Письма Ефимову - Довлатов Сергей Донатович 12 стр.


Тем не менее образовалась правящая олигархия, несколько сократившая всяческую демократию. Без этого невозможно бьшо справиться с хаосом и кипучими амбициями второго состава. Поповский выдвинул ультиматум, который принят не был, после чего Марк Александрович надулся и ушел. Думаю, что пишет обо мне изобличительную статью для "Новой газеты". Но это - ладно.

Короче, мне все опротивело. В принципе, я мог бы уйти. Тем более что Дэскал рано или поздно выгонит меня. Я мог бы - а). Пойти в "Новое русское слово", то есть сменить, как говорится, шило на мыло, лапшу на вермишель, б). Добиваться преподавательского места, это возможно, но это - переезды, негарантированные заработки и т. д. в). Продолжая халтурить на радио (что тоже ненадежно, в любую минуту эта халтура может кончиться или прерваться, что уже не раз случалось), заняться американскими делами.

И вот - я перехожу к главному. Три публикации в "Ньюйоркере" (третья появилась вчера) открыли передо мной некоторые возможности, которые я совершенно не использую. Хотя самые знаменитые американские люди Солсбери, Мейлер, Воннегут - отнеслись к рассказам вполне хорошо, во всяком случае - они так говорят. Все толковые русские, от Козловского до Наврозова, говорят, что я - идиот. Что мне нужно выпустить книжку в хорошем американском издательстве. Теоретически у меня есть агент. Он позвонил в "Ньюйоркер", связался с Анн Фридман и просил ее сделать синопсис к "Компромиссу". А дальше начинается кошмар. Аня - страшная копуша. Она каждый рассказ переводит ровно год. Катя О'Коннор вообще пропала. У нее какая-то особо сложная личная жизнь. Вообще, мне страшно не везет с переводчиками. То есть, переводят они вроде бы хорошо, но настолько медленно, что все становится бессмысленным.

Я хочу в ближайшие три месяца:

1. Добиться от Ани заявки на "Компромисс" и дать ее в пять хороших издательств. Это дело придется оставить Ане, отказаться от нее на этом этапе уже нельзя, хотя я знаю, что обыкновенную сраную заявку на полторы страницы она будет переводить полгода, клянусь.

2. Выпустить с Вами "Зону" по-русски. Затем подготовить этот злосчастный синопсис, приложить к нему в качестве главы рассказ из "Ньюйоркера" ("По прямой"), плюс у меня есть еще два рассказа оттуда, переведенные студентом, их можно дать для ознакомления в качестве как бы подстрочника, перевод, я думаю, плохой. И тоже дать это все в пять хороших издательств. Вместо резюме у меня есть вырезка из какой-то дурацкой энциклопедии, в которую меня по блату включил Лосев.

3. У меня есть около ста радиопередач на русские темы. То есть больше 400 страниц текста. Это, так сказать, книжка о России, причем не о верхнем слое, как у Смита и Кайзера (правительство, Евтушенко, диссиденты, распределители), а совсем наоборот. Это - низы общества, простые люди, мой цикл на радио так и называется "Ординари рашенз", "Простые люди России", "Простая Россия", что-то в этом духе. Три радиоскрипта оттуда переведены одной энтузиасткой, я думаю - плохо. Их можно опять-таки дать в качестве подстрочника. Надо только узнать, профиль какого издательства соответствует такой затее.

Таковы планы. Не знаю, что из этого выйдет. В газете обстановка крайне мерзкая. Одна Шарымова чего стоит! Теперь насчет "Зоны". Я знаю, насколько важно превратить это в единое целое. Важно не столько для русского издания (хотя и для русского издания целое - лучше), что же касается американских издательств, то они просто говорят - сборник рассказов можно издать только после трех романов. Даже их любимый Чивер начинал с романов.

