Кража - Астафьев Виктор Петрович 19 стр.


"А-ай, гад! Ну и пройда этот Попик! Он отвозит! Вот гад! Умора!"

- Минуточку внимания, молодые люди! - обратился к мальчишкам завхоз. Прошу сюда. Всех.

Ребята осторожно подошли. Толя остался в стороне возле нарты. "Засыпались!" Завхоз достал карандаш, а метр свернул и сунул в карман. "Неужели без обмера думает принимать? Не надул бы! Они такие, эти завхозы!" - такое подозрение мелькнуло одновременно у всех парней.

Завхоз постучал по торцу одного бревна толстым карандашом:

- Прошу прочесть здесь написанное!

Ребята дружно наклонились. На торцах бревен было размашисто черкнуто грифельным карандашом "Хы".

- Прошу взглянуть на нижние бревна! - так же вежливо потребовал завхоз. - Прочли?

- Прочли, - упавшим голосом ответили ребята. Попик забегал вокруг завхоза:

- Ну "жи", ну "хы" - не один ли хрен? Дровишки из лесу, вестимо, Принимай и гони монету!

- Монету? - уставился на ребят завхоз и, понизив голос, полюбопытствовал, как на экзамене: - А что обозначают эти "хы" и "жи", вы не задумывались, молодые люди? Не задумывались! Та-ак! Ну-с, ближе к делу: "Хы" - это значит хреновые работники. Поясняю: все шабашники, которые кормятся у театра, уволены с честных советских предприятий за прогулы, нерадение и прочие разгильдяйства. И выходит что? Выходит, они - хреновые работники. Отсюда и гриф - "хы". А ваш гриф - "жи". Я на хозработе собаку съел и вижу каждого пресмыкающегося насквозь. Вы - детдомовцы, значит, жулики. Ваш гриф - "жи". Дошло?..

Попик, подлый, первым махнул за театр. Женька и Мишка следом. Толя с нартой замешкался. На нарте пила и топор - бросать нельзя. Завхоз успел ему буркой привесить. Больно. Тяжелые бурки у завхоза.

Они одновременно - завхоз и Толя увидели топор на нарте. И у парнишки начало захлестывать голову какой-то мутной волной, что с ним случалось в минуты крайнего бешенства, когда переставал он себя помнить: "Все равно теперь. Денег не достать. Бабу погубили. Аркашку с Наташкой осиротили. Пропадать так пропадать!.."

- Еще пни! Пни! - сквозь зубы процедил он, с ненавистью глядя на завхоза. Пятясь к нарте, он протягивал руку за топором: - Еще только…

Ко времени вывернулся Попик, принялся махать руками и доказывать что-то завхозу.

- Но-но, не очень-то, - погрозил завхоз Толе и оттолкнул от себя Попика. - Сгинь, нечистый дух! - пугливо оглядываясь, посеменил завхоз к кочегарке. - Чтоб и следочка тут больше вашего не было! - прокричал он издали и быстро исчез с глаз.

Молча тащились до Волчьего лога. Попик пытался вести себя беспечно и похохатывал, заискивающе глядя на Толю:

- Во, блин, хитрый так хитрый! Во нарвалися, так нарвалися!..

- Заткнись! - замахнулся Толя.

- Чё ты, чё ты? - попятился Попик в снег. - Бешеный! Я ж помочь хотел. Если бы там свет не горел, не попухли бы. Э-эх, бли-ин! - простонал Попик. - Надо ж было лампочки на столбах побить, а потом уж ферта этого звать!.. Э-эх, блин!..

- Заткнись, говорю, пока я тебе сопатку не расквасил! - пуще прежнего озлился Толя, дергая нарту, запахавшуюся рылом в снег. - Откуда ты, вражина, на нашу голову только и взялся?

- У сопатки хозяин есть, - вяло огрызнулся Попик. Больше он не тараторил и не похохатывал, а о чем-то сосредоточенно думал. Возле дома он хлопнул одной рукавицей, порванной о бревна, о другую и заявил:

- Достану я вам эти гроши! Легавый буду, если не достану! - и вытер рукавицей нос. - Гутэн таг, дети! - Попик махнул ребятам и помчался на озеро, где катались и визжали девчонки да разная мелочь пузатая. Ему, этому Попику, все трын-трава, ни горевать, ни переживать он не умел и не хотел.

