Вернувшись в контору, они зашли к Стенниковой, хотелось еще раз прикинуть, как у них обстоит с зерном после выполнения обязательства.
У Стенниковой сидел Векшин. В последнее время вел он себя при встречах с Уфимцевым так, будто не имел с ним никаких конфликтов, словно не он настраивал колхозников против председателя. Был шумлив, разговорчив, весел.
Наступал вечер. Солнце подкатилось к окну бухгалтерии, в комнате стало светло и солнечно. Уфимцев с нескрываемым нетерпением смотрел на Стенникову, подбивавшую баланс зерна, ждал результатов.
Подсчеты не обрадовали его. Оказалось, остатки продовольственного зерна так малы, что их не хватит рассчитаться с колхозниками.
И сразу потемнело в глазах Уфимцева.
- Много не хватает? - с трудом выдавил он.
- Примерно по полкилограмма, если брать годовую сумму трудодней.
"Вот тебе и прогнозы! Не выдать колхозникам обещанных двух килограммов - значит, подорвать у них веру в колхоз, в свою способность руководить".
- Ненастье... К тому же техники мало, - сказал Попов. - Была бы техника, убрали бы без потерь, мог быть даже резерв... Но погоду планировать нельзя, количество техники тоже, она, как и погода, от нас не зависит. А вот обязательства по сверхплановой продаже... Тут мы поторопились с цифрами, Георгий Арсентьевич.
Он сидел подле Векшина, по-мальчишески раскачиваясь на стуле. Векшин слушал его, улыбался в бороду.
Уфимцев вспомнил, как на парткоме определяли обязательства их колхозу. Не знает этого агроном. Хорошо, что решили убрать овес на зерно, а то теперь не только хлеба на трудодни - и зернофуража ни грамма не было бы, пришлось бы, по примеру Позднина, сдавать скот в мясозаготовки.
Пока он раздумывал - Векшин исчез. Как он ушел и когда. Уфимцев не заметил. Он не успел додумать до конца, что Векшин, конечно, теперь воспользуется фактом нехватки зерна для колхозников, как в комнату ввалилась строительная бригада во главе со своим модным бригадиром.
- Можно к вам? - вежливо спросил Семечкин, хотя бригада уже вошла и люди рассаживались на свободных стульях, а то и прямо на столах.
Уфимцев насторожился: "Что бы это могло значить?" Стенникова встала, зажгла свет. Он оглядел пришедших - вся бригада была налицо, недоставало только Максима.
- В чем дело, товарищи?
- Работенку одну подсмотрели, Егор Арсентьевич, - начал, улыбаясь, Семечкин. - Мы, строители, завсегда на это дело свою зоркость имеем.
- А разве работы в колхозе больше нет, на "шабашку" вас потянуло?
- Какая тут "шабашка"! - засмеялся Семечкин. - Магарыч будет, и ладно... Сруб тут один на краю деревни пропадает, сгниет скоро.
Уфимцев воззрился на него: "Кажется, речь идет о его срубе".
- Ну и что? При чем здесь сруб?
- Решаемся его к месту произвести, - ответил Семечкин и горделиво посмотрел на Стенникову, на Попова, поправил свой белый галстук, тронул усы.
- Ничего не понимаю! - откровенно признался Уфимцев. - Может, ты, Василий Степанович, объяснишь?
Микешин сидел устало, опустив руки на колени. Уфимцев только сейчас рассмотрел, как он постарел, как осунулся, и невольно подумал, что и этому некогда неутомимому человеку приходит время идти на отдых.
- Обсудили мы тут между собой, Егор, - начал тихо Микешин, - и решили поставить тебе дом. Хватит по квартирам скитаться. Чего их, плотников, искать, мы-то на что? Сделаем между делов - вечерами, в выходные... К новому году в своем дому жить станешь.
Тугой комок подкатил к горлу Уфимцева. От волнения он не мог произнести ни слова, смотрел, как сквозь туман, на Микешина, на Семечкина.
- Правильно! - крикнул Попов. - В самом деле, неужели мы не в состоянии дом построить председателю колхоза? И не между делом, а в плановом порядке, как строим колхозные объекты.
- Надо только оформить решением правления, - посоветовала Стенникова. - Сроки... Порядок расчета.
