Щеголеватый, любивший пустить пыль в глаза, недавно демобилизовавшийся из армии, Николай Николаевич Патнев сидел в некрашеном деревянном кресле и, склонив красиво причесанную черную голову, читал "Правду".
- Вы что же, Николай Николаевич, не организуете сев в две смены? - с ходу спросил Андрей. - Почему не выполняете распоряжений эмтээс?
- Людей нет, - с подчеркнутым спокойствием ответил председатель, не отрываясь от газеты.
- А ну-ка, давайте списки, поищем вместе.
Председатель неторопливо открыл стол и вынул списки. Поискали - нашли. Через полчаса из конторы пошли на работу бухгалтер, счетовод и уборщица. Нашлись люди в кузнице и в конюшне. За ночь вторая смена посеяла добавочные сто гектаров.
…В полевой бригаде Григория Николаева, мрачного, никогда не улыбающегося, заросшего черной щетиной мужика, Андрей застал агронома - веселую курносую одесситку Людочку Хрунину. Бригадир и агроном сидели на краю вспаханной полосы. Еще издали Андрей окинул поле и насчитал шесть незапаханных плешин. Он спрыгнул с коня и отправился к первой огрешине. На залежи были сложены скирды скошенной в прошлом году полыни. Зимой ее плохо подобрали, оставили метровый слой остожий.
Бригадир и агроном, заметив Корнева, подошли к нему.
- Этот заповедничек для развода сорняков и мышей оставили? - строго спросил Андрей посиневшую от холода, прятавшую в рукава новенького овчинного полушубка озябшие руки Хрунину.
- Да вот недоглядела, не сожгла… - залепетала Людочка.
- Ты не доглядела, не сожгла, полевой бригадир, тракторный бригадир не доглядели, а тракторист объехал, не запахал и не засеял. Несожженные сорняки заразят все поле. На шести остожьях, - Андрей махнул рукой в сторону, - не менее полугектара отличной залежной земли пропадает только потому, что нерадивый агроном и такие же бригадиры не подготовили землю к пахоте! - Андрей так был взбешен, что не стал слушать объяснений и, не попрощавшись, пошел с поля.
- Сожжем! - закричала вдогонку Людочка. - Я сейчас же сожгу, Андрей Никодимович!
Андрей вернулся. Злость распалила ему лицо.
- Не менее пяти центнеров будет стоить колхозу твоя оплошность, Людмила Анисимовна. А кто возместит? Сегодня же на бригадной летучке обсудим. Исправляйте хоть вручную. Такого поля я не приму.
Глава третья
Обсуждение итогов сева за первую пятидневку происходило в Предгорненской школе. Собирались медленно. Многие и вовсе не приехали из-за распутицы. День был холодный: лужи рябило от северного ветра. У заборов кое-где еще лежал немощно-серый снег. Уже с утра у школы толпился народ. Механизаторы, полевые бригадиры сбились в кучку на вытаявшем бугре, на том самом месте, где в прошлом году стоял ларек сельпо.
- Сколько здесь водочки выпито, мужики! - завел разговор председатель колхоза "Красный урожай" Высоких.
- Он, этот бугорок, так проспиртовался, что еще недели две тому назад вытаял… - поддержал председателя его друг, бригадир Кургабкин.
Максим Васильевич Высоких выделялся опухшим синюшным лицом и сизо-малиновым, в склеротических прожилках носом. Несмотря на то, что ему только-только перевалило за тридцать, у него уже, как у старика, тряслись руки.
"Заслуженный деятель бутылки", - титуловал его Шукайло.
Показалась машина директора МТС, и все повалили в школу. Размещаясь за партами, шутили:
- На заднюю, на "Камчатку", Максим Васильевич, - ты у нас самый шаловливый!
- В первый класс записался, дед? - крикнул Шукайло Беркутову, не пропускавшему ни одного совещания актива.
- А я и вправду, сынок, запишусь осенью. В младости не довелось, так теперь запишусь. Читать - читаю и пишу сходственно, а вот деления и умножения с дробями - хоть голову оторви, не соображаю. А мне в моем агрономическом деле без дробей, как без рук. Недаром сказано: ученое телятко разумнее неученого дитятки. И вот я что тебе расскажу, Иван Анисимович… - К столу президиума подошли Боголепов с Уточкиным, и словоохотливый старик замолчал. Но ненадолго.
