- Лидка с Галкой еще несмышленыши, Клара живет, как птичка божья порхает, ты на них внимания не обращай и не слушай. А что родителям правду сказала - молодец! У меня в жизни тоже было… Один в блокаду… предлагал мне любую еду, да я Серегу ждала. Лучше было умереть, а не запачкать наши отношения. И всю жизнь вот так бобылкой прожила, ни вдова, ни кинутая. Я тебе вот что скажу, Танюшка… Каждый в жизни к чему-то стремится. И мужики и бабы. Послаще да покрасивее каждому пожить охота. Ну, а неумелые вроде нашего Вертолета в мечтах живут. Есть люди, у которых большие цели. Стать ученым или бороться за мир и счастье на всей земле. И я долго мучилась, пока все у меня внутри не перегорело и не выплавилась главная сердцевинка… Я ведь по характеру как раз такой человек, что дай мне способности, и я бы обязательно что-нибудь серьезное сделала бы. Честное слово! Я еще в детстве думала, что великим человеком буду, смешно, да?.. И много мне пережить пришлось, прежде чем поняла, Что нет у меня для большого дела настоящих способностей. Думаешь, сладко мне было понять все это? Другая бы с горя во все тяжкие кинулась или обманывала бы себя. А я подумала как следует и поняла, что мое большое дело - просто быть хорошим человеком, честным и порядочным. Принципиально хорошим во всем и до конца, ты понимаешь? Это, если подумать, тоже дело немаленькое, да-да! И вот я смотрела на тебя, и, прости, прямо-таки с души меня воротило. Красавица, вижу, умница, в руках дело горит - и все это за сладкую жизнь продать готова! Не говори, не говори, я же знала, что ты Анатолия не любишь, видела! А ты поступила в точности по моей программе, понимаешь? И Олега держись, у него в науке искра божья. Ты не смотри, что я простая чертежница, я людей вижу, жизнь научила. И трудно тебе с ним будет, может, и холода-голода ты с ним даже натерпишься, а все равно держись до последнего. Это и есть твоя главная цель в жизни - помогать ему! В старости еще помянешь меня и благодарить будешь…
И мы с ней работали рядышком и весь день потихоньку разговаривали. А уж перед концом работы мне позвонила вахтерша из проходной и сказала, что меня вызывает какая-то женщина. И я побежала вниз…
Софья Сергеевна, маленькая и строгая, стояла в сторонке, и я снова отметила ее двойственность: она будто чуждалась проходивших мимо работников КБ и вместе с тем на лице у нее было такое выражение, что и она здесь не посторонняя: ее сын - начальник лаборатории. И была она точно птичка, яркая, хрупкая и изящная, и странно было видеть ее в грубой обстановке проходной. Я остановилась на лестнице, глядя на нее и решая, идти мне к ней или нет. Анатолий, значит, всю семью мобилизовал. Но все равно, в том, что Софья Сергеевна пришла ко мне на поклон, ждет меня и хочет поговорить, было что-то некрасивое. Олег бы никогда не разрешил своей матери, если б она у него была, вот так прийти и уговаривать меня. И все-таки я решила пойти. Лучше уж здесь с ней поговорить, чем увидеть ее у нас дома, где она сблокировалась бы с мамой…
- Здравствуйте, Танечка! - своим звучным голосом, совсем как обычно, сказала она мне, только очень живые, светящиеся глаза ее смотрели на меня не то осуждающе, даже презрительно, не то с едва заметным удовлетворением. - Мне надо, если разрешите, поговорить с вами.
- Здравствуйте. Пожалуйста… - Пройдемте куда-нибудь?
Мы остановились на улице. Софья Сергеевна смотрела мне прямо в глаза. Спросила спокойно и чуточку свысока:
- Вы, конечно, знаете, зачем я пришла? - И договорила уже со злостью: - Если бы не Анатолий! Он ведь так любит вас!.. Отойдемте в сторонку.
Я молча пошла рядом с ней. Мне и всегда-то была неприятна Софья Сергеевна, а теперь я с облегчением подумала, что смогу не видеть ее больше, не чувствовать себя напряженно-подтянутой, искусственной, чужой в ее присутствии. Я думала, что мы сядем где-нибудь в скверике, но Софья Сергеевна резко остановилась, снова прямо посмотрела мне в глаза и спросила:
- Прежде всего, наша семья хотела бы знать: что случилось?
