* * *
У ворот дома Соборная, 53 столкнулись трое: Абрамович, Бабкин и Грибов.
- Вы чего тут?!
- А вы?
- Да хочу зайти просто… От имени общества принести благодарность Чунину, этому благородному пионеру, который на фоне всеобщего грабежа, сияя ярким светом…
- Бросьте. Все равно опоздали!
- Как… опоздал?
- Свинья этот Голендухин. А еще председатель! Инициатор…
- Неужели все скупил?
- До последней баночки. А? По 1100… А я-то и пообедать не успел, и извозчика гнал.
- Возмутительно!! В эти дни, когда общественность должна бороться… Где он сейчас?
- Только что за угол завернул. Еще догоните.
Из ворот вышел Турпачев:
- Господа! Я предлагаю не оставлять безнаказанным этого возмутительного проступка представителя общественности, в то время, когда наша Родина корчится в муках, когда уже брезжит слабый свет новой прекрасной России…
- Слушайте, Турпачев… А он по 1300 не уступил бы?
- Какое! Я по 1400 предлагал - смеется! Если мы, господа, обернем свои взоры к Англии…
Но никто уже не оборачивал своих взоров к Англии. Стояли, убитые.
Торговый дом "Петя Козырьков"
Мы уже стали забывать о тех трудностях, с которыми сопряжено добывание денег "до послезавтра".
В свое время - до революции, которая поставила все вверх ногами, - это было самое трудное, требующее большой сноровки искусство.
Подходил один знакомый к другому и, краснея и запинаясь, и желая провалиться сквозь землю, тихим, умирающим голосом спрашивал:
- Не можете ли вы одолжить мне пятьдесят рублей на две недели?
- Знаете что? - находчиво возражал капиталист. - Я лучше одолжу вам два рубля на пятьдесят недель.
Иногда ловили на ошеломляющей неожиданности:
- Послушай, - запыхавшись, подлетал один к другому, - нет ли у тебя двугривенного с дырочкой?
- Н-нет… - растерянно бормотал спрашиваемый. - В… вот - без дырочки есть.
- Ну черт с тобой, все равно, давай без дырочки! - И, выхватив у сбитого с толку простака серебряный двугривенный, исчезал с ним.
Были случаи и явно безнадежные:
- Что это у вас?.. Новая сторублевка? Вы знаете, моя жена еще таких не видела. Дайте, снесу покажу ей… Да вы не бойтесь - верну. Дня через три-четыре встретимся, и верну.
А вот случай, чрезвычайно умилительный по своей беспочвенности:
- Что это вы все в землю смотрите?
- А? Полтинник ищу.
- Обронили, что ли?
- Я? Нет. Но я думаю, может, кто другой обронил.
Ах, с каким трудом раньше давали взаймы. По свидетельству старинных летописцев (да позволено нам будет выразиться по-церковнославянски), это было "дело великого поту"…
Должник приступал к этой несложной операции, будто к операции собственного аппендицита, дрожа, заикаясь и спотыкаясь, заимодавец - с наглостью и развязностью необычайной, неслыханной - третировал несчастного en canaille, задавая ему ряд глупых вопросов и одаривая его попутно ни к черту негодными советами:
- А? Что? Да! Взаймы просите. Вы что же думаете, что у меня денежный завод, что ли? Нужно жить экономнее, молодой человек, сообразуясь с вашими средствами! Если бы я еще сам печатал деньги - тогда другое дело!.. А то ведь я их не печатаю, не правда ли? Чего вы там бормочете? А? Что? Ничего не понимаю!
Фу, какое было гадкое чувство!
* * *
А теперь у нас, в России, настал подлинный золотой век:
- А, что? Просите 7 тысяч? Да какой же это счет - 7 тысяч? Не буду же я ради вас менять в лавочке десятитысячную?! Или берите целиком десятитысячную, или подите к черту.