- А может, не стоит? - каким-то хриплым, осекшимся голосом попробовал отказаться Уфимцев. - Кормокухня у нас в плане...
Но плотники в один голос заявили, что не подведут, построят и дом и кормокухню, пусть не беспокоится.
- Пораньше встанем, подольше поработаем. Мы, строители, завсегда часов не считали, - заявил Семечкин.
Плотники ушли, порешив завтра же приступать к срубу, ушел и Попов. Уфимцев остался сидеть.
- А нужен ли мне теперь дом? - спросил он Стенникову. - Ведь один живу... К чему эти хоромы?
- Нужен, Георгий Арсентьевич, - сказала ласково Анна Ивановна. - Нужен... Это даже лучше - и колхозники успокоятся, видите, не безразлична им ваша судьба. И Анна Аркадьевна... Не слепая же она!
Темнота обступила его, когда он вышел на крыльцо конторы. В избе Лыткиных горел свет, видимо, Дашка еще не улеглась. После разговора с Акимовым он решил переменить квартиру во избежание ненужных кривотолков, но так и не нашел времени поискать другую. Следовало попросить Анну Ивановну, она бы это устроила, договорилась с кем-нибудь.
Войдя во двор и подойдя к крылечку, он вдруг услышал, как кто-то тихо позвал его:
- Егор...
От неожиданности он замер, насторожился. Звук шел от огорода. Приглядевшись, он увидел, что за невысоким плетнем кто-то стоял.
- Подойди сюда, - вновь донеслось до него.
"Груня!" - Уфимцев испуганно оглянулся вокруг, прислушался к возне Дашки за закрытыми дверями сеней и осторожно, скрываясь в тени коровьей стайки, подошел к плетню.
- Чего тебе? - спросил он приглушенно. - Мало еще сплетен, так по чужим огородам...
Груня схватила его руку, прижала к груди, сердце ее учащенно колотилось.
- Уходи сейчас же! И не ходи за мной... Только зря время потеряешь, - сказал он грубо и торопливо пошел к сеням.
8
Вот и закончил колхоз уборку! Пыльные, потускневшие комбайны с яркими вымпелами над бункерами прошли торжественно по селу, как танки на параде по Красной площади, и стали у мастерской до будущего лета.
На центральном току, у амбаров, скопились вороха овса. Шла их подработка, и шум зерноочисток не прекращался ни днем, ни ночью. По ночам над током горели заревом огни и в их свете туманом плавала пыль.
Уфимцев спешил управиться до осенних дождей с полевыми работами. В эти дни все его личные невзгоды вроде отошли на задний план - только работа и работа. Не волновало даже то, что строительная бригада ставит ему дом. И лишь сознание того, что будет не очень-то любезным по отношению к Василию Степановичу, руководившему строительством дома, не поинтересоваться, как идут дела, заставило его сегодня утром проскочить к срубу.
Сруб был развален на четыре стороны, и между кучами бревен рыжел глиной невысокий каменный фундамент, на который плотники укладывали нижний венец.
Он остановил мотоцикл, пошел к плотникам.
- Хозяину сорок одно с кисточкой! - крикнул Семен Кобельков, отец бригадира полеводческой бригады, такой же весельчак, только старше да приземистее.
Микешин поднял голову и, увидев подходившего Уфимцева, сказал:
- Перекур.
Плотники, обрадованно улыбаясь, втыкали топоры в бревна, шумно сморкались, отряхивались, подходили по одному к председателю колхоза, здоровались за руку. Последним подошел Василий Степанович.
- Вот молодец, нашел время, приехал, - сказал он, не скрывая радости. - Как же без хозяйского глазу!
Плотники расселись, вытащили кисеты, закурили. Уфимцев сидел напротив них, на новом фундаменте, испытывал неловкость от внимания этих пожилых людей, годящихся ему в отцы. Он хорошо знал их всех. Кроме Микешина и Кобелькова, были тут два брата Уфимцевых - если разобраться, возможно, его дальние родственники, и седой благообразный старик, Серафим Колыванов, удивительный мастер по художественной резьбе, - многие дома в Больших Полянах украшены наличниками его работы, вызывая восхищение приезжих.
