* * *
Знакомство состоялось той же ночью в ресторане ее гостиницы.
Все сходилось одно к одному; вернувшись с капустника, она пошла к буфету, чтоб купить себе на ночь коробку "Казбека", и только что отошла от столика, как услышала, что ее зовут - оглянулась и увидела: между столиками к ней пробирается Сергей, уже пьяный и веселый, а поодаль, под мочальной пальмой, сидят Елена и Николай. Оба смотрят на нее, а Ленка смеется и что-то быстро говорит Николаю.
- Идемте-ка, - безапелляционно сказал Сергей, ловя ее за руку, - буду вас знакомить.
- Но я вышла только на минуту, - жалобно посмотрела на него Нина.
- Идемте!
Они подошли к столу.
- Ну вот, - громко сказала Ленка, вставая, - знакомьтесь, Николай Семенович, это моя подруга по ГИТИСу, наша новая актриса. Была младше меня на два курса, а сейчас на ролях первых любовниц. В будущем, безусловно, народная и кинозвезда. А это, Ниночка…
Николай встал и подал ей руку.
- А мы уж много раз виделась с Ниной Николаевной.
- Как так? - спросила Нина, глядя на него во все глаза.
- А я же ваш сосед. Я живу рядом с тем номером, в котором все время пляшут и пьют.
- О-о! Это в каком же номере так весело? - вскинула на него глаза Ленка.
- А есть один такой номер, - улыбнулся Николай и взял бутылку, - ну и так как виночерпий я, разрешите обнести всех по кругу.
- Ой, мне не надо! - испугалась Нина, ей действительно не хотелось здесь долго оставаться. - Я ведь поднялась на минуточку, а то у меня столько работы!
- Не принимать! Не принимать! - строго сказала Ленка. - Не принимать от нее никаких резонов, Николай! Лейте ей. Не бойся, дурочка, это яблочная двенадцатиградусная; ну, чокнемся - за твою роль! До дна, до дна - ну, вот и все, а ты, глупая, боялась! Так кто же у вас там поет и пляшет?
- А что там! Ну, пьяные какие-то, - недовольно ответила она. Ее, конечно, страшно раздражал тот кабак, что уже неделю бушевал, пил, пел и плакал за стеной, но стоило ли об этом разговаривать! - Конечно, товарищи позволяют себе кое-что лишнее.
- Беру половину вины на себя, - сказал Николай. - Все будет в порядке, Нина Николаевна, не журитесь! Ладно, нашли тему для разговора! За какую же роль вы сейчас пили?
- А вот, - гордо посмотрела на него Ленка, - сегодня в коридоре уже вывешен приказ. Нельский ставит "Отелло". Нина играет Дездемо́ну.
- Дезде́мону, - поправил Николай. - Дезде́мона - это дословно "Из демона", а Дездемо́на не имеет никакого смысла.
- Как это не имеет? - обиделась Ленка. - "Молилась ли ты на ночь, Дездемо́на", - попробуйте прочитать Дезде́мона.
- Ах вот кто у вас! - улыбнулся Николай. - Старичок Вейнберг. Вы с ним зря связались - он вам наделает дел. Нет, у Пастернака правильно:
Когда случалось петь Дездемоне, -
А жить так мало оставалось, -
Не о любви, своей звезде, она -
По иве, иве разрыдалась.
- Ч-черт, память! - восхитился Сергей и тут же спохватился: - Ну, товарищи, Шекспир Шекспиром, а пить надо. Николай, ухаживай за Ниной Николаевной.
Нина быстро закрыла стакан ладонью.
- Нет, вполне серьезно, я…
- А ну давайте-ка я поухаживаю за ней, - энергично сказала Ленка, потянулась через стол и налила ее стакан доверху. - Пей, несчастная! Я тебя научу пить!
Николай подумал и спросил:
- "Зачем мы к вам пришли? Мы вас научим пить". Кто и кому это говорит?
- Гамлет Горацио, в первом акте, - тоном первой ученицы ответила Нина и чокнулась с ним.
