Въ прихожую между тѣмъ вбѣгали уже отпущенные домой ученики старшаго отдѣленія и одѣвались, снимая съ гвоздей свои полушубки, пальтишки и шапки.
- Прощайте, баринъ! - кричали они Сухумову. - Прощайте!
- Прощайте, дѣти! Прощайте! - отвѣчалъ имъ Сухумовъ. - Теперь, когда я съ вами познакомился, я вамъ пришлю гостинцевъ и вы получите ихъ отъ вашего учителя… Пряниковъ, орѣховъ, леденцовъ пришлю. Ждите!
- Спасибо, баринъ, спасибо! - откликались мальчики. - Леденцы мы любимъ.
- И пряники любимъ! Пряниковъ побольше! - кричалъ кто-то.
Когда Сухумовъ вернулся въ классъ въ калошахъ, учитель отбиралъ тетрадки у средняго отдѣленія учениковъ, списывавшихъ разсказъ съ книги, и тоже распускалъ ихъ по домамъ.
Сухумовъ и имъ объявилъ. что онъ пришлетъ для нихъ учителю гостинцевъ. Опять выкрикиваніе благодарности.
- Наши мальчики этимъ не избалованы. Есть у нихъ попечитель школы старичекъ-помѣщикъ, но никогда не заглядываетъ. Только разъ въ годъ на экзаменъ пріѣзжаетъ, да и то въ прошломъ году не былъ, - говорилъ учитель. - Вотъ бабушка ваша, покойница, на Рождество, въ видѣ какъ-бы на елку, каждый годъ въ школу гостинцевъ присылала и я раздавалъ, хотя у насъ и не дѣлается елки.
- Я пришлю, пришлю гостинцевъ и вы пожалуйста раздайте имъ всѣмъ поровну, - еще разъ сказалъ Сухумовъ. - Но, кромѣ того, я хотѣлъ спросить, нѣтъ-ли у васъ какихъ-нибудь неотложныхъ нуждъ по части учебныхъ пособій? Навѣрное есть - и тогда можно будетъ выписать изъ Петербурга.
Учитель задумался.
- Да какія нужды? Карты Палестины вотъ у насъ нѣтъ для преподаванія Закона Божія, - отвѣчалъ онъ.
- Хорошо. Я выпишу. А что она стоитъ? - спросилъ Сухумовъ.
- Да, кажется, гривенъ восемь по каталогу… Да, восемь гривенъ, если наклеенная.
- Боже мой! Но вѣдь это такіе пустяки! Тогда не выписать-ли вамъ карты Европы, Азіи, Африки?..
- Мы этого вѣдь не проходимъ, господинъ Сухумовъ. Вотъ полушарія у насъ для наглядности есть. Тогда ужъ вы вотъ что… Вы штучекъ двадцать картинокъ для волшебнаго фонаря выпишите.
- Можно, можно. А картинки что стоютъ?
- Да теперь онѣ дешевы… Теперь онѣ на желатиновой бумагѣ есть, такъ копѣекъ по десяти, по пятнадцати…
- Я вамъ сотню выпишу, даже двѣ сотни, назовите только сюжёты… содержаніе картинъ…
- Благодарю васъ… Я вамъ составлю списочекъ… Составлю и занесу… Вѣдь вы сюда, какъ у насъ говорятъ на селѣ, мѣсяца на два пріѣхали? - спросилъ учитель Сухумова.
- Это будетъ зависѣть отъ обстоятельствъ и отъ моего здоровья… Я сюда лѣчиться пріѣхалъ, лѣчиться воздухомъ… Очень можетъ быть, что я и на лѣто здѣсь останусь.
- Вотъ лѣтомъ-то здѣсь лучше! - подхватилъ учитель. - Лѣтомъ можно запасаться здоровьемъ и поправляться. А зимой, какая ужъ здѣсь поправка!
Онъ махнулъ рукой.
Сухумовъ сталъ прощаться и приглашалъ учителя навѣстить его какъ-нибудь вечеркомъ.
- Благодарю васъ. Списочекъ картинкамъ составлю, такъ зайду. Непремѣнно зайду, - отвѣчалъ учитель и прибавилъ:- А теперь ко мнѣ милости прошу на перепутье стаканчикъ чайку выпить и посмотрѣть мою убогую хату. Все-таки посмотрите, какъ сельскій учитель живетъ. Хоть на четверть часика…
- Я съ удовольствіемъ… - заговорилъ Сухумовъ.
