С двух сторон к цирковому двору примыкали жилые дома, и, как положено на юге, вдоль каждого этажа тянулась деревянная галерея. Совсем недавно, какой-нибудь час назад, галереи эти пустовали, казались навеки вымершими. А теперь.
Спеша воспользоваться предвечерним солнцем, хозяйки развешивали выстиранное белье. Верещали, перекликаясь, дети. Бренчали гитары, стучали кости домино. А над всем этим шумом, смехом, визгом плыл аромат шипящей на сковородах нежнейшей скумбрии. Жизнь, выплескивавшаяся из домовых стен, была немудреной, но очень плотной, и Анна, приглядываясь к ней, ощутила зависть. С каждым годом ей все более недоставало собственного оседлого жилья.
Хорошо родителям: уйдя на отдых, обзавелись домиком на Кубани, подняли фруктовый сад. Анну, когда приезжала к ним, встречали радушно и все же не забывали при случае напомнить, что она лишь в гостях. В семействе Казарини, даже в отношениях между самыми близкими, с детства учили различать свое и чужое: не только упорно трудиться, но и обязательно за счет труда умножать, накапливать собственное.
Где-где, а за кулисами новости распространяются быстро. Весть о том, что аттракцион Сагайдачных переадресован в Горноуральский цирк, всем была уже известна. Анна вернулась со двора, и музыкальный эксцентрик Вершинин встретил ее сокрушенным вздохом:
- Ну не обидно ли, Анна Петровна? Погода к летней благодати повернула, а нам с вами катить на суровый Урал. Как бы там не вляпаться опять в ненастье.
- Будем рассчитывать на лучшее, - улыбнулась Анна. - Кстати, Федор Ильич, это я всему виновница. Давно хотела поглядеть на нынешний Горноуральск. Вот и уговорила Сергея Сергеевича.
- Ежели так - тогда другое дело, - поспешил согласиться Вершинин, и его ноздреватое, оплывшее лицо сделалось умиленным. - С вами да с Сергеем Сергеевичем хоть на край света.
Он и в самом деле имел основание дорожить причастностью к Сагайдачным, в аттракционе которых - так сказать, по совместительству - исполнял с женой небольшое комедийное вступление. Заинтересованность Вершинина была двоякой: и в дополнительном заработке, и в том покровительстве, какое мог оказать и оказывал ему ведущий артист. Последнее было не менее важным. Ни Федор Ильич, ни его супруга талантом не блистали, а потому и нуждались в лишних козырях.
- Хоть на край света! А то и дальше! - с чувством повторил Вершинин.
Он догадывался, что Анна большой симпатии к нему не питает, и при каждом удобном случае стремился расположить ее к себе.
Прощальное представление шло с нарастающим успехом. Что ни трюк - взрыв аплодисментов, что ни номер - долгие вызовы. В переполненном зале царила атмосфера признательной расположенности, и даже те из южноморцев, что в этот вечер оставались дома, могли ее почувствовать: местное телевидение транслировало заключительное цирковое представление.
Во время антракта телезрителям была предложена беседа врача: как уберечься от простуды. Однако слушали ее не слишком внимательно. Во-первых, погода изменилась к лучшему, а значит, можно было не опасаться простуды. А во-вторых, предстояло увидеть аттракцион "Спираль отважных". Какая уж тут беседа! Скорей бы кончался антракт!
Наконец опять включили зал. Голубые экраны отразили манеж, окруженный треком, решетчатый глобус, гоночные машины, заключенные в глобус. Еще минута - и разнеслось с торжественной громкостью: "Анна Сагайдачная и заслуженный артист республики Сергей Сагайдачный!"
Аттракцион был еще в середине, когда за кулисами, опустевшими было ко второму отделению, снова сделалось многолюдно: готовясь к финальному выходу, возле форганга начали собираться артисты. Оправляя парадные костюмы, вполголоса переговариваясь о предотъездных своих делах, они становились по четверо в ряд. А там, за форгангом, из-под которого била яркая, режущая глаза полоска света, - там дальше разворачивался аттракцион: резкими выхлопами глуша оркестр, мчались мотоциклы, и зал восхищенно следил за взлетами, виражами и петлями отважных гонщиков. Наконец настала высшая точка аттракциона. Вслед за коротким сигнальным свистком моторы взвыли с такой предельной пронзительностью, что не только в зале, но и за кулисами все притихло, замерло.