- Нет, верно? - быстро и восторженно обернулась Ленка. Николай кивнул головой. - Молодец, Ниночка, - два ноль в твою пользу. Ведь теперь он около тебя попрыгает. Знаешь, как он ко всем ревнует Шекспира?
- Стой, Леночка, - недовольно сказала она и машинально отпила из стакана. - Вы сказали: Дездемона - из демона. Слушайте, никакой демоничности в Дездемоне нет, наоборот, это очень простая и ясная душа. Я ее…
- Ну, пошло, - махнула рукой Ленка. - Нинка, замолчи сейчас же. Я уже вижу, к чему это идет.
- Николай, а ну-ка заведи что-нибудь о женщинах Шекспира - вот будет весело, - кольнул Сергей. - Нина Николаевна, вы и не знаете, какого зверя вы будите.
Николай усмехнулся:
- У Шекспира только две женщины, Сережа, - блондинка и брюнетка; вот: Нина Николаевна и Елена Александровна.
- Ин-те-ресно, - оторопела Ленка. - Что же из себя представляю я, брюнетка?
- Вы быстры на любые решения, и добрые и злые, - Николай взглянул ей в глаза, - к жизни относитесь иронически, склонны к интригам, не сдержанны в чувствах, не умеете в жизни потесниться, носите маску. Не одну, а много. В юности вы Джульетта, в зрелости Клеопатра, а под старость станете леди Макбет. Шекспир много перенес от такой женщины. Слушайте! - и он прочел:
Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной…Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей.
Мой приговор - твоих ресниц движенье…
Он слегка ударил кулаком по столу и жестко закончил:
В моем несчастье одному я рад,
Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад!
- Та-а-к! - сказала Ленка, насильственно улыбаясь. - Это я такая грешница? Правильно! Ну, а Нина кто?
Тогда Николай сказал:
- Она наивна в любви и дружбе, всегда готова из-за них на любые жертвы, на жизнь смотрит героически. Любит один раз и навсегда. Погибнет ее любовь - погибнет и она. Любовь у нее всегда подвиг.
Николай говорил это, уже смотря в лицо Нины. За столиком наступила тишина. Сергей нахмурился и стал мять конец папиросы.
- Ну, Николай… - сказал он, косясь на пылающее лицо Нины.
- Это все про Нинку? - иронически спросила Ленка. - Это она героический характер?!
- Зачем же она? - спокойно ответил Николай. - Про присутствующих не говорят. Нет, это Дездемона, Офелия, Корделия - та белая женщина Шекспира, которую только собирается играть Нина Николаевна.
Подошел официант, наклонился к Николаю и что-то шепнул на ухо.
- Ага! - Николай быстро встал. - Ну, извините, товарищи, я пошел. У меня деловое свидание.
- Нет, нет, - крикнула Ленка, - ведите, ведите сюда вашу даму. Это Нюра! Ведите ее сюда!
- Это не Нюра, - сухо ответил Николай, - ее зовут Таиса Григорьевна. Мы ждем вызова из редакции и поэтому…
- A-a! - что-то понял Сергей. - Так это та, что… Ну, Коля, тогда и пойдете, когда позвонят, а сейчас верно, веди ее сюда, я, кстати, познакомлюсь.
- Ведите, ведите, - закричала Ленка, - что вы ее прячете! - и приказала официанту: - Прибор и бутылку карданахи.
Таиса Григорьевна оказалась красивой полной блондинкой лет 23. У нее были чудесные голубые медленные глаза, круглые зубы один к одному, такие, что только бы улыбаться, и такой румянец играл на ее лице, покрытом нежнейшим, как на персике, пушком, что Ленка сразу же заерзала на стуле, а взгляд ее стал беспокойным и ласковым. Она всегда заигрывала с той, которой потом собиралась вцепиться в горло.
- Так вот, прошу любить и жаловать, - представил Николай свою знакомую, - моя прошлогодняя спутница по горам и долам, когда я был… - и он назвал имя одного среднеазиатского курорта.