Учитель вывелъ его въ прихожую и провелъ къ себѣ въ квартиру.
Пришлось идти черезъ кухню. На Сухумова пахнуло тепломъ и чадомъ. На плитѣ что-то кипѣло и жарилось. Пахло щами, пригорѣлымъ лукомъ съ мясомъ. Вступили въ комнатку съ мягкой разнокалиберной мебелью, съ бѣлымъ нитянымъ вязаньемъ на спинкахъ стульевъ и кисейными занавѣсками на окнахъ.
- Глашенька! Я къ тебѣ съ гостемъ… - началъ учитель. - Нашъ помѣщикъ Леонидъ Платонычъ Сухумовъ дѣлаетъ намъ честь своимъ посѣщеніемъ…
Изъ слѣдующей комнаты показалась молодая женщина, жена учителя, худенькая брюнетка съ вострымъ носомъ, въ сѣрой суконной блузѣ и въ ситцевомъ передникѣ. А за ней виднѣлась Раиса, племянница отца Рафаила Тиховздохова.
Сухумовъ поразился, какъ Раиса попала сюда и въ то же время вспыхнулъ отъ удовольствія. Попятилась нѣсколько отъ удивленія и Раиса при видѣ Сухумова гостемъ учителя.
XXVI
- Вы какъ здѣсь? - невольно вырвалось у Cyxyмова при видѣ Раисы, послѣ того, какъ онъ отрекомендовался женѣ учителя.
- Такъ-же, какъ и вы, - бойко отвѣчала Раиса. - Въ гости къ Глафирѣ Гавриловнѣ пришла.
Сухумовъ дружески подалъ ей руку и сказалъ:
- Не ожидалъ васъ здѣсь встрѣтить. - Я пріѣхалъ сюда училище посмотрѣть и вотъ познакомился съ Иваномъ Иванычемъ.
- А я пришла за рисункомъ для вышивки къ Глафирѣ Гавриловнѣ.
Всѣ сѣли въ комнатѣ съ мягкой мебелью. Она-же, очевидно, была и столовою, такъ какъ посреди ея стоялъ столъ съ висѣвшей надъ нимъ лампой, а въ углу помѣщался маленькій шкафчикъ, изъ-за стекла котораго, выглядывала посуда на полкѣ. Шкафчикъ былъ самодѣльный, сплошь оклеенный въ рисунокъ почтовыми марками, отчего при первомъ взглядѣ онъ казался мраморнымъ. Сухумовъ тотчасъ-же обратилъ вниманіе на шкафчикъ. Учитель замѣтилъ это и похвастался:
- Работа жены. Марки сначала собирала, повсюду выпрашивала, а потомъ оклеила. То-есть самый шкафчикъ-то я смастерилъ на лѣтнихъ столярныхъ курсахъ. Лѣтомъ у насъ въ уѣздѣ столярные и переплетные курсы были для учащихъ, - пояснилъ онъ. - Да и вообще курсы ручныхъ работъ. Преподавалось и плетеніе корзинокъ, дѣланіе коробокъ… А надъ оклейкой шкапа жена много потрудилась.
- Очень кропотливая работа. Я дивлюсь терпѣнію, - похвалилъ шкафъ Сухумовъ.
- О, Глафира Гавриловна у насъ великая искусница! - воскликнула Раиса. - Она у насъ на всѣ руки. Она въ прошломъ лѣтѣ дяденькѣ отцу Рафаилу такъ хорошо вымыла, вычистила и выгладила соломенную шляпу, что шляпа заново стала.
- Глашенька! Чайку господину Сухумову… Я ихъ чайку откушать пригласилъ, - визгливымъ теноркомъ отдавалъ женѣ приказъ учитель. - Поставь скорѣй самоваръ.
Но Сухумовъ остановилъ его.
- Послушайте… Не надо чаю… Я боюсь простудиться послѣ чаю на морозѣ, - сказалъ онъ. - Лучше я такъ посижу… Посижу и выкурю папироску, если позволите.
