Кандидатов в агитационную группу оказалось много, но потом решили остановиться на семи. И надо же так случиться, что одной из первых в списке оказалась Вера. Она хотела было выступить с самоотводом, но вовремя одумалась. После того, что говорил о работе группы Сергей, об отказе не могло быть и речи. Самбы Молоков сказал: "Испугалась. Эх, а я-то думал…" А чтобы он думал о ней плохо, Вере совсем не хотелось. Так или иначе, а с оперативной работой ей пришлось распрощаться.
Первое время после собрания Вера с завистью глядела на ребят, собиравшихся в штабе перед выходом на дежурство.
Вот раскроется дверь, выпуская боевые пятерки, и дружинники разойдутся по участкам, вооруженные юношеской нетерпимостью к отвратительному наследию прошлого, еще омрачающему порой нашу жизнь, которая с каждым днем становится все краше и полнее.
…А ей пока приходилось раз в неделю дежурить в штабе, ожидая, что появится нужда в агитационной группе. Честно говоря, поначалу она здорово сомневалась в необходимости создания при дружине специальной группы агитаторов. Главное, чтобы люди поняли, что поступают некрасиво, увидели, что и окружающим небезразлично их поведение. А с этой задачей дружинники спокойно справятся и сами.
Однако со временем выяснилось, что работа в агитационной группе вовсе не была таким легким делом, как Вере показалось с первого взгляда…
Однажды она сидела в штабе, перелистывая журнал, в котором дежурные по штабу вели учет задержаний. В коридоре послышался топот нескольких ног, и Вера, закрыв журнал, повернулась к двери. На пороге появился небольшого роста неряшливо одетый человек вместе с двумя дружинниками из пятерки Архипова. Из кармана потрепанных брюк задержанного высовывалось горлышко бутылки. Человек часто дышал, на его красном с мутными глазами лице было выражение растерянности и неподдельной обиды.
- Вот, задержали в магазине, - сказал один из ребят, - лез без очереди за водкой, толкнул женщину. Когда задержали, стал выражаться, ну, и руками размахивал.
- Составим протокол, - Володя Звягинцев, дежурный по штабу, поднялся из-за стола и подошел к задержанному. - Ваша фамилия?
- Петров, Николай Степаныч Петров, товарищ начальник, - человек торопливо начал хлопать по карманам, - документы вот только дома оставил. Да меня тут каждый знает, небось, сорок лет безвыездно… А протокол, зачем протокол? Что я такого сделал, пусть вон они скажут!
На него было жалко и неприятно смотреть, и Вера отвернулась.
- Дай-ка сюда журнал, - протянул к ней руку дежурный. - А вы садитесь. Ваш адрес?
Когда все формальности были закончены, Звягинцев повернулся к Вере.
- Может быть, прямо сейчас и сходишь по адресу. Ребята тебя проводят. Заодно проверишь, не наврал ли гражданин. А его мы пока задержим, кстати, и фото возьмем на память, так сказать, для первого знакомства.
Гражданин не соврал. Когда Вера поднялась по лестнице двухэтажного деревянного дома, ей показали дверь в конце небольшого, заставленного корытами и сундуками коридора. Стучать пришлось долго. Наконец, дверь открылась, и пожилая женщина пропустила Веру в комнату.
- Чего еще надо? - она всмотрелась в Веру маленькими глазами и запахнула на груди старенький халат.
- Я из народной дружины, - Вера оглянулась, ища глазами стул, но передумала и осталась стоять. - Дело в том, что ваш муж…
Казалось, женщина ничего не понимала.
- Да вы поймите, - девушка даже покраснела, - он ведь уже был выпивши, что же с ним было бы после второй бутылки. И потом он ругался, толкнул женщину!
- Ну, и что! Да тебе-то какое дело? Тоже мне выискалась… Своего вон заведи, да смотри за ним!
- Ну, знаете, если все так будут рассуждать… Придется, видно, сообщить в милицию, пусть с ним там поговорят, если вы не хотите.
- Да ты погоди, не кипятись, молода еще. Где он у вас там? Сейчас я.
Женщина накинула на плечи висевшее на гвозде в углу комнаты пальто, взяла со стола ключи.