- Так будем же знакомы, - ласково сказала Ленка и протянула ей стакан. - Вам нагонять. Мы уже на третьем.
- Но мне завтра рано вставать, - извиняясь, улыбнулась Таиса - она была и вся мягкая, теплая, улыбающаяся, ласковая, как кошка, - у нас со станции…
- Ах, вы со станции! - облегченно воскликнула Ленка, глядя на Таису глазами кобры.
Сергея передернуло.
- Таиса Григорьевна - главный художник керамической станции, - сухо сказал он. - Сейчас они выпускают юбилейную серию к двадцатилетию Республики. Наша газета дает об этом полосу.
- А составляю ее я! - досказал Николай и протянул через стол стакан Таисы. - Леночка, налейте-ка! Немного все-таки выпьем, - объяснил он Таисе, - а то будем чувствовать себя за столом неудобно.
- Но вы же знаете, Николай Семенович, как я пью, - сказала Таиса, неотрывно смотря на него.
Николай вдруг чему-то громко засмеялся.
- Товарищи, а если бы вы знали, на каком курорте мы встретились с Таисой, - горы, леса, оркестр, одних фонтанов штук шестнадцать, а вечером танцы, танцы, - он сделал кудрявое округлое движение руками. - Таиса учила меня, да неудачно.
- Да нет, - запротестовала Таиса, - вы сделали…
- Ша, Таиса! Ничего я не сделал - оказался полнейшей бездарностью. А с утра до ночи - парочки, парочки, парочки. На скамейках парочки, в кустах парочки, под кустом, на горе, под горой, в гамаках, еще черт знает где - все парочки. Отбой в двенадцать, в кроватях половины нет - сестры бегают, ловят: "Отдыхающие, отдыхающие…" Ищи ветра в поле! Однажды был со мной такой случай… - Он что-то осекся и нерешительно поглядел на Таису.
- Ну, ну! - крикнула Ленка, перехватив на лету его взгляд. - Рассказывайте, рассказывайте!
Николай открыл было рот, но посмотрел на Нину и осекся.
Нина не пила, она сидела и смотрела на Николая и Таису. Таиса была на редкость здоровой девушкой. Это о таких говорят - широкая кость, пышет здоровьем, румянец во всю щеку, кровь с молоком. Она смеялась, и у нее на щеках появлялись ямочки. Пока Николай говорил, она преданно и молчаливо улыбалась; он брал ее руку и целовал на сгибе - она смотрела на него голубыми-голубыми глазами и, видимо, не соображала, что о ней могут подумать и сказать другие, совсем незнакомые и недоброжелательно настроенные женщины. Пусть она влюблена и поэтому не соображает, как это все неприлично, но он-то что думает!
- А ну-ка расскажи про медведя, - вдруг засмеялся Сергей. - Это ведь там было? Расскажи, расскажи - пусть посмеются.
И как он только сказал это, Таиса фыркнула и со счастливым ожиданием уставилась на Николая, а он посмотрел на нее и добродушно начал:
- А с медведем было вот как: подходит однажды утром ко мне Таиса, глаза вот такие и… - и вдруг осекся.
Мимо их столика прошли трое - двое мужчин и одна девушка, или женщина, худая, стройная, с осиной талией и высоко поднятыми крутыми плечами.
Оба мужчины шли нетрезвыми ногами, и один хватал другого за руки и говорил: "Ты не веришь? Нет? Ты не веришь?" - а другой грубо отмахивался и обрезал его: "Ну что за охота врать! Все же знают! Вот Лидочка…" Но Лидочка шла вперед гордая, спокойная и ничего не отвечала. Они прошли к самому оркестру и сели за приготовленный им столик.
- Видели? - спросил Николай. - Хороши?
- Кто такие? - удивилась Нина.
- Да те бухгалтера, что приехали с отчетом. - Она не поняла. - Ну, наши с вами соседи, а вот эту штучку вижу впервые! - Он что-то подумал и махнул рукой. - Ладно! Посмотрим еще сегодня!