Начался непринужденный разговор, вначале о доме, каким он будет, когда его построят, и что еще надо, чтобы двор был как двор. Потом перешли на дела в колхозе, и Уфимцев уже стал поглядывать на часы, ища предлог уехать, как Семен Кобельков спросил:
- Ты вот что нам расскажи, Егор Арсентьевич... Болтают бабы, будто не осталось хлеба на трудодни, все сдали государству. Дескать, что на аванс получили, на том дело и закроется... А нам не верится. От такого урожая, да...
Кобельков вдруг замолчал, стал глядеть на Уфимцева. На председателя уставились и другие плотники.
- Не так дело обстоит, - ответил на заставший его врасплох вопрос Уфимцев. - Пшеница есть, но на годовые трудодни ее может немного не хватить.
- Сколько не хватит? - спросил Кобельков.
- Сейчас трудно сказать, но что-то около полкилограмма на трудодень, по предварительным данным.
Кобельков свистнул. Братья Уфимцевы вновь вытащили кисеты, стали молча скручивать по второй цигарке.
- А овес? - спросил Микешин.
- Что - овес? - не понял Уфимцев.
- Овса же у нас много... Можно овсом часть выдать, не обязательно все два килограмма пшеницей. Где это сказано?
Уфимцев с удивлением посмотрел на Василия Степановича.
- А и правда, - сказал Кобельков. - Кур раньше всегда овсом кормили. А смели-ка его, овес-то, лучшей посыпки не найдешь, что корове, что поросенку.
- Каша овсяная очень пользительна, - заметил дед Колыванов и погладил свою белопенную бороду. - Врачи рекомендуют...
В правление колхоза Уфимцев шел успокоенным. Он знал теперь, что выполнит свое обещание, выдаст колхозникам по два килограмма зерна.
В конторе его ждали Попов и оба бригадира - Павел Кобельков и Гурьян Юшков. Был тут и Дмитрий Тулупов, приехавший за гвоздями и скобами для строительства кормокухни.
Уфимцеву бросилось в глаза подавленное состояние Юшкова. Он сидел около двери, опустив голову, и, похоже, ничего не слышал и не видел.
- Что с тобой, Гурьян Терентьевич? - спросил тревожно Уфимцев. - Не заболел, случаем?
- Ему бабы забастовку объявили, - хохотнул Павел Кобельков. - Вот он и скис.
Уфимцев повернулся к Попову.
- Приехал с жалобой, - ответил тот. - Колхозницы на работу не вышли, по домам сидят. Кто, говорит, огороды чистит, кто в избах белит, к зиме готовятся... А у него кормовая свекла не убрана.
- Интересно, - процедил сквозь зубы Уфимцев. - Ну-ка, заходите ко мне.
Когда вошли в кабинет, Уфимцев подошел к нахохлившемуся Юшкову.
- В чем дело, Гурьян Терентьевич? Давай рассказывай.
Юшков развел руками, поднял на председателя мученические глаза:
- Нейдут... Говорят, хлеба больше не дадут, за что работать? А задаром работать, так черт грыжу нажил.
- Вот оно что! - сузил глаза Уфимцев. Он шагнул к столу, налил стакан воды, выпил залпом. - Векшин у вас был?
- Вчера был, - ответил Юшков.
- Все понятно... Так вот, поезжай в бригаду и скажи людям, что хлеб на трудодни выдадим полностью. Ты ехал мимо тока, видел овес? Если не хватит пшеницы, додадим овсом. Но трудодень отоварим полностью, как записано в плане. Ясно?
По оживившемуся лицу Гурьяна Юшкова можно было заключить, что ему это ясно.
- Как дела с отгрузкой картошки в Теплогорск? Не закончили еще?
- Последние рейсы...
Неожиданно за окнами прошумела машина, прошумела и замолкла, послышался хлопок закрываемых дверец. Уфимцев подошел к окну, выглянул наружу: у ворот стояла "Волга", на крыльцо конторы поднимался сам начальник производственного управления Пастухов.
9
Пастухов, войдя, остановился возле двери, оглядел присутствующих, затихших при его появлении.
- Здравствуйте, товарищи! Что за собрание у вас?
