Потом свет погас, и яркий луч прожектора высветил инспектора манежа.
- Оригинальный жанр! - объявил он торжественно.
Униформисты поспешили раздвинуть занавес.
На арену вышел человек в черном фраке, белой манишке, белых перчатках, в высоком черном цилиндре. За плечами его развевался, переливаясь и сверкая, плащ. Он широким жестом вскидывал его перед собой, и манишка, перчатки и цилиндр каждый раз принимали новую окраску. Наконец все на нем окрасилось в алый цвет…
…Теперь не записывают, оказывается, номера ассигнаций, теперь их красят!!! Заставят взявшего опустить руку в какую-то жидкость, и готово - на пальцах проявляется алая краска!
Александр Сирбиладзе всего три года жил в доме Гиорги Картлишвили. Из Батуми переселился. Поговаривали, что он "сидел".
- Всего шесть месяцев, - объяснил Александр Гиорги. - И то без вины, напрасно просидел.
- Как это - без вины?! - не поверил Гиорги.
- А вот так. Могу рассказать. Нынче мой "способ" уже не пустишь в ход, не те времена, а в ту пору за него и пятьдесят тысяч могли дать!
От сладостных воспоминаний в хитрых, проницательных глазах Сирбиладзе заиграла ласковая улыбка.
- Интересуетесь, батоно Гиорги? А может, и вы, вроде соседей, рецидивистом, меня считаете?
Гиорги смущенно промолчал.
- Знаете, расскажу я вам все, а вы уж сделайте милость, уймите соседей, надоели пересуды да разговоры за спиной. В конце концов, я на пенсии, и я покоя хочу…
Они сидели во дворе на затененной деревьями скамье. Был поздний вечер.
- И в детстве и в молодости я в обносках ходил, после старшего брата донашивал. Но меня это не тяготило, я чувствовал себя счастливым. И школу, а потом институт в Москве окончил с отличием. Оставляли в аспирантуре, но я вернулся к себе в Аджарию - моим родителям еще пятерых поднимать надо было, ради них и вернулся, помочь семье. Отец мой, сколько помню, передовиком был, мать - знатная чаеводка, орденоноска, на доске Почета красовалась. Но легко, ли одеть, обуть да накормить шестерых прожорливых пацанов?.. Старший брат женился, отделился от нас, у самого четверо росли, и без родительской помощи обойтись не мог. Младшие братья тоже захотели получить высшее образование, кто в Москве, кто в Ленинграде. Желание похвальное, но ведь надо же было каждому из них хотя бы сотню в месяц посылать? Как по-вашему, батоно Гиорги, надо было?
- Разве это деньги - сотня в месяц!
- Ну мы, понятно, из последних сил тянулись, но дали им закончить институт, не оставлять же было их неучами… В наших краях мало кто владел русским так, как я, и я быстро продвигался по службе и оказался в конце концов на той самой должности, с которой на пенсию отправили. Не успел я приступить к новой работе, заявился ко мне родич, брат жены моего дяди, и попросил, устроить его где-нибудь на базе. Я отказал: "Неудобно, говорю, что люди скажут, родственника к себе взял". - "Зря тебя на это место посадили, не про тебя оно, - усмехнулся он. - Увидишь, недолго просидишь тут, скоро тебя отсюда попросят". Прошло время… Может, неинтересно, батоно Гиорги, или спать хотите?
- Нет-нет, я слушаю.
