2
Викентий Соколов торжествовал. Подмигивая из-за стекол очков, он с нескрываемым удовольствием произнес:
- Читай! Как раз то, что нам нужно. А ты в него не верил, - секретарь редакции положил передо мной статью Олега Криницкого "Нет!". Я скептически отнесся к заголовку, не желая сразу высказать своего отношения к материалу, сказал:
- Оставь, прочту.
- Это надо ставить в номер.
- Хорошо.
Соколов и Платов настояли, чтобы вместо струсившего Рындина поехал в лес Олег Криницкий. Откровенно говоря, я не верил, что такое боевое задание, требующее не только журналистских навыков, но и организаторских способностей, окажется ему по плечу. Свои сомнения я высказал товарищам, но с их предложением согласился, забыв, что эту кандидатуру, но с других позиций, рекомендовал и Рындин. В конце концов выбор у меня был невелик.
- Я оставлю место на первой полосе, - все еще топтался возле стола Викентий. Ему явно хотелось увидеть, какое впечатление на меня произведет статья.
- Вместо передовой?
Не улавливая иронии в моем ответе, секретарь попросил:
- Ты все же прочти.
Я стал читать. Статья была невелика - всего три странички. Криницкий писал страстно, с публицистическим накалом. Он упоминал об анонимных письмах с угрозами, которые получали лесорубы. О том, с каким пренебрежением отнеслись рабочие к запугиванию бандитов. Лесорубы в эти дни работают с особенным жаром. Они знают, что лес сегодня нужен для того, чтобы восстановить разрушенные города и села, чтобы люди могли из землянок перейти в дома, жить, как полагается людям. В конце статьи Криницкий сообщал, что лесорубы создали отряды самообороны и худо придется тем бандитам, которые рискнут сунуться в лес. В скобках, к сведению редакции, Олег писал, что у лесорубов нет ни винтовок, ни автоматов. Надо бы поговорить с органами, чтобы им выдали для самообороны немного оружия.
- Не ожидал, - признался я Соколову. - Посылай в набор. - И неожиданно для себя сказал: - Черт с тобой, согласен - ставь на первой полосе, внизу где-нибудь.
- Может рискнем вместо передовой, а, Павел?
- За подписью нельзя. А без подписи…
- Нет, ее без подписи ставить негоже. Тут уж почерк автора виден.
- Только не увлекайся и не захваливай Криницкого. Может, это случайный успех.
В кабинет без стука вошел муж Ольги Разиной:
- Не выгоните? Заглянул на огонек.
Я пригласил гостя сесть и прокурорским глазом пройтись по статье Криницкого. Разин быстро пробежал страницы, потом снова, уже внимательно, прочитал статью от строчки до строчки.
- Каким видом связи доставлено письмо? - спросил он профессиональным тоном.
- С нарочным, - ответил вместо меня Соколов.
- Это уже лучше. Но такие сведения надо посылать фельдсвязью.
- Чего же тут секретного? Мы в номер даем, - сказал я.
- Кое-что можно опубликовать. О трудовых обязательствах, патриотическом подъеме лесорубов.
- Об угрозах националистов мы тоже оставим, - упрямо сказал я. - На пленуме об этом говорили.
- Зачем такой воинственный тон, Павел Петрович? Вы просили моего совета - я его даю. Выступите преждевременно и спугнете пташек. Мне кажется, что предложение об отряде самообороны весьма рискованное. Кто же лесникам оружие доверит? Дураков нашли. Дашь винтовку, а они уйдут в банду.
- Если бы мы не доверяли народу оружие, то разве выиграли бы войну?
- Сравнили. То армия. Там военная дисциплина. Командиры, комиссары, каждый человек на виду. Особисты не дремлют. И то бывали случаи…
Я заметил, что Соколов за все время, пока говорил Разин, даже не глядел на него. Потом молча поднялся и уже возле дверей сказал:
- Надо макет составлять, простите.
- Статью, как и договорились, ставим на первой полосе, - подтвердил я.
После ухода Соколова наступила одна из тех неприятных пауз, когда оба собеседника ждут, кто первым начнет разговор. Я знал, что Разин заглянул в редакцию неспроста. И уж, конечно, не символический огонек тому причиной. Разин не заставил долго ждать:
- Нельзя быть таким горячим, дорогой мой редактор… Послушайтесь житейского совета "семь раз отмерь, один отрежь"… Такие вопросы надо решать не спеша, чтобы враг не использовал нашей опрометчивости.
- Спасибо. Но вы-то не за этим пришли в редакцию, наверное, есть ко мне дело. Я слушаю.