Ваша затея насчет суда очень правильная и таит некоторые драматические возможности. Я "Зону" перечитал. Там - 13 рассказов. Они делятся на четыре группы, довольно обособленные. Четыре группы соответствуют четырем группам персонажей. Это - я (то есть, лирический герой), затем - солдаты, зеки и офицеры охраны. Это значит, надо сплести четыре мотива. Можно начать с рассказа "По прямой", который несколько выделяется качеством и заканчивается тем, что героя препровождают на гауптвахту, то есть, отдают под суд. Дальше можно написать эпизоды суда и другие промежуточные разделы, что-нибудь в псевдодокументальном духе, с обнажением хода "литературного процесса", то есть - с открытой лабораторией и нескрываемыми приемами. Чтобы рассказы, ставшие фрагментами книжки, - оставались беллетристикой, а связки, набранные, допустим, курсивом, были документальные, в свободной манере, непроизвольные и откровенные. Сейчас так очень многие пишут, так что это не покажется манерным, автор как бы участвует в повествовании и пр. Как у Воннегута в "Бойне". Короче, я взялся. Сегодня вечером уже что-то буду писать. Специально днем посплю.

Только что звонила паскуда Наталья (зав. редакцией) и сказала, что потеряла письмо, которое я писал два дня со словарем по-английски для одного хрена в "Сохнуте". Что я должен сделать? Выгнать ее, нищую, покинутую худосочным Батчаном, голодную вечно, в драной кацавейке?! При этом грубит беспрерывно, и одно лишь выражение ее лица вызывает во мне бешенство.

Игорь! Всех обнимаю. Буду заниматься литературой, а на работе изворачиваться, обманывать начальство, как в Союзе.

Народ вокруг - довольно поганый. И сам я - хорош!

Ваш С. Довлатов.

* * *

Ефимов - Довлатову

29 января 1982 года

Дорогой Сережа!

Атмосфера нью-йоркской литературно-газетной жизни несомненно вскоре станет темой Вашего нового романа. Похоже, в ней есть все, что нужно: Кафка, Зощенко, Достоевский, Сологуб и т. д. Все Ваши планы на жизнь имеют правильный принцип: наступать в разных направлениях, не подвешивать все свои надежды на какую-то одну ниточку. Но Вы ни словом не упомянули про "Один на ринге" - или как теперь называется этот большой роман? Неужели думаете, что я обижусь, если Вы будете печатать его в РУССИКЕ или даже в АРДИСЕ? Да, Бог с Вами - не ставьте меня на одну доску с ревнивыми параноиками. Но мне бы хотелось знать о Ваших литературных планах и успехах хотя бы для того, чтобы использовать это в рекламе. "Зону" ждем.

Посылаю несколько наших новых книжек и каталог. Аксенова - для Вайля и Гениса. "Илюшины разговоры" [Дины Виньковецкой] - Лене, чтоб знала, как разговаривать с гениальным ребенком (шансы на это - на гениальность довольно велики). Езерскую - Вам, ради фотографии Бродского и интервью с ним.

Всех Вам благ и удачи, дружески,

Игорь.

* * *

ПИСЬМО ДОВЛАТОВУ ОТ К.ВОННЕГУТА

от 22 января 1982 года

Дорогой Сергей Довлатов,

Я вас тоже люблю, но вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, и тем не менее мне ни разу не удалось продать свой рассказ журналу "Нью-Йоркер". И тут появляетесь вы - и раз! У вас тут же покупают рассказ. Что-то здесь очень нечисто, на мой взгляд.

Если ж говорить серьезно, я вас поздравляю с прекрасным рассказом и поздравляю "Нью-Йоркер" с тем, что они наконец-то напечатали по-настоящему глубокое и общезначимое произведение. Как вы уже наверняка обнаружили и сами, большинство их публикаций имеют своим предметом радости и горести верхнего слоя среднего класса. До вашего появления у них вряд ли можно было найти что-то про людей, которые, скажем, даже не являются постоянными читателями "Ньюйоркера"

Буду рад видеть вас снова и прочесть ваши новые вещи. Ваши дарования нужны этой безумной стране. Нам повезло, что вы приехали сюда.

Ваш коллега,

Курт Воннегут.

* * *

Игорь! Может быть, это пригодится для обложки? Это написано о рассказе "По прямой", который входит в "Зону". С.

