У Вени было великолепное настроение, словно он сэкономил пятьдесят тысяч часов, а не просто пять. Но он слегка был огорчён тем, что ему не с кем было поспорить, что никто не увидел его поразительной придумки и никогда не узнает об этом, - ведь смешно и позорно мужчине хвастаться подвигами, содеянными в прошлом.
Человеческому характеру свойственно огорчение. Всё, что есть у людей, им кажется мало, и червь огорчения точит их. Даже тогда, когда у человека есть всё то, о чём он мечтал с душевным трепетом раньше, ему всё равно чего-то не хватает.
Так уж устроен человек.
Отличаются огорчённые люди между собой тем, что одни с поразительным терпением своим горбом добиваются большего, другие - легко, без особых стараний, в силу подвернувшегося случая, и тогда они начинают возводить этот случай в культ, третьи - талантом, иные - всякими махинациями, начиная с наивных родительских афер и кончая общественными скандалами.
Однако Веня не принадлежал ни к одной из этих групп и в то же время относился ко всем сразу.
Он стремился к многообразию большего.
На обратном пути, решил Веня, я покачу в объезд, хотя мне хочется снова постоять у тёмного тёплого ручья, в котором, по сплетням старух, водились волосатые русалки и который местные жители нарекли Синей Топью.
Трактор быстро ехал по дороге. Веня внимательно вглядывался вперёд и аккуратно объезжал все ямы, колдобины и лужи, которые попадались на пути. Теперь он берёг машину.
Скоро дорога стала лучше. Она была усыпана мелким тёмным гравием, хорошо утрамбована.
Значит, скоро город, понял Веня. Горожане - народ хитрый. Им далеко ездить не требуется, а до тех мест, куда требуется, они прокладывают хорошие дороги.
Он перевёл скорость, и трактор поехал веселей.
Машина выехала из тайги и поднялась на низкую сопку. Отсюда, с небольшого холма, открывался вид на областной город, в который так торопился Веня. Под осенним солнцём холодно блестела широкая река, разделявшая город на две половины.
Город! Вы знаете, что такое город? После бесконечных дней, проведённых в тайге, после свиста ветра, таёжной грязи, вонючих портянок, которые едва просыхают за ночь, после дырявых резиновых сапог, которые у тебя разносились и в них нужно подкладывать газету, после костлявой полки, над которой висит портрет Чехова, и ты вместе с ним успеваешь за ночь побывать во всех городах, которые тебе нравятся, после гнуса, тараканов и клопов, после споров до хрипоты под дождём, после холодных котлет в столовой, потому что обедать ты приходишь самый последний, после ванной в бочке, таёжного туалета, пятого выговора по колонне город кажется книжкой. Собственной? С какой страницы хочешь, с такой и читаешь. Превосходное ощущение!
"ПОДКОВА"
Веня ехал по городу и с удивлением оглядывался по сторонам.
Город строился. Как цапли, куда ни глянь, торчали длинные башенные краны, и Вене показалось, что их было больше, чем домов.
А может, так и было на самом деле.
Эти длинношеие краны, окрашенные в ярко-жёлтый и красный цвета, беспрерывно кряхтели, скрипели, сигналили, поднимали бадью с раствором, переносили кирпич, бетон, оконные рамы, песок, готовые блоки, повинуясь могучему звонкому крику визировщика, который словно застыл над городом:
- Вира-а-а!
Вот так и строят новые города, новые заводы и новые кварталы машины, которые повинуются людям. А другие люди потом открывают рты и говорят: "Ну и отмахали". Да это что! Это мы только начали отмахивать. Погодите, что ещё впереди будет. И виноград будет, и города в розах, как Сочи, всё будет.