- Почему - собрание? - удивился вопросу Уфимцев. - Бригадиры, агроном... Оперативки полагаются в колхозах?
- Только не в рабочее время. Сейчас надо быть на производстве.
- А если у нас не нашлось другого времени? Если у нас круглые сутки рабочее время?
Был Пастухов в шляпе и старом, пропыленном и выгоревшем на солнце костюме. Лишь шляпа да серый воротничок рубашки, выпущенный поверх ворота пиджака, отличали его от присутствующих тут колхозников. И бритва, похоже, давно не ходила по его щекам - они заросли черной щетиной, - видимо, не первый день он ездил по полям колхозов.
- У тебя, Уфимцев, все не как у других руководителей. - Пастухов прошелся по кабинету, оглядел пустые стены без единого плаката, с одним-единственным портретом В. И. Ленина, для чего-то пощупал ситцевую штору на окне. Потом сел за председательский стол, снял шляпу, вынул пачку сигарет. - У других руководителей сейчас народ в поле, а у тебя - по своим огородам расползлись.
Уфимцев невольно взглянул на безучастно стоявшего Гурьяна Юшкова.
- Огороды... они тоже, - осторожно подал голос Тулупов. - Не уберешь, как без картошки зимовать?
Он стоял около двери, держа в одной руке кнут, в другой кепку, готовый к тому, чтобы уйти, не мешать начальству, но что-то не понравилось ему в словах Пастухова и он не утерпел, заговорил.
- Ты кто? Кем работаешь?
- Рядовой колхозник... В Шалашах работаем, на свиноферме.
- Фамилия?
- Тулупов.
- Так вот, товарищ Тулупов, знаешь ли ты о том, что в передовых хозяйствах колхозники уже отказались от приусадебных участков и от коров? Огороды да коровы лишь отвлекают людей от общественного производства.
- Знаю, слыхал, - пробасил Тулупов. - И мы не цепью прикованы к коровам... А ты, дорогой товарищ, не знаю, как вас по имени, дай мне побольше тут, в колхозе, тогда можешь огород забирать, да и корову заодно.
- Вот вам наглядный пример к моим словам, - кивнул на Тулупова Пастухов. - Приусадебный участок размером в полгектара, одна-две коровы, пара свиней, - таков его идеал. Разве такому нужен колхоз?
- Кому колхоз не нужен, тот давно ушел из него. В городе работает, - ответил Тулупов.
Он надел кепку, переложил кнут в другую руку, потоптался, хотел еще что-то сказать, но, так и не сказав ничего, вышел.
После его ухода никто не начинал разговора. Пастухов курил, морщился от дыма, поглядывал недовольно на Уфимцева.
- Да, крепко сидит в нем дух мелкого собственника, - прервал наконец молчание Пастухов, намекая на ушедшего Тулупова. - Только для себя, для личного хозяйства. Еще низка сознательность у ваших колхозников, товарищ Уфимцев, если судить по этому шалашовцу.
- Тощий трудодень, вот и низка сознательность, - не выдержал Попов, вмешался в разговор. - Разве вы не видите этой зависимости?
Но Пастухов не удостоил его ответом, словно не слышал, лишь пристально, оценивающе посмотрел на него.
- А как сам председатель колхоза думает на этот счет? - спросил Пастухов.
Уфимцев придвинул стул, сел к столу, положил руки на кумачовую скатерть.
- Я согласен с Тулуповым, Семен Поликарпович, - сказал он.
Пастухов докурил сигарету и, повернувшись, выбросил окурок за окно.
- Узнаю тебя, Уфимцев. Сам начал дом строить, обзаводиться частной собственностью, что уж тут говорить о колхозниках... Отстаешь от жизни, в хвосте плетешься. А тебе надо вперед смотреть, жить с перспективой. Пора кончать с этой частной собственностью, с этими избами, коровами, стайками, огородами. Надо перестраивать быт колхозников, подтягивать их до уровня промышленных рабочих. Четырех-, пятиэтажные дома с полным благоустройством - вот что нужно сейчас селу, на это и нужно ориентироваться, а не на частные домики.
Кобельков не сдержался, заулыбался, закрутил головой, готовый рассмеяться, но никто его не поддержал.