- Да ничего, - глупо и растерянно ответила я, покраснев, и договорила: - Просто я люблю его!
- Кого, простите?..
- А как вы думаете, кого?
Она сдержалась - воспитанный человек, - только слегка начала бледнеть; наверно, это фамильное у них - бледнеть от злости. И сказала:
- Надеюсь, вы понимаете, как наша семья, относится к вам? И то, что мы в своих планах на дальнейшее уже включили вас в нашу жизнь? Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Отлично понимаю.
- Но, может быть, вам все-таки что-то не нравится в нас или в Анатолии, что заставило вас… решиться на подобный шаг?
- Я уже сказала вам, что люблю Олега.
- Так. - Она все еще пристально смотрела на меня; сильный человек, ничего не скажешь! - Простите меня за… такую откровенность: вы знаете, что с нами прожили бы очень хорошую жизнь? Такую, которой любая девушка позавидовала бы.
- Все, что вы мне скажете об этом, уже сказали мне мои родители.
- Но вы хорошо обдумали?
- Я не хочу думать об этом!
Она внимательно вглядывалась в меня.
- Вы, надеюсь, понимаете, что… переиграть, как это у вас принято говорить, вам в этом случае не удастся?
Я не сдержалась и злорадно выговорила ей прямо в глаза:
- Тут вы ошибаетесь, Софья Сергеевна: я могу сделать с Анатолием все, что захочу! И вы знаете это!
- Да, приблизительно так я и представляла вас себе!
Стояли мы теперь нос к носу, как сегодня утром с мамой. И я вспомнила, как отец сказал: "бабы…" Она все-таки опять справилась с собой, заговорила уже спокойнее:
- Но вы хоть знаете, что с… Алексеевым вам может быть очень трудно?
- Спасибо за предупреждение.
Больше она вынести этого не могла, уже через плечо бросила мне:
- Прошу вас учесть, что я сделала все возможное, чтобы помочь вам.
Я поняла, к чему это говорится, засмеялась:
- Вот если я снова буду невестой Анатолия, обязательно скажу ему об этом. Вы не бойтесь, Софья Сергеевна, спите спокойно!
И она пошла, мелко подрагивая на каждом шагу кудряшками, этакая птичка в пятьдесят лет!.. Вот теперь уже с Локотовыми кончено все. Ну и пусть, пусть, пусть!
Как только я увиделась после работы с Олегом, сразу же позабыла об этом неприятном разговоре с Софьей Сергеевной. И опять ничего не сказала ему. Мы долго бродили по улицам, вдруг он остановился и завопил:
- Есть о-хо-та-а!.. Я засмеялась:
- И мне!
Он пошарил по карманам, выгреб какую-то мелочь:
- Вот черт, только на пирожки и кофе хватит.
А я из-за всяких волнений тоже забыла сегодня взять денег. Да и привыкла в последнее время к тому, что у Анатолия они всегда были. Олег заулыбался:
- Пойдем к нам: тетка, наверно, что-нибудь сляпала!
У меня уже ко всем родственникам было по меньшей мере настороженное отношение. Вот только к Светке с Костей можно было бы пойти. Даже очень хорошо было бы к ним пойти! Они бы, конечно, сразу все поняли, не приставали бы с расспросами и поучениями, и Олег им понравился бы; вот только неизвестно, вернулись ли они уже с практики. И к Лидии Николаевне можно, она даже рада будет. Вообще-то и кофе с пирожками хватит, да ведь с его теткой рано или поздно знакомиться надо? И я сказала:
- Пошли, посмотрим, что твоя тетка сляпала!
И мы пошли.
Дом у них был как дом, с двором-колодцем и обшарпанной лестницей. И там на подоконнике раскрытого окна сидели, конечно, мальчишки. Вихрастые и отчаянные. И Олег, наверно, таким же в детстве был. Один из них со светлыми бойкими глазами сказал Олегу, равному:
- Ну-ка, у нас тут не получается! Из шести спичек надо четыре треугольника сложить. Вон Мишка говорит, что это нельзя. А?