"Работнички" закрыли нарту в дровянике, упрятали топор и пилу. Ужинали они в этот вечер без всякого аппетита и удовольствия. Уроки и вовсе не стали делать. Пропади они, эти уроки, и все на свете пропади!

"Убежать бы куда-нибудь, скрыться и забыть обо всем", - сидя в комнате над раскрытой книгой, думал Толя.

Мишка и Женька виновато помалкивали. Попик на глаза не показывался. Очень был смутный и гнетущий вечер, раздражали шум и беготня ребятишек в коридоре. Толе хотелось подняться со стула, сходить в коридор, наорать на ребятишек, поддать разок, если потребуется, но даже пошевелиться было трудно.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Цинга давно не косит людей в Краесветске, но все же таится, как в загнете жар, и веснами разгорается. У краесветских жителей, в особенности у ребятишек, кровоточат десны, шатаются и выпадают зубы. Беззубые ребятишки в школах сюсюкают у доски, и учителя на них не кричат. Есть, конечно, которые придуриваются и сюсюкают нарочно, чтобы непонятно было, что они говорят, или за щеки держатся, гримасничают в расчете на сострадание. Глядишь, и не спросят. По классам несутся запахи чеснока и лука. Учителя не чуют - они тоже едят лук и чеснок.

Года три назад новое дело началось в Краесветске - нигде доброй воды не напьешься. В клубах, на производстве, в школах, в больницах - всюду отвар из хвои - "чудодейственное средство против цинги". Поэтому везде убирают бачки с водою, и хочешь не хочешь - пей отвар, спасайся от цинги. Мужики хоть водку хлещут. А у ребят один выход - снег лизать. Вот и тащат они в классы катышки снега, осколки льда, лижут его, сосут, а остатки за воротники девчонкам опускают. Визг в классах, хохот, веселье… Горлом маются, кашляют и хрипят школьники и пропускают занятия. Водолазов на улице атакуют встречные, глохтят ледяную воду прямо из черпака, ругают власти и медицину.

В детдоме дают по кусочку сахару или по конфетке-горошине за каждый стакан выпитого отвара. Есть охотники на конфеты, штук по десять зарабатывают, а иные нередко и обжуливают тетю Улю - конфетки и сахар получают за так.

От лесозавода спешно увозят отходы - опилки, корье, обрезь - на ближние озера. В городе плакаты: "Выйдем!", "Очистим!" - это все от пожара. Перед каждой весной дрожат краесветские пожарники.

Крутые утренники начались, и днем не отпускает. Еще будут ветра. Еще пометет да пометет. Но все равно скоро весна. Солнце нет-нет да и покажется. Показывается оно чаще всего по утрам, тусклое, как пятак, каким зубятся ребятишки в чику. Но скоро, уже скоро перестанет оно хмуриться, хлестанет сквозь дымы и туманы по Краесветску так, что зайдешь с улицы домой, и ничего не видно. Взрослые люди очки надевают, а ребятам где их взять? Так обходятся. Прибегут с улицы, постоят-постоят, проморгаются.

Педсовет четвертой школы совместно со своим директором решил вплотную заняться детдомом, развернуть в нем воспитательную и культурно-массовую работу с целью подтянуть ребят к экзаменам. Для начала послали в детдом пионервожатую с активом - провести пионерский сбор и установить контакт.

Пионервожатая собрала детдомовских девчонок и нескольких тихих парнишек в красном уголке. Кричала: "Будь готов!" Ей отвечали: "Всегда готов!"

Кобылка ломилась в дверь, насмехалась, строила рожи. С совершенно бессмысленным видом в красный уголок забрел Борька Клин-голова, пиная "жошку". За ним тащились счетчики.

- Зуб! - сказал Борька Клин-голова.

- Дергай! - откликнулись счетчики.

И Борька Клин-голова "дернул" так, что пришлые аж содрогнулись.

Убрел Борька Клин-голова. Появился Попик. Он вежливо постучал в дверь, вошел смирненький, с балалайкой и попросил разрешения спеть песню, несмело давая понять, что хотел бы участвовать в самодеятельности пионерского отряда!

- Пожалуйста! - обрадовалась пионервожатая и захлопала в ладоши: Ребята, тише!

