Скорцени приблизил ко мне свое огромное лицо, словно бы собираясь сказать самое главное.
- Май френд, - тихо, с чувством произнес он, - я никому не мешаю восхищаться гением Сталина, отчего же вы лишаете права нас, немцев, преклоняться перед фюрером? Это теперь не опасно. Со смертью Гитлера история национал-социализма кончилась, навсегда кончилась...
Скорцени отхлебнул джина. Он много пил. Глаза его постепенно становились прозрачными, водянистыми.
- Что вам известно о роли Бормана, которую он сыграл в подготовке полета Гесса? - спросил я.
-Он не играл никакой роли.
-Вы убеждены в этом?
-Абсолютно.
Борман сыграл главную роль в полете Гесса. Он подбросил идею. Он первым сказал фюреру, что никто, кроме Гесса, родившегося в Александрии и говорившего по-английски так же, как на родном языке, не сможет повернуть англичан к сепаратному миру. Борман посетил основоположника мистического общества Туле профессора Хаусхофера, и тот составил звездный гороскоп, который "со всей очевидностью подтверждал необходимость полета наци № 2 в Англию". Гитлер верил Хаусхоферу - большинство идей профессора геополитики вошло в "Майн кампф". Учитель Гесса, профессор Карл Хаусхофер понял силу Бормана, его незримую, аппаратную силу, лишенную "фантазии" Гесса, полубезумца, страдавшего сексуальными кризами, и - вовремя переориентировался на Бормана.
- Хаусхофер вошел в астральную связь с герцогом Хамильтоном, - сказал Борман фюреру. - Тот ждет прилета Гесса, они подпишут мир для рейха. Последние дни Хаусхофера посещают осязаемые видения нашего триумфа, мой фюрер. Он не ошибается.
(Хаусхофер ошибался. Он дорого заплатил за свои ошибки. В августе 1944 года после неудачного покушения на Гитлера был казнен самый его любимый человек на земле - сын, Альберт. В его окровавленном пиджаке, после того как офицеры СС выстрелили ему в затылок, а затем - контрольно - в сердце, были найдены стихи-проклятие:
Отец, верь, с тобою говорила судьба!
Все зависело от того, чтобы вовремя Упрятать демонов в темницу...
Но ты сломал печать, отец,
Ты не побоялся дыхания дьявола,
Ты, отец, выпустил демона в наш мир.
После войны Карл Хаусхофер убил свою жену и себя - ему больше не для чего было жить. Но это случилось не сразу после нашей победы. Целый год он ждал, веруя в чудо - он все еще верил, что Гитлер возродится из пепла. Воистину - слепая убежденность страшнее цинизма.)
Гесс выполнил волю Гитлера, сформулированную Борманом. Гесс (а может, уже и не Гесс, а ПОДМЕНА) был удивлен, когда в Англии его отвезли в тюрьму - он искренне верил, что его ждет герцог Хамильтон в своем замке. Через двадцать часов после вылета заместителя фюрера, когда стало ясно, что его миссия провалилась, адъютант Гесса, капитан Карл Хайнц Пинч был приглашен из Пуллаха, под Мюнхеном, в ставку фюрера - на завтрак. Гитлер был ласков, угощал гостя изысканными деликатесами, сам же ел морковь и сушеный хлеб. Обласкав Пинча, поскорбев о судьбе своего друга и его, Пинча, повелителя, Гитлер посмотрел на Бормана, сидевшего от него по левую руку. Тот обернулся: в дверях стоял его младший брат, Альберт Борман.
-Вы арестованы, Пинч, - сказал Борман. - Следуйте за мною.
Через час семья Гесса была выселена из квартиры на Вильгельм-штрассе, 64. Дом, принадлежавший Гессу на Хартхаузершрассе, тоже был конфискован. (Однако Борман тайно посещал сына Гесса - Вольфа. Мальчик был до невероятного похож на заместителя своего отца.) В тот же день Борман поручил арестовать все бумаги Гесса. Эту работу выполнил тихий и незаметный шеф гестапо Мюллер.
