Он остановился у порога и молча смотрел на нее, Неточка поняла, что репетицией многое не предусмотрено, и с отчаянной решимостью кинулась к Андрею с криком: "Дрейкин!" (так раньше любила она называть его), обняла за шею и повисла, уронив голову ему на грудь. С поджатых ног со стуком свалились на пол атласные туфельки.
- Дрейкин! - чуть тише повторила Неточка, и Андрей почувствовал с детства знакомый ему запах ландыша. Он напрягал мышцы, чтобы не обнять ее. "Актриса… фокусы!"
- Надень туфли и встань как следует, - тяжело дыша, выговорил наконец Андрей.
Пряча недовольство под кроткой улыбкой, Неточка постаралась вложить в свои слова всю искренность, на какую была способна:
- Прости меня, Дрейкин. Но пойми, ведь я же люблю тебя… Я так измучилась… Мама просила поцеловать тебя…
Андрей сделал вид, что не слышал последних слов.
- Как мать? Отец?
Неточка опустилась на край кровати.
- Садись, - с грустью произнесла она и указала место рядом. - Стулья тут как булыжники.
- Стулья как стулья… - Он присел на кровать, хотя ему казалось, что удобнее было бы сидеть на стуле. "Возьму письмо и уйду…"
- Мамочка очень, очень просит тебя вернуться в Москву. - Неточка молитвенно сложила руки. Андрею показалось, что ее глаза наполнились слезами. - Письмо там, - Неточка вытянула тонкую руку по направлению к столу. - Вон там, где ландыши… Помнишь ландыши, Андрюша?
Неточка сидела, положив ногу на ногу и играя болтающейся на кончиках пальцев туфелькой. Вдруг туфелька упала на пол, и Андрей увидел узкую розовую ступню.
Пока Неточка рассказывала о матери и об отце, он смотрел на стол со знакомыми ему безделушками. На видном месте, в хрустальном стакане с колокольчиками, точно отлитыми из белого воска, красовалась веточка ландыша. На Андрея нахлынули воспоминания: все, что он любил с детства…
Неточка заметила, как суровость на лице Андрея растворяется, тает… "Еще немножечко - и ты мой, мой!"
- На одном концерте я познакомилась… Ну, ты знаешь с кем, я тебе писала… Я сказала ему, что ты мой жених, что мы с детства любим друг друга, но что мы в разлуке, что ты здесь и я измучилась… Пойми и прости меня, Андрюшенька… Это была страшная ошибка, которую я искупила страданием… - Неточка положила руки ему на плечи и, закинув голову, подставила полураскрытые губы. - Ну же, ну, Андрюша!
Андрей вскочил.
- Не лги! Не верю я тебе! Не верю! - Он ясно видел ее всю, с ее вечным притворством и грубой чувственностью.
- Я пришлю за письмом, - выкрикнул он уже в дверях.
Растерянная и взбешенная Неточка кинулась было за ним, но остановилась… Через минуту вошел Иван Иванов и иронически улыбнулся: он видел, что его "хозяйка" потерпела поражение.
- Ну, мой дорогой фейерверк… - примирительно начал он.
- Дурак! Старый идиот! - пронзительно закричала Неточка.
Администратор попятился к двери и только у порога залепетал жалобно и кротко:
- Дурак… Старый идиот… Верно, я старый идиот… Бей меня по идиотской лысой голове! Да, тысячу раз дурак, что пустил к тебе этого целинно-залежного хама…
- Убб-и-и-рай-ся к ччер-ту-у-у!
Глядя на нее, Иван Иванов - в который уже раз! - подивился тому, как быстро может это нежное существо превращаться в фурию.
- К черту, к черту! - вскинув "ад головой сжатые кулаки, неистово топала ногами Неточка.
- Иду, иду, мой ангел, - покорно заговорил Иван Иванов, приближаясь к ней. - Вот я и пришел к своему очаровательному черту… - и решительно обнял Неточку. - Успокойся, моя бедная девочка! Обидели тебя, мою доверчивую, светлую горлинку.
Неточка как-то вдруг вся обмякла и, опустив голову на плечо утешителя, заплакала, - тихо и горестно, как плачут глубоко обиженные дети.