И тут они - их было трое - увидели меня. Разглядывали долго и откровенно. И Олег не мешал им, смотрел с улыбкой и ждал. Вроде как дружит он с ними, что ли?.. Наконец тот, со светлыми глазами, - заводила, конечно, - одобрительно сказал:
- Ничего, красивая…
И все трое, покосившись на наши руки, - мы не разнимали их - презрительно скривили рты.
- Ладно, - ответил Олег. - Ну-ка. - Он отпустил мою руку, сложил на подоконнике три спички, а к вершинам треугольника приставил три остальные, получилась пирамида.
- Говорил тебе! - насмешливо прокричал заводила веснушчатому и толстому, как булка, мальчишке.
Толстый долго моргал белесыми ресницами, наконец понял, надулся и сказал, стараясь хоть что-то спасти:
- Я думал, надо класть, а не ставить…
- Индюк тоже думал! - ответил светлоглазый.
Олег снова взял меня за руку, и мы пошли вверх по лестнице.
Дверь в их квартиру была приоткрыта. Вошли. Коридор длинный и темный, справа - большая кухня, соответствующие запахи и голоса многих женщин, гремящее на полную мощь радио. Да, это вам не локотовское гнездо!
Олег открыл дверь в комнату, с порога крикнул:
- Тетка, смотри, кого я привел!
На стуле у раскрытого окна с книгой в руках сидела толстая старуха, вылитая Костина бабушка; широкое одутловатое лицо, седые волосы над губой и на скулах, широко поставленные темные глаза под мохнатыми бровями, большой рот. Из него с этакой заправской лихостью торчала длиннющая, толстенная папироса.
- Алексеев явился!.. - сказала она, вынув изо рта папиросу и относя ее по-женски далеко в сторону, повернулась всем своим круглым телом на стуле и посмотрела на меня спокойно, внимательно, без всякого удивления, хотя Олег наверняка ничего заранее не говорил ей; глазки у нее такие, что не соврешь! - Из дома моделей манекенщицу увел? - Она улыбнулась мне, приглашая вместе посмеяться над Олегом; кем она, интересно, работала до ухода на пенсию?
- Если бы увёл! - сказал Олег. - Украсть пришлось!
Мы с ним посмотрели друг другу в глаза и не выдержали, засмеялись. А она продолжала:
- Смотри, выкуп потребуют!
- Все, что есть, продам! - отчаянным голосом сказал Олег. Эта игра, наверно, была привычна для них. - Тебя заложу!
- Ну, за меня много не дадут. Разве что по весу принимать будут… - И она, не вставая, протянула мне руку: - Ксения Захаровна.
Я назвалась, пожала ее мягкую теплую руку и все не могла понять, понравилась ей или нет.
- Тетка, мы перекусить забежали!
- Там в холодильнике суп оставался, погрей. А второго уж не успела приготовить, простите, - сказала она мне и снова посмотрела на него: - Зачиталась. Колбасы, правда, купила, да вот хлеб забыла, вы уж не обессудьте. - Она покосилась на меня.
- Ничего, - сказала я, - мы сейчас и гвозди съедим! - И тотчас наткнулась на ее глаза, уже одобрительно улыбавшиеся, двинулась к холодильнику: - Давай я разогрею?
Олег остановился со старенькой кастрюлькой в руках, но тетка сказала мне:
- Ничего, ничего, он у меня и жнец и на дуде игрец.