С 1931 года он ни разу не был на докладе у Бормана - он лишь выполнял его приказы, мучительно ожидая одного: кто выполнит приказ Бормана об его, Мюллера, аресте: в рейхе не позволяли долго жить тем, кто много знал (законы кодлы).
После крушения Гесса вся власть перешла в руки Бормана. Он отныне контролировал все финансы партии. Он руководил всеми заграничными центрами НСДАП. Ему подчинялись все гауляйтеры - и в Германии, и в оккупированных территориях. С ним обязан был согласовывать любой внешнеполитический шаг Риббентроп. Ни одно мероприятие армии не проходило без его санкции. Когда начальник имперского управления безопасности Рейнгард Гейдрих попытался отстоять свою автономию, Борман положил на стол фюрера данные о том, что Гейдрих, самый страшный антисемит рейха, виновный в миллионах убийств женщин и детей только за то, что они были рождены евреями, является внуком концертмейстера венской оперетты Альфреда Гейдриха, заказывавшего себе мацу в дни еврейской пасхи. Судьба Гейдриха была решена. Фюрер вызвал его для объяснений. Из кабинета Гитлера шеф РСХА вышел в слезах. Он был назначен протектором Богемии, затем сработал огромный аппарат рейха - данные о Гейдрихе легли на стол английской разведки, и никто из посвященных не помешал убийству. На смену Гейдриху пришел Эрнст Кальтенбруннер, который Борману был предан больше, чем Гиммлеру. Цепь замкнулась. Борман отныне обладал реальной властью, большей, чем сам Гитлер. "Бензин ваш, идеи наши" - Борман лимитировал "выдачу бензина" на претворение в жизнь идей фюрера. Он, однако, не лимитировал выдачу денег тем эмиссарам рейха, которые, начиная с 1942 года, переместились в Латинскую Америку. Впрочем, это не входило в противоречие с идеями Гитлера: тот сказал еще в начале тридцатых годов: "Наши идиоты потеряли две германские территории - Аргентину и Чили. Задача заключается в том, чтобы вернуть эти территории рейху".
Вместе с Кальтенбруннером поднялся его ближайший друг - Отто Скорцени.
- Как вы относитесь к Канарису?
- Гнусный предатель. С ним невозможно было говорить. Он словно медуза выскальзывал из рук. За один час он мог десять раз сказать "да" и двадцать раз "нет". Он поил кофе, расточал улыбки, жал руку, провожал к двери, а когда ты выходил - невозможно было дать себе ответ: договорился с ним или нет.
- Его оппозиция режиму Гитлера была действительно серьезной?
-Во время войны солдат не имеет права на оппозицию, - отрезал Скорцени. - Любая оппозиция в дни войны - это измена, и карать ее должно как измену. Я ненавижу Канариса! Из-за таких, как он, мы проиграли войну. Нас погубили предатели.
- Что вы думаете о Кейтеле?
- О мертвых - или хорошо, или ничего. Я могу только сказать, что Кейтель старался. Он много работал. Он делал все, что было в его силах.
- Шелленберг?
- Дитя. Талантливое дитя. Ему все слишком легко давалось. Хотя я не отрицаю его дар разведчика. Но мне было неприятно, когда он все открыл англичанам после ареста. Он не проявил должной стойкости после ареста.
- Мюллер?
- Что - Мюллер?
(После каждого моего вопроса о Бормане и Мюллере он уточняюще переспрашивает.)
- Он жив?
- Не знаю. Я где-то читал, что в гробу были не его кости. Не знаю. Вам, кстати говоря, моему открытому противнику, я верю больше, чем верил Мюллеру. Он же черный СС.
- Какая разница между черными и зелеными СС?
- Принципиальная. Мы, зеленые СС, воевали на фронте. Мы не были связаны с кровью. У нас чистые руки. Мы не принимали участия в грязных делах гестапо. Мы сражались с врагом в окопах. Мы никого не арестовывали, не пытали, не расстреливали.