- Ну не плачь, не плачь, маленькая. Уже приехал твой аккомпаниатор и ждет сигнала, чтобы зайти… В этой дыре даже и инструмента нет, все приезжавшие до нас пели под баян… Придется и тебе…
- Под ба-а-ян? - всхлипывая, спросила Неточка и подняла мокрое от слез лицо. В глазах ее было столько страдания, что у влюбленного толстяка заныло сердце.
- К сожалению, детулинька, под баян… Успокойся, приведи себя в форму… О чем ты горюешь? Ты Аннета Белозерова, которой принадлежит весь мир! А что тебе даст твой агроном? Ну такой ли муж и друг нужен тебе? Что он такое? Мелочь! Червяк навозный! Зачем он нам? Мы свободны… Нам рады всюду. Ты ехала в эту дыру, мечтала о любви… Ласковое, нежное дитя! Эти грубияны - разве они понимают любовь? Перед тобой весь мир! Теперь, радость моя, переоденься в рабочий костюм, а я побегу за аккомпаниатором. Он очень милый парень, лучший пианист в Бийске. Бедняга будет счастлив аккомпанировать тебе хотя бы и на баяне. Договорились?
Неточка кивнула головой.
"Концертный зал" - старая длинная столовая для трактористов, она же и "клуб механизаторов" - был переполнен. Люди толпились у окон, рассчитывая услышать, а может быть, и увидеть певицу хотя бы одним глазком.
Витька Барышев стоял на контроле и то и дело хватал "зайцев".
- Витенька, пропусти… Ну, хоть на порожек! - умоляли "зайцы" из-за двери.
- Ни на полпорожка!
Какими несчастными чувствовали себя эти незадачливые поклонники искусства!
За ярко освещенными окнами сразу же начинался выгон, степь. Холодная, темная, с секущим косым дождем ночь укрыла и МТС, и ближние горы, и большое село Предгорное. Тихо в опустевшем селе, еще тише в степи. И из села и с полевых станов люди собрались на концерт московской певицы - такие новости распространяются здесь с быстротой телеграфа. Пусть завтра предстоит какой угодно тяжелый труд под проливным дождем, на пронизывающем ветру, но сегодня весь вечер слушать и наслаждаться! Спектакль, концерт, кинопередвижка - большое, радостное событие в отдаленной Войковской МТС.
Неточка, сидя в своей "уборной", в уголке за печкой, отгороженной ситцевой занавеской, нервничала. Она все еще не могла оправиться от перенесенного удара. Но быть прекрасной, во что бы то ни стало прекрасной, показаться во всем блеске, не уронить своего достоинства, петь так, чтобы очаровать всех и "его" первого, - этого Неточка хотела страстно. И знала, что петь будет с таким же подъемом, как пела в самых лучших концертах. "Казнись, смотри, кого отвергаешь!"
Покончив с прической, Неточка стала пристально рассматривать лицо. Сознание незаурядной своей красоты всегда успокаивало ее. Иван Иванов стоял за ее спиной, держа наготове длинное, затканное серебром платье.
- Ну и кто, кто может конкурировать с тобой?! - замурлыкал он, встречаясь в зеркале со взглядом Неточки.
- Клипсы! - приказала артистка.
Покорный администратор повесил платье, вынул из футляра жемчужные подвески и с ловкостью театральной костюмерши прикрепил зажимы к розовым мочкам ее ушей.
- Ах, этот жемчуг только для тебя! - вынув из футляра двойную нитку жемчуга и окружая им белую шею, разливался Иван Иванов.
- Брильянты тоже неплохо, - небрежно отозвалась Неточка, словно не замечая услуг администратора, поворачиваясь и осматривая свой убор.
- Ну, брильянты! - в сладчайшей улыбке расплылся Иван Иванов. - Не беспокойся, моя радость, твой верный друг достанет тебе такие брильянты, каких никто не имеет!
- Кажется, хорошо? - спросила Неточка и поднялась со стула. Быстрым движением плеч она сбросила белую пелерину и вытянулась во весь рост.
- Сама весна! Чудесная северная весна! - зашептал Иван Иванов, замирая от восторга.