Очень редко и совсем неожиданно для человека приходят к нему такие минуты, когда он вдруг до конца постигает смысл одного-единственного слова, слова, быть может слышанного десятки тысяч раз. И вдруг - открытие. Это слово - новое, в нём бездна мыслей, в нём вся жизнь, которая тебя окружает. В такие минуты это слово становится для человека символом его собственного превосходства, ибо постичь что-нибудь до конца невозможно. Но Вене показалось, что он впервые до конца понял, что означает для человечества слово "будет". У Яна Пиллара есть два приятеля. Он прислал Вене карточку, на которой они сняты втроём. Эти два его друга исколесили на пару вдоль и поперёк весь мир: Африка, Суэц, Аргентина, Панама, Коста-Рика, Никарагуа, Гондурас, Гватемала, Мексика, Океания. Разве можно чем-нибудь удивить таких? Но когда их "татра" шла от Ангары до Енисея, они удивлялись ещё больше, когда узнавали, что будет в этой стране, которую люди называют Сибирью. Они откровенно так и сказали Вене при встрече. Встретились они случайно. Каких только встреч не бывает в тайге! И на карточке, которую Вене прислал его чешский друг Ян Пиллар, появились ещё две фамилии - Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. Веня не любитель автографов, но всё-таки приятно иметь на память такую карточку.
У новой гостиницы "Подкова" Веня остановил трактор. Вот это отель! Веня видел его в первый раз: верно, построили, пока они тянули в стране Лэпии провода. Не зря, выходит, они вкалывают там в тайге, если такие крепкие гостиницы строят для них.
Гостиница была семиэтажная - самое высокое здание в городе. С большими светлыми окнами. Со всем на свете, что только можно придумать хорошего.
Веня заглушил двигатель, прихватил с собой рюкзак, трубу и выпрыгнул на землю. Он с удовольствием оглядел гостиницу ещё раз и пошёл к широким дверям.
В холле можно было играть в регби, хоккей, волейбол и устраивать соревнования авиамоделистов на приз Валерия Чкалова, такой он был высокий, просторный, наполненный солнечным светом.
Всё в полном порядке, подумал Веня. В такой гостинице можно выполнить наказ ребят - покрепче обнять цивилизацию. Надо бы делать открытки с видами таких гостиниц. И если я на такой открытке напишу кому-нибудь, что провёл свой отпуск во Франции, все охотно поверят. Хотя при чём здесь Франция? Через пару лет французы с француженками свои отпуска в Сибири проводить будут.
Дежурный администратор - курносая девушка с легкомысленной чёлкой - шепталась с кем-то по телефону. Аппарат был красный с белыми цифрами и чёрным вьющимся проводом. Вот такие телефоны, наверное, стоят в приёмных министров и их заместителей, решил Веня.
А курносая белокурая девчонка с чёлкой никак не могла кому-то назначить свидание. Она на кого-то сердилась и обещала обидеться. Но тот кто-то, очевидно, не любил, когда на него сердились или обижались, поэтому свидания не получилось. Девушка грустно вздохнула и повесила трубку, и как жаль, что тот кто-то не увидел этой грусти. Ей очень хотелось расплакаться, но она была на работе. Девушка посмотрела на Веню и улыбнулась, так улыбался бы кузнец, подковывая слона.
- Добрый день. Мы очень рады видеть вас в нашей гостинице, - сказала она Вене.
Но снова зазвонил красный телефон с белыми цифрами. Девушка с чёлкой торопливо схватила трубку, хотя это мог быть совсем не тот кто-то, а, например, какой-нибудь иностранный делец, раньше других понявший, что такое Сибирь.
Звонил тот кто-то, потому что молодой администратор с чёлкой снова зашепталась с красной трубкой. На этот раз разговор оказался коротким - он состоял из шести "да" и шести очаровательных улыбок, каждая из которых была в полмиллиона вольт.
Веня постарался представить себе этот разговор.
Кто-то:
- Чудо! Я люблю тебя! А ты?
Она:
- Да!
Кто-то:
- Совсем скоро буду твоим мужем.
Она:
- Да.
Кто-то:
- А потом у нас будет медовый месяц. Он будет длиться сорок пять лет.
Она:
- Да!
Кто-то:
- А потом… потом мы разведёмся и женимся снова. И всё повторится опять.
Она:
- Да.
Кто-то:
- Помнишь, у попа была собака…
Она:
- Да…
Кто-то:
- Только тот поп был дурак. Правда?
Она:
- Да.