Олег вышел. Я села и не выдержала, жадно обежала глазами их комнату. Что-то похожее на обстановку Лидии Николаевны: обеденный стол, книжный шкаф, кушетка и стулья. А на чем же Олег спит?.. Весь письменный стол завален книгами, этого у Лидии Николаевны нет. Они даже стопками лежат на полу. А вообще такая же строгая скромность во всем. И хоть Ксения Захаровна внешне совсем не похожа на Лидию Николаевну, а есть в них что-то общее. Как у всех женщин, что ли, у которых никогда своей семьи не было?.. Обернулась к Ксении Захаровне и смутилась: она смотрела на меня насмешливо, понимающе, будто спрашивала: "Ну как наши покои?" Я не знала, что сказать, но понимала: веду себя глупо и, наверно, уже растеряла то хорошее, что нашла было во мне Ксения Захаровна. И почувствовала, что и при ней у меня не пропадает напряженная настороженность, которая была в первое время у Локотовых, особенно при Софье Сергеевне. Только тут дело было не в манерах, не в умении есть по правилам и вести "интересный" разговор, а в чем-то гораздо более важном и значительном, а скорее всего - главном, что есть у меня в душе. И с огорчением подумала, что и здесь мне будет трудно, еще труднее, чем у Локотовых: ведь Ксения Захаровна, наверно, так же непримирима, как и Лидия Николаевна…
19
В то время я была счастлива, как никогда, хотя порой мне и приходилось очень трудно. Всю жизнь я старалась, в общем-то, жить как можно легче, лучше, но, странное дело, мне, наверно, приходилось и приходится тяжелее, чем тем, кто мало заботится об этом. Жизнь обмануть нельзя, мне так и не удалось этого сделать, хоть я и положила на это все свои силы.
Я все больше узнавала Олега и все сильнее любила его.
Как-то мы с ним сидели обнявшись на кушетке Ксении Захаровны - она в доме устраивала очередной вечер для ребятишек, - и Олег рассказал мне о своем детстве, о своей жизни. Говорил он сбивчиво, и я понимала, что он, наверно, редко вспоминает о прошлом, не привык глядеть назад. Но я все-таки отчетливо представляла себе все, связанное с Олегом: его родителей, довоенный Ленинград, а потом войну, блокаду, школу Олега, институт…
Отец его был летчиком. Мне казалось, что с пожелтевшей фотографии на меня смотрит сам Олег в старомодном пальто и кепке. Отец Олега был откуда-то с Урала, но всю жизнь они кочевали из города в город, ездили с матерью за ним: он испытывал самолеты. И погиб где-то в Испании… Олег говорил об отце, словно о своем приятеле:
- Забавный был мужик! Когда возвращался с испытаний, а денег ему платили много, у нас весь дом ходуном ходил. Батя умел повеселиться. Любил русские народные песни петь. Мама частенько подтрунивала над ним, говоря, что он ни одного рекорда не установил. Действительно, это странно. Отец был весь переломанный, вроде первого нашего авиатора Уточкина, а высшие достижения все кто-то за него успевал показать. Отлежится в больнице, выйдет: "Ну, скажет, теперь-то уж от меня небушко не уйдет". И опять что-нибудь помешает. - Олег замолчал, потом задумчиво проговорил: - А в сущности, он поставил рекорд, понимаешь?
Я кивнула, а он пояснил:
- Рекорд настойчивости и упорства: без таких, как отец, и Чкалов был бы невозможен. Я не про отца говорю, а вообще… Есть, знаешь, памятник Неизвестному солдату. Ну, как символ… Надо ставить памятники Неизвестному исследователю или рабочему, колхознику, верно? - И вздохнул: - Эх, дружить бы с батей, наверно, было бы здорово!.. Черт, глупо в жизни это устроено: вырастешь, начнешь кое-что понимать, тут бы самое время с батей на рыбалке посидеть или за столом, а его уже нет…
Олег опять замолчал, а я подумала, что вот мой отец жив, а у меня с ним такого не получается.
Очень я удивилась, когда узнала, что мама Олега была артисткой. Вот уж никогда бы не подумала: сам-то Олег такой простой! С многочисленных снимков на меня смотрела красивая женщина то в костюме королевы - она действительно выглядела королевой, как в старинном романе, - то в рабочей блузе, и я так и видела героев книги "Как закалялась сталь". Необычная была женщина. Ей бы в примадоннах красоваться, а она ушла в партизаны и погибла. И когда уходила, оставила Олега соседям по квартире! Ксения Захаровна вырастила Олега и в люди вывела. Никакая она ему, оказывается, не тетка.
Говорил Олег о своей маме с ласковой усмешкой:
- Увлекающийся была она человек, горячий и непоследовательный. То Станиславским бредила, то в пантомиме играла, даже в театре "Ромэн" работала. Если бы не разбрасывалась так, может, и большой актрисой была бы. Понимаешь, бывают люди стихийно талантливы, а какого-то умственного стерженька им не хватает, чтобы организовать свой талант, дисциплинировать его.