Вера и Андрей вошли в переполненный зал.
- Вера Александровна, Андрей Никодимович! - крикнул им Боголепов. - Я занял для вас места. Страсть как люблю музыку! Когда слышу, самому запеть, заиграть хочется.
- А вы бы когда-нибудь спели, Константин Садокович.
- Что вы, что вы, Вера Александровна! Какое уж пение перед посевной. Вот соберем урожай, ну тогда, может быть, на радостях… - засмеялся Боголепов.
Вера говорила с директором и следила за лицом Андрея. Тревога сжимала ее сердце.
…Иван Иванов, одетый в щегольской смокинг с белоснежным крахмальным пластроном, и баянист, бледнолицый, болезненного вида молодой человек, вышли на сцену.
В "артистическую" к Неточке долетел самоуверенный тенорок администратора:
- Начинаем наш концерт из цикла "Московские артисты - деятелям целинно-залежных земель". Первым номером нашей программы… - Дальше Неточка уже не слышала. В "глазок" занавеса она осматривала переполненный зал. Увидела Андрея и рядом с ним смуглую, гладко причесанную, скромно одетую девушку. Ничего особенного… Глаза шмыгнули дальше и остановились на атлетически широких плечах Боголепова, на глянцево-черных его волосах, на классическом профиле.
"Дьявольски красив!" - определила Неточка и, подойдя к зеркалу, сделала поклон, слегка улыбаясь своему отражению.
Пока пианист играл вступление к "Руслану и Людмиле", Неточка репетировала "выход на сцену": небрежный, даже равнодушный взгляд в сторону Андрея и лучезарная улыбка - публике.
"Конечно, я еще с ним встречусь. Должен же он получить мамино письмо и посылку…" - думала она об Андрее, а в глазах неотступно стоял величественный профиль черноволосого красавца. "Андрей перед ним - цыпленок! Но откуда в этой дыре такое чудо?"
- Ну, радость моя, сейчас твой выход, - прервал ее мысли втиснувшийся в закуток администратор.
- Как, Иванчик? - спросила Неточка, чувствуя, что сердце ее, как всегда перед выходом на сцену, мучительно замирает: певица ждала "дружеской поддержки" и, конечно, получила ее.
- Кажется, если бы ты и захотела, то не могла бы стать прекрасней. И знаешь, здесь хоть и порядочная дыра, но этот твой концерт будет иметь большое значение. Я договорился. Наше выступление будет зафиксировано на официальном бланке, за подписью начальства, с печатью. Понимаешь? "Артистка, Аннета Алексеевна Белозерова выступила перед работниками целинно-залежных земель". Это для твоего рабочего профиля что-нибудь да даст.
Аплодисменты стихли.
- Пошли! Что на первое? Антониду? - спросил Иван Иванов.
Неточка кивнула.
Когда певица с опущенными ресницами, в парчовых туфельках возникла перед зрителями, словно серебряное облачко, опустившееся на землю, по залу пронесся гул одобрения.
Иванов объявил номер, сделал шаг назад и, призывая публику к аплодисментам, так усиленно захлопал в ладоши, что даже присел, чем и вызвал дружный смех в зале.
Певица подняла черные, загнутые вверх ресницы и взглядом, наивно-задумчивым, уже в образе Антониды, кротко посмотрела на публику и легким кивком головы дала знак аккомпаниатору.
Не о том скорблю, подруженьки,
Я горюю не о том,
Что мне жалко воли девичьей,
Жаль покинуть отчий дом…
Мелодия, полная бесконечной любви, смертельной тоски и боли, наполнила зал.
Взяли в плен они родимого,
Сотворят над ним беду…-
с искренней взволнованностью пела Неточка.
Иван Иванов не видел лица певицы, но лица загорелых, здоровых мужчин, женщин, парней и девушек точно отражали каждое ее душевное движение. Все они были во власти покоряющей силы ее таланта.
Иван Иванов отыскал взглядом агронома Корнева: "Пропал, как швед под Полтавой! Да и кто, кто устоит против такой молодости, красоты и таланта?"