* * *

Довлатов - Ефимову

20 февраля 1982 года

Дорогой Игорь!

За книжки - большое спасибо. "Аристофанину" [изданный в "Эрмитаже" сборник пьес В.Аксенова] ребятам передал, вызвав саркастические улыбки. Из Виньковецкой, если можно, дадим кусочки с указанием, где приобрести. Шрагину бандероль передам.

Мой роман теперь называется - "Пять углов". Кстати, я его недавно переписал. Вернее, редактируя, перепечатал с фотопленки. Там около 500 страниц. Петя и Саша читали и говорят, что роман хороший, но обязательно нужно дописать еще одну часть, где бы действие происходило уже на Западе. Сюжет, если Вы помните, заключается в том, что автор и герой постепенно совмещаются в одно документальное лицо, и это лицо - писатель. Так вот, в "Невидимой книге", которая сейчас является последней, 4-й частью романа, герой писателем еще не становится. Раньше я хотел закончить все это куском про заповедник, и в этом заповеднике героя умертвить, но теперь я согласен с Петей и Сашей. Про заповедник будет отдельная повесть, а роман надо дописать. Чем я вскорости и займусь.

Особого интереса к моим рукописям никто не проявляет. Карл спрашивал несколько раз, но вяло. Так что предложением это назвать нельзя. Дэвид в "Руссике" уверенно сказал - все издадим. Но он жуткий прохиндей. Лишних дел я с ним иметь совершенно не желаю. Я думаю, что и в газете-то долго не протяну. Тем более что она становится все гнуснее. Давидка требует сионизма, раздобывает где-то чудовищные материалы и заставляет их публиковать. Мы уже почти не сопротивляемся. Но уже сейчас неловко ставить под этим свою фамилию. А дальше будет хуже.

Короче, если "Зона" не принесет Вам убытков, давайте займемся романом. Правда, я не знаю, может ли быть рентабельной такая толстая книга, но это уже Ваше дело.

"Зону" я готовлю. Все будет закончено к 1 мая. Посылаю Вам двадцать страниц, по ним уже можно судить о фактуре. Если Вы одобряете такое построение, то отложите эти 20 страниц куда-то в сторонку. Прежде, чем Вы приступите к набору, давайте согласуем технические моменты - формат, ширину набора, кегль. У Езерской, например, по-моему - широковатый набор, и поля сверху слишком узкие. И еще у нее глупо выглядят в оглавлении подзаголовки: интервью с таким-то, интервью с таким-то. Мне кажется, надо было просто дать фамилии. Но это уже не имеет отношения ко мне никакого.

Там у меня в "Зоне" беллетристику, видимо, надо набирать обычным шрифтом, прямым, а письмо к издателю - курсивом и поуже.

Но это мы все потом обсудим. Пока что, я Вам позвоню из редакции через неделю, а Вы скажете, нравится Вам или нет. Если нет, то переделаем.

Всего доброго. Всех Ваших обнимаем.

С. Довлатов. […]

Как вам мои первые страницы? Высылаю следующий отрывок.

P.S. В нашей русской колонии попадаются чудные объявления.

Напротив моего дома висит объявление:

ТРЕБУЕТСЯ ШВЕЙ!

Чуть левее, на телефонной будке:

ПЕРЕВОДЫ С РУССКОГО И ОБРАТНО, СПРОСИТЬ МАРИКА…

* * *

Ефимов - Довлатову

8 марта 1982 года

Дорогой Сережа!

На этой страничке просто пример того, как будут стыковаться два вида набора. Формат книги: 5,5 х 8"; зеркало текста 25 х 39 пайкас (Вы, конечно, уже знаете, что это такое). Напишите, устраивает ли.

Большой роман издать, конечно, хочется. Но нелегко. Давайте вернемся к этому разговору месяца через три, когда я приеду в Нью-Йорк. Надеюсь, к тому времени я с большей определенностью смогу сказать Вам о сроках. Ведь это самое главное. Вы же пока обязательно вытребуйте у Карла письменное разрешение включить в роман "Невидимую книгу". Ведь копирайт на ней Ардиса. Это Вам понадобится, где бы Вы ни издавали (в том числе и по-английски). Натравите на него своего агента. Я предвижу, что крокодил-Проффер будет очень неохотно разжимать челюсти, будет врать, что издаст сам.