(Вместе с Кальтенбруннером он, а не Мюллер, проводил операцию по аресту и расстрелу генералов, участников мужественного антигитлеровского заговора 20 июля 1944 года.
...Много позже другой любимец фюрера, рейхсминистр военной экономики Альберт Шпеер, рассказывал мне, когда я приехал в гости к нему в Хайдельберг:
- Я отправился в штаб-квартиру разгромленного заговора на Бендлерштрассе. У поворота с Тиргартен меня остановил офицер СС, вышедший из кустов. Я увидел шефа РСХА Эрнста Кальтенбруннера и Отто Скорцени, окруженных офицерами СС. Они были похожи на зловещих фантомов. Я предложил им войти в штаб военных, чтобы предотвратить возможные самоубийства. "Мы не будем вмешиваться в это дело, - ответили они мне, - мы только блокировали помещение. Да и потом, видимо, все, что должно было произойти, уже произошло. Нет, СС не будет влезать в это дело". Однако это была ложь, которая недолго прожила. Через несколько часов я узнал, что СС включились в "расследование" и "допросы"...
В СССР не очень-то допрашивали арестованных офицеров и генералов - их истязали, применяя средневековые пытки.)
... В мировой литературе еще мало исследована природа СС, членом которой, и не рядовым, а руководящим, был Отто Скорцени. Штандартенфюрер Отто Скорцени. Гитлер провозгласил, что после победы "великой германской расы", после того как будут уничтожены большая часть славян, определенная часть французов, все евреи и цыгане, СС получит собственное государство, которое будет построено на развалинах Франции и романской Швейцарии. Гитлер легко прочертил на карте жирную линию: Пикардия, Шампань, Люксембург - все это тоже должно войти в состав государства СС. Жить там, как предполагал Гитлер, будут "посвященные высокого Духа".
...В монологах Скорцени очень часто звучало слово "духовность" - любимое выражение идеолога партии Альфреда Розенберга: "Духовность германской расы может спасти готический алфавит, символы наших великих предков: народная музыка, отрицающая право на существование американских джазовых какофоний, призванных убить духовность цивилизации; национальный костюм, который преградит дорогу французскому бесстыдству, национальное искусство, в котором не будет места словоблудию Толстых и Маннов, Брехтов и Шоу, национальная наука, чуждая бездуховным и беспочвенным бредням Эйнштейнов, Вейсманов и Морганов... "
- Что такое "духовность"? - спросил я Скорцени.
- Это почва и корни, традиции и память, отвращение к суетному и материальному, это полет и высшее освобождение духа...
Отто Скорцени относился именно к классу посвященных "духовно". Именно он, Скорцени, должен был отправиться в Палестину, чтобы отыскать там чашу Грааля - чашу бессмертия. Он разрабатывал операцию вместе с СС штандартенфюрером Сиверсом, директором "Общества исследования по наследству предков". Чтобы понять это "наследство", Сиверс экспериментировал на людях в концлагерях. Нюрнбергский трибунал отправил его на виселицу. Нынешние эсэсовцы чтут его "память", как "национального героя, мученика идеи".
- Сейчас пишут множество всякой ерунды о нашем движении, - продолжал между тем Скорцени, - увы, победители всегда правы. Никто не хочет увидеть то позитивное, что было в учении Гитлера.
- Расовая теория?
- Это ж тактика! Мы не верили в серьезность его угроз! Мы понимали, что это средство сплотить народ! Каждая политическая структура должна уметь чуть-чуть припугнуть.
- В Освенциме "припугивали"?
- Я там не был. Почему я должен верить пропаганде врагов?
- Я там был.
-После войны? Ничего удивительного - после войны можно написать все, что угодно, победа дает все права.
- Вы не встречались с Эйхманом?
- Он же был "черный" СС! Я прошу вас всегда проводить грань между этими понятиями, - в третий раз нажал Скорцени. - Мы были солдатами: мы смотрели в глаза смерти.
