Она крепче прижалась к матери. Пусть все будет проще, естественнее, без лишнего шума. Ведь это не так легко, как может показаться на первый взгляд…
Она не сказала этого. Мама и так все понимала.
Потом они сообщили отцу:
- Ты не очень удивляйся, если сегодня услышишь что-то необыкновенное.
Отец был лишен воображения. Он ходил за мамой и жалобно спрашивал:
- Что я услышу, Ашхен? Нет, мне все же интересно - что я услышу? Хоть намекни - насчет чего?
Вероятно, мама намекнула, потому что немного погодя он, растерянный, притихший, сидел у радио, крутил рычажки, ни о чем уже не допытывался. И Рузанна вдруг впервые увидела, что волосы у него совсем седые и плечи по-стариковски опущены.
Раньше всех пришла тетя Альма, как всегда, взволнованная очередными открытиями в области науки, литературы и домоводства.
Оказывается, стекла надо мыть нашатырным спиртом, а двери керосином. Смущало тетю Альму, что в указаниях было написано: "В воду прибавить немного керосину".
- Как понимать "немного"? - рассуждала она. - Может быть, для меня "немного" - это чайная ложка, для другого человека - пол-литра, а для какого-нибудь нефтяного короля - полтонны?
Потом она сообщила, что даже у кусочка железа можно выработать условный рефлекс. По ее словам выходило, что ученые-физики приучили железку решительно реагировать на раздражения, и главное - рефлекс закрепляется.
- Вот все носились с учением Павлова о рефлексах, - сделала она, как всегда, неожиданный вывод, - а выясняется - ничего особенного!
Тетя Альма любила ниспровергать авторитеты:
- И Шекспир, оказывается, тоже не Шекспир, а просто какой-то лорд… Возмутительно!
Выкладывая эти сведения, она помогала накрывать на стол и поминутно опрашивала:
- Солонку доверху наполнять?
- Можно не доверху, - говорила мама.
- Ну, тогда как? На три четверти?
Рузанна подмигивала маме, и они обе смеялись. Весь вечер они смеялись по любому поводу. А иногда без повода, просто, встретившись глазами, посмеивались каждая про себя.
Тетя Альма потребовала объяснений:
- В чем дело? Почему вы такие веселые?
Все равно рано или поздно она узнает. Но намеком от нее не отделаешься. Ей нужно сказать прямо: "Сегодня к нам придет будущий муж Рузанны".
Сперва тетя Альма обиделась. Как это ей до сих пор ничего не дали знать! Потом объявила, что ей немедленно надо ехать домой - переодеть чулки и сменить вставочку у платья. Наконец она прослезилась, поцеловала Рузанну, и та подумала, что, может быть, самое худшее уже позади.
На небе проступали ранние зеленые звезды. Рузанна в своей комнате переодевалась во все новое, свежее, красивое. Кончился строй ее одинокой жизни. И, как всегда на каждом рубеже, немного грустно.
Как уберечься от ошибок? Что сделать для счастья?
За стеной звякнули струны тары. Пришел дядя Липарит. Отец говорил, помогая гостю раздеться:
- Да, тридцать пять лет… Прожито, как один день… Каждому можно пожелать!
Хорошо, когда выходят замуж в юности! Мама и сегодня еще не старая. А Рузанне вряд ли доведется справлять такой юбилей…
Она рассмеялась: еще ничего не начав, думать о юбилее!
Стали приходить гости. Зоя накрутила светлые волосы в локоны, нарядилась в розовый нейлон - и из деловой, строгой женщины превратилась, как заявила тетя Альма, в прелестное воздушное создание. В комнате Рузанны, затягивая спустившуюся петлю на чулке (вечная история с этими паутинками!), Зоя первым долгом обрисовала очередной конфликт со свекровью:
- Понимаешь, я Левончику говорю - ну, просто как ребенку: "Ты у меня наполовину золотой, наполовину серебряный, наполовину русский, наполовину армянский". А она из другой комнаты кричит: "Не внушай с малых лет ребенку глупости!" По-твоему, и это стерпеть?
Потом, оглядевшись, отметила:
- У тебя очень симпатично стало. Только голо немного. В честь чего это - такие перемены?