Всего доброго, поцелуи семье,

Ваш Игорь.

* * *

Довлатов - Ефимову

1 апреля 1982 года

Дорогой Игорь!

В силу многолетней традиции начинаю с извинений. Тут ко всем моим неприятностям случился запой, и я чуть не умер, с конвульсиями и прочими делами. Видимо, лекарство продолжает действовать, или организм потерял закалку, в общем, чуть не помер, это был сущий кошмар. Американский запой ху[же] нашего, хотя всего много, и это-то и губит. Там был фактор материального истощения, когда уже никто не одалживает, и это действовало как тормоз. Здесь же нельзя остановиться, все есть и не кончается.

Продолжение рукописи высылаю только сейчас + слабый зирокс передней обложки, в действительности обложка - яркая, простая и эффектная. Я мог бы выслать ее оригинал, но если Вам не понравится, то чего зря высылать.

Меня смущает одна мелочь: не будет ли набор широковат, а внутренние поля, следовательно - узковаты, и тогда при чтении люди будут книжку сильно (и с раздражением) раскрывать, энергично проводя сверху вниз согнутым указательным пальцем. И тогда книжка вскоре развалится на две части. Примите это к сведению, хотя, наверное, уже приняли.

Ну, пока все. Сил еще очень мало. То, что творится у нас на бывшей работе - описать невозможно - все друг на друга подали в суд, всего перекрестных вариантов - около двадцати, но мотивы однородны - воровство, обман, мошенничество.

Все. Обнимаю. Не сердитесь, как не сердились и раньше.

Всем привет.

С. Довлатов.

* * *

Ефимов - Довлатову

9 апреля 1982 года

Дорогой Сережа!

Да, новости печальные. Тем более что и оправданий для запоев становится все меньше: кругом успехи, нормальная семейная жизнь. Видать, Город Желтого Дьявола засасывает.

Обложка очень славная. А какого цвета? Хотелось бы также взглянуть на рисунки Свешникова.

Поля у книги будут достаточно широкие, не беспокойтесь.

Не могу скрыть от Вас - меня огорчило замечание, оброненное Вами в разговоре по телефону. Конечно, я знал, что Проффер поливал и поливает меня за глаза (начал задолго до разрыва), так что практически у меня уже нет надежды когда-нибудь получить работу в американском университете. Конечно, я знал, что все его обвинения (против меня, против Леши, против Вас и против десятка других) похожи на обвинения, выдвигавшиеся месье Пьером против Цинцинната Ц.: черствость, бездушие, необязательность, неблагодарность. Но у меня была иллюзия, что где-то, время от времени эта волна клеветы должна наталкиваться на моих друзей и встречать хоть какое-то (пусть слабое и безнадежное) сопротивление. Что друзья могут по крайней мере сказать, что Ефимова даже враги не могут поймать на вранье, а Проффер лжет всегда, если только у него есть надежда не быть пойманным с поличным.

Судя по всему, ничего такого Вы не сказали (с кем был разговор? с Полем Дебрецени?).

Больше того: через неделю я узнаю из газеты, что у Вас нет среди американцев лучшего друга, чем мистер Проффер. Плохи тогда Ваши дела в Америке. Не от этого ли "друга" Вы бегали, когда он пытался встретиться с Вами в Нью-Йорке? Не он ли так и не смог вытянуть Вас на разговор во время конференции на Западном побережье? А может. Вы просто почувствовали после визита в Северную Каролину, как страшно иметь его в "не друзьях"?

Я не сержусь, но все это мне горько. Похоже, что я и перед друзьями скоро должен буду оправдываться: зачем так обидел доброго и доверчивого профессора.

Ну, хватит об этом.

Надеюсь, увидимся в конце мая. Жму руку,

Ваш Игорь Ефимов.

Назад Дальше