- Пойдем, что ли.
Дорогой они молчали. Вера не знала, стоило ли брать жену Петрова в штаб, как к этому отнесется Звягинцев. И вообще, что-то она делала не так, воспитательной работы явно не получилось. Но Петров, видимо, придерживался другого мнения. Увидев жену, он вобрал голову в плечи и часто заморгал.
- Так вот ты где, орелик, - женщина не обратила на находившихся в штабе дружинников никакого внимания. - А я-то, дура старая, поверила! Значит, на вторую смену остался, сверхурочные зарабатывать. Вот, я тебе покажу, образина!..
- Я попрошу вас потише, - Володя Звягинцев отложил в сторону авторучку. - Присядьте, пожалуйста.
- Да некогда мне тут рассиживаться, не в гостях, - она снова повернулась к мужу. - Стыда у тебя нет, вот что я скажу. Тоже герой, на баб с кулаками лезет, пропойца несчастный. Ну, я тебе покажу, вот придем домой.
Женщина неожиданно заплакала.
- Господи, ну, за что наказание такое! У всех мужья, как люди, а этот… Вы уж его приструните, сил моих больше нет.
Петров сидел, опустив голову, видимо, окончательно уничтоженный всем происходящим, и пристально смотрел себе под ноги.
- Что ж, гражданин Петров, задерживать вас больше не будем. Можете идти, - Звягинцев подошел к двери и распахнул ее настежь. - Пожалуй, на первый раз сообщим только на работу, но предупреждаю, если опять будете вести себя недостойно, вами займутся милиция и суд.
Когда дверь за Петровыми закрылась, Володя посмотрел на Веру и рассмеялся.
- А здорово ты ее допекла, человек аж весь кипит. Что ни говори, ведь совестно перед людьми за такого муженька. Ну, на первое время я за него спокоен. А там, месяца через два, может быть, тебе опять к ним зайти, как ты думаешь?
Сизова не ответила. Некрасивое, в морщинах, покрасневшее от слез лицо жены Петрова стояло перед ее глазами, и она не могла отделаться от неясного чувства какой-то вины. Вины перед человеком, так неласково ее встретившим, ревниво охранявшим от посторонних глаз свою, неудачно сложившуюся жизнь. Нет, она обязательно должна пойти туда еще, и не раз, иначе какой же она дружинник. Но говорить с людьми надо не так, совсем не так, сегодня она это очень хорошо поняла.
Постепенно у Веры вошло в привычку два-три вечера в неделю проводить в штабе. Дома стала бывать редко, и из-за этого как-то даже произошел серьезный разговор с отцом.
С каждым днем дружина отнимала все больше и больше времени, и скоро Вера почувствовала, что эта живая работа, требующая непосредственного общения - с людьми, захватила ее целиком.
На следующий день после неприятного разговора с отцом Вера решила остаться вечером дома, чтобы как следует позаниматься иностранным языком. Она разложила на столе тетради и словарь, открыла учебник. Мать, сидя в кресле, вышивала, отец по обыкновению просматривал газету. Вера так увлеклась переводом, что даже не услышала, как в дверь постучала соседка.
- Верочку к телефону. Молодой человек спрашивает.
Звонил Молоков.
- Ты что поделываешь? А, ну, ладно. Да нет, я так, ничего особенного. Просто сегодня не вышли двое. Вот я и подумал, ты все просилась в патруль, так что, если хочешь?..
- Хорошо, я сейчас. В штаб приходить?
- Лучше в штаб. Мы тут сделали кое-какую передвижку, так что участок выясним позже. Ну, давай, а я еще позвоню Грибанову, он должен быть дома.
Когда, запыхавшись от быстрой ходьбы, Вера пришла в штаб, там уже был Грибанов. Гиревик-тяжеловес, часто выступавший на городских соревнованиях от общества "Энергия", Костя был в институте заметной фигурой. Он никогда не злоупотреблял своей силой, но / когда в институте проводились вечера и его ставили у дверей, за порядок можно было не беспокоиться.
