III
Алёшка выходил из сада, распространив все свои письма и легкомысленно позвякивая серебром в растопыренном кармане.
У входа я поймал его, крепко схватил за руку и прошипел:
- Ну-с, Алёшенька… Теперь мы знаем ваши штуки!..
- Знаешь? - сказал он цинично, нисколько не испугавшись. - Ну, и на здоровье.
- Кто это тебя научил? - суровым тоном спросил я, еле удерживаясь от смеха,
- Сам, - улыбнулся он с очаровательной скромностью. - Надо же чем-нибудь семье помогать.
- Но ведь если ты когда-нибудь попадёшься - знаешь, что с тобой сделают? Изрядно поколотят!
Он развёл руками, будто соглашаясь с тем, что всякая профессия имеет шипы.
- До сих пор не колотили, - признался он. - Да вы не смотрите, что я маленький. О-о… Я хитрый, как лисица… Вижу: где, как и что.
- Всё-таки, - решительно заявил я, - твоя профессия не совсем честная…
- Ну да! Толкуйте.
- Да, конечно. Ведь ты же обманываешь девиц, сообщая им, что письмо - от красивого, умного молодого человека, в то время, как оно написано тобой.
Мальчишка прищурился. Мальчишка этот был скользок, как угорь,
- А почему, скажите пожалуйста, я не могу быть умным молодым человеком? А?
- Да уж ты умный, - согласился я. - Уж такой умный, что беда. Только почему ты, умный молодой человек, пишешь такие резкие письма? Почему "дура", а не что-нибудь другое?
И он ответил мне тоном такого превосходства, что я сразу почувствовал к нему невольное уважение.
- А разве же они - не дуры?
Вечером я лежал на диване и слушал тоненький, нежный голосок:
- Мамочка, дать ещё цыпленка?
- Спасибо, милый, я сыта.
- Так я тебе почитаю.
- Не надо. Ты, вероятно, устал, продавая эти противные газеты. Отдохни лучше.
- Спасибо, мамочка. Мне ещё надо написать кое-какие письма!.. Охо-хо.
С тех пор прошло несколько лет… И до настоящего дня этот проклятый двуличный мальчишка не выходил у меня из головы.
Теперь он вышел.
Раздвоение личности
I
Встретившись утром с Натальей Сергеевной, я услышал от нее следующее:
- Забыли меня? Нечего сказать - хороши! Вероятно, новый "предмет", как говорят, кажется, военные писаря, завелся?
- Я? Забыл вас? Тебя… Наташа?
- Тссс… Без фамильярностей! Что мы делаем сегодня вечером?
- Что угодно! Хотите, отправимся в театр?
- А что там?
- Новая пьеса "Цепи любви". Интереснейшая штучка! Сюжет новый и захватывающий: молодой граф живет счастливо с женой, но это счастье обманчиво… Представь себе… гм… те!.. - представьте, говорю я, что у этого графа есть на душе грех: любовница, которую он покинул с ребенком и которая в один прекрасный день приезжает в дом, случайно, как гувернантка. Ребенка она выдает за младшую сестру, граф, конечно, догадывается, в чем дело, но не может сказать, у жены какие-то странные предчувствия… Очень интересно! Масса драматических коллизий, захватывающий лиризм некоторых мест…
- Ну, поедем.
Я обещал заехать за Натальей Сергеевной к 8 часам; в тот же день около 5 часов вечера явился на обед к Марусиной.
Обедал.
- Как вы думаете, - спросила за жарким Марусина. - Хорошая эта пьеса "Цепи любви"?
- А что? - осторожно прищурился я.
- Я бы хотела сегодня посмотреть ее.
- Сегодня? Хотите, лучше завтра поедем?
- Нет, именно сегодня. Только вот не знаю - интересная ли это пьеса?