Буря аплодисментов заключила аттракцион. Минутой позже, праздничной колонной ступив на манеж, участники представления примкнули к Сагайдачным. Снова овация, цветы и цветы, такое обилие цветов, как будто южноморцы без остатка опустошили все свои сады и оранжереи.
За кулисами ждал директор. В каждом цирке свято соблюдается эта традиция. Как в первый, так и в последний день директор идет за кулисы, поздравляет с успешным началом или завершением программы.
Добравшись до Сагайдачных, директор напомнил:
- Значит, как условились. Из цирка прямо ко мне.
Это тоже было своего рода традицией. Принадлежа к старшему поколению цирковых хозяйственников, южноморский директор в любой программе насчитывал немало давних знакомцев. Как же было не пригласить на прощальный ужин. Впрочем, на этот раз, изменив заведенному порядку, решил ограничиться одними Сагайдачными. И объяснил жене:
- Думаю, так лучше будет. Не скажу, чтобы Сережа и Аня спесь разыгрывали. А все же как-то они особняком.
Потому и собрались за столом всего-навсего Сагайдачные, хозяева дома и еще их родственница, приехавшая погостить.
Первый тост провозгласил директор. Склонный к полноте, он то и дело покрывался испариной, но живость сохранял:
- Все налили? Коли так - за странствующих и путешествующих. Само собой, подразумеваю отбывающих на Урал!
Второй тост предложила директорша - вся в кудряшках, с округлыми локотками:
- Смотрю на вас, Сергей Сергеевич, и не налюбуюсь. Про Анну Петровну вообще говорить не приходится: как была, так и осталась писаной красавицей. А вот вы. Определенно эликсиром каким-то секретным располагаете. За это самое - за вечную молодость вашу - и предлагаю поднять бокалы!
Сагайдачный, комично вздохнув, притронулся пальцем к виску: это, мол, что, как не седина.
- Не знаю, знать ничего не знаю! - воскликнула директорша, потрясая кудряшками. - Возможно, сами себе из кокетства припудриваете!
Родственница хозяев наклонилась к Анне:
- Смотрела я вас давеча. И до того три вечера подряд смотрела. Это же ужас, восторг и ужас, на что решаетесь!
- Такая у нас работа, - пожала плечами Анна.
- Я понимаю, конечно. А все-таки. Сейчас вот сижу с вами рядом, разговариваю, дотронуться могу. А тогда, когда я в цирке смотрела, - честное слово, вы мне казались необыкновенными. Даже представить себе не могла, какие вы в жизни!
- Такие же, как все, - ответила с улыбкой Анна. - В том лишь разница, что приходится чаще переезжать, по-дорожному, на чемоданах жить.
- И не утомляетесь? Неужели все время из цирка в цирк? Я, например, хотя и недавно сюда приехала, а чувствую: определенно тянет уже домой.
Анна рассказала, что в каждом городе, хотя, разумеется, жизнь в гостиницах не всегда способствует этому, она старается создать уют, подобие домашней жизни.
- Нет, все равно я не могла бы так, - зажмурилась родственница. - Я люблю покой, тишину, При вашей работе без геройского духа никак нельзя!
Анна рассмеялась и переменила разговор: обернувшись к директорше, стала ее расспрашивать, какую приправу кладет в салат.
Позднее, когда, поднявшись из-за стола, женщины ушли на кухню, директор усадил Сагайдачного возле себя на диван.
- Так-то! Пожаловаться не могу. С чистой прибылью кончил сезон!
- При нашей помощи, - напомнил Сагайдачный.
- Это само собой. Без крепких артистов программы нет.
- Без аттракциона-вот без чего нет! - снова, на этот раз с нажимом, напомнил Сагайдачный. - Кассу, прежде всего мы, аттракционщики, обеспечиваем. Разве не так?