Но ребята, особенно те, что толпились за дверьми, и без того замерли, ожидая потехи.

Попик ударил по двум струнам балалайки, потому что третьей не было, и с серьезнейшим видом запел:

Гражданы, послушайте меня!
Гоп со смыком - это буду я!..

Сбор получился недостаточно удачным. Мало того, после сбора активисты были подкараулены за дровяником детдомовской шпаной. Ордою налетели детдомовцы, натолкали гостям снегу куда надо и не надо. И после уж никаких пионеров-отличников в детдом заманить было невозможно. Детдомовские пионеры ходили на сборы в школу сами и резвились там, мешали проводить эти сборы. Педсовет четвертой школы не отступал и по настоянию Ненилы Романовны принял более энергичные меры, "бросив" на детдом Изжогу, но он дальше кабинета Валериана Ивановича не просочился, ушел оттуда красный, взволнованный: видно, не допустил его к своим ребятам заведующий.

Учителей как отрезало. Валериану Ивановичу из гороно влепили выговор, а он влепил выговор Маргарите Савельевне, ответственной за пионерскую работу в детдоме. Маргарита Савельевна сначала поплакала на кухне, а потом тетя Уля налила ей стакан холодного киселя. Она его выпила, причесалась и бесстрашно сказала, глядя в распахнутую дверь кухни:

- Этот выговор меня многому научил! Я не могу и не хочу больше быть слепым орудием. Я сама…

- Вот-вот, - поддержала Маргариту Савельевну тетя Уля, с хитрой улыбкой слушая речь воспитательницы. - Построже, построже с ними, а где и наоборот, подобрее. Они хорошие, ребятишки-то, но сорвиголовы. Вот галстуки не носят. Старые галстуки-то, обмахрились на концах, застиранные. Наши-то ребятишки уж очень всякие разности меж собой и другими школьниками больно переживают, а тут еще галстуки. У тех новенькие, с зажимами, а у наших… Вот вы и поменяйте галстуки-то новые им. Затребуйте денег, купите материю и пошейте. Они всякой обнове рады. Дети ж…

- Благодарю вас за совет, - сказала Маргарита Савельевна и направилась в канцелярию, а тетя Уля строго вслед кинула:

- Меня на сбор позовите. Если что, я и огрею…

И тетя Уля полновластной хозяйкой распоряжалась на первом сборе. Народу было на нем немного, больше девчонки и ребятишки, посмирнее которые, да отличники учебы и поведения. Пробовали было снова затесаться на сбор Попик и Борька Клин-голова, но тетя Уля так их шуганула, такой крутой оборот делу дала, что они сразу оказались в канцелярии, а из нее уж направлены были заведующим таскать дрова с улицы на кухню.

На следующий сбор приглашен был артист театра, с которым вместе трудился когда-то на бирже Валериан Иванович. Он изобразил басни Крылова: и Слона с Моськой, и Волка, и даже Стрекозу, которая лето красное пропела. Сильный попался артист. Провожали его не только пионеры, но и все ребята до самого города, просили, чтобы еще приходил, и он обещал бывать у ребят почаще. И завязать "тесную дружбу" между артистами и ребятами. И даже сколотить драмкружок обещал, говоря уверенно, что дети здесь "сплошь одаренные, а Борька Клин-голова и Женька Шорников рождены исключительно для искусства".

Маргарита Савельевна теперь не ходила, а летала по детдому, и вокруг нее роились девчонки. Валериан Иванович снял выговор с воспитательницы, и она по этому поводу опять ходила плакать к тете Уле на кухню.

Ступинский вместе с Валерианом Ивановичем побывали в комсомольской организации лесокомбината, и Ступинский напрямик спросил: знают ли комсомольцы о том, что в Краесветске существует детдом? Поначалу секретарь комсомольской организации удивился, но потом все же вспомнил и подтвердил, что да, существует, да все недосуг с ним познакомиться. Тогда Ступинский еще спросил: знают ли комсомольцы о том, что их предприятие шефствует над детдомом?

Ругался потом Ступинский, а секретарь помалкивал и краснел.