- Кстати, в учебнике политэкономии говорится, что дома колхозников являются не частной собственностью, а личной собственностью, - вновь не выдержал Попов.
И на этот раз Пастухов оставил слова Попова без внимания. Лишь вздрагивающие ноздри свидетельствовали о неудовольствии.
Уфимцев, поглядев на стоящих у стены Попова, Кобелькова и Юшкова, нетерпеливо завозил ногами под столом.
- Извините, Семен Поликарпович, - сказал он. - Может, в другой раз об этом поговорим. Нам ведь полагается на производстве быть.
Пастухов уставился на него, потом отвел глаза, нервно улыбнулся:
- Злопамятный ты, Уфимцев... Ну ничего, я согласен, давай кончим неприятный для тебя разговор, перейдем к делу... Надеюсь, здесь присутствуют члены правления?
- Да, члены правления, - ответил Уфимцев.
- Это хорошо, у меня от них секретов нету. Даже наоборот... Прошу присаживаться.
Попов, Кобельков, а вслед за ними и Юшков присели к столу напротив председателя колхоза. Пастухов обвел их взглядом, задержал его на Уфимцеве, взял снова сигарету из пачки, закурил.
- Такое дело, товарищи, - он затянулся, выпустил дым. - Район еще не выполнил плана по сдаче зерна государству. Осталось не так уж много, но тут требуются усилия всех хозяйств района. И ваш колхоз должен поддержать честь района... Мы прикинули в управлении, на колхоз падает не так уж много, всего пять тысяч пудов.
Уфимцев уставился в недоумении на Пастухова, потом перевел взгляд на членов правления. Он видел, как Попов озабоченно искал по карманам расческу, как Кобельков, вытянув лицо, удивленно хлопал веками, как Юшков отрешенно глядел в стол.
- Нет у нас зерна, Семен Поликарпович, - сказал Уфимцев и, двинув стулом, встал. - Мы сдали все, что могли, даже сверх своих возможностей.
- Зерно у вас есть, зачем зря говорить, - ответил Пастухов. - Я только что от амбаров. И видел своими глазами: есть пшеница, есть овес.
- Пшеница оставлена на трудодни. Она принадлежит колхозникам, мы не имеем права ею распоряжаться.
- Сдавайте овсом. У вас его там не менее пяти тысяч пудов.
- Хватит с нас, мы свое выполнили! - ответил Уфимцев. Он стоял, держась за спинку стула, и стул мелко дрожал, выбивая дробь на полу. - Берите с тех, кто должен, а на наше зерно глядеть - только глаза портить себе.
Пастухов медленно поднялся, ткнув окурком в настольное стекло. Встали и члены правления.
- Вон ты как! - приподнял брови Пастухов, берясь за шляпу. - Ну что ж, поговорим в другом месте. Поговорить нам есть о чем.
Он, не прощаясь, неторопливо прошел к двери и скрылся за нею.
Никто не сказал ни слова, все стояли, прислушивались к тому, как хлопнула дверца, как зарокотал мотор, как машина прошумела возле окна.
- Вот это номер, - хохотнул не ко времени Кобельков.
Уфимцев подошел к столу, смахнул со стекла окурок на пол. Молчавший до сих пор Юшков тоже подошел к столу и положил на него исписанный тетрадный листок бумаги.
- Что это? - спросил Уфимцев и взял листок в руки.
Листок оказался заявлением Гурьяна Юшкова об уходе из колхоза на производство. Видимо, написал он его еще дома, но вначале не отдал, а вот теперь, когда Пастухов пообещал отобрать хлеб, решился.
- Ты что, Гурьян Терентьевич, - нервно усмехнулся Уфимцев, - не хочешь от своих баб отставать? Или впрямь Пастухова испугался? Напрасно! Хлеб наш, без нашего согласия никто его взять не может. А нашего согласия на это нет.
Гурьян помялся, поглядел с надеждой на Уфимцева:
- Я это понимаю, оно так... конечно. А вдруг вас Пастухов с работы снимет?
- Это еще вопрос... Одним словом, Гурьян Терентьевич, вот твое заявление, поезжай домой, жди меня. Завтра я утром подскочу в Шалаши, а мы вместе поговорим с колхозниками. Уверен, что все уладятся... Ну, будь здоров, до завтра!