- Очень вам благодарен… Поверьте, что я на будущей неделе… сейчас же…
- Ладно, ладно, не отнимайте времени пустяками…
- Ей-богу, я как только получу от папы деньги…
- Да отстанете вы от меня или нет?.. Действительно, нашел о какой дряни разговаривать…
- Поверьте, что я никогда не забуду вашей… вашего…
- А, чтоб ты провалился! Не перестанешь приставать - выхвачу обратно бумажку и порву на кусочки!
- Однако… Такое одолжение… Так выручили…
Сразу видно, что это старозаветный, допотопный должник.
Новый возьмет и даже не почешется.
А если вся требуемая сумма - тысяча или две - так он это сделает мимоходом, будто, летя по своим делам, на чужой сапог сплюнул.
- Сколько стоят папиросы? Две тысячи? Сеня! Заплати, у меня нет мелких. Как-нибудь сочтемся, а не сочтемся - так тоже неважно!
И Сеня платит, и Сеня смеется, распялив рот, не менее весело, чем жизнерадостный курильщик.
* * *
Позвольте рассказать об операции, которую любой из читателей может проделать в любой день недели и которая тем не менее несет благосостояние на всю остальную жизнь…
Один ушибленный жизнью молодой человек, по имени Петя Козырьков, не имея ни гроша в кармане, лежал в своей убогой комнате на кровати и слушал через перегородку, как его честила квартирная хозяйка:
- И черт его знает, что это за человек? Другие, как люди: спекулируют, хлопочут, торгуют, миллионы в месяц зарабатывают, а этот!.. И знакомства есть всякие, и все… а черт его знает, какой неудалый! Слушайте, вы! Еще месяц я вас держу и кормлю, потому я вашу покойную маму знала, а через месяц со всеми бебехами вон к чертям свинячим! Вот мое такое благородное, честное слово…
А надо сказать, Петя не зря лежал: он дни и ночи обдумывал один проект.
Теперь же, услышав ультиматум, дарующий ему совершенно точно один месяц обеспеченной пищей и кровом жизни, Петя взвился на дыбы, как молодой конь, и, неся в уме уже выкристаллизованное решение, помчался на Нахимовский проспект.
Известно, что Нахимовский проспект - это все равно что Невский проспект: нет такого человека, который два-три раза в день не прошелся бы по нем.
И вот на этом свойстве Нахимовского построил Петя свою грандиозную задачу: стал у окна гастрономического магазина Ичаджика и Кефели, небрежно опершись о медный прут у витрины, и стал ждать…
Ровно через три минуты прошел первый знакомый…
- Афанасий Иванович! Сколько лет, сколько зим… Голубчик! У меня к вам просьба: дайте десять тысяч. Не захватил с собой бумажника, а нужно свечей купить.
- Да сделайте ваше такое одолжение… Пожалуйста. Что поделываете?..
- Так, кой-чего. Спасибо. Встречу, отдам.
- Ну какие глупости. Будьте здоровы. Почин, говорят, дороже денег.
Через полчаса у Пети было уже 70 тысяч, а через четыре часа 600.
Это была, правда, скучная работа, но Петя для развлечения варьировал ее детали: то ему нужно было купить не свечей, а винограду для именинницы, то "ему предлагали приобрести очень миленькое колечко за триста тысяч" и не хватало десяти.
Короче говоря, к шести часам вечера Петя встретил и задержал на минутку сто знакомых, что составляло по самой простой арифметике - миллион!
Пересчитал Петя добычу, сладко и облегченно вздохнул и помчался в кафе.
Уверенно подошел к одному занятому столику.
- Сгущенное молоко есть?
- Сколько надо?
- А почем?
- Оптом две тысячи.
- Пятьсот коробок.
- Ладно. Завтра утром на склад.
Свез Петя пятьсот коробок домой, сунул их под кровать, лег на кровать - и начался для него месяц самой сладкой жизни: дни и ночи лежал он на кровати, этот умный Петя, и чувствовал он, что в это самое время под ним совершается таинственный и чудный процесс постепенного, но верного обогащения его сгущенным швейцарским молоком, - не исследованный еще новыми экономистами процесс набухания и развития.