- Дрянь. Страшная чепуха… Сюжет старый, как мир, и захватанный всеми горе-драматургами… Какой-то идиотский граф (конечно! Без графа подобная галиматья не обойдется…) женился, и вот он якобы счастлив, а на самом деле у него есть старая любовница с ребенком, которая является в дом под видом гувернантки… Очень жизненно, не правда ли? Ну и так далее… Весь этот вздор пересыпан глупыми коллизиями, неуместным лиризмом и залит целым морем одуряющей скуки.
- Ну, а я все-таки хочу пойти.
- Автор, как мне говорили, прегорький пьяница. Вероятно, все эти дикие "Цепи" написаны в алкоголическом бреду.
- А я все-таки пошла бы.
- Что ж, пожалуйста. Кстати, вы не подвержены грудной жабе?
- Нет. А что?
- Это удивительное помещеньице в смысле сквозняков и грудной жабы. Как будто бы архитектор именно и строил все здание с расчетом исключительно на грудную жабу.
Мы помолчали.
- Фойе неуютное… Капельдинеры грубияны.
- Вы пойдете со мной?
- К сожалению, я уже обещал одному человечку быть там. Но тем не менее в театре прошу разрешения побыть немного около вас.
- Что это за человечек еще?
- Просто одна знакомая. Напросилась, ну, сами понимаете, неловко было отказать… Согласился…
- А-а… Вот как… Новая привязанность?
Я фальшиво, расхохотался.
- Вечно вы надо мной подтруниваете… Нельзя быть такой злой… Новая привязанность… Ха-ха-ха! И это говорите вы!..
- Пустите мои руки, фальшивая душа!.. Так вы не оставите меня в театре одну?..
II
Когда мы ехали в театр, Наталья Сергеевна была весела и болтлива; я молчал.
- Чего вы молчите? Разве я молчу?
- Да вы же не сказали ни одного слова.
- Нет, сказал… целых три: "разве я молчу"?.. А теперь даже еще больше.
- Спасибо. Вы безумно щедры. Если так будет продолжаться, я прогоню вас от себя и буду сидеть одна.
- О, если бы ты, милая, это сделала… - подумал я, сочувственно пожимая самому себе холодную руку.
Первое действие уже началось, когда мы приехали и вошли в ложу. Пьесу я не смотрел, сидел молчаливый, бросая редкие взгляды в партер и отыскивая в рядах высокую фигуру в золотистом платье с пышными белокурыми волосами.
…Я вздрогнул. Марусина сидела в третьем ряду и, отвернувшись от сцены, упорно разглядывала в бинокль меня и мою соседку.
Я украдкой поклонился.
- Кому это вы там еще кланяетесь? - сухо спросила Наталья Сергеевну.
- Одна знакомая.
- Какая там еще знакомая?
- Так, деловое знакомство. Кстати, хорошо, что она здесь. Мне нужно ей слова два по делу сказать…
- Начина-ается! Какое такое еще дело?
- Продажа мельницы. Я устраиваю тут одному помещику ее мельницу на Днепре.
- Вот как? С каких это пор вы комиссионерством занялись?
- Вам не дует?
- Нет. Я спрашиваю: с каких это пор вы комиссионерством занялись?
- Миленькая, - захихикал я. - Да вы, кажется, меня ревнуете?
Она презрительно пожала плечами и замолчала.
Когда кончился акт, я поднялся и сказал:
- Вы разрешите на минутку отлучиться? Я скажу только слова два-три и вернусь.
- Пожалуйста! Можете хоть совсем не возвращаться.
- Милая! Вы… сердитесь?
- Ничего я не сержусь… За что? Я серьезно говорю: если у вас есть такое срочное дело, которое нельзя отложить даже в театре, вы не стесняйтесь… Только едва ли вежливо оставлять женщину одну в незнакомом месте, где мужчины такие нахалы.
- Господи… но ведь вы же в ложе!
- А что ему стоит взять да перелезть из соседней ложи через барьер…
- Ну хорошо… Я останусь!