Секретарь этот оказался бывшим детдомовцем, после окончания техникума добровольно приехавшим сюда с небольшим отрядом комсомольцев. Очень обрадовался Репнин этому и разговорился с парнем, как с совершенно близким человеком, и впервые подумал о том, что скоро, через год-два, и его старшие воспитанники вот так же где-то будут работать и, возможно, даже руководить чем-нибудь. Даже руководить…

Валериан Иванович как-то поинтересовался:

- Лесозаготовка скоро кончится?

- Да… скоро, - соврал Толя и заставил себя бодро улыбнуться: все в порядке будет скоро.

- М-да… - выразительно, как только он один умел, пожевал губами Валериан Иванович и, что-то прикинув в уме, добавил: - Н-ну. хорошо, хорошо, превосходно!

"Куда уж превосходней!" - уныло подумал Толя.

Вот уже несколько дней он, Мишка и Женька слонялись по городу после школы и домой являлись затемно, будто с лесозаготовок. Толя начинал склоняться к мысли плюнугь на все, заявиться в милицию с теми деньгами, какие есть, признаться в содеянном и выручить кассиршу. Но неожиданно столкнулся в городе с тремя парнями. Во рту у них коронки из блескучих оберток из-под индийского чая. Пальто у парней настежь распахнуты. Валенки загнуты до пят, брюки с напуском, широкие, грузчицкие. Парни из шайки Слепца.

Посвистывая сквозь выпадающие коронки, "слепцы" приказали деньги принести в "Десятую деревню" не позднее ближайших трех дней.

"Деменков подослал! - догадался Толя. - Ишь, гад! Со Слепцом связался! Сроки устанавливает - не позднее ближайших трех дней! Ты у меня получишь ровно! На этот ультиматум я тебя покрою матом!" - заключил Толя свою мысль строчкою из блатной песни. Однако отчаянности его хватило ненадолго.

Нужно было что-то срочно делать. Иначе…

"Иначе на нож нарвешься, кассиршу эту задрипанную не выручишь, ребятишек обездолишь. Действовать надо, действовать, и поскорее…"

Толя - к Попику. Издали подъезжает к нему, с осторожностью. А тот сразу в лоб:

- Сколько грошей осталось?

Толя замялся.

- Я же не спрашиваю, где они лежат, псих! - вспылил Попик. - Откуда знать Юрию Михайлычу, сколько надо грошей? - продолжал он, навеличивая себя. Говорил он так, будто денег у него спрятана целая куча. Осталось только их отсчитать и развязаться со всей этой канителью.

Толя и на это никак не ответил. Боялся еще раз попасть в проруху с этим Попиком. А тот его заминку истолковал по-своему.

- Продавал я кого? Продавал?

Нет. Попик никогда никого не продавал. И в любом щекотливом деле он умел остаться в тени. Натворит, нашкодит - и в сторонку. Во время драки был в четвертой комнате и ни одной царапины не добыл.

Толя все-таки сказал Попику, сколько еще нужно денег. Куда денешься? Без Попика теперь хоть пропадай: он и беда и выручка.

Попик, закатив выпуклые глаза, свистнул:

- Как вода деньги текут! - Потом подумал вслух: - Послезавтра выходной. Так, шкеты?

- Так.

- Вы все эти дни ездите по дрова. Для понта. Так?

- Так.

- А в выходной гроши как из ружья! Блин буду!..

- Не божись за каждым словом, - обрезал его Толя и пригрозил: - Лучше на глаза не попадайся, если деньги не добудешь…

- Заяц трепаться не любит! Раз Юрий Михайлыч сказал…

- Все! Тебе тоже трепаться не доведется в случае чего! - Толя не принимал сегодня шутовства Попика. Конечно, яснее ясного было - деньги Попик украдет. Не с неба ж они к нему свалятся. Но другого выхода не было. Вернее, другой не придумывался, в голову не приходил. А Попик если сказал значит, точка! Попик не вор, а фокусник-вор! Он, как стрекоза, видит вокруг и сзади даже, и нюх у него что у пограничной ищейки. Он унюхает, он изобретет! О его воровской находчивости ходили разные легенды.

Еще когда Попик был в компании "вольных людей", компания эта стала "зубарики играть". Так охарактеризовал трудное положение, в каком они оказались, сам Попик. Покупатели и покупательницы, торговцы и торговки берегли карманы пуще глаза, а мужики и бабы деревенские, те вовсе прятали деньги в самое чуткое место. Так вот в эту гиблую пору Попик сделал классный "хапок" на базаре областного города.