И ровно через месяц слез Петя с кровати, пошел в кафе и, усевшись за столик, громогласно сказал:
- Есть пятьсот банок сгущенного молока. Продаю. - Налетели, как саранча.
- Почем?
- А сколько дадите?
- По четыре!
- По шесть дайте.
- По пять!!
- Сделано.
Получил Петя два с половиной миллиона, расплатился с добросердечной хозяйкой, пошел на Нахимовский, стал на то же место и принялся ловить своих заимодавцев:
- Афанасий Иванович! Сколько лет, сколько зим. Что это я вас не видел давно? Там за мной должок… Вот, получите.
- Ну что за глупости. Стоит ли беспокоиться. Я, признаться, и забыл. Спасибо. Ну, что поделываете?
- Так, кой-чего. Александр Абрамович! Одну минутку. Здравствуйте… Там за мной должок.
- Ну, какой вздор. Спасибо. Что это за деньги, хе-хе. Одни слезы.
- Ну все-таки!
До вечера простоял у магазина Ичаджика и Кефели честный Петя, а на другой день купил на оставшийся миллион спичек и папирос, сунул их под кровать, сам лег на кровать, и так далее…
Если вы, читатель, ходите по Нахимовскому, а живя в Севастополе вы не можете избежать этого, вы должны заметить большой магазин, заваленный товарами, а над огромным окном - золоченая вывеска:
"Торговый дом "Петр Козырьков". Мануфактура и табачные изделия. Опт."
Дневник одного портного
Мне нужно было заказать себе костюм. Я пришел к портному и спросил:
- Вы портной?
- Видите ли, - отвечал он. - Короче говоря, я действительный член профессионального союза "Игла".
- Костюм мне сшить можете?
- М-м-м… Пожалуй. Только ведь это очень трудная штука - сшить костюм. Вы не думайте, что это так себе, пустяк.
- Я знаю. Если бы это было "так себе", я сшил бы сам. Сколько возьмете с моим матерьялом?
- Триста тысяч.
- Виноват, я даю и подкладку.
- А то как же. И пуговицы за ваш счет, и нитки. А иначе, согласитесь сами… Давайте задаток. Сто.
Я дал задаток и выжидательно остановился перед ним.
- Чего ж вы стоите? Ступайте домой. Как-нибудь на днях заверните.
- Виноват… А мерку?
- Можно и мерку. Впрочем, это не важно - рост у нас один. На какой-нибудь вершок вы выше и худее.
* * *
Вернувшись домой, я спросил у соседа:
- Сколько зарабатывает теперь ремесленник или рабочий?
- А черт его знает. Тысяч триста, я думаю.
- Не может быть! С меня сейчас за шитье одного костюма взяли триста тысяч!!
- А может быть, он будет шить ваш костюм целый месяц.
- Как месяц?! Раньше в два дня шили!
- Кто?!
- Портные.
- А теперь кто шьет?
- Действительный член профессионального союза "Игла".
- Ну вот видите.
- А может, и этот, тово… В два дня… А?
- Тогда нужно предположить, что за 24 рабочих дня в месяц он зарабатывает три миллиона шестьсот тысяч.
- Это неслыханно!!
- Вот видите.
* * *
Через неделю я пошел к портному на примерку. Он сказал:
- Не готово к примерке.
Я беспомощно обвел глазами комнату, и вдруг мой взгляд упал на тоненькую тетрадку, валявшуюся на краю огромного стола. На обложке было написано:
"Дневник действ. члена проф. союза "Игла" Еремея Обкарналова"…
- Хоть стакан воды дайте, - кротко попросил я. Он пошел за водой, а я украл тетрадку, сунул ее в карман и тихо вышел.
Дома прочитал. Выписываю без сокращений и изменений.
* * *
2-го числа. Принимал сегодня заказ. Пока снимал мерку, торговался с заказчиком, глядишь - и день прошел.
3-го числа. Рассматривал материю. Какой хороший материал носят проклятые капиталисты, а? Пока пил чай, обедал, то, се - ан уж и вечер. Прямо ничего не поспеваешь делать. Засяду с завтрашнего дня!..