- Пожалуйста… Сдѣлайте одолженіе… Глашенька, спички!.. Но отчего-же вы чаю-то?.. Можетъ быть вы кофейку хотите…
- Нѣтъ, и за кофе спасибо… Вѣдь я больной… Я лѣчусь… Мнѣ чай и кофе запрещены на время…
- Да, да… Мы видѣли, какъ докторъ Кладбищенскій проѣзжалъ къ вамъ. Онъ и жену мою лѣчилъ отъ воспаленія легкихъ и выпользовалъ. А ужъ какъ она была плоха! Кладбищенскій очень хорошій докторъ, - говорилъ учитель и опять спросилъ:- Такъ чѣмъ-же васъ угощать? Молока не прикажете-ли?
- И молоко теперь не время. Боюсь озябнуть, - улыбнулся Сухумовъ. - Молоко я пью парное, пью утромъ. Хотя не особенно оно мнѣ нравится, но пью…
- Какой вы несговорчивый! - вставила свое слово Раиса, свѣтло взглянувъ на Сухумова и покачала головой. - А вотъ дяденька, нашъ отецъ Рафаилъ, такъ онъ можетъ чай пить сколько угодно.
Закурилъ папироску Сухумовъ, закурилъ и учитель.
- Такъ вотъ какъ мы живемъ… - сказалъ онъ Сухумову. - Здѣсь чистая комната и столовая, тамъ наша спальня и мой кабинетъ, - указалъ онъ на открытую дверь въ сосѣднюю комнату, гдѣ виднѣлись двѣ кровати рядомъ, полузаставленныя ширмами, оклеенными тоже въ узоръ картинками изъ иллюстрированныхъ журналовъ. - Тоже работа жены, - прибавилъ онъ. - Изъ кухни есть еще двѣ комнаты, такъ тамъ живетъ учительница нашего женскаго училища. Она одинокая и у насъ столуется. Мы плебеи, мы изъ простого народа, намъ что! А вотъ она, эта учительница, генеральская дочка… Генеральская дочка, а вотъ пошла-же на двадцать пять рублей въ мѣсяцъ жалованья!
Вскорѣ пришла и учительница сельской школы Варвара Захаровна Хоботова. Это была очень некрасивая пожилая дѣвица въ черномъ платьѣ, стриженая, въ очкахъ, морщинистая, желтая, съ кривыми зубами и говорившая густымъ контральто.
Учитель Ивановъ отрекомендовалъ ее Сухумову.
- Вы земецъ? - рѣзко спросила она его.
- Нѣтъ. Пріѣзжій… здѣшній помѣщикъ, - отвѣчалъ Сухумовъ.
- Ну, то-то, А то я вамъ хотѣла пожаловаться на земскіе порядки. Ассигновано двадцать пять рублей въ годъ на рукодѣліе, то-есть на матеріалъ для рукодѣлія, а не выдаютъ… Говорятъ: денегъ нѣтъ. Въ лѣтніе мѣсяцы обѣщаются выдать, а лѣтомъ у меня и классовъ нѣтъ. Вы къ намъ прямо изъ Петербурга?
- Изъ Петербурга, - сказалъ Сухумовъ.
- Кикиморова знаете? Онъ въ Петербургѣ видное мѣсто занимаетъ.
- Я не знакомъ, но слышалъ объ немъ.
- Такъ вотъ это братъ мой двоюродный… Но у насъ съ нимъ всякія связи порваны. Устала… Словно щебень на шоссейной дорогѣ била, а вѣдь на самомъ дѣлѣ только пять часовъ съ глупыми дѣвочками провозилась. Пойду къ себѣ отдохнутъ немного передъ обѣдомъ.
Она отворила дверь въ кухню, и держась заручку двери, спросила:
- Вы, господинъ Сухумовъ, журналовъ толстыхъ и книгъ не привезли-ли съ собой? Нельзя-ли отъ васъ чтеніемъ попользоваться? Рѣшительно здѣсь негдѣ выпросить что-нибудь почитать.
- Журналы будутъ. Я выпишу. Но у меня въ домѣ есть кое-какая библіотека, оставшаяся послѣ моей покойной бабушки. Только книги-то тамъ все старинныя.
- Старинныя иногда лучше новыхъ. А намъ на голодные зубы и совсѣмъ хорошо.
- Такъ вотъ милости просимъ какъ-нибудь ко мнѣ выбрать то, что вамъ понравится. А.ужъ-толстые журналы съ начала будущаго года я буду получать.