- Так вот, друзья, - Молоков взял Веру за плечо. - Сейчас девять часов. Вы пойдете вдоль набережной к мосту, что напротив церкви. У моста будете к половине десятого. К этому времени туда подойдут другие, это Сварзин, с третьего курса, Калашников и одна девушка, из деканата. Они идут от кинотеатра, по линии трамвая. Участок - от кино до института, окончание дежурства - одиннадцать тридцать. Вопросы будут? Да, старшим назначен Сварзин. Ну, счастливо.
Вечер был пасмурный и гулять по набережной было несколько прохладно. Грибанов предложил Вере пиджак, но она отказалась: неудобно, дежурство все-таки.
На набережной было пустынно, движение на ней было небольшим, так как и транспорт, и пешеходы обычно предпочитали соседнюю улицу, которая вела прямо к метро и была лучше освещена. Кроме того, неподалеку от моста уже полгода строился семиэтажный дом из трех секций, одна из которых недавно была заселена. Площадка, на которой строился дом, была завалена разнообразным строительным мусором, и охотников ходить через нее было мало.
Проходя мимо дома, Вера закинула голову, считая растущие этажи.
- Смотри, Костя, уже пятый появился. А Юрка говорил, что они и к праздникам не успеют.
Грибанов не ответил, а когда Вера повернулась к нему, легонько придержал ее.
- Постой-ка, не торопись. Видишь, вон там, у забора.
- Что? - Вера посмотрела, куда указывал Грибанов, но ничего не увидела.
- Машина.
- fly, и что, - она пожала плечами.
- А что ей здесь делать? Она стоит как раз напротив ворот, - размышлял вслух Грибанов. - А они наверняка закрыты. 11 потом, кто же из дома пойдет сюда через весь этот мусор, когда можно выйти сразу на улицу.
- Ты думаешь… - начала было Вера и широко открытыми глазами посмотрела на задумавшегося Костю. - А может, позвонить в милицию?
- Ну вот, сразу уж и в милицию, - Грибанов почесал затылок. - А проверить бы, вообще, не помешало.
- Так пойдем спросим, кто они такие. Там же кто-то курит. Видишь, выбросили папиросу.
Яркий огонек вылетел из окна машины и, описав дугу, упал у самого забора.
- Кстати, вот и повод, - Вера потянула Грибанова за рукав. - Тут и так намусорено, а они еще добавляют.
- Не спеши, - Костя все еще колебался. - А может, они ждут кого. Подождем и мы.
Вера не успела ничего ответить, так как за забором послышалась возня и царапанье рук по дереву. Затем что-то мягко шлепнулось на асфальт, и на заборе, шагах в пяти от них, появился темный силуэт. Человек легко спрыгнул и нагнулся, разыскивая упавший сверток.
Костя сжал Веру за руку.
Щелкнул замок открываемой дверцы, и из машины навстречу фигуре со свертком вылез второй человек.
- Заснули вы там, что ли? - Человек из машины не скрывал своего раздражения, - Я уж полпачки выкурил, а они все возятся. Поехали.
- Ага. Там наворочено черт-те что, чуть ногу не сломал. Дай закурить, что ли…
- В машине покуришь, - говоривший нагнулся, - Давай сюда. Порядок?
- Вроде…
Грибанов отпустил Верину руку и перевел дыхание.
- Нет, пожалуй, не то. Видно, просто заехали не с той стороны. Новоселы, что с них возьмешь.
- Наверное, - Вера тоже успокоилась. - Жулики так громко бы не говорили. Ну, пойдем.
Они двинулись вперед и поравнялись с машиной в тот момент, когда один из разговаривавших сел в машину и устраивался там на заднем сиденье, а другой открыл багажник и, светя карманным фонарем, стал пристраивать в нем переброшенный через забор и белевший в темноте сверток.
_ А окурки бросать все-таки не стоит, - неожиданно для себя вдруг сказала Вера. - Тем более непогашенные. Забор-то деревянный, понимать надо.
Человек, стоявший у машины, повернулся, от его резкого движения из багажника выпало что-то белое, похожее на перевязанные крест-накрест подушки.