4-го числа. Праздник. Не работал. Отдыхал.
5-го числа. Ходил за нитками и пуговицами. Прихожу к магазину, а он закрыт. Вот черти - все бы им обедать. Вернулся домой, пил чай, пошел опять, а магазин совсем и закрылся. До чего народ дармоед пошел. Когда они и торгуют - не понимаю.
6-го числа. Воскресенье. Отдыхал.
7-го числа. Хоть голова и трещит, но работа - первое дело. Кроил штаны. Выкроил одну штанину - так разломило спину, что разогнуться не могу. Когда же, наконец, эта наглая эксплуатация нашего каторжного труда прекратится?
8-го числа. Престольный праздник. Слава богу, хоть денечек отдохнем.
9-го числа. Опять ходил за пуговицами. Три магазина обошел, пока нашел, что нужно. Так и проваландался. А здорово, черти, делают шашлык в погребе "Майская роза"! Только куда я задевал пуговицы? Неужто в "Майской розе" оставил? Пойтить, узнать.
10-го числа. Ну да - там. Как это я, ей-богу…
11-го числа. Штаны почти совсем выкроил. Разломило спину. Пьют, пьют нашу кровь, и когда это кончится - неизвестно.
12-го числа. Скроить жилетку, что ли?
13-го числа. Воскресенье. Разгибал спину.
14-го числа. Кроил жилетку. Ножницы совсем тупые. Снести поточить, что ли ча?
15-го числа. И где это я мог забыть? Неужто опять в "Майской розе"?
16-го числа. Так и есть.
17-го числа. Табельный день.
18-го числа. Собрание профессионального союза "Игла". Когда же это я за пиджак примусь?
19-го числа. Очень большой праздник.
20-го числа. Воскресенье.
21-го числа. Заказчик ругался, как какая-то собака. Побыл бы в моей шкуре! В биоскопе - картина "Зачем ты, безумная, губишь того, кто увлекся тобой". Пойтить после работы, что ли…
22-го числа. Принимал заказ от какого-то Аверченки. Очень подозрительная личность. Чуть ли не собирался торговаться. Наглеет публика, сил нет. "Мерку, говорит, сними". Смех один. Будто с покойника.
25-го…
24-го…
25-го…
26-го…
Кройка брюк, полпиджака, "Майская роза", пуговицы в лавке, в биоскопе "И сердцем, как куклой, играя, вы сердце, как куклу, разбили". Прямо чуть не плакал.
На этом дневник обрывался.
* * *
Было время, когда рабочие и ремесленники с оружием боролись за введение 8-часового рабочего дня.
Я думаю, если бы мы, буржуи, ввели теперь для рабочих и ремесленников восьмичасовой рабочий день, они оказали бы нам вооруженное сопротивление.
Сентиментальный роман
Один Молодой Человек влюбился в одну девушку. Он встретился с нею у одних знакомых, познакомился и - влюбился.
Дело известное.
А девушка тоже в него влюбилась.
Такие совпадения иногда случаются.
Они пошли в кинематограф, потом в оперу. И влюблялись друг в друга все больше и больше по мере посещения кинематографа, оперы, цирка и театра миниатюр.
Молодому Человеку пришла в голову оригинальная мысль: объясниться с девушкой и предложить ей руку и сердце.
Этот Молодой Человек был проворный малый и знал, что первое дело при предложении руки и сердца - стать на колени. Тогда уж никакая девушка не отвертится.
Но где проделать этот гимнастический акт?
В опере? В цирке? В театре миниатюр светло и людно. Всюду такие сборы, что яблоку упасть некуда, не то что Молодому Человеку - на колени.
В кинематографе? Там, наоборот, темно, но и это плохо. Девушка может подумать, что он уронил шапку и ползает в темноте на коленях, отыскивая ее. В таких делах минутное недоразумение - и все погибло.
Мелькала у Молодого Человека мысль пригласить девушку к себе, но она была застенчива и никогда бы не пошла на эту авантюру.