- При каких обстоятельствах вы встретились с адмиралом Хорти? - спросил я.
- Я выполнял приказ фюрера, когда Хорти решил изменить союзническому долгу. Он ставил под удар жизнь миллиона германских солдат, и Гитлер поручил мне сделать все, чтобы Венгрия оставалась союзницей Германии до конца. Я отправился в Будапешт и провел операцию.
(Очень "чистая" операция! Шелленберг "подвел" к сыну Хорти своего агента, который выдал себя за посланца от югославских партизан. Скорцени было поручено похитить "посланца" вместе с Хорти-младшим, чтобы "надавить" на отца. Скорцени выполнил эту работу: заурядная провокация, проведенная в глубоком тылу, под охраной головорезов Эйхмана.)
Он то и дело возвращается к Гитлеру. Он не скрывает своей любви к нему.
- Я помню, как осенью сорок четвертого фюрер вызвал меня в свою ставку Восточной Пруссии. Я имел счастье побывать в "ситуационном бараке", где фюрер проводил ежедневные совещания. Я испугался, увидав его: вошел сгорбленный старик с пепельным лицом. Его рука тряслась так сильно, что он вынужден был придерживать ее правой. Он слушал доклады генералов молча, то и дело прикасаясь к остро отточенным цветным карандашам, которые лежали на громадном столе рядом с его очками. Когда генерал Люфтваффе начал сбиваться, докладывая о количестве самолето-вылетов и наличии горючего, фюрер пришел в ярость; я никогда раньше не думал, что он может так страшно кричать. Переход от брани к спокойствию тоже потряс меня: фюрер вдруг начал называть номера полков и батальонов, наличие танков и боеприпасов, - меня изумила его феноменальная память. Как всегда, со мною он был любезен и добр; я до сих пор помню его красивые голубые глаза, я ощущаю на своих руках доброту его рук - это был великий человек, что бы о нем сейчас ни писали.
- Газовые камеры, убийства?
- Что касается "газовых камер", то я их не видел. Казни? Что ж, война есть война.
- Я имею в виду те казни, которые проводились в тылу.
-Фюрера обманывали.
-Кто?
- Недобросовестные люди. Он же не мог объять все проблемы! Он нес ответственность за судьбы Германии! Он был верховным главнокомандующим! У него просто-напросто не было возможности уследить за всем и за всеми! У нас же было слепое поклонение бумаге, приказу... Я помню, фюрер, отправляя меня в Будапешт, написал своей дрожащей рукою на личном бланке: "Следует оказывать содействие всем службам рейха штандартенфюреру Скорцени, выполняющему задание особой важности". Я работал в штабе, планируя "будапештскую операцию" вместе с неким подполковником, - его часть была придана мне для захвата дворца Хорти, если бы тот решил оказать сопротивление. Я проголодался и попросил подполковника отдать распоряжение денщику: принести пару сосисок. Подполковник попросил мои продовольственные карточки. Я сказал, что карточки остались в номере гостиницы, и этот болван отказал мне в двух несчастных сосисках. Тогда я достал бумагу фюрера. Подполковник даже вскочил со стула, читая предписание Гитлера. Конечно же, он был готов принести мне двадцать две сосиски. А сколько раз я слыхал, как в бункере фюрера его же генералы говорили между собой: "Этого ему сообщать нельзя - он разнервничается". И - скрывали правду!
- Вы читали "Майн кампф"?
- Конечно.
-Но ведь в этой книге Гитлер санкционировал убийства "неполноценных народов" - целых народов!
- Неужели вы не понимаете, что это была пропаганда?! На лозунгах антисемитизма легче всего сплотить малограмотный, изуверившийся, неустроенный народ! Сначала мы хотели взять власть, а потом бы оставили евреев в покое, поверьте! Гитлер же был вегетарианцем! Он не знал жизни - только работа! Я лишь раз видел, как он выпил глоток шампанского - это было в тот день, когда я освободил Муссолини! Он жил во имя германской нации!