- Да и через забор лазить тоже ни к чему, - Грибанов, как всегда неторопливо, вступил в разговор. - Мало ли что можно подумать. Вот вы, видно, торопитесь, а ведь можете и опоздать.
- Это почему же? - говоривший расставил ноги и заложил руки в карманы кожаной куртки. Это был среднего роста ладно скроенный парень лет тридцати, от всего облика которого веяло уверенностью в себе и спокойным достоинством.
Грибанов медлил с ответом, рассматривая лежащий у ног парня и смутно белевший в темноте тюк.
- Что это у вас?
- Это? Подушки. А вам, собственно, к чему?
- Да так… - Костя что-то обдумывал. - Знаете что. Я, пожалуй, попрошу вас немного нас проводить. Тут недалеко. Вон, видите, мост.
- Чего? - парень в кожанке тихо рассмеялся. - Вот шутник! С девкой, что ли, остаться боишься?
- Придумайте что-нибудь поумнее, - сказала Вера внезапно зазвеневшим голосом, - А пока предъявите документы. Мы - народная дружина.
Как бы в ответ на эти слова дверца машины открылась, и из машины осторожно вылез человек, незадолго перед этим передавший парню в кожанке вещи. Он не стал подходить к разговаривающим, а тихонько, бочком отошел от машины в сторону на несколько шагов. Повернувшись к нему, Вера на минуту отвела взгляд от собеседника Грибанова и в тот же миг услышала заставивший ее похолодеть противный, шмякнувший звук.
Вобрав голову в плечи, парень в кожанке, не размахиваясь, тяжело ударил Грибанова. Вера невольно зажмурилась, увидев, как Костя покачнулся, однако он удержался на ногах и, успев схватить нападавшего за руку, стал ее выворачивать.
Впоследствии Вера никак не могла вспомнить по порядку, как произошло то, о чем еще долго говорили потом в институте. Видимо, Костя не совсем еще пришел в себя после удара, потому что парню удалось вырваться. Тяжело дыша, он отскочил в сторону, и Вера увидела, как в руке у него появилось что-то, тускло блеснувшее в неверном свете фонарей. Не помня себя от ужаса и ненависти, она изо всех сил вцепилась в отведенную чуть назад руку и повисла на ней всем телом. Последнее, что Вера почувствовала, были чужие жесткие пальцы, сдавившие ей шею так, что лицу сделалось горячо и стало трудно дышать. В следующее мгновение пальцы у нее на горле разжались, и она ударилась головой о мостовую, отброшенная сильной рукой.
* * *
"Дело", о котором говорил Раздолин, действительно оказалось довольно несложным. Проехав несколько остановок, они сошли с трамвая, и Раздолин исчез, оставив их с Николаем около какого-то магазина. Закурив, Звонцов отвернулся от насупленного Николая, что-то бурчавшего сквозь зубы, и стал разглядывать прохожих.
Из раздумья его вывел тяжелый толчок.
- Садись, - Николай кивком показал на остановившуюся около них "Победу", - поехали.
Они устроились на заднем сиденьи, машина плавно тронулась с места. За рулем "Победы" сидел Раздолин.
- Заседание, посвященное разбору предстоящей операции, объявляю открытым, - Раздолин закурил и выбросил спичку в окно машины. - Информационное сообщение сделает уважаемый товарищ Коля.
Николай хмыкнул.
- На повестке дня - "скок", другими словами кража, - начал он в тон Раздолину, - место совершения - набережная Яузы. Ясно?
- Пока нет, - Звонцов осторожно отодвинулся от Николая и повернулся к окну.
- Ничего, поймешь, - Николай не выдержал намеченной Володькой манеры разговора. - Твое дело такое: приедем на место, станешь, где покажу. Никуда не отходить, понял. Вот так. Там один получил квартиру, а сам на даче, жиры нагуливает. Я поднимусь по лестнице пустой, без чемодана. И такой же уйду. Ясно.
Петр начинал понимать.
- А если нас застукают? - он поймал себя на том, что начал говорить их языком, и невольно покраснел.
- Это исключено, - небрежно бросил Раздолин, осторожно объезжая переходившего улицу прохожего. - Все продумано до мелочей. Николай берет шмотки и выкидывает их в окно. Завернет там в ковер, одеяло, ну, что помягче. Ты их подбираешь и ко мне. Я буду на набережной у спуска.