- Хорошо. Я зайду. Но вѣдь до двухъ часовъ я занята въ школѣ, потомъ обѣдъ, отдохнуть надо. Не помѣшаю я вамъ, если приду вечеромъ? - задала вопросъ Хоботова.
- Пожалуйста, пожалуйста… Я совершенно свободный человѣкъ и къ тому-же скучающій отъ одиночества. Буду очень радъ васъ видѣть у себя вечеромъ. Да вотъ собирается и барышня Раиса… - произнесъ Сухумовъ, остановился и спросилъ:- Ваше отчество?..
- Петровна… - дала отвѣтъ Раиса и тутъ-же застѣнчиво прибавила:- А только никогда, никогда я не собиралась къ вамъ.
- Ну, я просилъ, чтобы вы пожаловали вмѣстѣ съ отцомъ Рафаиломъ и выбрали книги, - поправился Сухумовъ. - А теперь прошу васъ посѣтить меня и вмѣстѣ съ нею… Да и Ивана Иваныча прошу съ супругой посѣтить меня. Буду очень радъ.
Сухумовъ, сидя, поклонился.
- Ну, хорошо. На-дняхъ мы придемъ вечеркомъ, - сказала Хоботова. - Я ихъ притащу, - кивнула она на супруговъ Ивановыхъ. - И ее, Раису… Придемъ вечеромъ чаю напиться. Завтра можно?
- Завтра я поѣду къ доктору Кладбищенскому и, по всѣмъ вѣроятіямъ, останусь у него ночевать. А затѣмъ, я всѣ дни дома.
- Ну, такъ черезъ два дня. Очень ужъ почитать-то хочется что-нибудь. Прямо голодъ у насъ насчетъ чтенія. Умственная цынга какая-то дѣлается вслѣдствіе умственнаго. голоданія. И Хоботова скрылась, затворивъ за собой дверь.
- Ну, вамъ обѣдать пора… Не стану васъ задерживать своимъ присутствіемъ.
Сухумовъ поднялся и сталъ прощаться съ Ивановыми и Раисой.
- А къ намъ не зайдете? - задала Раиса вопросъ. - Дядя теперь уже проснулся послѣ обѣда.
- Къ вамъ другой разъ. Дядю вашего, отца Рафаила, мнѣ даже нужно видѣть, - проговорилъ Сухумовъ и направился въ прихожую одѣваться. Ивановы провожали его. Ивановъ говорилъ:
- Трудновато-то, трудновато-то наше учительское житье-бытье, что говорить! Дѣйствительно, иногда покончишь съ ребятами въ два часа дня, такъ словно не дѣтей училъ, а дрова рубилъ. И жалованье мизерное, но если вотъ такъ, какъ у насъ, своихъ собственныхъ ребятишекъ нѣтъ, мириться еще можно. Одно вотъ: здоровье плохо, а помѣщеніе для училища каторжное. Простуживаешься, каждый день простуживаешься, вмѣсто того, чтобы поправляться.
И какъ-бы въ подтвержденіе онъ закашлялся, схватившись за грудь.
Сухумовъ уѣхалъ.
XXVII
Только дней черезъ пять послѣ приглашенія къ Сухумову пришли гости изъ училища, а съ ними вмѣстѣ и Раиса. Обѣщались они быть черезъ два дня и Сухумовъ такъ ждалъ, приказавъ хорошенько вытопить и освѣтить кабинетъ, гдѣ находились шкафы съ книгами и въ которомъ онъ не жилъ, но поднялась вьюга и снѣжная метель и пройти къ Сухумову хоть и полторы версты было трудно, а тратиться на лошадей гости не хотѣли, какъ объяснили ему. Сухумовъ скучалъ по Раисѣ, въ ожиданіи ея бродилъ по спальнѣ и смежной съ ней гостиной. Красивая фигура Раисы съ кроткимъ выраженіемъ глазъ такъ и стояла передъ нимъ въ его воображеніи. Онъ дошелъ до того, что, не дождавшись гостей, часу въ десятомъ вечера, чтобы увидаться съ Раисой, хотѣлъ даже ѣхать къ отцу Рафаилу подъ предлогомъ заказать завтра въ церкви панихиду по бабушкѣ, дѣдушкѣ, прадѣдушкѣ и отцѣ съ матерью, велѣлъ даже заложить лошадь, но тотчасъ-же приказалъ отложить, предполагая, что семья священника, по деревенскому обычаю, можетъ теперь спать. Въ слѣдующій вечеръ опять снѣжная вьюга. Снѣгу намело громадные сугробы. Сухумовъ злился, бранилъ себя за то, что сегодня днемъ не съѣздилъ къ священнику повидать Раису, послалъ къ священнику лошадь, приглашая его запиской пріѣхать вмѣстѣ съ Раисой по одному нужному дѣлу, а кстати и для выбора книгъ. Отецъ Рафаилъ тотчасъ-же пріѣхалъ, но одинъ, безъ Раисы. На вопросъ Сухумова, что съ ней, священникъ отвѣчалъ:
- Зубы болятъ. Вчера мы баню топили и, извините за выраженіе, парились всѣмъ домомъ съ чадами и домочадцами. Была и она. Ну, неосторожна, что-ли… Вѣдь наша баня простая… хоть и солому стелемъ, а съ пола дуетъ; ну, ночью ее и схватило. Часто она зубами мучается.