…Чтобы не мучить Веру, Андрей твердо решил не смотреть на Неточку, а только слушать. "Но как же она правдива и искренна в искусстве! И как все это уживается с грязью и подлостью?" Андрей не удержался и взглянул на Неточку. Как и все в зале он увидел прелестное лицо, грустное и трогательное.
Вера следила за Андреем. "Я не существую для него. И зачем я заставила его идти на этот проклятый концерт!" Вере казалось, что их будущее счастье летит в пропасть. Желание отвратить несчастье охватило ее с такой силой, что она порывисто прижалась к плечу Андрея. Андрей повернул к ней невидящие глаза и показался далеким и чужим.
…Неточка не была начинающей актрисой, которая в увлечении не различает отдельных зрителей, а видит перед собой только сплошную многоликую массу. Исполняя арию и передавая точные, тысячу раз выверенные оттенки чувства, она видела смятенные глаза Андрея, подметила ревнивую зависть на тонком смуглом лице его соседки и откровенное умиление красавца великана. И в придачу к общей обворожительной улыбке она - специально для неистово аплодирующего атлета - наклонила голову, придавая этому своему поклону сугубо интимное выражение.
- Вот это да! Вот это поет! - услыхала Неточка слова, сказанные Андрею атлетом. - Бис! Браво! - кричал он, хлопая огромными ладонями.
Из-за спины раскланивавшейся певицы вынырнул сияющий администратор и объявил, что Аннета Алексеевна исполнит арию Людмилы из оперы "Руслан и Людмила".
Слова конферансье вызвали новую овацию.
Все, затаив дыхание, ждали первых звуков хрустально-чистого голоса.
И снова, опустив глаза, Неточка робко и стыдливо запела:
Грустно мне, родитель дорогой…
А потом подняла ресницы и задержала взгляд на Андрее.
Под роскошным небом юга
Сиротеет твой гарем.
Возвратись, твоя подруга
Нежно снимет бранный шлем.
Неточка торжествовала: "Вот и снова ты в моих руках, Андрюшенька! Захочу - и никуда ты от меня не уйдешь!"
О мой милый Руслан,
Я навеки твоя!
Теперь ее взгляд был устремлен на черноволосого атлета. Никогда еще ни один мужчина не производил на Неточку такого сильного впечатления. Точно из бронзы отлитый, великан заслонил от нее и Андрея и весь мир.
Концерт шел без антракта. Неточка удалялась на минутку и снова возвращалась. Лишь дважды сменял ее баянист вальсами.
- Не устала, соловушка? - спросил ее Иван Иванов, когда артистка вошла в закуток и села перед зеркалом. Она отрицательно качнула головой и спросила:
- Что за девушка сидела рядом с Андреем?
- Та самая, что толклась у него в комнате, когда я заходил к нему.
- Его любовница?
- А я знаю?
- А этот… - с деланным равнодушием спросила Неточка.
- Который этот? - В глазах Иванова мелькнуло беспокойство.
- Ну такой огромный, черный, рядом с Андреем?
И хотя она сказала все это как бы между прочим, чуткое ухо администратора уловило в звуках ее голоса нечто большее, чем простое любопытство.
- Этот библейский Голиаф, который с таким азартом аплодировал тебе? - Проницательный толстяк взглянул на Неточку в зеркале и шутливо погрозил ей пальцем: - Проказница! Ой, проказница! Это директор эмтээс - Боголепов. Говорят, гроза всех молодых женщин района…
- То есть? - Неточка быстро повернулась к своему оруженосцу и посмотрела на него с таким откровенным любопытством, что догадливый толстяк негромко свистнул.
- То есть по себе можешь судить, какое впечатление он производит на женщин, - лукаво отшутился администратор, а сам подумал: "Надо немедленно увозить ее отсюда". - Береги свои силушки! - сказал он вслух. - Я думаю объявить сейчас "Широка страна моя родная". А на сладкое "Едем мы, друзья". И завтра утречком - в Бийск. Там у меня запланировано…
- Иди объявляй!
Концерт окончен. Вера поднялась со стула.
- Ты проводишь меня, Андрюша?
Андрей рассеянно взглянул на нее.
- Да, конечно.
Обида и унижение горьким комом подкатывались к горлу Веры. До самого Предгорного шли молча.