Звонцов вздохнул.
- Ну, что ж, попробуем.
- Только без фокусов, - покосился на него Раздолин. - Стоять, как гвоздь, и никаких. Теперь так: двор там пустой, захламленный, народа не бывает. Окно крайнее, на третьем этаже. Когда оно откроется, зажжешь спичку. Если кто будет рядом - переждешь.
Николая высадили около большого дома, часть которого еще находилась в лесах. Он посмотрел на часы и небрежной походкой направился к крайнему подъезду. Подождав, пока хлопнула парадная дверь, Раздолин развернул машину и повел ее в объезд. Остановились на набережной, неподалеку от гранитного спуска к реке.
- Смотри, - Раздолин вышел из машины и огляделся. - Видишь, вон, сразу над забором. Балкончик и рядом окно. Сейчас через забор, и там. Только без шума. Встанешь шагах в пяти, и смотри. Как откроется окно, закуришь. Да спичку подержи подольше. Кстати, папиросы давай сюда. Одной обойдешься. Ну, валяй.
Он подставил широкую спину, и, слегка подтянувшись, Звонцов через минуту оказался на условленном месте.
С реки тянуло сыростью. Петр поднял воротник пиджака, засунул руки в карманы. Стоять одному посредине темного и разрытого вдоль и поперек двора было неуютно и немного жутко: все время чудилось, что за ним кто-то наблюдает, укрывшись за насыпанной неподалеку грудой битого кирпича. Он хотел было обойти эту загадочно темневшую кучу, чтобы посмотреть, что за ней находится, но вспомнил слова Раздолина и остался на месте.
Наконец, слегка стукнув форточкой, наверху открылось окно. Петр напряг зрение и увидел в темном оконном проеме силуэт с чем-то белым в руках. Спрятав в ладонях коробок, он чиркнул спичкой и держал колеблющийся неверный огонек до тех пор, пока пальцам не стало горячо. Большой белый узел мягко стукнул в двух шагах от него, и Петр, оглянувшись, в несколько прыжков достиг забора.
Передав сверток Раздолину, он забился в угол машины и, переведя дыхание, дрожащими пальцами стал разминать папиросу. Чиркнув спичкой, Петр уже собирался жадно затянуться, когда услышал снаружи негромкий разговор.
Сердце стучало так громко, что он не разобрал первых фраз, и только сказанные звонко и требовательно слова "Мы - народная дружина" отчетливо и ясно дошли до его сознания.
Первые секунды он сидел неподвижно, машинально продолжая разминать папиросу, и немного пришел в себя, когда она лопнула и табак просыпался ему на колени. Почти не отдавая себе отчета в том, что он делает, Звонцов нажал дверную ручку и вылез из машины. Он почувствовал неодолимое желание, целиком и сразу им овладевшее, - забиться куда-нибудь в темноту, подальше от этого места.
Он успел сделать несколько шагов, когда услышал странный звук, заставивший его обернуться.
В двух шагах от машины, схватившись руками за голову и слегка пошатываясь, стоял высокий парень, а Раздолин, кряхтя от усилий, отдирал от себя худенькую девушку, повисшую у него на руке.
Наконец, это ему удалось, и он отбросил девушку, которая, тихонько охнув, свалилась на мостовую. Но высокий, видимо, уже успел оправиться от удара и бросился на Раздолина, схватив его за поднятую над головой руку. Тяжело дыша, они топтались на месте, постепенно отходя от машины в сторону, где, затаив дыхание и прижавшись спиной к холодному парапету набережной, стоял Звонцов.
Резко повернувшись, Володька вывернулся из рук своего противника, и тут Петр увидел, что в руке Раздолина был нож. Володька стоял к нему спиной, и Петр видел его крепкую, идущую прямо от затылка шею, медленно уходившую в приподнятые перед броском плечи.
"Волк"… - успел подумать Звонцов и, прежде чем сообразил, что делает, ударил Володьку в висок, собрав в этот удар всю тяжесть своего крепко сбитого тела.