- Экой же, братцы, гренадерище уродился! И сам я росточком не изобижен - в лейб-гвардии его величества служил, - но он бы и в гвардии на правом фланге стоял, - сказал дед Беркутов о Боголепове.
Константин Садокович снял шапку.
- Как работают, так и собираются. Я буду прямо говорить: ни к черту!
Действительно, председателей колхозов, неудачно начавших сев, и прогульщиков бригадиров все еще не было. Кто-то взглянул в окно и обрадованно крикнул:
- Патнев приехал!
- Выбьют сегодня пыли из нашего красавчика!
Вошел щеголь Патнев в темно-сером пыльнике с светлыми пуговицами и в военной фуражке. На боку - новенькая полевая сумка с компасом. Черноусый, молодой, румяный председатель, не глядя ни на кого, прошел в первый ряд и сел.
- Не заблудился, - указывая на сумку с компасом, шепнул Андрею Шукайло. - Прямо к боголеповским кулакам выпер. Дадут ему духу!
Но начал Боголепов не с Патнева, а с Высоких: тракторы и сеялки простаивали в его колхозе еще больше, чем у Патнева.
- Я буду прямо говорить, - глядя на Высоких, начал директор, - на севе в такую ответственную весну творятся преступления. Из трехсот гектаров поднятой целины у тебя, товарищ Высоких, засеяно только сто. Двести гектаров по твоей милости не засеяны. Сев, как правило, ты начинаешь со второй половины дня…
Высоких крутился на парте, порывался возражать, но сидящий сзади него многоопытный Кургабкин удерживал приятеля:
- Молчи, еще больше накладут!
После Боголепова выступали бригадиры тракторных и полевых бригад. Агроном Люда Хрунина, вырядившаяся в котиковое манто, жаловалась на Патнева: тот не выделил ей лошадь.
- Вот я и езжу на одиннадцатом номере. До полей семь километров да между тремя бригадами километров десять. Пока окружу разок - вечер. Где же тут следить за качеством? - Показывая хорошенькие ямочки на щеках, Люда мило улыбнулась собранию и пошла на место.
Игорь Огурцов жаловался на плохую работу учетчиков и на неаккуратную передачу сводок по радио. Из всех тракторных бригад только бригаду Шукайло, постоянно перевыполнявшую дневные нормы и регулярно дающую ежедневные сводки, диспетчер отметил как образцовую.
Игорь, как всегда, кому-нибудь подражал. Сегодня он играл под немногословного, глубокомысленного оратора. В левой руке держал трубку, правой пощипывал уморительную свою бороденку, глаза потуплены, брови нахмурены.
- Наша эмтээс дополнительно к плану должна поднять и засеять десять тысяч га целины и залежей… - сообщил он давно известные всем цифры и замолк. Казалось, сейчас он скажет что-то очень важное. - А вот бригада Ивана Мытного и вчера задержала сводку на четыре часа…
Люда не выдержала и громко сказала:
- Никак не скажешь, что умишка излишка. Молчал - на человека был похож, заговорил - унеси ты мое горе! И зачем только на трибуну вылезают такие?
Игорь постоял, похмурился и пошел на место.
- Я кончил, - оскорбленно проговорил он на ходу.
Андрей с виду казался спокойным, но внутренне был напряжен до крайности. С момента приезда в МТС и особенно в первые дни сева капля по капле у него скопилось столько злости, что он уже не в силах был дольше носить ее в себе. "Такая весна! Дети, которые сейчас в школу бегают, потом будут завидовать нам; что не они, а мы поднимали историческую целину, а тут эдакая разболтанность!"
- Не то, не то… - шептал Андрей Ивану Анисимовичу после каждого выступления.
Шукайло не отзывался на его слова, и Андрей воспринимал это как полное согласие с ним.