Кто-то:
- Жди меня у "Подковы" ровно в полночь, когда уложишь всех своих жильцов в кровати.
Веня улыбнулся, представив подобный разговор. У него не оставалось никаких сомнений в том, что он получит лучший номер в этом отеле.
Девушка с чёлкой положила красную трубку и тихо сказала:
- Я вас слушаю.
По этому голосу каждый нормальный мужчина, достигнувший восемнадцати лет, безошибочно понял бы, что молодой администратор всё ещё слушает того кого-то. Она находилась в холле гостиницы, и в то же время её здесь не было.
Веня выждал несколько минут, как раз столько, сколько нужно было курносой блондинке, чтобы спуститься обратно на землю, и ответил:
- Мне нужен номер. Хотелось бы "люкс".
- Однокомнатный?
Веня, доставая паспорт, прикинул в уме, удобно ли ему будет одному, и отозвался:
- Да нет, пожалуй, одному скучно.
- Фамилия?
- Калашников.
- Номер на сколько дней?
- Дня на два.
- К кому приехали?
- В горком партии.
Девушка быстро заполнила журнал и снова улыбнулась, вспоминая того кого-то. И Веня улыбнулся тоже, вспоминая другую улыбку, и другие глаза, и веснушки, до которых хотелось дотронуться.
Курносый администратор не взяла у него паспорта. Она протянула ему белый маленький талон с правом посещения "Подковы" в любое время суток и сказала:
- Второй этаж. Будете жить с Наденьте боты.
Веня плохо расслышал фамилию своего соседа и решил, что эти две ночи он скоротает с каким-нибудь киргизом. Это ему пришлось по душе. Киргиз - это совсем неплохо.
Азиаты - народ пылкий, страстный, горячий. Кто не имел с ними дел и не водил дружбы, тот многое потерял.
В колонне Гуревича работал Кадыр Ошен-оглы. Это был весёлый малый, который мог и работать и есть за двоих. Когда он знакомился с девушками, представлялся индонезийским принцем Папанесо. Кадыр подробно и интересно рассказывал, почему он сменил свой смокинг на рабочую спецовку, и девчонки, как ни странно, верили ему. Впрочем, если бы самый настоящий принц услышал доказательства Кадыра, он бы серьёзно задумался. Кадыр знал тьму-тьмущую анекдотов про Аллаха, и, слушая его в столовой во время обеда, ребята стонали от хохота и держались за животы. Ещё у Кадыра были врождённые воровские наклонности. Он, ясное дело, не воровал и не собирался открывать сибирский филиал жуликов-профессионалов. Кадыр в минуты пылкой влюблённости, что с ним случалось довольно часто, предупреждал кого-нибудь, и обязательно при свидетелях, что украдёт у него то-то и то-то. Выбранная жертва Ошен-оглы следила буквально за каждым своим и его шагом, но всё равно оставалась без часов, или сапог, или писем от родных, или без всей получки до копейки. Когда и как воровал Кадыр, никто не знал. Он с улыбкой заявил, что это фамильная тайна и не собирается её раскрывать. За украденные вещи он требовал калым, какие-нибудь красивые безделушки, которых у него собралось полчемодана. Ребята агитировали его податься на цирковую арену и там творить чудеса, но Кадыр махнул на цирк рукой и уехал во Фрунзе учиться в университете. Он часто присылал в колонну письма, в которых жаловался на южный климат и уверял, что жениться приедет на восток. Кое-каким своим жертвам Кадыр возвращал их собственные сувениры.
Веня поднялся на второй этаж и открыл ключом дверь.
Он бросил у дверей номера рюкзак, трубу и посмотрел на часы. В его распоряжении было ещё несколько часов. Уйма времени. Не зря Веня так спешил в город.
Калашников медленно обошёл две комнаты своего жилья.
Сногсшибательный люкс, думал Веня, оглядываясь по сторонам. Солнечная сторона с видом на реку. Ванная. Большое зеркало, в котором видишь всего себя, а не кусок отросшей бороды. Люстра как осколок Магеллановых Облаков. На столе пиво в бутылках. А кровать! Не кровать, а брачное ложе царей. Настоящие верблюжьи одеяла. Эстамп художника Гроссе. Электрочайник. Кофеварка. Телевизор. И даже конфеты - угощайтесь. Надо угощаться, раз предлагают.
