше высокородіе, оплюйтесь… Нехорошо такъ говорить. Словно опять вызываете… - пробормоталъ онъ и самъ сталъ плевать. Тьфу, тьфу, тьфу! - Какъ вы на языкъ праздны! - покачалъ онъ головой. - Вѣдь я и безъ разговоровъ вашихъ все это чувствую, а ничего не говорю.
- Какой ты суевѣрный, Поліевктъ! - покачалъ головой Сухумовъ.
- Будешь суевѣрнымъ, коли все въ точку приходится. Шестой десятокъ на свѣтѣ живу и вижу, какъ потрафляется. А панихидку-то вы все-таки по нимъ отслужите, не пренебрегайте этимъ. Ну, что вамъ стоитъ! Священникъ теперь у васъ знакомый. Онъ живо отслужитъ.
- Отслужу, отслужу… Будь покоенъ, - отвѣчалъ, улыбнувшись, Сухумовъ, рѣшивъ и въ самомъ дѣлѣ почтить своихъ предковъ панихидой, такъ какъ въ это время у него мелькнула мысль, что это составитъ лишній поводъ побывать у священника и повидаться съ Раисой.
Раиса ему нравилась. Она нравилась уже потому, что производила оба раза на его нервы какое-то особое успокаивающее дѣйствіе.
Послѣ завтрака Сухумовъ велѣлъ закладывать лошадь и поѣхалъ осмотрѣть школу и познакомиться съ учителемъ.
Школа находилась на церковной, она-же и базарная, площади, на противоположной сторонѣ отъ домика священника Тиховздохова. Когда Сухумовъ проѣзжалъ мимо жилища священника, его такъ и подмывало свернуть къ нему хоть за тѣмъ, чтобы переговорить о задуманной панихидѣ, при чемъ въ воображеніи мелькнуло миловидное личико Раисы, но онъ удержался, сказавъ себѣ мысленно: "не ловко-же каждый день подъ-рядъ", и свернулъ на противоположную сторону площади къ школѣ.
"Сухумовское земское училище", какъ гласила вывѣска, помѣщалось въ большомъ ветхомъ одноэтажномъ сѣромъ деревянномъ домѣ, сѣромъ не отъ окраски обшивки, которая была когда-то желтой и вся облиняла, а отъ дождей, снѣговъ, непогодъ, десятки лѣтъ осаждавшихся на этомъ домѣ, котораго не касался ремонтъ. Входъ былъ со двора. Нужно было войти черезъ калитку тоже очень ветхихъ и даже покосившихся воротъ, затѣмъ обогнуть домъ и ужъ войти на крыльцо въ сѣни, что Сухумовъ и сдѣлалъ.
Сѣни училища имѣли самый неприглядный видъ. На полу былъ натасканный ребятишками на ногахъ снѣгъ. Пахло карболовой кислотой въ смѣси съ хлористой известью и камфарой. Въ квартиру училища вела обитая рогожей дверь. Сухумовъ отворилъ ее и уже въ прихожей, гдѣ на гвоздяхъ висѣла ветхая одежда учениковъ и ученицъ, его обдало самымъ тяжелымъ жилымъ запахомъ людской скученности. Изъ сосѣдней комнаты, составляющей классъ, черезъ не вполнѣ притворенную дверь доносилась диктовка. Диктовалъ мужской тенористый голосъ, прерывался и спрашивалъ:
- Ну, что? Написали?
XXV
Пока Сухумовъ раздѣвался, въ прихожую выбѣжалъ бѣлокурый мальчикъ въ рубахѣ безъ опояски, разстегнутой жилеткѣ и валенкахъ съ большого человѣка, остановился въ недоумѣніи, ковырнулъ пальцемъ въ носу и опрометью бросился обратно. Вслѣдъ затѣмъ выглянулъ изъ класса худой блѣднолицый человѣкъ съ сильно впалой грудью, тоже бѣлокурый, рѣдкіе волосы котораго, остриженные по-русски, висѣли, какъ плети. Онъ былъ въ сѣромъ пиджакѣ съ шеей, обмотанной желтымъ гаруснымъ шарфомъ, въ валенкахъ и съ карандашемъ за ухомъ. Держа въ одной рукѣ книжку, а другой пощипывая клинистую бородку, онъ прищурился и смотрѣлъ подслѣповатыми глазами на Сухумова, который по книгѣ и карандашу за ухомъ тотчасъ-же догадался, что это учитель.
- Здѣшній помѣщикъ Сухумовъ… Я желалъ-бы осмотрѣть училище, если позволите, - отрекомендовался Сухумовъ.