- Дела особенного нет. Просто выпала свободная минутка… Мне хочется с вами ближе познакомиться. Я уже, кажется, говорил, что жена о вас очень высокого мнения. Если бы я хуже знал ее и вас, то мог бы приревновать, а так верю. Потому и хочу, чтобы вы как-нибудь зашли к нам с Тамарой Васильевной. В городе без друзей трудно.
- Это верно.
- Вот и хорошо. А то знаете, честно говоря, не нравится мне, что очень уж много идет разговоров о ваших отношениях с моей женой.
- Ах, вот в чем дело, - я почувствовал, что краска заливает щеки. - Но это же гнусно!
- Опять горячитесь, Павел Петрович. Кипятиться мне нужно, а я вас в гости приглашаю.
- Спасибо. Но сами-то вы, надеюсь, понимаете, что подобные сплетни могут распространять только подлые люди.
- Конечно, - согласился Разин. - Кстати, зачем вам понадобилось увольнять Рындина?
- Он патентованный трус.
- И все-таки не стоило этого делать. Он, видите, написал в коллегию, что вы мстите за критику, что он будто бы сигнализировал о вашей моральной нечистоплотности. Упоминает в связи с этим имя моей жены. Неприятно.
Я долго не мог успокоиться. Зачем приходил Разин? Ходатаем о Рындине или тактично напомнил о том, чтобы я не заглядывался на его жену. О втором нет нужды предупреждать. Что же касается Рындина, то пока я руковожу редакцией, он у нас работать не будет.
Вошла секретарша и положила на стол мокрые полосы.
Выстрел в лесу
1
В редакцию заехал Александр Чувалов. Он долго тряс мне руку:
- Почему редактор о нас забыл?
Не ожидая ответа, похвастал, что создали первую фронтовую бригаду - дескать, мои советы помогли. Но крестному (выходит, что я - крестный отец бригады) на первых шагах стоило бы уделить ей больше внимания. Разговор шел при Урюпине. Потом, когда Виктор Антонович вышел из кабинета, Чувалов, подмигнув, сказал:
- Только что оттуда и прямо к тебе. Все-таки как-никак соучастники.
Еще на пленуме Александр Сергеевич постепенно пришел к мысли, что в инциденте с Саратовским мы оба повинны. Если бы тогда он не был занят мной, то, может быть, более внимательно выслушал незнакомого человека. Я не стал возражать.
- Цирк, доложу тебе (кстати, на ты мы с ним тоже перешли во время пленума). Вчера мне звонят, предупреждают, - рассказывает Чувалов, - к 9 часам вызывает второй секретарь обкома. Я сразу, конечно, сообразил, зачем ему понадобился. Снимай штаны - пороть будет, а плакать не моги, виноват - не виноват.
Прихожу в обком, сам понимаешь, пораньше. Захожу в приемную - там небольшая, но дружная компания. Заведующий горжилотделом - раз, заведующий облздравотделом - два, председатель Принеманского горисполкома - три, облсобес - четыре. Стоят у окна, мирно беседуют. Я секретарше, значит, говорю, что к девяти часам меня Андрей Михайлович вызывал. Она отвечает: "Знаю. Ждите. Товарищи тоже ждут". От сердца немного отлегло. Значит, думаю, не по тому поводу, как видно, совещание должно быть какое-то. Ровно в девять Саратовский прошел к себе в кабинет. Не останавливаясь, головой нам кивнул, секретаршу попросил газеты принести. Ждем - вызовет сейчас. Ничего подобного. Полчаса проходит - тишина в приемной. Так телефон изредка звонит. Секретарша соединит с Саратовским, и опять тишина.
Председатель горисполкома сел на подоконник, закурил. Секретарша вежливо сделала замечание: "Простите, товарищи, у нас не курят, и на подоконнике сидеть неприлично".
Председатель возмутился:
- Как это неприлично? Стула же у вас в приемной ни одного нет. Сорок минут ждем, присесть негде.
- Были и стулья, и кресла, - объяснила секретарша, - вчера вечером Андрей Михайлович попросил вынести их из приемной. Вот только для меня стул оставил.
Ноги изрядно устали. Что, думаю, за чудачество такое. Обращаюсь к секретарше:
- Я на минуточку в коридор пойду, покурю. Как вызовет, вы мне крикните. Я на диване буду.
- Нет, не обещаю, - отвечает секретарша. - Не могу я от телефона отходить. Да и Андрей Михайлович бывает недоволен, если к нему по вызову опаздывают.