Но когда главный агроном не удержался и выкрикнул: "Разменялись на мелочи!" - Шукайло сердито проворчал:
- А ты выступи по-крупному, если можешь. Мелочи-то, как худая трава, ноги оплели. Все крупное из мелочей составляется.
Это осуждение точно кнутом подстегнуло молодого агронома, и он крикнул:
- Прошу слова!
Андрей поспешно вылез из-за парты и, ощущая какую-то невесомость во всем теле, легкими, быстрыми шагами пошел по длинному классу. От волнения он заговорил запинаясь:
- Недавно в колхозе "Новый путь" на мое замечание о прорванных мешках колхозницы сказали: "У нас были и председатель и полевой бригадир и ничего не заметили. Видно, уж пригляделись". Так вот, мне кажется, что и мы ко многим, но уже не мелким, а серьезным безобразиям настолько пригляделись, что как бы уже и не замечаем их.
- Справедливо, сынок, - не удержался Беркутов, - не замечаем безобразиев разных. В нашем колхозе дыра на дыре, можно сказать, язва на язве, а мы то воскресенье, то новоселье, пьем-гуляем, ни о чем не тужим…
- Агафон Микулович, мы вам потом слово предоставим, - остановил деда Боголепов.
- Да я ничего, я только немножко поддержать хотел, - смутился старик.
- Что сорвало нам план первой пятидневки? Распущенность, расхлябанность известной части наших механизаторов и некоторых руководящих работников колхозов, - Андрей знал, что каждое сказанное им слово будут тщательно взвешивать, поэтому всячески сдерживал себя от резкостей. И все-таки не сдержался. - Начну с претензий диспетчера к тракторным отрядам - они совершенно справедливы. Ежедневные сводки необходимы: без них нельзя руководить большим хозяйством. Лошадь агроному Хруниной, товарищ Патнев, также надо выделить. Без лошади контролировать сев на таких массивах практически невозможно.
Люда победительно взглянула на покрасневшего Патнева.
- Секретарь Центрального Комитета партии в одном из выступлений назвал агрономов организаторами борьбы за высокий урожай. А организовать - значит привести в движение все имеющиеся у нас силы и средства, использовать все резервы, поднять колхозников и рабочих эмтээс на хорошую работу… А все ли сделано нами? Нет ли у некоторых из нас равнодушия, лени, глупости, самодурства? Есть! - воскликнул Андрей и заметил, как задвигались на скамейках. - Колхоз "Красный урожай" - один из самых отстающих в нашей зоне. Недалеко от него ушел и колхоз "Новый путь". А председатели этих артелей, товарищи Высоких и Патнев, не только не организовали вывозку минеральных удобрений со станции, а, как мне стало известно, даже отказались от них, и их удобрения забрал себе хозяйственный Лойко. Как назвать эти факты - безрукостью или глупостью? - Андрей помолчал, глядя то на Высоких, то на Патнева.
- А теперь о некоторых наших механизаторах. Три дня тому назад бригада товарища Захарова пахала без предплужников. Бригадир объяснил, что в первые весенние дни якобы трудно работать с предплужниками, но когда агроном составил предупредительный акт, они поставили предплужники и работали отлично. Не преступное ли это самодурство, товарищи?
С нервно покашливающего, зябко ежившегося бригадира Захарова главный агроном перевел взгляд на маленького, с верткими глазками председателя колхоза "Заря" Черноозерцева.
- Председатель артели "Знамя коммунизма" товарищ Лойко, готовясь к севу подсолнуха, обеспечил себя семечками необыкновенной маслянистости: из пяти пудов - пуд масла, и предложил излишки семян вам, товарищ Черноозерцев. Вы отказались. А чем же собираетесь сеять? Агроном сообщила мне, что ваши семена и несортовые и наполовину невсхожие. Сводкой хотите утешиться? Посеяли, мол, и с плеч долой? Что это: нерадивость, бесхозяйственность или преступление? Не могу обойти и еще одного обстоятельства, сильно помешавшего нашей первой пятидневке: пьянства… - И снова Андрей заметил, как среди сидящих на партах людей дернулись, задвигались отдельные фигуры. - Повод у пьяниц всегда найдется. Таким поводом для некоторых, стыдно сказать, явился религиозный праздник пасха. Если не принять мер, то через два дня будет новый повод - Первое мая. А кому же неизвестно, что в сельском хозяйстве день год кормит?