- Нет, идите, идите… Мне так неловко, что я затруднила вас, заставив сопутствовать мне…
- Фи… Стыдитесь…
С тяжелым чувством спустился я в партер. Марусина очень обрадовалась.
- Здравствуйте еще раз! Вы знаете, какая прелесть: около меня есть свободное место. Хотите посидеть со мной один акт?.. Я был бы счастлив… Но там дама…
- Да? Я видела ее. Недурна, только мажется, кажется, неимоверно. Впрочем… простите… вам, может быть, неприятно?..
- Нет, ничего. Кх… кх… Ну, как поживаете?
- Спасибо. Если бы я знала, что вы не можете покинуть вашу даму даже на минутку, я бы ни за что сюда не приехала. А у меня как раз жажда - пить очень хочется - только что ж… не буду вас затруднять.
- Пойдем! - грубо проворчал я.
- Нет, что уж… Потерплю…
- По-ойдем!
Я встал, взял ее под руку и потащил в фойе, чувствуя на своей спине раскаленный взгляд одинокой Натальи Сергеевны…
III
- Ну, как мельница? - спросила меня Наталья Сергеевна, когда я с видом побитой собаки вполз в ложу.
- Какая вы злая! Если бы вы знали, что она говорила о вас, вы не были бы такой…
- Интересно: что она могла там сказать… - скривилась Наталья Сергеевна.
- Она нашла вас очаровательной! Будь я, говорит, мужчиной - непременно бы в нее влюбилась… Эти губы, этот цвет лица… Она уверена, что я влюблен в вас и совершенно искренно поздравляла меня с хорошим вкусом.
- Ну да… нашли красавицу! Я думаю вы наполовину выдумали.
- Ей-Богу, нет. Чего мне выдумывать…
Я неожиданно замолк и глубоко задумался.
- А что если… их познакомить сегодня? Идея во всех отношениях хорошая… Можно перетащить Марусину в нашу ложу, и мне уже не придется в антрактах носиться как угорелому из ложи в партер и обратно… Кроме того, они, вероятно, разговорятся и перестанут терзать и мучить меня своими словечками и шпильками… Кроме того, мне, конечно, предстояло провожать Наталью Сергеевну домой, а Марусина просила свезти ее в ресторан, - теперь можно обеих свезти в ресторан… А после развести по домам на автомобиле… И кроме того, - о, черт возьми! - почему, бы им и в самом деле не подружиться? Бабы, в сущности, хорошие, сердечные, если отбросить в сторону неуместную, ревность и разные женские штучки…
- Вы ей так понравились, - сказал я вслух, - что, она мне - даже надоела просьбами: познакомить вас.
- Да? - открыла широко глаза Наталья Сергеевна… Ну что ж - если она приличная женщина - отчего же? Пригласите ее в нашу ложу…
Скрывая радость, я встал и отправился вниз к Марусиной.
- Поздравляю вас, - сказал я. - Вы произвели на мою даму ошеломляющее впечатление… Она все допытывалась: кто эта красавица, с которой я выходил в фойе? Утверждает, что я влюблен в вас до безумия.
- Она мне тоже нравится. У нее в глазах есть что-то симпатичное.
- Конечно, конечно! Она ко мне все приставала, чтобы я познакомил ее с вами. Просто влюблена в вас.
- Да? Я с удовольствием познакомлюсь с ней.
- Прекрасно! Какая вы милая… Пойдемте в нашу ложу.
Она удивленно взглянула на меня..
- Как… в нашу ложу?.. Но я думала, что она спустится сюда.
- Зачем? Будем втроем сидеть в ложе.
- После - пожалуй. Но сейчас, если ей хочется познакомиться, - пусть она сюда и придет. Неудобно же мне тащиться в ложу к незнакомой женщине…
Я потоптался на месте и сказал:
- Ну ладно. Пойду приведу ее сюда.