Последние слова он проговорил с такой себялюбивой убежденностью, что директор не смог удержаться от ответа. Обычно он избегал вступать в спор с артистами, а тут покачал головой:
- Ты послушай, Сергей Сергеевич, какая в позапрошлом сезоне история приключилась. Запланировали мне аттракцион с хищниками, а в последний момент осечка: в карантине задержали зверей. Что тут делать? Чем программу заканчивать? А ведь ничего, обошелся. Воздушный номер, полет перекрестный, поставил на конец второго отделения. И что ты думаешь - молодежный этот номер зритель принял на "ура". Принял как должную концовку всей программы!
- К чему притча эта? - насторожился Сагайдачный.
- Лишь к одному. Про твой аттракцион, Сергей Сергеевич, кроме похвального, ничего не скажу: оригинальный, смелый, за сердце зрителя держит. Но ведь бывает и так: багажа с десяток вагонов, амбиции столько же, а работы, как посмотришь, с гулькин нос. Больше того: иной раз до одури аттракцион рекламируем, все внимание на него, а тут же, в этой же программе, имеются куда более сильные номера! Нет, ты меня, Сережа, этим словом - аттракцион - не гипнотизируй. Я, прежде всего, желаю работу видеть - честную, по-цирковому крепкую, А уж как она на афише называться будет - это второй вопрос.
Сагайдачный промолчал. Видимо, понял, что сам натолкнул директора на неожиданную отповедь. Потом спросил, нарушая неловкую паузу:
- Кстати, в главке не приходилось с хозяином новым горноуральским встречаться? С тем, что вместо Князькова.
- Как же. Видел зимой.
- Впечатление какое?
- С первого взгляда разве определишь, - развел руками директор. - Возможно, и дельный, а все равно откуда быть настоящему опыту? Вот, скажем, я. Кем только не был в цирковой системе. И экспедитором, и администратором, и снабженцем. Не то что сено - веники березовые, корм витаминный для слонов и тот заготавливал. Ну, а нынешние в практическом отношении, конечно, послабже!
Из кухни вернулись женщины.
- Не пора ли, Сережа, домой? - спросила Анна. И объяснила: - Сын наш моду завел - ни за что не уснет, пока спокойной ночи ему не пожелаем.
- Как он у вас? - поинтересовалась директорша. - К цирку тянется?
- Дай волю - не отогнать от манежа! Весь в отца!
- Это точно, - поддакнул Сагайдачный. - Шустрый парень. Сам помаленьку его обучаю. Кульбитик, стойку руки в руки - это он запросто.
Улица встретила долгожданным теплом. Внизу, под откосом бульвара, в легкой зыби отражались причальные огни и тоже, как всё в этот вечер вокруг, казались потеплевшими. Неторопливо и вольготно шагая, Сагайдачный подумал, что теперь-то самый подходящий момент вернуться к рассказу о поездке в Москву.
- Ты так и не дослушала, Аня. Что ни говори, удачной оказалась моя поездка.
- А я и не сомневаюсь, Сережа, - мягко откликнулась она. - Ты не обращай внимания, что погорячилась немного. После, обдумав, сама поняла: ты правильно поступил. Конечно же смысла нам нет обострять отношения с главком.
- Да погоди ты! Бог с ним, с главком! - перебил он. - Послушай лучше, какой получилась у меня встреча с Моревым. Я, когда шел к нему, и не подозревал, что поделюсь задумкой, считал, что еще не дозрела она. А потом, слово за слово. Ты же знаешь Морева. Зря не станет хвалить. А тут признал, что имеются все предпосылки для аттракциона.
- Для аттракциона?
- Ну да! Для нового! Не век же нам на мотоциклах кружить!
Не с этого, не с нового замысла следовало ему начинать. Уж лучше бы сразу рассказал о том, как повстречался с Казариным и как узнал от него,
- Не понимаю тебя! - насторожилась Анна. - Просто отказываюсь понимать! Давно ли "Спираль отважных" выпустили, а ты уже. Подумай сам, куда нам торопиться?
Он насупился, не ответил.
- Подумай сам! - настойчиво и жарко продолжала Анна. - Я тоже рада твоей моложавости, энергичности. Но неужели все это нельзя приложить к другому?
- То есть?