- Так вот, идет время, от начальства мне одни благодарности. Работаю я старательно, не жалею ни сил, ни времени. И вот однажды вызывает меня к себе один товарищ - кто он, тебе необязательно знать, мой Гиорги, и спрашивает: "Неужели ты еще не насытился, подкинь же и нам сколько-нибудь, удели толику". Я растерялся. Тогда он сделал вид, что пошутил, и поручил мне очень трудное дело. Справился я с делом. Он дал мне другое - еще сложнее, а через два месяца сначала комиссию направил ко мне, а следом - ревизию. Никаких нарушений и злоупотреблений не обнаружили, какие-то пустяки занесли в акт. Тогда тот тип снова вызвал меня, наорал: "Что это за работа, развалил мне все! Нет, говорит, не пойдет у нас с тобой дело, не получается у нас с тобой, расстаться придется". А я не понимаю своей вины и не знаю, что делать. На следующий день ко мне снова заявился брат жены моего дяди и спрашивает: "Ну что, прав я оказался? Предупреждал ведь, прижмут, долго терпеть не станут". - "Прав-то прав, - говорю я ему, - а чего от меня хотят, не понимаю". Так и сказал я тогда брату жены моего дяди. А он заухмылялся и выразительно так говорит: "Ничего особенного, и понимать здесь нечего, подкидывай им хоть изредка". И потер большим пальцем о пальцы, намекая на деньги. "А где я их возьму?" - опешил я. "Как - где?.. Все в твоих руках, ты же распределяешь товары? Тот, что до тебя сидел на этом месте, потому и ушел, что все себе хапал, алчность одолела, разве сам бы ушел, разве по доброй воле уступил бы такое доходное место?! Заставили…" - "Так я же не он, мне-то откуда брать деньги?" - говорю я родичу. "А ты поступай, как он". - "А кате он поступал, этот счастливец, что он такого делал?" - "А вот что… Дай-ка бумагу и карандаш…" И брат жены моего дяди черным по белому написал, какие товары за сколько следовало отпускать. У меня в глазах зарябило от тех цифр! Соблазнительно было, но я все равно не сдавался. "Как же, говорю, брать мне за товары деньги, когда их без денег положено отпускать! Я же обязан бесплатно выделять и выдавать их!" Вот тут-то пожалел меня брат жены моего дяди, пожалел и объяснил, как дурачку, прямо, без обиняков сказал: "Если предприятие или колхоз не получат нужных машин или сырья, ничего не смогут производить, а значит, и доходов не получат, останутся их руководители без денег, голодать ведь придется. Ты пользуйся этим, не выдавай, тяни, морочь голову, уверяй, что не получил еще, и тогда быстро сообразят, чего от них хотят…" Я возмутился: "Что за глупости, говорю, советуешь!.." Да, батоно Гиорги, тогда я в самом деле считал взятку недопустимой.
- А теперь?
- И теперь, да только теперь уж поздно. Так на чем я остановился? Да, вспомнил. На прощанье брат жены моего дяди дал еще один совет: "Не зарывайся, как начнешь загребать деньги, не жадничай - половину тому типу отдавай, что грозится снять тебя. Не жалей, все равно по горло сыт будешь. Первого клиента я тебе пришлю. От моего имени придет, можешь довериться…"
Мой благодетель ушел, а я стал терзаться страшными мыслями.
Неделю спустя явился ко мне председатель одного колхоза и попросил выделить машину: "Слышал, говорит, новые "колхозники" поступили". - "Опоздали, - сказал я почему-то, - к сожалению, все распределили". А он: "А меня к вам такой-то направил, обнадежил, что поможете". А на меня словно нашло что-то, заупрямился я: "Опоздали, говорю, нет больше машин". Тогда он вынул из кармана аккуратный такой сверточек, сунул в ящик стола и говорит: "Завтра зайду, может, появится машина, цитрусы хочу в Россию везти, сезон начинается, не то не стал бы торопить". И ушел. Я вынул из ящика сверточек, а в нем деньги - тысяча рублей! Я и думаю: машину ему все равно выделил - положено колхозу, и ничего не случится, если возьму у этого спекулянта часть наворованного.
Взял я деньги и пошел домой. А там меня уж родич поджидает! "Ну, как дела?" - спрашивает. "Вот, пожалуйста", - говорю и положил перед ним пачку. Он ошалел. Разволновался, раскричался: "И себя погубишь, и семью по миру пустишь! Может, переписаны номера денег, в тюрьму угодишь!"