Сухумовъ былъ взбѣшенъ неудачей. Самъ отецъ Рафаилъ былъ ему вовсе не нуженъ. Уговориться насчетъ панихиды Сухумовъ могъ и въ другой разъ. Принялъ онъ его сухо и чуть не наговорилъ грубостей. Однако, пришлось священника поить чаемъ, пришлось выслушивать его жалобы на тестя и условиться насчетъ панихиды. Панихиду рѣшили отслужить черезъ четыре дня, въ воскресенье. Такъ какъ Сухумовъ въ концѣ-концовъ пересталъ поддерживать разговоръ и сталъ отмалчиваться, то священникъ вскорѣ сталъ собираться домой. Сухумовъ его не задерживалъ и не просилъ остаться ужинать, хотя ужинъ и былъ заказанъ на три персоны, со сладкимъ блюдомъ спеціально для Раисы.
Въ слѣдующій вечеръ гости, наконецъ, пришли. Пришли они по-деревенски, часу въ шестомъ и подняли съ постели только что легшаго послѣ обѣда отдохнуть Сухумова. Онъ ужъ не ожидалъ гостей. Они застали его врасплохъ. Камердинеръ Поліевктъ принялъ ихъ въ гостиной, гдѣ они и дожидались Сухумова, пока тотъ того разбудилъ и далъ ему переодѣться. Пришли: учитель Ивановъ съ женой, учительница Хоботова и Раиса,
Переодѣвшись, Сухумовъ тотчасъ-же далъ приказаніе освѣтить кабинетъ и, заказавъ ужинъ камердинеру, вышелъ къ гостямъ.
Рукопожатія… Извиненія, что помѣшали хозяину отдохнуть съ одной стороны и извиненія, что заставилъ дожидаться съ другой стороны. Затѣмъ гости разбрелись по гостиной и спальнѣ. Учитель Ивановъ, осматривая комнаты, говорилъ Сухумову:
- А вѣдь у насъ по селу ходятъ разговоры, что здѣсь у васъ въ домѣ по ночамъ привидѣнія показываются. Я, конечно, какъ учитель и образованный человѣкъ не долженъ вѣрить этому, но у насъ есть въ селѣ старикъ-крестьянинъ, который торжественно увѣряетъ, что лѣтъ тридцать тому назадъ чистилъ дорожки въ паркѣ, заночевалъ въ бесѣдкѣ и самъ видѣлъ, какъ это самое привидѣніе въ бѣломъ саванѣ…
- Ну, это ужъ совсѣмъ изъ другой оперы! - махнулъ рукой Сухумовъ. - Напротивъ… Мнѣ разсказывали, что привидѣнія тутъ разгуливаютъ по дому въ генеральскихъ мундирахъ временъ Александра Перваго, Павла и Екатерины.
- Вотъ, вотъ… - подхватила Раиса. - И дѣдушка нашъ, отецъ Григорій… Этотъ старичекъ-священникъ, котораго вы у насъ видѣли… И дѣдушка этотъ разсказывалъ намъ, что встарину тутъ именно въ генеральскихъ мундирахъ показывались привидѣнія. Тутъ у васъ портреты генераловъ есть. Такъ вотъ эти генералы выходили изъ своихъ портретовъ и бродили по комнатамъ, по саду… Есть у васъ такіе портреты? - спросила она Сухумова.