Весело насвистывая чешскую песню "Я влюблена" и пританцовывая в такт песне, Веня налил воды в чайник, включил его, задумался. Он решал для себя вопрос - будет ли сердиться его сосед, если он возьмёт у него чай? Так и не решив этого вопроса, Калашников распечатал три пачки чая, которые нашёл на столе.
Если будет ругаться, подумал Веня, я куплю ему другой. Подумаешь тоже, чай.
Когда закипел большой блестящий и пузатый чайник, Веня поставил на него маленький и насыпал туда чаи трёх сортов - цейлонский, индийский и грузинский. Из каждой пачки по чайной ложке. Этой хитрой комбинации он научился у Ани-радистки. Чай получился ароматный и крепкий, цвета "Мадеры".
Веня выпил три стакана горячего душистого чая с конфетами. Если выразиться точнее, он ел конфеты с чаем. У каждого свои привычки.
Когда Веня допил последний стакан чая и почувствовал себя богом из античной трагедии, который спустился на землю с облака с горящим факелом в руке, в дверь без стука вошёл солидный холёный мужчина и спросил:
- Появился?
- Кто? - не понял Веня.
- Наденьте боты? - и мужчина кивнул на вторую кровать.
- Нет.
Мужчина ушёл. А Веня принялся изучать разные бумажки своего соседа, которые были развешаны над его кроватью.
Маленький календарь Аэрофлота. Обведены две цифры - второе августа и девятое июня. Это, очевидно, дни рождения. Один самого соседа, а другой - любимой женщины. В эти дни его сосед, наверное, устраивает загулы. Письмо из дома. Хотя нет, обратный адрес, он совершенно случайно попался Вене на глаза, - ленинградский областной книжный коллектор. Чья-то объяснительная записка и очень странное объявление: "Беру уроки стирки белья".
Надо думать, у меня весёлый сосед, решил Веня, с ним скучно не будет. Верно, второй Кадыр Ошен-оглы.
Потом Веня принял душ. Он уже не помнил, когда и где последний раз он стоял под тёплым приятным душем. И когда он вытирался душистым мохнатым полотенцем, решил ещё раз вымыться в ванной. Уж если обнимать цивилизацию, так обнимать! Веня вернётся в колонну и скажет, что в ванной мылся за всю бригаду верхолазов.
Он плескался, как молодой морж, среди белоснежного кафеля, наслаждаясь и вытирая бусинки пота со лба, когда к нему в ванную - и опять без стука! - заглянул белобрысый парень в военной фуражке без звёздочки и сказал:
- Привет.
Что мог ответить Веня? Когда человек находится в ванной, ему тоже, верно, нужно здороваться.
- Салют! - ответил Калашников.
- Наденьте боты не приходил?
- Не видел, - сказал миролюбиво Веня и спросил сам: - Который час?
- Скоро два, - ответил белобрысый и закрыл осторожно дверь.
Пора было заниматься делами.
Он торопливо вытерся, помыл ванную, повесил сушиться полотенце на батарею, убрал блестящий чайник, сполоснул стакан, из которого пил чай, съел ещё одну конфету и, улыбаясь, сосчитал цветные фантики. Их было на одну больше дюжины. Можно было считать, что Веня пообедал. Тогда он начал одеваться.
Он достал из рюкзака чёрный костюм, по поводу которого Гуревич произнёс целую речь, провожая Веню в дорогу, и осмотрел костюм со всех сторон. Не мешало бы погладиться.
Галстук и белую сорочку он погладил за несколько минут, причём рубашку только спереди, и, встав у большого зеркала, принялся прихорашиваться. Он должен был выглядеть так, чтобы все рты пооткрывали. Таков был наказ Гуревича. Наказ начальника колонны был верный и правильный - Веня представлял в городе сорок первую колонну. А она для него была родным домом, который он любил больше всего на свете.