Делать нечего, маемся. Сам понимаешь, на новые неприятности мне не хочется нарываться.
Около часа продержал он нас в приемной. Разные люди за это время к нему заходили, а мы все ждем. Наконец, звонок. Секретарша зашла в кабинет, вышла - нас пригласила. Предстали, значит, мы пред ясные очи секретаря. Вернее сказать, очей как раз мы и не увидели. Зашли, а Саратовский сидит за столом, наклонив голову, газеты читает. Мы возле стола топчемся, ждем, когда на нас внимание обратит. Наконец, председатель горисполкома не выдержал, напомнил о себе:
- Андрей Михайлович, вы нас приглашали?
- Приглашал, - отвечает он, не поднимая головы. - Подождите минуточку, фельетон интересный в сегодняшней газете, сейчас дочитаю.
Дочитал он, улыбнулся - фельетон, видимо, понравился.
Отложил газету, посмотрел наконец на нас.
- Да, так вот, я вызвал… Одну минуточку, - покрутил Саратовский ручку телефонного аппарата, попросил соединить с каким-то номером. Мы стоим, ждем, слушаем, как он по телефону фельетон расхваливает, советует обязательно прочитать, потом о погоде немного поговорил. Повесил трубку, по столу глазами пробежал, явно ищет, чем бы еще заняться. Слава богу, никакого занятия больше не нашел. От огорчения даже вздохнул. Поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, остановился против нас.
- Ну, как понравилось у нас? - спрашивает у председателя горисполкома.
- Что именно? - переспрашивает председатель.
- Ждать. В приемной ждать. Я к вам на прием записался, товарищ председатель, - третий раз прихожу. По часу в очереди выстаиваю, а вы все заняты. А между прочим, на дверях табличка - золотом начертано: прием от и до. В приемные часы прихожу. Очередь стоит, а вас нет. Заметьте, что я вас вызвал не в приемные ваши часы. Так что на меня не ссылайтесь, что люди вас ждут.
- П-прос-ти-те, - стал заикаться председатель, - зачем же вам было в очередь? Заходили бы вы прямо, по телефону бы звякнули…
- Ни черта вы не поняли! - разозлился Саратовский. - Мог! Конечно, мог. А те, кто в очереди стоят, могли запросто?.. - Потом посмотрел на меня. - Директора завода попросил уделить мне минутку внимания, а он в отдел кадров послал. Даже из простого любопытства не спросил, с кем разговаривает, по какому делу пришел посетитель. Пришел я в отдел кадров. Там рабочие в грязном, заплеванном коридоре часами ждут, когда их соизволят принять. А вы, работники социального обеспечения, медицины, как у вас принимают посетителей? Стоят в очереди люди на костылях - инвалиды войны, старики, больные. Стоят! Стульев нет, даже скамейки простой, чтобы присесть. Один фронтовик попросил разрешения по телефону в поликлинику позвонить - отказали, еще посоветовали пользоваться телефоном-автоматом. Мне стыдно за вас, коммунисты. Что о вас люди думают? Ступайте! На бюро пока обсуждать не станем. Может, так поймете. Расскажите своим подчиненным, как вас в обкоме принимали.
Мы вышли от секретаря, друг другу в глаза смотреть стесняемся.
- Вот это профилактика, - вздохнул облздрав.
Чувалов оказался недурным рассказчиком. Он менял интонации, показывал в лицах и своих друзей по несчастью, и секретаршу, и Саратовского. Я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
- Ты не обижайся. Я у него тоже неплохой урок получил, - и я рассказал Чувалову, как Саратовский после речи на пленуме знакомил меня с личным делом первого заместителя председателя облисполкома.
- Оригинально начинает, ничего не скажешь, - резюмировал Чувалов. - Ну, поехали на завод. Поможешь бюрократизм ломать.
- К концу смены, - пообещал я. - Не прощаюсь…
2
У дверей цеха - огромный щит. На нем яркими красками написано:
Приказом директора
завода и постановлением
профсоюзного комитета,
по ходатайству передовых
рабочих, в сборочном цехе
создана
ФРОНТОВАЯ БРИГАДА
Фронтовики обещают
ежедневно выполнять не меньше
двух норм, не покидать своего
рабочего места, пока не
выполнят задание!
Равняйтесь по фронтовикам!
- Ну как? - спросил встретивший меня в проходной секретарь парткома Юозас Мицкявичюс.
- Выглядит внушительно.
- Это что, посмотрите в цехе!
Действительно, цех стал неузнаваем. Инструментальные ящики покрашены, у станков идеальная чистота, рабочие в новых спецовках. На стенах лозунги, зовущие ежедневно давать две нормы, работать по-фронтовому. Один из призывов даже стихами написан:
Кто норму свою
Выполняет вдвойне,
Тот доблестный воин
В священной войне.
На видном месте - "Боевой листок":
ФРОНТОВАЯ БРИГАДА
обязалась к обеденному перерыву
дать полторы нормы!
Сборщики, следуйте ее примеру!
Мне понравились и плакаты, и "Боевые листки", и порядок в цехе.
- Свое слово бригада, конечно, сдержала? - спросил я у секретаря парткома.
- Выполнили. К концу смены больше двух норм дали, - ответил Мицкявичюс.
- Об этом тоже хорошо бы написать.
- Напишем.
Я подошел к рабочему в замасленной солдатской гимнастерке, с которым познакомился в прошлый раз.
- Ну как, Иван Букин с Уралмаша, закрутилось колесо? И в Принеманске началось соревнование?
- Крутится колесо, товарищ редактор, да не в ту сторону.
- Как это не в ту?
- Пусть парторг объяснит.
- Вечно ты, Букин, недоволен.
- Чему радоваться? Липовые фронтовики план выполнили - другие в это время завалили. Тришкин кафтан.
- Ты брось эти разговорчики, - обозлился секретарь парткома.
- Эх ты, а еще партизан! - Букин со злостью включил мотор.
Я стал успокаивать Букина, попросил толком объяснить, что ему не нравится в организации фронтовых бригад. Рабочий сказал, что выступает он не против фронтовых бригад, а против обмана. Фронт - самое трудное, что можно себе представить в жизни. А здесь фронтовикам сделали уйму поблажек: отдали лучшие станки, инструмент, в первую очередь дают сырье, работу планируют самую легкую. Не хочешь - и то две нормы дашь, а если немного постараешься, то и на 500 процентов план запросто выполнишь.
- Показуха, товарищ редактор, никакой ударной работы. Лозунги повесили. Это красиво. Не спорю.
Секретарь парткома взял меня под руку, повел по цеху.
- Вы с фронтовиками поговорите, а с Букина что взять. Известный горлопан. Мы и не скрываем, что малость помогли фронтовой бригаде. А как может быть иначе? Споткнутся на первом шагу, и от хорошей идеи только пшик останется.
К нам подошел директор завода и сказал, что звонила секретарша редакции и предупредила, что меня просят позвонить по телефону или зайти в КГБ, в комнату номер шестнадцать.
- Что стряслось?
Чувалов лишь развел руками, мол, о таких делах по телефону не докладывают.
Шоферу я велел везти меня в Комитет госбезопасности, а сам развернул номер "Зари". Где же тут ошибка?
Кабинет номер 16 занимал начальник управления - старый коммунист, приехавший в Принеманск из Ростова-на-Дону.
- Простите, Павел Петрович, что побеспокоил, - чекист сел напротив меня в мягкое кресло, - но дело не терпело отлагательства. Только что получил донесение из Лесного уезда, прочтите.
Донесение было лаконичным: "Сегодня ночью, на хуторе крестьянина Венцкуса ранен выстрелом из парабеллума корреспондент газеты "Заря Немана" О. И. Криницкий. Пострадавшему оказана медицинская помощь на месте. Приняты меры к поимке преступников. Предполагается, что теракт совершила банда "Зеленый дьявол". По словам гражданина О. И. Криницкого, он три дня назад получил анонимное предупреждение о готовящемся покушении. Ему рекомендовали немедленно покинуть лес, но он не придал этому значения и не поставил органы в известность".
- Опрометчиво поступил ваш товарищ, - заметив, что я кончил читать донесение, сказал чекист. - В лесу надо быть осторожнее. Вы из номера в номер печатали материалы из пущи. Привлекли к ней внимание всей области. Вот остатки нацподполья и пошли ва-банк.
- Ва-банк - так говорят картежники, но здесь политический бой. Я поеду в пущу.
Начальник управления встал с кресла:
- Зачем поедете, Павел Петрович? Вместо нас бандитов выловите, нацподполье ликвидируете?
- Расскажем о покушении на нашего корреспондента, поднимем народ на борьбу с националистическим подпольем.
- Запретить вам поездку не имею полномочий. Посоветовать - мое право. Все же, если поедете, позвоните: пошлем с вами наших людей.
- Автоматчиков?
- Кого сочтем нужным.
- Веселенькая поездка - редактор под надзором.
- Вернее сказать - с личной охраной.