И снова дед Беркутов поддержал оратора:
- Одним словом, кто пьет да гуляет, а кого бьют да гоняют. Есть такие, что ежели водку учуют, то даже и на коленках черта обгонят. А за таких питухов-бегунцов добрый колхозник отдувайся!
Люди зашевелились, зашептались: то, что происходило на собрании, было в диковинку и механизаторам и руководителям колхозов: о недостатках в колхозах в Войковском районе обычно не говорили ни работники МТС, ни сами руководители колхозов, ни тем более рядовые колхозники. Боялись, как бы не заподозрили в очернительстве самой системы. И, вдруг, совсем еще молодой главный агроном, комсомолец - рубит с плеча!..
Андрей подождал, пока все успокоятся, и продолжил:
- До каких же пор мы будем глумиться над техникой? То тракторы без дела стоят, то плуги только царапают залежь, как это делали в тракторной бригаде Мытного, то выворачивают наружу глину, как это было в бригаде Кобызева. И ни полевой бригадир Вострецов, ни сидящий здесь Кургабкин не только не забраковали плохую работу трактористов, но даже и замечаний бракоделам не сделали. Почему? Может быть, потому, что пригляделись? А может, потому, что вместе пьянствовали?..
Чувство полного освобождения, потребность высказаться до конца все росли и росли в Андрее.
- Почему товарищ Евстафьев, - все повернулись к сидящему с забинтованной головой секретарю партбюро, - почему товарищ Евстафьев не поставил вопрос о партийной ответственности председателя колхоза Высоких за двухдневную пьянку? Уж не потому ли, что сам Евстафьев пьянствует? Как же он будет разносить Высоких за разбитый колхозный "Москвич", если сам в эти же пасхальные дни в пьяном виде разбил собственный мотоцикл и собственную голову!
Шукайло захлопал в ладоши. Казалось, народ только и ждал этого первого хлопка: зааплодировали горячо и дружно. Андрей смотрел и думал, что сказать ему нужно еще очень многое, но враз всего не выскажешь.
- Товарищи! Пахота и сев только начало сельскохозяйственного года. А как мы справимся с уборкой? Можно ли оставить на нынешнем уровне политико-воспитательную работу в тракторных бригадах и в колхозах? Серьезная работа с молодежью ведется только в бригаде Маши Филяновой, а вот в перехваленной бригаде Никанора Фунтикова - из рук вон плохо. Эта раздутая знаменитость никак не может понять, что оценивать труд механизаторов теперь будут не только по количеству, но и по качеству работы, по урожаю. Бригада Фунтикова нынче чуть ли не на самом последнем месте. Я думаю, товарищ директор, - повернулся Андрей к Боголепову, - этой бригадой надо заняться в первую очередь…
- А вот вас-то, Андрей Никодимович, мы к фунтиковцам и прикрепим, - сказал Боголепов.
Фунтиков покраснел.
- Я же на себя возьму бригаду Семена Вострецова. И, я буду прямо говорить, мы посоревнуемся с вами, Андрей Никодимович, кто из этих тихоходов вперед вырвется, - под взрыв смеха закончил свою реплику Боголепов.
- Ну что ж, посоревнуемся, Константин Садокович, - без улыбки ответил Андрей и заговорил о необходимости проведения опытов обработки почвы по способу Терентия Мальцева. - Земли наших предгорий и особенно горные склоны изобильны влагой и азотом. Хлеба растут здесь высокие и обычно полегают. Как правило, они сильно засорены осотом, молочаем и березкой. Работа по-мальцевски очистит почву от сорняков. Необходимы опыты глубокой, безотвальной пахоты. Мы не можем повторять ошибок прошлого: наши предки, поднимая целинные земли, через несколько лет уже истощали их. Работать по старинке - значит своими руками разрушать плодородие целинных земель!
Андрей сел рядом с Шукайло и с сожалением сказал шепотом:
- Кажется, все скомкал…
- Что ты, что ты! Бил ты все козырными, и все в самое темечко! Я слушал и радовался, - горячо уверял Шукайло.