Рузанна улыбнулась.
- Ой, ты от меня что-то скрываешь!
- Все тайное станет явным…
- Сегодня? - обрадовалась Зоя.
Загрохотал салют. Над городом - пучок за пучком - взлетали красные и зеленые звезды, озаряя дома и людей неправдоподобным светом. На улицах было полно ребятишек, и каждый залп сопровождался восторженными криками.
Пришло время садиться за стол. С букетом восковых роз явился Давид Сергеевич - бухгалтер совхоза. Дядя Липарит и Рубик доиграли очередную партию в нарды. Мама вопросительно поглядывала на Рузанну. Грант должен был прийти непременно. Хотелось, чтобы он явился пораньше, не привлекая особого внимания. Но мало ли что могло его задержать…
Отца с мамой посадили рядом. Это был их день. Давид Сергеевич - бессменный тамада - водворился во главе стола. У него готов был тост, как всегда пышный и затейливый, где мама сравнивалась с розой и горной ланью, а отец - с соловьем и охотником.
Но почему-то все медлили. Никто не принимался за еду.
- Ждем кого-нибудь? - хмурясь, осведомился дядя Липарит.
- Нет, ничего, - быстро ответила Ашхен Каспаровна, - кушайте… Придет очень близкий человек…
И тут в дверь постучали. Сперва негромко. Потом забарабанили. На стук выбежала Рузанна, за ней заторопился отец. Маленькая передняя наполнилась шумными людьми. Рузанна узнала двух художников, длинноногую девушку с капризным лицом. Точно Гулливер среди лилипутов, возвышался монументальный Баблоев - он галантно поцеловал Рузанне руку. Были еще какие-то незнакомые девушки и мужчины. В суматохе не определишь, сколько явилось новых гостей. Грант помогал раздеться девушкам. Он весело объяснял:
- Понимаете, были в одной компании. Я встал, чтобы уйти… Ну, все за мной…
- Отлично сделали, - суетился гостеприимный отец. - Вот к нам молодежь пришла… Люди искусства, художники, так сказать, - возвещал он, подталкивая гостей к столу.
Места не хватало. Пришлось наскоро приставлять к обеденному невысокий кухонный столик. Опрокинули несколько рюмок, разбили бокал. Но это уж так водится…
Приборы сдвинулись. Теперь на мамином месте, украшенном букетом цветов, сидела тетя Альма. Рядом с ней Баблоев - самый видный и представительный из всей компании. И по возрасту и по красоте только он подходил в мужья Рузанне. Тетя Альма беспрестанно ловила взгляд молодой хозяйки, чтобы восхищенно-одобрительно покивать ей головой.
Новые гости чувствовали себя непринужденно. Они уже немного выпили, пришли своей компанией. Им было весело. Высокий юноша со светлыми волосами, ловко постукивая вилкой по тарелкам, вазам и рюмкам, отбивал веселый джазовый мотав. Грант, стоя у окна, рассказывал девушкам какой-то анекдот. Рузанна несколько раз просила их:
- Сядьте за стол…
Ашхен Каспаровна убежала на кухню. Ее тревожило, что не хватит еды.
Когда наконец всех рассадили, тамада долго добивался тишины. Девушки шептались и громко хохотали. Грант показывал фокус со спичками. А тетя Альма сладким голосом допрашивала Баблоева:
- Вы уже свили свое будущее гнездышко?
На что Баблоев, отец троих детей, неопределенно бормотал:
- Возможно… да… очень возможно…
Наконец Давид Сергеевич торжественно закашлял, держа бокал высоко над головой. Но говорить ему не дали. С противоположного конца стола поднялся плотный молодой человек. Его густой баритон перекрыл все голоса:
- У меня есть дорогой тост…
Стало любопытно. Гости замолчали. Рузанна огляделась. Отец стоял - ему не хватило места. На его грустном лице была готовность выслушать оратора. Ашхен Каспаровна, сощурив глаза, смотрела куда-то мимо Рузанны.
- Я прошу всех здесь присутствующих, всех, кто меня уважает, поднять этот бокал за Вануи… Ее сейчас здесь нет, и это большое упущение для нашего стола. Но мы все, как один человек, выпьем до дна за Вануи!