Попик поотирался возле мужиков, торгующих скотом, посоображал маленько и на последние гроши в скобяном ряду купил молоток у глухого старика и с десяток разных гвоздей.

С этим молотком Попик появился возле дядьки, одетого в собачью доху, в лохмашки собачьи и в шапку собачью. Дядька сельский, только что продал корову. Сидел он в молочном ряду на деревянном прилавке, муслил пальцы и пересчитывал деньги.

Попик крутился вокруг него, молоточком постукивал и насылался:

- Дяденька, купи молоток!

- На што он мне, молоток твой?

- Пригодится в хозяйстве. - Попик вокруг ходил да постукивал, ходил да постукивал.

- Цыть! - прикрикнул дядька. - Тьфу, спутал сатана! - и снова принялся пересчитывать деньги.

А Попик все ходит да постукивает, ходит да постукивает…

- Так не купишь, дяденька, молоток-то? Гляди, какой чинный молоток! и стук да стук…

- Да отвяжись ты, нечистая сила! - горестно взревел дядька. - Опять спутал!

Попик сунул на колени дядьке молоток и скучно так вымолвил:

- Ну что ж, раз ты не покупаешь молоток, я вынужден так просто гроши взять! - Цап у дядьки из рук пачку денег и ходу с рынка в базарную дыру. Дядька как ринется за Попиком, да не тут-то было! Попик приколотил доху к прилавку. Ну и…

- Держи-и-и! Лови-и!

Да разве Попика поймаешь?

Попик не взял Толю на "дело".

- С тобой вечно завалишься. Злосчастный ты, блин, что ли?

Толя намеревался возразить, но и ребята поддержали Попика.

- Правда, Толька, не ходи ты с нами. Если в случае попадемся, ты останешься, сообразишь что-нибудь насчет бабы той, да и нас выручать некому будет.

- Если уж тебе не терпится внести свой вклад в общее дело попереживай за нас и помолися за Юрия Михалыча, чтоб не дрогнула, блин, его рука, - ораторски возгласил Попик и довольный собою свалился на кровать, задрав ноги.

- Трепло! - сказал Толя. - Я в городе на центральной улице буду ждать. Здесь не вытерпеть мне, - признался он.

Снарядившаяся компания уныло поплелась в город, а Толя сидел на кровати и курил, желая, чтобы вошла сейчас воспитательница, поймала его с папиросой и мораль бы прочитала, а он бы надерзил ей, может, легче бы на душе стало.

Маруська Черепанова надернула пальтишко и ринулась следом за парнишками, пытаясь подслушать разговор. Но разговору никакого не было, и она вернулась домой ни с чем, а пока следила за Попиком и его сподвижниками, улизнул из дому и Толя.

У входа на рынок Попик почитал на воротах объявления, принюхался по-собачьи и с удручением сказал:

- Это базар?! В Крыму на хитрой толкучке у мечети и то больше. Ну, ничего, - утешил он себя и ребят. - Не тушуйся, братва! Все штаны у краесветских граждан Юрий Михалыч вывернет, но гамзу добудет!

Женька Шорников, хвативший ледяной воды из бочки, потерял голос, шептал второй день. Он взял за шапку Попика, наклонился к его уху, с тугим напряжением прохрипел:

- Ты бедных не тронь! Тырь у богатых.

Попик прочистил пальцем в ухе:

- Знаю! Тоже кое-что по литературе проходил!

Попик взглядом победителя обвел барахолку и пошел, засунув руки в карманы, и еще раз напомнил: - Обеспечить залом, если что.

Залом - это как на сплаве: куча. Только здесь не из бревен, а из ребят. Если Попика "защучат" и он побежит, нужно падать под ноги преследующих, это и будет залом.

Но залом не понадобился. Через полчаса мимо ребят, дрожащих не столько от холода, сколько от переживаний, просеменил Попик, показав глазами на выход. За воротами он вынул из кармана мятые рубли.

- Вот все. Две наколки сделал, партманет взял, а там серебрушки. Третью наколку не могу. Третья меченая. Всегда, блин, попадаюсь на ней. Попик уныло цыркнул слюной. - Попадусь, кто вас, патриётов, выручит?

Назад Дальше