- Ты только не сердись, Сережа. Я не меньше, чем ты, заинтересована. Особенно теперь, когда вскоре должны получить прописку в Москве.
- То есть? - снова спросил Сагайдачный, и Анна почувствовала, как он весь напрягся.
- Тебя же ценят в главке. И ценят, и уважают. Вот и теперь пригласили на обсуждение заявки. Ты нужен им!
- Хотя бы. Что из этого?
- Я думаю, не сомневаюсь даже. Имеются все основания, чтобы ты перешел на работу в аппарат. Возможно, тебе поручат один из отделов.
Он круто остановился - так круто, что Анна от неожиданности пошатнулась. Оглядел ее с ног до головы:
- Вот как? Ну, а работа как же?
- Неужели, кроме манежа, не может быть другой работы? Кстати, в отделах главка служит немало бывших артистов.
- Бывших! - повторил Сагайдачный. - Ты сама сказала - бывших! А вот я. Ты, Аня, запомни. Я об этом и Мореву говорил. О том, что до последнего вздоха хочу манеж под ногами чувствовать. И еще не раз силы свои на нем испробовать. И такого добиться еще и еще раз, чтобы зритель мне аплодировал. Понимаешь? Лично мне!
Замолк. Шагнул вперед, опережая Анну, словно позабыв о ее присутствии. Затем обернулся:
- Что касается московской квартиры - я так и побывал в ней, как ты хотела, - на втором этаже, не выше!
2
День спустя Сагайдачные были в пути.
Для циркового артиста - будь он наиопытнейший - переезд из города в город всегда хлопотлив и утомителен. Мало того, что надо собраться и уложиться, - не меньше забот ожидает и на новом месте: опять багаж раскрывать, устраиваться, обживаться. Тем дороже недолгая пауза в пути.
Сагайдачным повезло. Их спутником по купе оказался некий развеселый пассажир. Весь день он проводил у приятелей в соседнем вагоне. Возвращаясь затемно, мгновенно и каменно засыпал. Пробудившись утром, хрипловато осведомлялся:
- Как я вчера? Ежели что - не взыщите!
Так что Сагайдачные ехали удобно, без посторонних, своей семьей.
Купейным вагоном этого же поезда (Сагайдачные ехали мягким) из Южноморского цирка в Горноуральский отбыли также супруги Вершинины, силовой жонглер Роман Буйнарович, жена его Зинаида Пряхина, исполнявшая танцы на проволоке, и еще коверный клоун Василий Васютин.
На остановках Буйнарович привлекал всеобщее внимание. Фигура его была не только массивной, но и квадратной, а руки он по-пингвиньему отставлял от корпуса. Выходя на перрон, прежде всего отыскивал киоск "Союзпечати" и скупал все спортивные издания. Особо Буйнаровича интересовали достижения и рекорды тяжелоатлетов.
- Тебе-то какой интерес - рекорды эти? - спрашивали товарищи. - Чай, не в спорте - в цирке трудишься!
Буйнарович в ответ сердито пыхтел. Васютин выходил из вагона реже. Преданный семьянин, отец трех девочек, он снова ждал прибавления семейства. Врачи заверили, что события этого надо ждать не ранее как через полмесяца. Но уже на второй день пути, вопреки всем календарным предположениям, жена Васютина слегла: "Ох, папочка! Только бы успеть добраться!"
Хорошо, что на помощь пришла Зинаида Пряхина. Дельная, быстрая на руку, она приспособила себе в помощники и супругу Вершинина, и самого Васютина. Покорно разделяя с женщинами все хлопоты, он возился с меньшими дочками - кормил их, умывал, водил в конец вагона и обратно. Старшей дочери - двенадцатилетней Римме - поручен был уход за собачкой Пулей, неизменной партнершей Васютина.
На остановках Римма шла по перрону, натягивая поводок, стараясь казаться девицей по-взрослому чинной. Гриша Сагайдачный, увидя ее, высовывался из тамбура и кричал: "Лысая! Эй, лысая!" Дело в том, что Римма недавно перенесла скарлатину и волосы ее были острижены под машинку.
- Лысая! Лысая! - надрывался Гриша, прыгая на одной ноге.