Девушки снова рассмеялись. Молодые художники потянулись к оратору с бокалами.
На другой половине стола никто не притронулся к вину.
Зоя сказала громко и возмущенно:
- Знать не знаю никакую Вануи! Почему это я должна за нее пить?
- Вы не знаете Вануи? - возмутился плотный молодой человек. - Она не знает Вануи! Тем хуже для вас… Но это меня удивляет. Вы ее действительно не знаете?
В сумятице голосов Рузанна услышала смех Гранта и его слова:
- Да выпейте вы за Вануи… Уверяю вас, она этого стоит!
Давид Сергеевич старался спасти положение:
- В дальнейшем мы все с удовольствием поднимем бокалы за вашу знакомую. Но сегодня этот стол накрыт несколько по другому поводу…
К Рузанне наклонился худенький юноша:
- А собственно, где мы находимся, вы не скажете?
Дядя Липарит это услышал. Он гневно отодвинул стул и поднялся. Отец бросился к нему, но не уговорил. Дядя Липарит ушел.
И все же праздник, как поврежденный корабль, управляемый опытным рулевым - тамадой, шел своим путем.
Давиду Сергеевичу удалось рассказать, как тридцать пять лет тому назад в горном ущелье Лори соловей нашел свою розу и охотник поймал свою лань.
Хватило и еды и вина.
Пили за Рузанну - лучшее украшение, свежий бутон этого дома. И она, обходя с бокалом всех сидящих за столом, слышала, как тетя Альма, наставительно говорила Баблоеву:
- Меня только удивляет - что общего у вас с этой компанией? Надеюсь, в дальнейшем…
И Баблоев, поддерживая светский разговор, обещал:
- Да, возможно… Возможно…
С Грантом чокнуться не пришлось. Он крутил в соседней комнате патефон и танцевал со всеми девушками подряд, глядя на каждую ласковыми, влюбленными глазами.
- Кто меня уважает, пусть выпьет за Вануи! - требовал трогательный в своем постоянстве баритон.
Рузанна была рада, когда ушли Зоя и Рубик.
- Нет, они, может, даже хорошие ребята, но сегодня были определенно не к месту, - не преминула заметить Зоя.
Хорошо, что она больше ничего не сказала и ни о чем не спросила.
- Нет, почему же, культурные молодые люди… Зашли поздравить… Нам очень приятно… - неуверенно говорил отец, помогая Зое надеть пальто.
Он тоже старался не встречаться с Рузанной глазами.
Что произошло? За весь вечер она не сказала Гранту ни слова. Но осуществить то, что она задумала, было уже невозможно.
И когда у всей компании возникла мысль пойти прогуляться в горный парк, он ушел вместе со всеми, гость, ничем не связанный с ее домом.
Осталось много грязной посуды, залитая вином скатерть, папиросный дым в комнатах.
Мама принялась за уборку. Рузанна приносила в кухню тарелки. Потом молча они стали мыть посуду.
Пришел отец и, ни на кого не глядя, сказал:
- Хороший все же был вечер, правда?
* * *
Грант опять не звонил и не приходил. Но, пожалуй, это было к лучшему. Он ни в чем не провинился, ничем Рузанну не обидел. Он не знал о ее планах и не мог отвечать за то, что они не осуществились. Но впервые у нее возникло по отношению к Гранту чувство, похожее на раздражение. Было неприятно вспоминать его улыбку, когда он сидел за столом - веселый, одинаково ласковый и приветливый со всеми.
И попадись он ей на глаза в ближайшие дни, Рузанна, вероятно, сказала бы ему что-нибудь незаслуженно резкое.
В отделе было много работы. Чертежи нового универмага "Детский мир" висели в кабинете Тосуняна. Енок Макарович хотел добиться наибольшего удобства во внутренней планировке здания. По его распоряжению Рузанна подготавливала совещание товароведов и руководителей торгующих организаций. Один из молодых архитекторов сделал макет универмага. У мастера не было подходящего материала, чтобы передать золотисто-кремовый, "лунный" оттенок туфа, который предназначался для новостройки. Но даже желтенький пластмассовый макет передавал впечатление легкости и стройности будущего здания.