IV
Я не думал, что дело так осложнится: Наталья Сергеевна наотрез отказалась спуститься в партер.
- Если ей так хочется познакомиться - пусть придет сюда.
- Да она стесняется! Говорит: ваша дама такая ослепительная, что мне даже страшно.
- Ну, а я к ней тоже не пойду!
- Обождите, - с наружной жизнерадостностью сказал я. - Одна минута - и все будет устроено. Пустяки!
Я побежал вниз.
- Она боится показаться вам навязчивой и стесняется прийти сюда. Отчего бы вам не зайти в нашу ложу?
- Глупости! С какой, стати?.. Посидите лучше со мной этот акт… если, конечно, я вам не безразлична…
Я взглянул на нашу ложу. Женская рука делала мне оттуда какие-то знаки.
Я напряженно засмеялся.
- Ну ладно… Тогда вот что: выходите в фойе, а я приведу туда свою даму… На нейтральной, так сказать, почве!
- Это другое дело! Ну, проводите меня.
Я привел ее в фойе, посадил на диван и хотел помчаться в ложу, но был остановлен.
- Позвольте… Как же вы меня оставляете одну, в фойе. Это неудобно.
- А… как же я приведу свою даму?
- Ну… можно послать за ней кого-нибудь…
- Помилуйте, это неудобно… Она светская женщина…
Марусина сухо сказала:
- Я тоже светская женщина. Впрочем, делайте как знаете. Все равно сегодняшний вечер уже испорчен…
Через минуту я уже был в ложе.
- Хотите прогуляться в фойе? - простодушно спросил я.
- Надо было предложить это раньше, - сумрачно проворчала Наталья Сергеевна. - Впрочем, пойдем…
Я привел ее в фойе, сделал полкруга, наткнулся, как будто нечаянно, на сидевшую на диване Марусину и воскликнул:
- Вот как кстати! Позвольте, господа, познакомить вас: Наталья Сергеевна Боровитина - Елена Ивановна Марусина.
Дамы подали друг другу руки, а я, усталый, в изнеможении, оперся о косяк двери и затих…
- Нравится вам пьеса? - спросила Марусина.
- Не особенно. А вам?
- Так себе. Длинноватая…
"Слава Богу, - подумал я. - Наладилась, завертелась мельница!"
Вслух попросил:
- Разрешите мне, пожалуйста, пойти в буфет, выкурить папиросу.
- А кто же… отведет меня на место?
- Не желаете ли в нашу ложу сесть? - любезно предложила Наталья Сергеевна.
- Молодец баба! - подумал я. - Умница. Недаром я тебя так люблю…
- Спасибо… Если вас не стеснит…
Я потихоньку убежал в курительную.
V
Шел последний акт…
- Куда бы нам, mesdames, отправиться после спектакля поужинать? - несмело предложил я.
- К Контану, - сказала Марусина.
- Если вы, дорогая Елена Ивановна, ничего не имеете - я бы предложила Донона. Там лучше кормят.
- О, мне все равно. Только у Контана прекрасный оркестр. Я предлагаю к Контану.
- К Контану так к Контану. Только я так привыкла к Донону… Отправимся лучше туда.
- Хорошо. Можно к Донону. Только Контан, по-моему, лучше. Если ехать - так к Контану.
В это время кончился спектакль.
- Я раздевалась внизу, - сказала Марусина. - Не проводите ли вы меня?
- А как же я? - спросила Наталья Сергеевна. - Впрочем, конечно, если вам удобнее проводить Елену Ивановну…
- Нет, что вы, - сказал я с нервной дрожью в голосе.
- Мне все равно.
- Все равно? - тонко улыбнулась Марусина. - Тогда, конечно, принесите раньше платье Натальи Сергеевны. Не беспокойтесь… Я сама отыщу свое…
- Я не допущу этого! - горячо воскликнул я.