- Ты, может быть, хочешь пойти к этой… к Белозеровой? - сдавленным голосом спросила она.
- Нет, пойду домой.
- Зачем ты лжешь мне?! - вспылила Вера. - Ты, конечно, пойдешь к ней! Пойдешь! - выкрикнула Вера и, низко наклонив голову, побежала к калитке.
- Вера! Ве-ро-чка! - Андрей устремился за ней. Вернуть ее, объяснить все, что его мучает! Но калитка была уже заперта. - Этого еще не хватало! Это черт знает что такое! - твердил он, вконец расстроившись.
Певица и администратор остались одни.
- Ну, малютка, пойдем.
- Куда?
В зале слышался топот выходившей публики.
- Как куда? В целинно-залежный отель!
…Неточка шла быстро. Расстроенный администратор еле поспевал. Он отлично понимал душевное состояние актрисы.
Она вошла в комнату и молча остановилась у порога.
- Ну, птичка моя, раздевайся, будем ужинать.
- С кем? - зловеще-тихо спросила Неточка.
- Как с кем? С любящим, верным твоим Иванчиком, мое солнышко… Надо будет и аккомпаниатору подбросить парочку бутербродиков. Бедняга так старался…
- Это безобразие! - закричала Неточка, давая полный простор своему возмущению. - Я думала, хоть поблагодарить зайдут!
- Ты все время забываешь, радость моя, что это тебе не Ялта, не Свердловск и не Тбилиси. Это же целинно-залежные земли! Одна их туалетная комната чего стоит! Ты видела их туалетную комнату? - Иван Петрович спешил хоть как-нибудь рассеять мрачное состояние Неточки.
- Замолчи!
Иван Иванов сник.
- Вот что… - Поднимаясь с табуретки и глядя на растерянного "друга", она закончила властно: - Сейчас же иди к этому… Ну… - она нетерпеливо щелкнула пальцами, - к Боголепову и скажи ему, что я хочу его видеть. Пусть сейчас же придет ко мне.
- Но, дорогая моя детка…
- Ивва-а-но-овв! - раздельно и властно произнесла Неточка и так угрожающе посмотрела в покорные глаза несчастного толстяка, что тот задрожал.
"Вот с таким же лицом в Москве она войдет в дирекцию, вытаращит свои синие глазищи и скажет: "Дайте мне другого администратора. Этот толстый Иванов меня раздражает! Я не могу с ним работать!"
- Ну, дай я хоть лакировки сниму, ведь темно же, грязь!.. - пробормотал Иван Петрович.
- Мма-а-рш! - крикнула Неточка и с неожиданной силой вытолкнула администратора за дверь.
Иван Петрович, очутившись в темноте холодной ночи, зябко поежился, второпях влип в какую-то жижу.
"Запорол лондонские лакировки!" - с сокрушением подумал Иванов, но, вспомнив о своей миссии и подумав о взбешенной Неточке, он забыл о лакировках.
…Боголепов жил в таком же новеньком пахнущем смолой, бревенчатом и тоже еще не обставленном домике, он сидел за немудреным дощатым столом. Иван Петрович невольно залюбовался обнаженными плечами и руками "Голиафа" с тугими выпуклыми мускулами. Защитная праздничная гимнастерка и узкий кавказский пояс висели на спинке простой железной кровати.
Голиаф улыбался всем своим крупным прекрасным лицом. Как видно, он только что с аппетитом поужинал: на столе стояла тарелка с остатками соленых огурцов и помидоров.
Боголепов, очевидно, все еще пребывал под впечатлением изумительного концерта и прочитанного письма от жены, писавшей, что у него родился давно ожидаемый им сын… "Я его назвала Константином", - писала еще слабой рукой Елизавета Матвеевна.
- Добрый вечер и приятного аппетита! - вкрадчиво сказал Иван Петрович, снимая шляпу, и, осмотревшись, бережно положил ее на некрашеный подоконник.
- Добрый вечер!
- Ну, как вам понравился наш концерт? - загадочно улыбаясь, спросил Иван Петрович.
- Знаменитый концерт! Я буду прямо говорить - обалдел! Меня как обухом по голове ударили!.. - восторженно заговорил Боголепов.