Оно уже родилось в чертежах и в расчетах. Для него тесали туфовые плиты, готовили цемент, варили металл, и старый дом дяди Басяна, отслужив свою службу, уступал ему место на земле.
Ковш экскаватора опускался на стены, сложенные из камня и глины. Стены рушились, взметая столбы пыли.
Каждый день, возвращаясь с работы, Рузанна замедляла шаги у квартала, где, подпирая друг друга, лепились маленькие домики. В городе строили много. Люди привыкли к работе машин. И все же у экскаватора всегда крутились ребятишки, толпились любопытные. Рузанне тоже нравилось смотреть, как неуклюжая железная пригоршня захватывает полутонный груз и опускает его в кузов грузовика-самосвала.
- Хоть поглядеть, а то ведь и не вспомнишь, что было, - сказала ей как-то остановившаяся рядом женщина. - Верите, я на этой улице родилась, и замуж вышла, и бабушкой уже стала, а какая она была раньше - ну, не могу вспомнить. Глаза закрою, задумаюсь - тогда еще что-то вижу. Плохое мы скоро забываем…
Да, плохое забывалось быстро. И ведь Рузанне даже нечего было забывать. А Грант все не приходил. Она думала: не заболел ли? Но являлся Баблоев и докладывал:
- Кончаем. Кухню уже оборудовали. Завтра получаю стулья.
- А картина? - опрашивала Зоя.
- Триумф обеспечен, - обещал Баблоев.
Он теперь разговаривал в особой манере:
- Композиция ваша в общем правильна, но в ракурсах допущена неточность…
Уборщице, разносящей чай, заявил:
- Такая светлая цветовая гамма чая для меня абсолютно неприемлема, - и гордо поглядел вокруг.
Грант был здоров, и ожидание, которое раньше вносило интерес и остроту в жизнь Рузанны, становилось теперь утомительным и ненужным. Внутренне ожесточаясь, Рузанна думала: "Значит, нет у него потребности видеть меня!" Она перестала ждать телефонных звонков, брала трубку спокойно, твердо зная - Грант не позвонит.
Он и не позвонил. И Арамаис Зейтунян был послом не от него. Дверь в кабинет приотворилась бесшумно - ровно настолько, чтобы тоненький, как ящерица, Армося просунулся в щель.
- Новые новости, - сказала Зоя. - Кого это вам надо?
Он не удостоил Зою ответом.
- Это ко мне, - объяснила Рузанна.
И впервые в этот день увидела, как широкой плотной полосой падает в окна солнечный свет и как по-весеннему блестят голубые оконные стекла.
Мальчик молча подошел к столу, расстегнул пальто, потом клапан нагрудного кармана и положил перед Рузанной сложенную, как аптекарский порошок, записку.
Аккуратные строки готических армянских букв извещали, что Аник просит Рузанну "посетить ее дом" сегодня, после рабочего дня.
Сдержанно-чопорный тон записки заставил Рузанну улыбнуться. При этом она тотчас взглянула на мальчика. Армося рассматривал комнату с напряженным интересом открывателя неизведанных стран. Он даже вздрогнул, когда звонок возвестил перерыв.
- Пойдем со мной… - Рузанна хотела сказать "позавтракаем", но вовремя вспомнила семейные традиции Аник. - Я тебе покажу аквариум.
Внизу, у входа в буфет, где густо пахло едой, мальчик приостановился.
- Это ресторан?
- Не совсем, - ответила Рузанна, - это место, где завтракают. А почему ты испугался?
Он передернул плечами. Подумаешь, испугался! Просто один раз, когда дома не было обеда, Тико хотел повести их в ресторан, а мама не позволила.
Рузанна чуть было не опросила: "А часто у вас случалось, что не бывало обеда?" Но поняла, что мальчик отвечать не станет. Некоторое время он был поглощен аквариумом и подошел к столику возбужденный и более разговорчивый.
- У одного мальчика есть павлиний вуалехвост. И красные телескопы, знаете…
- Ешь сосиски… Тико дома был, когда мама дала тебе записку?
- Нет. А в этом аквариуме живые ракушки водятся?