- Ну, ну, - потянулась к нему Ленка. - Э-э, да плюньте вы на этих пьяных - приходит к Вам Таиса Григорьевна - глаза у нее такие и…
- И спрашивает: "Слышали, у нас появился…"
В это время опять подошел официант и сказал:
- Вас к телефону.
Николай быстро встал.
- Пошли! Таиса, рисунки у вас с собой? И та ваза тоже?
- Нет, вазу я не взяла, ведь у нас…
- Ай, зря, - покачал головой Николай. - Я же вам обещал, что будет. Сегодня же пойду и достану… пошли.
* * *
Да, именно, все сходилось одно к одному в этот памятный для нее вечер. После того как Николай и Таиса ушли (только-только они отошли от столика, Таиса взяла Николая за руку и что-то быстро заговорила, наклоняясь к нему и блестя глазами), Ленка затуманилась и сказала:
- Бедная толстая девочка.
- Почему же обязательно бедная? - нахмурился Сергей.
Ленка поглядела на него печальными блудливыми глазами и кротко сказала:
- Знаете, Сережа, давайте уже не будем. Ниночка, милая, передай мне виноград.
Так посидели еще с час, посмотрели на то, что проделывает за соседним столиком пьяная компания бухгалтеров; один, высокий, черный, с длинным лицом, похожий на перса, пытался завертеть на пальце тарелку, а другой, толстый и большеголовый, вырывал ее и укоризненно говорил: "Ну, дай-ка, ну дай-ка сюда, я тебе говорю, ты ведь пьяный, ты только разобьешь! Смотри, как нужно!" Но у него тоже ничего не получалось, и в конце концов тарелку они все-таки раскололи. А стервочка с осиной талией смотрела на них и остерегала стеклянным голосом: "Товарищи! Товарищи!"
Потом заиграл вальс, и Сергей увел Ленку, а к Нине подлетел какой-то щупленький человек с бакенбардами и церемонно пригласил ее на тур вальса, она пошла; не в ее правилах было отказываться от компании, если она находилась в ней. Раз ты ночью сидишь в ресторане, пьешь водку и заиграла музыка, будь любезна - танцуй. Танцевал щупленький очень чинно, серьезно, сосредоточенно - солидно вел даму, солидно проводил на место, солидно откланялся и, строго улыбаясь, спросил:
- Извините, вы с Семеновым давно знакомы?
- Нет, не очень, - ответила Нина и поглядела на него.
Щупленький подумал.
- Ба-aльшой па-ашляк! - с достоинством выговорил он и отошел.
В два часа ночи они встали из-за стола, и Ленка вдруг сказала Сергею:
- Ну, до свиданья, Сережа. Я зайду еще на полчаса к Нине, а завтра вы мне позвоните, - а когда он печально отошел, спросила: - У тебя есть машинка для поднимания петель? У меня на левом чулке полный беспорядок.
- Идем, - сказала Нина. - Слушай, зачем ты мучаешь парня? Он такой замечательный.
- А-а! Все они хорошие - один другого лучше, - досадливо ответила Ленка и спросила: - Ну, понравился Семенов?
Нина пожала плечами.
- То, что он говорил о женщинах Шекспира - вот об этих двух типах, - во всяком случае, интересно.
- Да о каком Шекспире? Дурочка, это он о вас с Таисой говорил: "Готова на любые жертвы". Вот та дура опустила уши и ходит за ним, как собачонка. А теперь он за тебя возьмется, и, ох, чувствую, висеть твоему скальпу на его поясе! Чувствую!
Они уже сидели в номере, и Ленка колдовала над чулком.
- Это что еще за скальп? - недовольно спросила Нина, глядя на ловкие Ленкины пальцы.
Ленка сняла чулок, посмотрела, снова натянула его на руку и засмеялась.
- Ниночка, милая, а что ты нахохлилась? Зачем он тебе такой? Перелетная птаха - всем поет, никого не любит - ох и натянет ему жизнь за это нос! Ох и натянет! Нет, ты выйдешь за народного, за изобретателя или за командующего округом. Знаешь, какое авто у тебя будет?