О своей жизни в блокаду и войну Олег ничего не рассказывал, а когда я спросила, коротко ответил:
- Если бы не тетка, пропал бы, конечно. - Помолчал и добавил: - Главное, чтобы это никогда больше не повторилось!..
Про Ксению Захаровну Олег тоже толком ничего не сумел рассказать. Я узнала только, что до пенсии она работала бухгалтером, была замужем, муж умер уже после войны, просто от старости, детей своих у них не было. Олег этим и объяснял то, что сделали для него Ксения Захаровна с мужем:
- Своих детей не было, ну и усыновили меня. А куда им было от меня деваться?..
- В детский дом могли отдать.
- Ну зачем же?.. - Он это сказал так, будто Ксения Захаровна с мужем и впрямь были его родителями.
Я, конечно, плохо понимала это и все приставала к Олегу с вопросами. Тогда он сказал мне:
- Тетка уж такой человек: ей надо обязательно с кем-нибудь возиться. Я для нее в этом смысле был прямо находкой, ей со мной посчастливилось.
Все это было так непохоже на то, чем жила я, мои родители, наша семья…
Я уже говорила о том, как относились к Олегу в лаборатории: все точно ждали от него чего-то очень серьезного, да и Лидия Николаевна считала, что он будет настоящим ученым. А ведь мне казалось, что в этой области более удачливого человека, чем Анатолий, трудно себе представить. И я откровенно спрашивала Олега, почему к нему так относятся. Он смеялся:
- Это тебе кажется: любовь особые очки надевает. Сквозь них видишь то, что хочешь и как хочешь.
Я спросила: правда ли, что в институте он был первым в их выпуске, занимался, наверно, очень много? Олег удивился:
- Нет, я больше мячик кидал… Ну, за девочками еще бегал.
- А Анатолий?
- Вот он действительно сидел за книгами как проклятый! - с уважением проговорил Олег.
Мне все хотелось узнать, отчего это получилось: институт они с Анатолием кончили вместе, Анатолий уже начальник, а Олег у него подчиненный. Олег оказал:
- Ну, у кого как сложится. Я после института уехал в Сибирь работать, а Толька остался, у него путь в начальники прямее был.
- Почему же его оставили, а тебя нет?
- Меня тоже оставляли, да, понимаешь, одна интересная работенка подвернулась. Знаешь, что такое угольный комбайн? Я уже было взял направление в лабораторию, где сейчас работаю, но в это время случайно, у Тольки дома, познакомился с одним человеком. Из Кузбасса. Очень мне показался заманчивым метод крупного скола угля. - Он потер виновато пальцем нос, чуть сконфуженно стянул со стола листок бумаги, ручку и, уже почти забыв обо мне, начал чертить, говорить, снова чертить…
Я терпеливо ждала, кивала в такт его словам, будто что-то понимаю, и мне было очень приятно вот так рядом сидеть с ним. Ведь Анатолий почти никогда не говорил со мной о своей работе, да еще как с равной. Олег весело заключил:
- Бились, бились мы с ним почти три года, и все-таки заработал он у нас, голубчик!.. - Он отложил листок, повернулся ко мне.
- Это что же… - спросила я, - под землей тебе пришлось работать?
- Ага.
- Ну, а результат?..
- И сейчас работает как миленький!
У меня хватило ума не переспрашивать, какой же все-таки получился от этого результат для него самого, для Олега.
- Познакомился ты с этим человеком из Кузбасса у Локотовых, значит, и Анатолий его знал?
- Ну?
- Почему же поехал ты, а не он?
- Анатолия как-то не заинтересовал этот комбайн…
- А как он в наше КБ попал?
- Мое-то место освободилось.
- Слушай, а может, Локотовы все это специально подстроили? Ну, зная тебя!
- Что ты!..
- Нет, ты не понял! Понимаешь, не прямо подстроили, а косвенно?.. Ну не знаю, как лучше сказать… Не мешали, чтобы это случилось, что ли?..
И тут я впервые заметила, что очень уж многое в жизни Олег считал мелочью…
- Слушай, - опять спросила я, - а почему Снигирев на тебя все время сердится?