- Есть, есть. Но вѣдь это-же вздоръ. Это можетъ показаться только человѣку болѣзненному, нервно-разстроенному.
- Старикъ этотъ, который мнѣ разсказывалъ, вовсе неболѣзненный. Онъ и сейчасъ крѣпокъ, какъ дубъ, - продолжалъ учитель. - Вся штука въ томъ, что у васъ въ паркѣ будто-бы кладъ зарытъ, зарытъ вашимъ дѣдушкой или прадѣдушкой во время нашествія французовъ.
- Слышалъ я и про это! - махнулъ рукой Сухумовъ. - Но вѣдь это-же досужая фантазія.
- А отчего не допустите вы, что это есть? - спросила учительница Хоботова. - Встарину зарывали клады въ землю. Вѣдь банковъ-же не было, куда можно-бы было свои деньги класть на проценты или отдавать на храненіе. Ну, и прятали въ укромное мѣсто въ землѣ.
- Старикъ-то вотъ и говоритъ, что привидѣнія появлялись только тѣмъ, кто начиналъ отыскивать этотъ кладъ, - подхватилъ учитель. - Привидѣнія охраняютъ этотъ кладъ и вотъ, когда кто отыскиваетъ его - они появляются этому человѣку и пугаютъ его. Онъ чистилъ дорожки, у него была лопата, а привидѣніямъ показалось, что онъ пришелъ съ лопатой кладъ отрывать - и вотъ, когда онъ заночевалъ въ бесѣдкѣ, они стали показываться ему.
- Вѣрно, вѣрно… - кивнула Раиса, - а только привидѣнія эти не въ бѣломъ, а совсѣмъ особенныя, съ портретовъ, въ генеральскихъ мундирахъ. Ну, и пугаютъ. У насъ говорятъ, что даже и бабушка ваша умерла, напугавшись этихъ портретовъ, когда они вышли изъ рамокъ. А бабушка ваша дня за два до этого только говорила старушкамъ-компаньонкамъ, что хочетъ начать кладъ искать. При вашей бабушкѣ состояли старушки-компаньоики, - пояснила она Сухумову. - Правда это? Вы имѣете объ этомъ какія-либо свѣдѣнія? - спросила она его.
Сухумову непріятенъ былъ этотъ разговоръ. Онъ не хотѣлъ его поддерживать и сухо отвѣчалъ:
- Мало-ли что здѣсь толкуютъ! Но я не придаю этому значенія.
- А вѣдь всѣ толкуютъ. Я слышала даже, что ужъ и вамъ они успѣли показаться и напугать васъ. Привидѣнія то-есть…
- Это вамъ кто-же сказалъ? Докторъ Кладбищенскій, что-ли? - улыбнулся Сухумовъ.
- Нѣтъ. Но наша работница, кажется, въ лавочкѣ Неумытова слышала.
- Прекрасный источникъ. А что до легендъ о привидѣніяхъ, то легенды эти существуютъ вездѣ, повсюду и даже за границей, гдѣ есть старые деревенскіе барскіе дома или замки.
- Знаете, вѣдь и мы въ лавочкѣ слышали, - проговорила жена учителя Иванова. - И такъ слышали, что будто вы отъ этого-то съ перепугу и заболѣли.
- Не мели, Глашенька, вздора! - остановилъ ее учитель и сдѣлалъ ей строгіе глаза.
- Я и не говорю, что это вѣрно. Но я слышала, - не унималась жена.
- И я слышала, но я ничему этому не вѣрю! Я почти ничему не вѣрю, что фантастическое и не осязательное, - похвасталась учительница Хоботова, тряхнула стрижеными волосами и поправила свои очки.
Дабы перемѣнить ненравившійся ему разговоръ, Сухумовъ предложилъ заняться осмотромъ библіотеки и выбрать книги, для чего и повелъ гостей въ кабинетъ.
Кабинетъ былъ освѣщенъ, горѣлъ каминъ, но темныя стѣны и потолокъ стараго дуба, коричневые темные обои все-таки дѣлали его очень мрачнымъ.
- Богатая комната, - сказала жена учителя, осматривая кабинетъ. - А жутко какъ-то здѣсь… Вотъ, дай мнѣ Богъ знаетъ какія деньги - ни за что, кажется, не осталась-бы здѣсь ночевать. А ты, Ваня?
- Не мели, Глашенька, вздора.