Перепугал он меня страшно… но я уже познал сладость "греха", познал вкус неправедных денег, плывущих в руки…
До поры до времени я все же перестал брать деньги. Решил найти более надежный и безопасный способ, такой, о каком никто, кроме меня, знать бы не знал. Перенимать чужие приемы и способы я не хотел. ОБХСС все известно, старыми способами их не проведешь, рассуждал я. Надо было придумать что-то новое. Но как ни ломал я голову, ни до чего не додумался. На помощь опять тот родич подоспел - брат жены моего дяди. "Знаю, говорит, что у тебя загвоздка, могу свести с человеком, который за две тысячи наладит тебе дело, как по маслу пойдет". - "Что, на работу его взять?" - спрашиваю. "Нет, он совет тебе даст, вразумит, что и как делать". Я возмутился: "За совет две тысячи?! Где такие деньги взять? Сам знаешь, сколько было, все уже спустил…" - "Он обождет, пока дело у тебя наладится". Я все равно отказался. "Ну и сквалыга ты! Увидишь, из-за скупости и пропадешь", - пообещал мне мой благодетель и ушел.
Я взял отпуск и отправился в санаторий в Ликани - спокойно поразмыслить и сообразить что-нибудь. Недели две думал и придумал способ - не способ, а фокус! Прервал отпуск, вернулся на работу. Районные руководители пожурили, что я не берегу здоровье, не отдохнул как следует, а скоро опять принялись за меня, последнее готовы были с меня содрать. Но хозяином положения теперь стал я. Я успокоил того типа, столько ему наобещал, что он меня тронутым счел, - позже признался мне в этом, когда мы кутили в духане "Дедамоки". И пошло. Развернулся же я… Снес наш старый дом и отгрохал новый - трехэтажный, приобрел участок на Зеленом Мысу у моря и построил дачу. Обзавелся машиной. Ты видел журнал "Сто лучших дач Америки", мой Гиорги? Нет, наверно. Так вот, я возвел себе дом, как у миллионера Трентиниана в Акапульке. И в Бакуриани заимел коттедж, - поставил финский дом во дворе у одного верного приятеля, отблагодарил его, конечно, две тысячи подарил. Короче, наживался на глазах у сограждан, не знал, куда девать деньги. На работу ходил аккуратно - к девяти, сидел до шести, иногда до семи, восьми и даже до десяти задерживался. Привел дела в полный порядок. Конечно, подозревали, что я беру взятки, да подкопаться под меня не могли, все было в ажуре, ни в чем не обвинишь. Присылали ревизию за ревизией, ничего не добились. Тот тип вошел во вкус, стал требовать, чтобы я давал ему больше. "Ты, говорит, взятки берешь". - "Ясное дело, беру, говорю, откуда иначе брал бы деньги, что приношу тебе. Только знай: твою долю на копейку не увеличу". Он остервенел и пригрозил мне: "Попляшешь, говорит, у меня…" Нашла коса на камень. Разозлился я и отнес его начальнику вдвое больше, чем ему, и добился, чтобы его с должности убрали. А потом решил вообще не давать им больше. Хватит с них, думаю, хватит, сколько давал, сыты уже, и прекратил "дружеские подношения". И как раз в те самые дни поступил состав с дефицитным товаром, и тогда-то… Эх! - Александр с горечью сплюнул.
- И что тогда-то?
- Надо было повысить таксу, еще больше брать, дороже отдавать.
- Неужели вы и теперь сожалеете, батоно Александр?!
- Сожалею, да еще как! Все равно посадили… А знаешь за что?
- За взятки, за что же еще?