Делая вид, что она ничего не слышит, Римма лишь поводила тонким плечиком. Если же терпеть становилось невмоготу, деликатно отвечала:
- А вы, мальчик, псих. Слышите? Псих!
Грише ничего не оставалось, как показать язык.
На третий день пути - еще недавно равнинная, плоская - земля начала холмиться. Гриша почти не отходил от окна. Лишь иногда заглядывая в купе, чтобы наспех перекусить, он опять устремлялся в коридор и часами простаивал там, прижавшись носом к стеклу, боясь хоть что-нибудь упустить.
Крепыш, неизменный заводила среди школьных товарищей (за год школу приходилось менять по нескольку раз), Гриша в примерных учениках не числился, а иногда - того хуже - позволял себе такие выходки, что Анну вызывали для объяснений.
Отличился он и в Южноморске.
- Мальчик смышленый. Некоторые из педагогов не нарадуются, - сказала классная воспитательница. - Например, по географии так отвечает - заслушаться можно. - Анна едва удержала улыбку: мудрено ли, что Гриша знал географию. - Зато другие учителя просто не знают, как справиться с ним. Вчера ни с того, ни с сего стал во время урока на голову, а получив замечание, не нашел ничего лучшего, как пройтись по классу колесом. Воротясь из школы, Анны отругала сына:
- Стыдно за тебя. А еще артистом мечтаешь стать! Пока не кончишь школу, не получишь аттестат.
- Эх вы, родители! - страдальчески вскричал Гриша. - Состарить, уморить меня хотите!
Так было недавно, но сейчас, когда наступило каникулярное время, Гриша воспрянул духом. Он рассчитывал дни напролет проводить в цирке, знакомиться с артистами, смотреть репетиции. Да и отец, верно, будет больше уделять ему внимания.
За вагонным стеклом становилось все интереснее. Железнодорожная колея делала крутые повороты, взбиралась наверх. Паровозные гудки то разносились с гулкой многократностью, то замирали в черной глубине туннелей. Один туннель, за ним второй - того длиннее, - и снова кручи, пролеты мостов, речка далеко внизу, вся в пенистых клочьях. Вот здорово!
В купе, где вдвоем оставались супруги Сагайдачные, настроение было другим - внешне ровным, но внутренне натянутым. Ни Сагайдачному, ни Анне не удавалось вычеркнуть из памяти то несогласие, что прорвалось накануне отъезда.
Сперва, услыхав предложение жены, Сагайдачный вскипел, вспылил: "Хорошенькое дело! Надо же придумать ахинею такую! Вконец одурела баба!" Потом, умеряя раздраженность, сказал себе: "В том-то и дело, что одурела. На здравый рассудок такого не придумаешь - прочить меня в службисты. Самое лучшее забыть, не обращать внимания!" На деле это не удавалось. Настороженность не покидала Сагайдачного, и он хмуро продолжал приглядываться к Анне. Она обрадовалась даже, когда Гриша, приоткрыв дверь в купе, крикнул:
- Мама, иди скорей! Смотри, какой здоровенный электровоз! Вот бы машинистом на него!
- А как же цирк? - улыбнулась Анна. Она стояла, опустив руку на плечо сына. - Или передумал?
- Что ты, мама! Я как отец! Это твердо решено!
Вернувшись в купе, предложила проведать Васютиных.
Сагайдачный сперва отказался:
- Сходи одна.
- Неудобно, Сережа. Тем более у них такие обстоятельства.
Неохотно поднявшись, Сагайдачный последовал за женой.
Васютина-мать переводила дух после только что перенесенной схватки. Лежала бледная, лицо в испарине, под глазами синева. Римма, поглаживая Пулю, сидела у матери в ногах, а на скамье напротив Васютин развлекал меньших дочек - запускал жужжащий волчок и при этом сам ему подражал, смешно надувая губы.
- Мир честной компании, - сказал Сагайдачный. - Зашли поглядеть, нет ли в чем нужды.
- Спасибо, спасибочко! - засуетился, вскочив, Васютин. - Уж вы не взыщите, что беспорядок у нас. А так ничего - справляемся помаленьку!