- Значит, Гитлер был добрым, милым, умным человеком, который никому не желал зла?
- Конечно. Именно таким он был.
- А Борман?
- Что - Борман?
- Он тоже был добрым, милым человеком?
-Я его плохо знал - я же говорил вам. Мы встречались всего несколько раз.
- А вы его не встречали после войны?
- Аксман рассказывал, как погиб Борман. Зачем вождю "гитлерюгенда" лгать? Он мертв, Борман, его нет...
- А Швенд?
- Какой Швенд?
- СС штандартенфюрер. Который выпускал фальшивые фунты стерлингов.
-А, этот уголовник из Перу?
-Он самый. Вы с ним не встречались?
- Никогда.
-Доктор Менгеле?
-Кто это? Я не знаю.
-Доктор Заваде?
- Нет, я его не знал.
-Как вы относитесь к заявлению сына Эйхмана, что Борман жив?
- Фантазии мальчишки. Я же говорю - со смертью фюрера германской нации кончился национал-социализм.
- Вы были одним из руководителей "оборотней", "Вервольфа"?
-Да. Но мы не вели против вас партизанских боев.
- Чем вы это объясните?
-Тем, что мы - индустриальная страна.
- Мы тоже индустриальная страна, однако наши партизаны здорово вас били.
-У нас не было такого количества лесов, полей, деревень.
-А Польша, Югославия?
-Там - горы.
- А Франция? Маки сильно вас трепали, а ведь лесов там не больше, чем в Германии.
Скорцени хотел было что-то ответить, но миссис Скорцени мягко заметила:
-Он прав, Отто, он прав... Дело не в мере индустриализма...
- Вот видите, - сразу же согласился Скорцени, - значит, в конечном итоге моя версия правильна - с гибелью Гитлера погибла его идея. Все разговоры о том, что мы, старые борцы, ушли в подполье и что-то затеваем, - все это пропаганда: без Гитлера национал-социализм невозможен... Но - верьте: если бы не предатели, мы бы выиграли войну!
...Казалось бы, воспитанный человек, манеры безукоризненны, прекрасно говорит по-английски, испански, итальянски, знает латынь, речь его плавна, абсолютно грамотна; можно ли, однако, сказать, что он интеллигентен?
Нет. И не потому, что он нацист; недальновидно отказывать в интеллигентности человеку потому лишь, что он принадлежал к идеологии или практике цивилизованного людоедства: наш Пуришкевич был блистательным оратором, их Грегор Штрассер свято верил, что путь к гармонии в Германии идет через доктрину национального социализма.
Доказать, что человек не интеллигентен, можно лишь в том случае, если мы смогли убедиться в его неспособности к вариантности мышления, презрении к идеалам добра и терпимости, отрицании иных точек зрения только потому, что они - иные, засоренности, страхе перед дерзкой мыслью...
Стадная особь - в отличие от интеллигента - жаждет однозначности оценок и бескомпромиссности в осуждении чужих (будь то русские, немцы, американцы, евреи, буржуи, пролетарии, масоны, кулаки, врачи-убийцы, волюнтаристы, кооператоры, инакомыслящие). Главное - жестко обозначить врага, не своего, навалиться на него всем миром, смять, втоптать в землю, уничтожить, после этого наступит рай на земле; если же рай не наступил и по-прежнему масло отпускают по карточкам, значит, притаились не выявленные предатели, - ничего, и этих найдем, обозначим, заставим всех уверовать в то, что от них все беды, навалимся, сомнем, уничтожим, и уж тогда-то навсегда восторжествует национальная справедливость и духовная гармония...
Наука есть высшее проявление индивидуальности; мысль коллективной не бывает, принадлежит Его Величеству Личности.
Именно это отвратительно стадным особям, подозрительно им и глубоко чуждо: "Ишь, не хочет быть, как все, выпендривается, брезгует нами, выскочка, - укоротить!"
Итак, Третий рейх погубили "предатели"!
А почему во время Великой войны не было таких "предателей" среди американцев? Англичан?