- Прошу покорно… Пожалуйте… Очень пріятно… Я учитель… Иванъ Иванычъ Ивановъ… - произнесъ теноркомъ, похожимъ совсѣмъ на женскій голосъ, учитель и тутъ-же прибавилъ, взглянувъ на ноги Сухумова: - Только напрасно вы калоши-то изволили снять. У насъ въ классѣ ужасно какъ дуетъ съ пола.
- Да… Но, вѣдь, я въ сущности на минутку…
Сухумовъ приблизился къ учителю и подалъ ему руку. Учитель распахнулъ дверь въ классъ. На Сухумова пахнуло кромѣ жилого испорченнаго воздуха и угарнымъ запахомъ. Ученики повскакали съ мѣстъ, крича: "здравствуйте, здравствуйте". Нѣкоторые кланялись, встряхивая потомъ волосами, нѣкоторые старались шаркнуть ногами около партъ.
- Садитесь, - сказалъ учитель, махнувъ рукой, и закашлялся. - Такъ студимся здѣсь въ классѣ, что на удивленіе. Вотъ я болѣе мѣсяца хвораю… - прибавилъ онъ, подавая Сухумову стулъ и приглашая его садиться. - Главное, что и натопить здѣсь трудно. Во-первыхъ, съ пола садитъ, а во-вторыхъ, печи плохи. Рано закроешь - угарно.
- Да, я слышу… - поморщился Сухумовъ.
- А въ большую перемѣну мы отворяли фортки. Въ большіе морозы два раза топимъ, а толку никакого…
- У васъ училище только для мальчиковъ?
- Нѣтъ, есть и для дѣвочекъ… То на дворѣ, во флигелькѣ. Тамъ учительница… Тамъ домъ поновѣе и печи получше, по безъ жилья, тамъ точно такъ-же холодно. И я, и учительница имѣемъ квартиры въ этомъ домѣ, гдѣ школа для мальчиковъ. Ну, все-таки у меня въ квартирѣ топятъ и у учительницы топятъ, а толку, видите, все-таки нѣтъ. Очень ужъ домъ ветхъ.
- Отчего-же вы не просите у земства, чтобы домъ ремонтировали? Печи можно новыя поставить.
- Говорятъ, что денегъ нѣтъ. А вы посмотрите, вѣдь углы промерзаютъ. У насъ подъ подоконниками снѣгъ, иней… На стеклахъ ледъ… И такъ ужъ зимой темно, а тутъ льдомъ свѣтъ затѣняетъ.
Сухумовъ посмотрѣлъ по сторонамъ и классъ поразилъ его своимъ убожествомъ. Растрескавшійся закоптѣлый потолокъ, двѣ грязныя желѣзныя печи, съ копотью у вьюшечныхъ дверецъ, съ перегорѣвшей краской около топокъ, отставшіе обои на стѣнахъ. Карты полушарій и Россіи всѣ въ копоти, полинявшія классныя доски.
- Прошу извинить, что перебилъ ваши занятія, но меня очень заинтересовала школа, - проговорилъ Сухумовъ. - Какъ вамъ ни странно это покажется, но я никогда не видалъ нашей сельской школы. Я петербуржецъ.
- Новыя училища у насъ въ уѣздѣ много лучше, но эта старая школа, - сказалъ учитель и спросилъ:- Вы мнѣ позволите окончить диктовку?
- Мнѣ всего только двѣ строчки осталось продиктовать.
- Пожалуйста, пожалуйста. Я радъ послушать, чтобы имѣть понятіе.
- Такъ я сейчасъ… А послѣ диктовки и распущу всѣхъ… Скоро два часа… У насъ ученье до двухъ часовъ. Школа имѣетъ у меня три отдѣленія: старшее, среднее и младшее. Курсъ трехлѣтній. По окончаніи курса выдаемъ свидѣтельство на льготу второго разряда по отбыванію воинской повинности, - объяснялъ Сухумову учитель. - Вотъ теперь я диктую старшему отдѣленію, а среднее у меня списываетъ съ книги, младшее упражняется въ писаніи буквъ на аспидныхъ доскахъ съ прописей. Ну, дѣти, приготовьтесь! Будемъ кончать и затѣмъ по домамъ! - крикнулъ онъ своимъ теноркомъ.
Диктовка продолжалась и скоро была окончена. Учитель сталъ отбирать тетрадки съ диктовкой и складывать ихъ въ стопочку, но тотчасъ-же опять обратился къ Сухумову и сказалъ:
- А калошки-то все-таки совѣтовалъ-бы вамъ надѣть. Право, простудитесь.
- Въ самомъ дѣлѣ холодно ногамъ, - отвѣчалъ Сухумовъ; потопалъ и, согласясь съ учителемъ, пошелъ въ прихожую надѣвать калоши.