- Я сейчас провожу вас вниз…
- Кажется, уже поздно, - мило улыбнулась Наталья Сергеевна. - В ресторан не стоит ехать. Не правда ли? Я поеду домой. Надеюсь, вы меня проводите, милый друг?.. Вы меня так часто сегодня покидали, что теперь, надеюсь, не покинете.
Я растянул лицо в беззаботную улыбку и весело сказал:
- Сейчас! Сейчас все это будет сделано. Не беспокойтесь! Одну минутку… Только одна минутка - и готово.
Я оставил их в ложе вдвоем. Выбежал… Отыскал свободного капельдинера, сунул ему в руку пять рублей и сказал:
- Пойди в ложу номер третий. Там две барыни. Скажи им, что я сейчас шел по коридору, а меня схватили два агента сыскной полиции и, несмотря на сопротивление, куда-то потащили. Вырази надежду, что это недоразумение, которое дня через три разъяснится, что меня, вероятно, смешали с кем-то другим. Не забудь сказать, что я очень сопротивлялся, отбивался…
Отыскав свое пальто, я оделся и уехал.
Сидел весь вечер в скромном ресторанчике, попивая вино, - и никогда мне не было так хорошо, тихо, светло и радостно…
Вообще, я люблю одиночество.
Чад
План у меня был такой: зайти в близлежащий ресторан, наскоро позавтракать, после завтрака прогуляться с полчаса по улице, потом поехать домой и до обеда засесть за работу. Кроме того, за час до обеда принять ванну, вздремнуть немного, а вечером поехать к другу, который в этот день праздновал какой-то свой юбилей. От друга - постараться вернуться пораньше, чтобы выспаться как следует и на другое утро со свежими силами засесть за работу.
Так я и начал: забежал в маленький ресторан и, не снимая пальто, подошел к буфетной стойке.
Сзади меня послышался голос:
- Освежиться? На скорую руку?
Оглянувшись, я увидел моего юбилейного друга, сидевшего в углу за столиком в компании с театральным рецензентом Буйносовым.
Все мы обрадовались чрезвычайно.
- Я тоже зашел на минутку, - сообщил юбилейный друг. - И вот столкнулся с этим буйносным человеком. Садись с нами. Сейчас хорошо по рюмке хватить,
- Можно не снимая пальто?..
- Пожалуйста!
Юбиляр налил три рюмки водки, но Буйносов схватил его за руку и решительно заявил:
- Мне не наливай. Мне еще рецензию на завтра писать нужно.
- Да выпей! Какая там еще рецензия…
- Нет, братцы, не могу. Мне вообще пить запретили. С почками неладно.
- Глупости, - сказал я, закусывая первую рюмку икрой. - Какие там еще почки?
- Молодец, Сережа! - похвалил меня юбилейный друг. - За что я тебя люблю: за то, что никогда ты от рюмки не откажешься.
Именно я и хотел отказаться от второй рюмки. Но друг с таким категорическим видом налил нам по второй, что я безропотно чокнулся и влил в себя вторую рюмку.
И сейчас же мне чрезвычайно захотелось, чтобы и Буйносов тоже выпил.
- Да выпей! - умоляюще протянул я. - Ну, что тебе стоит? Ведь это свинство: мы пьем, а ты не пьешь!
- Почему же свинство? У меня почки…
- А у нас нет почек? А у юбиляра нет почек? У всякого человека есть почки. Это уж, брат, свыше…
- Ну, я только одну…
- Не извиняйся! Можешь и две выпить.
Буйносов выпил первую, а мы по третьей.
Я обернулся направо и увидел свое лицо в зеркале. Внимательно всмотрелся и радостно подумал: "Какой я красивый!"
Волна большой радости залила мое сердце. Я почувствовал себя молодым, сильным, любимым друзьями и женщинами - и безудержная удаль и нежность к людям проснулась в душе моей.
Я ласково взглянул на юбиляра и сказал: