- Преданно - да! - ответил он. - Преданно, а не всепрощающе. Нельзя путать эти два понятия. Впрочем, разговор не о том. Значит, договорились, через час? - сухо спросил Коля, собираясь уходить.
Он покраснел, когда Тамара, касаясь его руки, с откровенно заигрывающим взглядом упомянула о любви, но тут же рассердился на себя за это, задержался и стал доказывать, в чем она не права, тем больше горячась и волнуясь, чем меньше она соглашалась с ним.
Тамара не сдержала своего слова, не пришла, как обещала, и Субботин, напрасно прождав её в вестибюле завода болеё часа, не знал, что делать: уходить или все еще торчать здесь всем напоказ? Выручил Николай - знакомый мастер: он сказал, что видел, как Комова давно уже ушла из цеха через проходную заводоуправления.
"Вот тебе и поручение секретаря комитета комсомола! - думал Коля, ругая себя за то, что согласился принять его. - Это она только со мной такие номера выкидывает, а с другим побоялась бы… Интересно, дома она сейчас или нет? Если дома, то с чего мне лучше начать разговор?"- прикидывал в уме Коля, направляясь проведать больную Варю Жданову. Но вскоре, поразмысли" хладнокровно, Субботин пришел к успокоительной мысли, что поручение им, собственно, уже выполнено: с Комовой творено, и она не отказывается от своего заявления, не просит, к сожалению, вернуть его обратно. "Значит, пусть получает, что заслужила, да и хорошо бы сегодня больше не встречаться с ней!"
Коле было не то что неприятно, но как-то стеснительно идти туда, где жила Тамара, отношения с которой с сегодняшнего дня становились еще болеё запутанными и неопределенными. Усилием воли он преодолел в себе эту стеснительность, раз идти надо было.
Варя не ожидала прихода комсорга, поэтому обрадовалась, когда открылась дверь и Коля появился на пороге.
Субботин оглядел комнату: неуютно, пусто. Он бывал здесь на вечеринках и не замечал, до чего же неприглядно у деьушек.
Варя лежала в постели, заваленная одеялами, стеганками. Лицо её пылало. Лоб был потный, глаза, оттененные ресницами, лихорадочно блестели.
- Я принес тебе крымских яблочков, съешь, при температуре хорошо, - сказал Коля, садясь на табуретку у постели и протягивая из пакета румяное продолговатое яблоко. - Не топили еще сегодня? - спросил он тревожно.
- Саша прибегала, истопила, да плоховато греёт, - отозвалась Варя, беря яблоко. - Коля, а ведь я ходила вчера вечером в комитет комсомола, да никого не застала. Я тебе расскажу все сегодня.
- Варя, может, потом? - остановил Коля. - Потом, когда поправишься?
- Нет, нет, это меня гнетет хуже всякой болезни. Это касается меня и моих заблуждений. Я столько думала и… ничего не придумала…
Варя приподнялась и, завернувшись в одеяло, села на постели, прикладывая холодное яблоко сначала к одной, потом к другой щеке, словно пыталась остудить их.
- Понимаешь, Коля, Тамара такой человек, её не сразу можно разгадать. Мне кажется, и ты её, Коля, плохо знаешь… Я даже временами думала: ничего себе человек, как и все. Ну с недостатками кое-какими: не учится, мало читает. Да мало ли кто не учится, - показала Варя рукой в сторону Симиной кровати. - Но разве их можно сравнивать? Мне кажется так, - продолжала Варя, - живет человек до поры до времени, все чинно, гладко. Он примелькался, к нему привыкли, и вдруг что-нибудь новое, испытание какое-нибудь, что ля, - н человека не узнать. А до этого на собрании выступал первый, в грудь кулаком стучал… Вот и с Комовой так: наскочила она на лишний резец, как на подводный камень. А я предупреждала. Теперь спасается как может. Я ей сказала: к комсоргу пойду. Так она мне, знаешь, что заявила: "Сор из избы зачем выносишь? Из-за ревности?"- и всякую другую чепуху. Только это не чепуха. Она мешает, понимаешь, мешает…
Взволнованная разговором, Варя почувствовала себя хуже и, опускаясь на подушку, тихо закончила:
- Спасибо, Коля, что пришел. Принимай меры, так дальше нельзя…
- Приму, Варя, поправляйся, усни, - пообещал Коля. - Мы все сделаем сообща, всем коллективом.
"Про заявление не. скажу, - думал Коля, с тревогой вглядываясь в Варино пылающеё лицо. - Потом, когда поправится".
За дверью зашаркали, кто-то вытирал ноги. Это была Сима. Она вошла шумно, с пакетами в руках.
- Коля, ты у нас? - смутилась девушка, складывая покупки на стол. - А я тебя в цехе искала. Ну, какова наша обитель в будничный день?
- Да, живете неказисто, будто холостяки какие разочарованные. Что это вы, девчата? Ведь зарабатываете, могли бы хоть штору на окно купить!
- Дружбы в комнате нет - вот и вся причина, - тихо вставила Варя.
Коля ушел, наказав Симе напоить Варю малиной, по совету его матери.
- А где же наша царица Тамара, не знаешь? - поинтересовалась Варя.
- К Муське Цветаевой пошла, боится гриппом от тебя заразиться. А ну её! Давай-ка съешь бульончика - и на боковую. Да, Варя, знаешь, что Тамарка болтает, - спросила Сима, убирая тарелки. - Васю Короткого у себя оставит, а тебя не нужно. Ну, это мы еще посмотрим, дудки!
- Я и сама к ней не пойду, - ответила Варя и, не спуская глаз с круглого миловидного лица Симы, поведала ей то, что недавно рассказала и комсоргу. - Избавиться от меня захотела. Понятно. Я ей мешаю. А за Колю зло разбирает: она его знать не хочет, а он убивается…
- Еще не известно, как убивается, - возразила Сима, укладываясь спать, то и дело повертываясь с боку на бок, рхая, приговаривая - завидую Коле. Вот человек, это да! Придет, словно солнышком осветит. А царице Тамаре скоро выйдет отставка от него…
Через несколько минут Сима спала, и ровное, спокойное дыхание её доносилось до Вари.
"Ишь ты, нашла кому позавидовать, Коле Субботину! - удивилась про себя Варя. - Ничего себе… Да она умница, наша Сима!"
Спустя три дня Варя вышла на работу. Мастер поставил её в другую бригаду на новый, болеё сложный тип колец. Варя, как и раньше, работала станочником- оператором: она должна была устанавливать на шпиндели кольца и одновременно на своей паре станков быть наладчиком.
Тамара бросала на Варю торжествующие взгляды: "С кем вздумала ссориться, - говорил её вид. - Вот поставили на другой тип колец - справишься ли? Помнишь, тебе мои кольца простыми казались?"
Работать станочником-оператором на двух станках было легко. Выручала Варю серьезная теоретическая и практическая подготовка ремесленного училища. Варя занималась в группе отличников и, когда была в цехе на практике, научилась налаживать все типы станков.
Инструктор - опытный мастер, высокий, худой старик с гладко выбритым лицом, казалось, безучастный ко всему, у станков преображался. Куда девалась старческая немощь! Он с силой отводил супорты вручную, с юношеской гибкостью наклонялся к станку, объясняя его устройство. Под руководством инструктора на учебном станке разрешалось передвигать резцы, ставить их на глазок или по шаблону, все испробовать, изучить. Мастерство приходило не сразу: временами брало отчаяние, когда инструктор своими старыми, искривленными ревматизмом руками уверенно ставил резцы, пускал станок и, дождавшись первого кольца, нес на проверку. Можно было не сомневаться, что оно соответствовало всем требованиям.
- Вот и на душе весело и браку нет! - говорил он в таких случаях, - А ну-ка, попробуй ты.
Инструктор вынимал все резцы и заставлял поставить их снова. Страшно было смотреть, каким уродливым получалось кольцо! Нет, мало было знать станок в совершенстве. Мастерство наладчика заключалось еще в чем-то другом. Нужно было вытренировать свои пальцы так, чтобы они чувствовали металл. Вот поставил резец кажется точно, но миниметр показывает небольшое превышение. Возьми ключ и подстукни немного по резцу. А как немного? Никакого контроля над твоей рукой нет: он должен жить в самом наладчике - шестое новое чувство, рожденное профессией. К тому же помогла теперь и учеба в техникуме.
Варя, стараясь не обнаруживать волнения, осмотрела свои станки, проверила резцы, подготовила поковку и запустила первую операцию.
"Ничего, справлюсь, царица Тамара, на этом типе не раз приходилось работать, а на зачетах инструктор пятерку с плюсом поставил", - подбадривая себя, думала она.
Подошел сзади не замеченный Варей Коля в темносинем сатиновом халате, подал руку.
- Ну что, обживаем, значит, новое место? Не забыла? Может, помочь?
- Думаю, нет, - сказала Варя, но попросила все же дождаться первых колец.
- Совсем поправилась? - осведомился Коля, когда были проверены кольца. - Молодец! - похвалил он, наблюдая за Вариной наладкой. - Не долго здесь задержишься… - добавил он многозначительно, уходя от неё.
"Почему?"- хотелось спросить Варе, но она сдержалась. Предчувствие чего-то нового, радостного, возникшеё в ней вчера, еще больше укреплялось сегодня, хотя Тамара с Мусей Цветаевой пересмеивались и перешептывались за её спиной.
Сима по дороге в инструментальную завернула к Варе.
- Васю Короткого Тамарка в помощники приспособила, а Муська давно под её дудочку пляшет. Как хочешь, Варя, а я без тебя у них в бригаде не останусь.
"Да, Мусю просто не узнать", - дивилась Варя, то и дело взглядывая на девушку, по-необычному оживленную сегодня. Муся, невысокая, худая, с темным рябоватым лицом, в полосатой, словно пижаме, спецовке, помахала Ждановой какой-то бумагой, подзывая её к себе.
"Что ей от меня надо? - неприязненно подумала Варя. - Ультиматум, что ли, какой написали? Не пойду",
- Ступай, порадуй Жданиху, - сказала Тамара Мусе. - Сама не идет, так мы люди не гордые…
- Муся, - спросила Варя, - ты что, в почтальонах у Комовой? Давно ли?
Девушка покраснела и, ничего не сказав, положила письмо на ящик.
- От кого? - крикнула в догонку Варя и, взяв конверт в руки, увидела на нем фамилию Левы.
"Я к вам пишу, чего же боле? - начиналось письмо. - Варя, нам надо объясниться. Буду прям: я не люблю вас больше, а люблю другую, небезызвестную вам шатенку. Вы неплохая девушка, но с вами - о боже мой, какая скука! - с вами как на экзамене в средней школе: того гляди засыплешься".
"Пошлость какая! А когда же это он мне объявлял о своей любви? - мелькнуло в мыслях Вари. - Не помню что-то".
Муся отошла к своим станкам и, приподнимаясь на цыпочки, наблюдала за Варей. Она видела, как вспыхнули её щеки, и рука, державшая письмо, мелко-мелко задрожала.
- Сейчас заплачет, - предвкушая удовольствие, ска. зала ей Тамара. - Варька, на платок слезы вытирать! - крикнула она.
Варя не отозвалась. Она дочитала письмо до конца и, поразмыслив несколько секунд, спрятала его в карман спецовки, потом, подставив руки под эмульсию в станке, насухо вытерла их, словно они были сильно перепачканы.
"К Леве собирается", - предположила Тамара.
Варя, вопреки её ожиданиям, занялась наладкой второго станка: сменила торцовый резец, фасочный и, сияв пробное кольцо, проверила его на приборе. Нервная стрелка миниметра послушно встала на положенном делении.
"Видали! - сказал Варин торжествующий взгляд. - Сумейте-ка вы!" И, подойдя к Мусе, нарочито не замечая Комовой, предупредила её:
- Знаешь что, небезызвестная наперсница шатенки, не забудь передать своему корреспонденту, что завтра с утра его грязные каракули будут висеть в стенной газете, а к вечеру он станет уже посмешищем на всем заводе… Да и вы с ним заодно!
Глава 4
Временами Тамаре Комовой казалось, что она готова дать отрубить свою правую руку, написавшую злосчастное заявление на Жданову. Но было уже поздно: Шаров вызвал её в комитет комсомола и объявил о комсомольском собрании, на котором будет стоять вопрос о ней как о бригадире-наладчике и её заявлении.
Никогда за всю свою жизнь Тамара не переживала таких тревожных дней: уж скореё бы состоялось собрание," все решилось!..
На работу она теперь приходила первой из всех наладчиков, а станки сдавала Субботину на полном ходу, сама немало дивясь этому. Правда, зато от станков ни на минуту не отойдешь перемолвиться словцом.
"Одни лошади работают так, - думала она с негодованием, но крепилась, убеждая себя, что иначе сейчас нельзя. - Пройдет гроза, там посмотрю… Главное - сохранить авторитет, тогда при случае и на выборную должность можно попасть: в завком, скажем. Там вся работа в умении хорошо выступить, ну а этого никто у меня не отнимет. Я не то, что Варька Жданова: пык да мык… И черт меня дернул сунуться с этим заявлением… - терзалась Комова. - Сама себе яму рою".
Но было же золотое времечко, когда все так удачно начиналось у неё: вот ведь не Жданова, а она, Тамара Комова, организовала бригаду и сразу сумела заинтересовать редакцию заводской многотиражки. Бригада выполнила план, и о них тут же написали, затем еще и еще. А Жданова даже тогда пыталась встать ей на пути. "Шумим, братцы, шумим!.."- говорила она всякий раз, лишь только Тамара отправлялась в редакцию, л Перевод бригады на другой тип, где был новый не знакомый Тамаре резец, подпортил ей авторитет умелого наладчика.
"А все она, Жданиха. Пошла к комсоргу ябедничать, - с раздражением думала Тамара. - Вот научилась же я ставить проклятый резец. Так нет, у неё какие-то повышенные требования к бригаде. Воспитываться ей нужно. Нашла пансион! Деньги в бригаде легче зарабатывать, вот и все, по-моему. Конечно, об этом вслух не говорят!"
За несколько дней до срока в главном коридоре завода появилось объявление о комсомольском собрании автоматно-токарного цеха. На повестке дня один вопрос: о бригадире-наладчике Комовой.
В цехе, подойдя к Варе, Тамара сказала ей:
- Что же вы меня, сломать хотите? Сразу собрание…
- Это почему же сломать? Мы хотим тебе помочь, пойми…
Тамара стояла, опустив глаза, она боялась выдать взглядом свое волнение, только щеки её горели.
На собрание. Комова пришла в рассчитанно-простом черном шерстяном платье, с гладко причесанными волосами на косой пробор. Это придавало ей смиренный и даже робкий вид. Тамара сидела спокойная, слегка побледневшая, стараясь ни на кого не смотреть, но пальцы, нервно теребящие складку юбки, выдавали её волнение.
Варе было неприятно, что Комова даже в такой для неё тяжелый час позаботилась о внешнем виде, а вот как жить ей дальше, очевидно, не задумалась. Варя с нетерпением ждала своей очереди в списке ораторов. И хотя она побаивалась и не умела выступать, но для пользы дела твердо решила на сей раз преодолеть свою ненужную робость: ведь кому, как не ей, числящейся в подругах Тамары, всех лучше знать её?
- Комова у нас живет старым авторитетом, приобретенным еще год назад. А что она сделала тогда? - говорил Толя Волков с присущей ему нетороплнвосгью, держа блокнот в руках. - К слову сказать, на простом типе перевыполнила план. Но тут же нашлись другие бригады, которые перекрыли её, оставили позади. Однако Комова и из этого немногого умеёт масло жать! Вы посмотрите, как она ведет себя в цехе? Козыряя тем. чго она стахановка, требует лучшей поковки, добавочных разнорабочих, лучших резцов. Живо устроит скандал, побежит в комитет комсомола, в завком. А звону, звону!.. Сделает на грош а назвонит на рубль. И теперь эта история с наладкой… Коля, друг, ты подними голову-то, взгляни на нас! - обратился он к Субботину. - Верю, стыдно, но надо учиться смотреть правде в глаза. А то что же выходит? Есть приказ начальника цеха не принимать от сменщика разлаженные станки, а ты не подчиняешься ему. Потом вместо работы полсмены копаешься с наладкой. Здесь любовь, там дружок - и требовать работу не с кого? - повысил Толя голос. - Ведь Комова ворует наше время, а ты это покрываешь. Нет, друг, с такими, как ты, рыцарями за наш общий счет далеко не уедешь…
Субботин выпрямился, мучительно краснея; он услыхал, как кто-то из комсомольцев заметил вслух:
- Сейчас, перед собранием налаженные стала сда "вать. Совесть заговорила или просто испугалась…
"Какой стыд, до чего дошел, а еще комсорг!.."- мысленно корил себя Субботин. Он не обижался на Толю, Толя хороший товарищ, всегда прям и откровенен, но, должно быть, в разговоре один на один прямота не доходит до цели.
"Я ведь пробовал говорить об этом Тамаре", - думал Коля, вспоминая, как она однажды чуть не расплакалась, назвав его чувство эгоистичным. "За любимого в огонь и в воду, не то что там какие-то станки", - отвечала она ему приподнятым тоном "И все ложь и ложь. Разве она меня когда-нибудь любила?"
Он взглянул на Тамару, внутренне пожелав себе увидеть её иной, лишенной неизъяснимой для него привлекательности. Но что могло случиться за эти несколько часов? Сердце его сжалось от нежной жалости и любви к ней. Взять бы её печальное лицо в ладони и посмотреть в зеленоватые быстрые глаза: что там у неё на душе, понимает ли она, как они ошиблись? Да, у Тамары много недостатков, но кто, как не он, должен был помочь изжить их?
- Тише, товарищи, - сказал председатель, когда в зале несколько зашумели. - Сима, ты, что ли, выступишь? Слово предоставляется Симе Кулаковой.
- А мне, ребята, много говорить нечего, - с места, но громко произнесла Сима. - Я понимаю так: Комова наладчик слабый, на одном типе только. С новым резцом не справилась - это факт. Вот Вася Коротков, правда, ей стал теперь помогать, а то брачок-то в стружку прятала. Не знаю, что смотрел сменный мастер, или она тоже его сердце зазнобила? Да вы не смейтесь, ребята, читала я недавно один старый роман про египетскую царицу Клеопатру. Так то красавица всемирная…
Борис Шаров был доволен собранием. Он выступил с присущей ему страстностью:
- Товарищи, откуда у нас берутся индивидуалисты? Люди ограниченные, алчные, думающие только о самих себе, о своем месте под солнцем? Мне кажется, отчасти и от излишней опеки. Да, да, товарищи, но удивляйтесь, Представьте себе человека, которого все время опекают, холят, нежат… Но ведь холят-то для успеха общего дела, а человек, недалекий человек, начинает думать, что всс это делается для него и ради него одного. Так постепенно он привыкает к определенным порциям торжественных заседаний, где он неизменный член президиума, к трескучим речам, вниманию, успеху, и лиши его всего этого - он уже чувствует себя обиженным, обойденным, начинает кричать и жаловаться. Такие люди, однажды сделав что-нибудь, уже больше не растут, не учатся, живут старым багажом. И иногда живут довольно долго, сроки такого привольного житья зависят от нас самих, то есть от коллектива, который избаловал этого индивидуалиста. Если в коллективе жизнь бьет ключом и авторитет людей измеряется его делами, то срок короче, а нет - живут и здравствуют. А ведь они - груз па наших руках и ногах, совершенно бесполезный и даже вредный груз! - продолжал Борис Шаров.
Тамара, не слыша в речи секретаря своей фамилии, которую до этого выступающие склоняли на все лады, заметно приободрилась.
На собрание обещал прийти секретарь партбюро цеха Никита Степанович Лукьянов. Борис с затаенным волнением поглядывал на дверь. То ему хотелось, чтобы он зашел сию минуту и услышал бойкую речь, то боялся, что секретарю не понравится вялое выступление другого оратора.