- Нет, батоно Гиорги! За взятки не сумели засадить и никогда бы не сумели. Житья мне не давали, месяца не проходило, чтобы домой не заявились ко мне. А уж деньгами с переписанными номерами прямо-таки завалили. И все равно засечь не сумели. Деньги оставались в моих руках, а схватить за руки не удавалось! Не так-то просто это было. Кто давал, тот не предавал, ему же товар был нужен, да и кто захочет себя под удар ставить. Но завистники и болваны не перевелись на свете, батоно Гиорги. Нашелся один. Что греха таить, довел я его, как липку ободрал перед этим. Да еще так обернулось дело, что обэхээсэсники пострадали - и взъелись на меня! Пришел к ним этот человек и заявил, что Александр Сирбиладзе требует с него столько-то за то-то и назначил встречу на сегодня, а у него нет денег. Ну, а у работников ОБХСС в тот день как раз зарплата была. Взяли из кассы все деньги, всю зарплату сотрудников, и дали ему под расписку для меня, "провернуть операцию". Денег было меньше, чем требовалось, но все равно номера переписали и отправили его ко мне. Вошел он в кабинет, сунул мне толстую пачку денег и повернулся уйти, как вдруг ворвался начальник ОБХСС и кричит: "Попался наконец мошенник!" - "В чем дело?" - спрашиваю я преспокойно. "Куда деньги дел?" - "Какие деньги?" - "Те, что тебе сейчас этот человек дал!" - "Да, только что в руки ему дал", - подтвердил тот. "Ничего он мне не давал! Лучше его спросите - куда он их отнес!" Обыскали, перерыли весь мой кабинет. В конце концов заподозрили нас с ним в сговоре, его тоже обыскали. Бедняга разволновался, от потрясения у него кровоизлияние в мозг случилось. Слышали, батоно Гиорги, про миноискатели? Так вот, миноискатели принесли и стены прощупали - сантиметр за сантиметром - ничего не нашли! А вернулись к себе и сообразили, что без зарплаты остались. Нагрянули ко мне домой, забрали меня: "Пока, говорят, не скажешь, как ухитряешься прятать деньги, не отпустим". Я запротестовал. "Не имеете, говорю, права арестовывать без оснований". Уже подкован был, знал, что полагалось сказать, на какую сослаться статью и параграф. А начальник ОБХСС кричит: "Ничего не знаю и знать не желаю, не признаешься, куда дел нашу зарплату, не выпущу отсюда, сгною тебя тут!" Я решил молчать. Они тоже. Полгода промолчали мы так. Первым сдался начальник ОБХСС, не выдержал: "Открой, говорит, свою тайну, как и куда прячешь деньги, и даю честное слово - выпущу. Не просто выпущу - сниму с тебя всякое обвинение, оставлю в покое. В Тбилиси недовольны мной: неужто, говорят, с одним взяточником справиться не можешь? А это значит, скоро выставят меня с работы. Человек ты или нет?! Войди в мое положение, пожалей. И у меня семья…" Пожалел я его, идиот! А что было делать - и у меня ведь семья была! Кроме меня, никто не знал, где деньги лежат. Дети малолетки, жена - бестолковая, что могла поделать без меня моя Папала, батоно Гиорги, сам видишь, какая у тебя соседка, много ли она соображает!
- Соображать ей ничего и не приходится. А вообще… Деньги хорошо умеет тратить.
- Есть что тратить - потому. Так что мне было делать - дать сгноить себя в тюрьме?
- Выпустил он тебя?
- Выпустил.
- И отвязался?
- Да. Человеком слова оказался начальник. Только заставил на пенсию выйти.
- И ты согласился?
- Попробуй не согласиться! К тому же у меня квартира эта была куплена.
- В нашем доме?!
- Да, бывшему вашему начальнику положил на лапу семь тысяч.
- Дешево досталась!
- Ты шутишь, батоно Гиорги, но за трехкомнатную квартиру семь тысяч и правда дешево. Кому ни скажи - все смеются, не верят, думают, скрываю, сколько в самом деле дал вашему директору за квартиру, думают, берегу его репутацию.