И вдруг Молодого Человека осенило: "Пойду к ней!"
- Можно вас навестить, Марья Петровна? - однажды осведомился он сладким голосом.
- Мм… пожалуйста. Но у меня тесно.
Молодой Человек парировал это соображение оригинальной мыслью.
- В тесноте, да не в обиде.
- Ну что ж… приходите.
- Ей-богу, приду! Посидим, помечтаем. Вы мне поиграете.
- На чем?!
- Разве у вас нет инструмента?
- Есть. Для открывания сардинок.
- Да, - печально согласился Молодой Человек. - На этом не сыграешь. Ну все равно приду.
* * *
Молодой Человек надавил пальцем пустой кружочек, оставшийся от бывшего звонка, стукнул ногой в дверь и кашлянул - одним словом, проделал все, что делают люди в наш век пара и электричества, чтобы им открыли дверь.
- Что вам угодно? - спросил его сонным голосом неизвестный господин.
- Дома Марья Петровна?
- Которая? Их в квартире четыре штуки.
- В комнате номер три.
- В комнате номер три их две.
- Мне ту, что рыженькая. В сером пальто ходит.
- Дома. А вы чего ходите в такое время, когда люди спят?
- Помилуйте, - изумился Молодой Человек, - всего 7 часов вечера.
- Ничего не доказывает. У нас три очереди на сон. Всегда кто-нибудь да спит. Идите уж.
Столь приветливо приглашенный Молодой Человек вошел в указанную комнату - и остолбенел: глазам его представилось очень большое общество из мужчин и дам, а в углу, на чемоданчике, - мечта его юных дней.
- Что это? - робко спросил он, переступая через человека, лежащего посередине пола на шубе и укрытого шубою же. - У вас суарэ? Вы, может быть, именинница? Недобрая! Неужели скрыли?
- Какое там суаре! Это жильцы.
- А где же ваша комната?
- Вот она.
- А они чего тут?
- Они тут живут.
- В вашей комнате?
- Трудно и разобрать - кто в чьей: они ли в моей, я ли - в их. Садитесь на пол.
Молодой Человек опустился на пол и ревниво спросил:
- Где же вы спите?
- На этих чемоданах.
- Но… тут же мужчины?
- Они отворачиваются.
- Марья Петровна! Я хотел с вами серьезно поговорить…
- Что слышно на фронте, Молодой Человек? - спросил господин, выглядывая из-под шубы.
- Не знаю. Я вот хотел поговорить с Марией Петровной по одному интересному вопросу.
- Послушаем! - откликнулся старик, набивавший папиросы. - Люблю интересные вопросы.
- Но это… дело интимное! - в отчаянии воскликнул Молодой Человек (не могу же я перед таким обществом бухнуть перед ней на колени!).
- Что ж, что интимное. Мы тут все свои. Только… виноват! Вы своей левой ногой залезли в мою площадь пола. Если бы вы у меня были в гостях - другое дело.
- Послушайте… Марья Петровна, - шепнул ей на ухо Молодой Человек, подбирая ноги. - Я должен вам…
- В обществе шептаться неприлично, - угрюмо сказала старая дева, поджимая губы.
Из угла какой-то остряк сказал:
- Отчего говорят: "не при лично"? Будто переть нужно поручать своему знакомому.
- Марья Петровна! - воскликнул Молодой Человек, горя, как факел, в неутолимой любовной лихорадке… - Марья Петровна! Хотя я сам происхожу из небогатой семьи…
- А ваша семья имеет отдельную комнату? - с любопытством спросил старик.
Молодой Человек вскочил на ноги… Пробежал по комнате, лавируя между всеми жильцами, перескочил через лежащего на полу и, придав себе таким образом разгон, бухнулся на колени.
- Марья Петровна, - скороговоркой сказал он. - Я вас люблю надеюсь что и вы тоже прошу вашей руки о не отказывайте молю осчастливьте а то я покончу с собой!
Старик и господин под шубой завопили:
- Несогласны, несогласны! Знаем мы эти штуки!!