Андрей смотрел на бронзовое лицо Поля Робсона, на оживленные, блестящие его глаза и думал: "Одинаково мы с тобой не устроены…" Вслух спросил:
- Как у вас с Агашей?
- Никак… - оживление Шукайло вмиг пропало. - Не пара мы, Андрей Никодимович. Мне двоих ребят поднимать надо, а Маше - лететь! Можно ли ей крылья вязать?
Боголепов объявил перерыв, и Андрея обступили знакомые и незнакомые люди.
- По-московски рубанул, товарищ главный агроном!
- Божков не пощадил! Теперь будут ходить да оглядываться.
Стоявший неподалеку Фунтиков со злостью бросил на пол недокуренную папиросу, наступил на нее ногой и с силой растер.
- Ну, попадешься ты нам, святоша праведная, в темном месте. Мы тебе подтянем пятки к затылку, - ворчал рябой Никанор вполголоса.
- Митинг развели, морали читают: как деткам жить, сколько пить, когда и с кем спать… Сукины дети! - уловил Андрей долетавшие до него чьи-то слова.
Молодой агроном чувствовал на себе озлобленные взгляды и Фунтикова, и Высоких, и Кургабкина. "Черт с вами, злитесь, - думал он, - а терпеть этого дальше нельзя".
После перерыва взял слово Уточкин.
- Люблю мужика - симпатяга. Все знает, как будто он здесь родился. Хотя не важно, где он родился, а важно, что в дело годился, - по обыкновению каламбуря, громко сказал Шукайло. - Этот тоже выдаст кое-кому, - продолжил свою реплику Поль Робсон и посмотрел на Корнева.
Андрей заволновался: "Кажется, я для открытого собрания чересчур густо приперчил…"
Уточкин поправил толстый бинт на уродливо раздутой ст флюса щеке, подошел к передней парте и очень тихо заговорил:
- Советское правительство сделало все, чтобы мы вышли нынче на передний край вооруженными до зубов. А мы, бойцы, не живем еще по-фронтовому. Больше того, мы заразились мокрыми, холодными настроениями. Кончать надо с этим, товарищи! Как? Об этом скажу позже. Сейчас же не могу не остановиться на вопросах, затронутых главным агрономом. Эти вопросы в нашей эмтээс действительно основные. В них упирается и трудовая дисциплина, и качество пахоты и сева, и сроки посевной…
Андрей облегченно вздохнул.
- Весенний сев мы действительно проводим в исключительно трудных условиях. Однако первое и основное правило: несмотря ни на какие трудности, механизаторы не должны забывать о самом главном: о повышении урожайности. - Фразу эту Уточкин как-то особенно выделил, точно подчеркнул ее жирной чертой. - Одних карательных, мер к бракоделам и нерадивцам, как этого от меня требовал в перерыве Агафон Микулович Беркутов, конечно, недостаточно. И они не могут быть главными… О Высоких и Евстафьеве мы поставим вопрос на бюро райкома по окончании посевной. Хорошей работой они в какой-то мере могут искупить свою вину. - Уточкин строгим взглядом окинул пьяниц и раскрыл блокнот. - Прежде чем предлагать ряд необходимых мероприятий, я должен сделать замечание. Товарищи, что это вы сидите точно на похоронах? Не чувствую я огонька, боевого духа не чувствую в вас, товарищи…
Уточкин как-то мучительно улыбнулся одними глазами.
- Чем труднее обстановка, тем быстрее надо перестраиваться на военный лад: спать поменьше, трудиться побольше. Ну разве можно в посевную начинать работу чуть ли не с полудня? Народу у нас сейчас вполне достаточно, но он плохо организован. Значит, надо немедленно браться за организацию. А кто же пойдет впереди, как не коммунисты и комсомольцы? Подошло время начинать массовый сев, а некоторые наши бригадиры чувствуют себя, как повар без поварешки, - ждут солнца, тепла и чуть ли не плачут. На солнце не рассчитывайте, товарищи. Я имею долговременный прогноз: до пятнадцатого мая тепла не будет…