- Тем все и кончилось?
- Как видишь! Переехал сюда и живу себе потихоньку. Трачу помаленьку, что накопил. Правда, мало вот осталось, но и мне недолго жить осталось.
- Ладно, спать пора, батоно Александр, пошли.
- Спать?! А мой фокус тебя не интересует?! Не хочешь знать, как я взятки брал?!
- А разве ты еще не сказал?
- Насмехаешься, батоно Гиорги! А ведь ты самый порядочный человек в этом доме!
- Нет!!! Я - Жора.
- Понятно, Жора. Гиорги - Жора… Одно и то же.
- Не-е… Я - Жора! А ты - Мартирозашвили!
- Ну нет! В шестьдесят первом, батоно Гиорги, когда деньги один к десяти менялись, во время реформы, у них у обоих, слышишь, у обоих вместе, миллиона не осталось! Миллионерами перестали быть!
- Что ты говоришь!
- Сколько мы над ними потешались! Посылали телеграммы с соболезнованием, сочувствием… сколько…
- Уже тогда знали их?
- В нашей среде миллионеров все знают друг друга. Кого близко, кого издали, кого понаслышке. Дай же сказать, батоно, какой я фокус придумал.
- Слушаю, слушаю…
- Нынче он уже не пригодится, а то и двести тысяч стоил бы, не то что две. Так вот, я всегда знал день и час, когда мне должны были принести деньги. Усаживал своего маленького Гуту под окно кабинета. Кабинет был на третьем этаже, а окно выходило в сад. Я велел проделать в окне "форточку", как говорят у нас все по-русски. Не представляешь, сколько я тренировался, пока не наловчился выкидывать деньги прямо в форточку. В каком бы месте кабинета ни дал мне человек деньги, не успевал он повернуться, как деньги уже летели к ногам моего Гуты! Не было такой точки, из которой я не сумел бы выкинуть их через форточку! А Гута подбирал и спокойно нес их к тому самому брату жены моего дяди, о котором я говорил тебе. Скажи: если увидишь на улице моего Гуту, заподозришь, что у него в сумке полмиллиона старыми деньгами?
- Нет, не заподозрю.
- Так-то, батоно Гиорги.
- Потрясающе!
- Теперь он уж ни к чему, мой фокус, батоно Гиорги. Теперь номера не записывают, теперь красят деньги какой-то краской, черт знает какой, а потом заставят окунуть руку в какую-то жидкость и пальцы, которыми деньги брал, краснеют. Так что…
- Папочка! - Звонкий голос Тамрико вернул Гиорги к действительности. - Папочка, а этот дядя что будет делать? Я забыла… Он выступал в прошлый раз?
- И я не помню, не знаю, кто он. Дирекция цирка имеет право заменить номер. Потерпи немного, сейчас узнаем.
Инспектор манежа Владимир Дадешкелиани не заставил их ждать.
- Жонглер с мячами! - возвестил он.
Жонглер вышел с пестрым мячом в поднятых над головой руках. Оркестр заиграл тихий марш. Жонглер кинул мяч и стал подбрасывать его головой. Ускорялся ритм музыки, и убыстрялись движения жонглера. Наконец мяч запрыгал на его голове, как в старых-старых кинофильмах. Поразительно работал жонглер с мячом! Садился, ложился, делал сальто - а мяч, словно привязанный, на ковер не падал.
Грянули аплодисменты…
…Грянули аплодисменты, и на сцену четким строевым шагом вышел режиссер. Подойдя к исполнителю главной роли, расцеловал и захлопал в ладоши вместе со всеми. Затем режиссер и исполнитель главной роли кое-как "вытащили" на сцену автора пьесы - Теймураза Чкуасели.
Теймураз был в новом костюме, специально сшитом для премьеры; несмотря на удушающую жару, надел бабочку. Аплодисменты усилились. Растроганный, прослезившийся автор блаженно улыбался.