Нудное же это дело, думал Веня, стоя перед зеркалом, сделать свой вид таким, каким он бывает не так часто. Но для меня это не страшно. Вот другие. Сколько тайн они доверяют зеркалам. И если бы они когда-нибудь могли заговорить, эти зеркала, сколько бы людей зароптало.
НАДЕНЬТЕ БОТЫ
При галстуке Веня показался себе несколько странным и старомодным. Он развязал тугой узел и снял галстук. Придирчиво осмотрел своё отражение. Потом он положил в карманы костюма деньги, записную книжку и прочую мелочь, в которой нуждаются мужские карманы. Но когда Веня снова посмотрел в зеркало, он понял, что чего-то не хватает. Пришлось ему надевать опять галстук. На этот раз Веня остался доволен. Можно было трогаться в дорогу.
Снова без стука открылась дверь, и вошёл хмурый долговязый блондин в лёгкой кожаной куртке.
Веня повернулся к нему и сказал, не дожидаясь вопроса:
- Никого нет.
Человек медленно снял потёртую кожанку, устало бросил её на кровать и, в упор разглядывая Веню, ответил:
- А мне никто и не нужен.
На нём была чёрная шерстяная рубашка и брюки из серого коверкота.
- А, - догадался Веня. Он ещё раз осмотрел себя перед зеркалом. Кажется, он начинал сам себе нравиться. - Ты мой сосед.
Долговязый блондин возмутился:
- Это ты мой сосед! Я здесь живу второй год. Скоро дадут квартиру, и прощай "Подкова". Надоело мне одному, вот я и попросил на неделю к себе соседа. Выбор пал на тебя.
Веня поправил чёрный галстук и улыбнулся:
- Ты неплохо устроился. Апартаменты у тебя роскошные, королевские. - Веня повернулся к своему соседу и спросил: - Я похож на конферансье?
Человек ещё раз внимательно осмотрел Веню с головы до ног, покачал головой, снимая аэрофлотский календарь со стены.
- Что-то есть общее. Сегодня среда?
- С утра среда. Как твоя фамилия?
- Спиноза.
- С фамилией тебе крупно повезло. А почему тебя тут все зовут Наденьте боты? - бесцеремонно спросил Веня.
Долговязый блондин тепло улыбнулся. Венина бестактность его не обидела. Или он был современный парень, или эта дурацкая кличка ему нравилась.
Наденьте боты достал из сверкающего гардероба, сделанного закарпатскими мастерами под орех, маленький лёгкий утюг, не иначе как собранный своими руками, поставил его на стол и включил в сеть. Потом он снял серые брюки и сказал:
- Я директор электростанции. А директоров, известно, всегда как-нибудь дразнят.
У Наденьте боты были крепкие волосатые ноги. Веня усмехнулся.
Врёт, подумал он, конечно, врёт. Директор электростанции не будет вешать у себя над кроватью объявления о том, что он берёт уроки стирки белья, и он каждому, кто назовёт его Наденьте боты, оторвёт голову да ещё что-нибудь в придачу к голове. Любит парень пошутить. Я знаю такие номера, и они у меня не проходят.
Но Наденьте боты, должно быть, не врал, потому что он повёл такой разговор:
- Ты спешишь?
- Ну.
- Я тоже спешу. Вместе поедем.
- Куда? - спросил Веня.
- Меня внизу машина ждёт. Я подброшу тебя по дороге, а то, глядишь, ты у нас заблудишься, и я ночью не смогу спокойно спать. Совесть и кошмары замучают.
Веня готов был поверить, что его сосед, долговязый блондин, директор крупнейшей электростанции страны, но всё-таки продолжал сомневаться.
- Сколько же тебе лет?
- Четвертак, - ответил Наденьте боты. - Ещё три раза по столько, и можно гроб заказывать.
Он улыбнулся, наверное представил, как будет в похоронном бюро заказывать себе гроб, и принялся наглаживать брюки, стоя в трусах и чёрной шерстяной рубашке перед столом.
Веня ничего не ответил. Он приготовился слушать. Он умел хорошо слушать и умел расколоть каждого на откровенный разговор. За три года среди людей он превосходно научился этому.