Нина сидела, сцепив руки, и слушала ее.
- Тебе надо свой дом, семью, - журчала Ленка, - а он… черт его разберет - со всеми знаком, со всеми якшается! Ты на друзей его погляди - никакого принципа подбора: студенты, мальчишки, девчонки, старые охотники, какие-то молодые дарования читают ему стихи, сам он, как старая дева, сидит с канарейками да котами - нет, нам такого не надо.
- А кому же это нам, Леночка? - спросила ласково Нина. - Тебе? Ты ведь, кажется, с ним… - и не окончила.
- Что? Что? - сразу ощерилась Ленка. - Что я с ним?
- Да я по твоим же словам… - примирительно начала Нина.
- А знаешь, что я тебе скажу? Ты не ревнуй! Это будет лучше всего, - сухо отрезала Ленка и сняла с вешалки свое пальто. - Идем, проводишь - не ревнуй! Все равно у тебя с ним ничего не получится! Видел он таких, поняла?
* * *
В этот день она легла спать очень поздно, а проснулась на рассвете внезапно, как от толчка. Вскочила, села и начала прислушиваться.
На дворе за лиловыми стеклами что-то происходило. Плакала и кричала женщина, а в промежутках исступленно говорила: "А я тебе го-во-рю пу-сти! Пу-сти же меня, сволочь!" Нина подошла к окну, и сейчас же во дворе зазвенело стекло, и что-то тяжелое стукнулось о пол, послышался рев и шум падающего тела.
"Боже мой, - подумала она, - это же та тоненькая, и они ее убивают!"
Она накинула халат с цаплями и выскочила в коридор. Возле той самой двери стояло несколько человек, стояла высокая, очень красивая казашка, похожая на южную китаянку или индуску, иссиня-черная, как воронье крыло, в черном шелковом платье и золотых серьгах полумесяцем - очень известная балерина. Она держалась спокойно, прямо, как на параде, попросту смотрела, слушала и ждала. Затем стояла растрепанная, заспанная женщина в буром ватном капотике. При каждом выкрике она качала головой и говорила: "И каждую ночь, и каждую ночь они так - и никакого покоя". Затем старичок-лесовичок; паренек лет восемнадцати; еще кое-кто из жильцов. Все стояли и слушали.
Вдруг женщина там начала плакать:
- Вac… всех… не… на… (всхлип!) ненави-жуу! А-а! А-а!
- Да что же это? - возмутилась Нина. - Ну-ка, пустите, - и стала протискиваться вперед.
В это время дверь, визжа, распахнулась до отказа, и, сшибая стоящих, пулей пролетела растрепанная и растерзанная женщина. Она была вся в крови, кровь стекала с ее ладони, занесенной вверх, кровь блестела на кофточке, пятнала лицо. Это чучело выскочило в коридор, и опомниться никто не успел, как его уже не было. Но вслед за ней на пороге показался Николай. В правой руке дулом книзу он держал браунинг. Все расступились, только одна красивая казашка подошла и отобрала револьвер.
- Спокойно, спокойно! - сказала она ему, как говорят горячащемуся коню, и похлопала по плечу.
Тогда все заглянули в открытую дверь. Комната была разгромлена. Выбитые окна распахнуты на двор. Пол зеленел осколками стекла, оконного и посудного, стол лежал на боку, а возле валялась скомканная простыня, тоже вся в кровавых пятнах. На кровати сидел и охал бухгалтер. Его слюнявая морда тоже была в крови.
Все это было неправдоподобно, как кадр из кино. Николай стоял в раме двери зелено-бледный, прямой, и кулаки у него были тоже в пятнах. Он тяжело дышал, и глаза его блестели, как у взбешенного кота. Нину, как, впрочем, и всех окружающих, он даже и не видел, а она подошла сбоку, остро поглядела ему в лицо, пожала плечами и пошла в свою комнату.