- Не знаю. А вчера вечером Тико был дома?
- Нет. А у этого мальчика есть еще маленькие рыбки. Они выпускают изо рта пену и устраивают себе гнездо.
- Значит, Тико не ночевал дома?
Он помотал головой.
- У нас тоже скоро будет аквариум… - Арамаис привстал и потянулся через столик к Рузанне. - Наш отец приезжает, - сказал он шепотом.
- Когда?
- Совсем скоро. Может быть, завтра. Его уже… - Мальчик замялся. - Он уже в поезде…
- Ты помнишь отца?
Армося кивнул.
- Ашотка не - помнит. А говорит, что помнит. Врет! - Он улыбнулся. Улыбка была счастливая и смущенная.
- Где же пропадает Тико? - немного погодя все же спросила Рузанна.
Армося с видимым удовольствием ел сосиски, запивая их лимонадом. Он ответил небрежно:
- В мастерской. Новую картину пишет. Маленькую.
- Скажи маме, что я приду обязательно…
Рузанна ощущала легкость во всем теле и прилив жизненных сил. Она переделала за день множество дел, которые могли бы и подождать, ответила на все письма - это было всегда самой нелюбимой частью ее работы.
В киоске она купила первые весенние цветы. Маленькие лилово-голубые пучки гиацинтов пахли остро и крепко. С цветами в руках Рузанна поднялась по лестнице. Аник тоже только что пришла с работы и была еще в синем бязевом халате с приставшими к нему ниточками.
Выражение недоверчивой настороженности не сошло с ее лица, но Рузанна обняла сестру Гранта, и, прижавшись щекой к щеке, они долго молча стояли в передней. Рузанна слышала, как глухо стучит сердце Аник, и ощущала теплоту ее слез на своем лице.
Ашотик сперва стоял неподвижно, потом обошел вокруг обнявшихся женщин и подергал мать за юбку.
Аник спросила:
- Тико сказал?
- Нет. Я его сегодня не видела - Армося.
Вошли в комнату, Аник сжимала в руках шапочку Ашотика, расправляла ее и снова мяла.
- Много надо сделать - ни за что не могу взяться. Ночи не сплю. Не хотела пускать детей в школу. Боюсь, вдруг в последнюю минуту что-нибудь случится… Тико даже рассердился…
Негромкий ее голос звучал сейчас полно и певуче.
- Четыре года ждала, а четыре дня - не могу. Потому что думаю: как приедет, когда приедет?.. Об этом четыре года не давала себе думать. Мысли на другое поворачивала: из чего старшему пальто сшить, как среднему брюки купить, чтоб никто не сказал - у детей нет отца…
Она все время теребила детскую шапочку.
- Аник, ведь это уже позади. Люди говорят, что Симон замечательный шофер. Вот вернется, начнет работать…
Женщина протянула вперед руки, будто приказывая Рузанне замолчать.
- Нет! Симон за руль не сядет! Землю пойдет рыть, груз таскать - машину не возьмет! Думаешь, я этого ребенка забыла? Мои дети - сытые, голодные - рядом со мной. Живые. Симон машину не возьмет, - убежденно повторила она. - И не в том дело, что деньги принесет. У детей должен быть отец. Сейчас я говорю одно, Тико - другое. Я говорю: "Не дерись, где драку видишь - отойди". А Тико учит: "Дерись, никому не спускай". Я приказываю: "Все уроки подряд учи". Тико говорит: "Учи, которые любишь!" А уж теперь как отец скажет.
Рузанна засмеялась.
- А Тико сам-то чей? Кто его воспитал?
Аник пристально посмотрела на Рузанну. Ей стало не по себе от этого взгляда.
- Я не воспитывала, - не отводя глаз, ответила Аник, - очень молодая была. Только старалась как-нибудь накормить, одеть. Я его любила больше, чем себя, а воспитать не сумела.
- Что вы, Аник! Он замечательный человек. Талантливый, щедрый…
- Это ты мне говоришь? - Аник гордо усмехнулась, и снова ее черные глаза встретились с глазами гостьи.
Рузанне захотелось уйти, но небольшая сухая рука хозяйки удержала, не дала ей подняться.