Заметив ироническую улыбку Любы, Норин спросил:
- Вам не кажется?
- Не будете же вы безвылазно сидеть в квартире. Стоит выйти на улицу, как вы очутитесь в обыкновенном рабочем поселке.
- Согласен. Но я не собираюсь безвылазно сидеть в квартире. Да и в самом Речном. Это, так сказать, этапы большого пути. На вашем бы месте я давно работал где-нибудь в министерстве и разгуливал сейчас по Москве.
- Почему именно на нашем месте? - спросила Люба. - Разве есть какая-нибудь разница?
- Существенная. У вас обоих дипломы. Но… - помолчав немного, продолжал Норин, - институт, надеюсь, при благосклонном отношении Василия Ивановича и Евгения Евгеньевича, закончу к весне. И еще событие - на днях подал заявление в партию.
- Что поздно надумали? У Василия Ивановича уже десятилетний стаж. А вы примерно одного возраста.
- Видите ли, Любушка, как-то упустил время. А потом - я ведь однажды подавал. Ровно год назад.
- Ну и в чем же дело?
- Воздержались. Ввиду неопределенности семейного положения. Как сейчас помню, один чудак на заседании парткома сказанул: "Вы что, всю жизнь будете на чужих огородах пастись?"
- Но теперь-то у вас в этом смысле ничего не изменилось, - заметил Василий.
- Э-э, нет! - поводив в воздухе указательным пальцем, возразил Норин. - Теперь обстановка другая. У меня - невеста, почти жена. Это раз. Обновился состав парткома - два. Потом не забывайте - я же растущий. На выдвижение пошел.
- И тем не менее, в партию вступают не так.
Норин вопросительно посмотрел на Василия.
- Не так, Петр Иванович. Должно быть убеждение, чувство необходимости.
- Почему вы решили, что у меня нет убеждения и чувства необходимости? Разве я вам говорил что-либо обратное? Главное - в деятельности, а я могу горы своротить и не надсажусь!
- Ух вы какой! - рассмеялся Василий. И уже серьезно, прямо глядя в глаза Норину, спросил: - А о таких требованиях к члену партии, как непримиримость к карьеризму, вы забыли?
- Как понимать карьеризм? По-моему, тот, кто отказывается подняться на ступеньку выше, - просто лодырь и трус.
- Не слишком ли на серьезную тему мы говорим? - вмешалась Люба. - Меня как женщину, естественно, больше интересует ваша невеста. Показали бы ее…
- Увидите, Любушка, увидите, - машинально пообещал Норин, все еще взволнованный вопросом Василия. - А может быть, уже и видели. Ведь вы были у Груздева?
- Была.
- Значит, видели. Она же в приемной сидит.
- Ах, эта?
- Не понравилась?
- Да нет… миловидная. Только, пожалуй, простовата. Вам не кажется?
- Жена и должна быть проще. - Норин по-доброму улыбнулся. - Потом, я еще не решил окончательно. Вот я и Василию Ивановичу сказал: поживем - увидим.
- А она согласна?
Норин вопросительно уставился на Любу немигающими круглыми глазами.
- На что согласна?
- Выйти за вас, конечно.
- Признаться, об этом я не думал. Мне кажется, все девушки только того и ждут, чтобы выйти замуж. Или я похож на Квазимодо?
- Я бы не сказала. Но учтите, - Люба погрозила пальцем. - Девушка девушке - рознь. Возьмет и откажет. У них - свой расчет и свое чутье.
- Вот так, Петр Иванович. Прислушайтесь. Это вам говорит женщина! А что, если и в самом деле откажет? Силой милому не быть. Не так ли?
- Уж не заключить ли нам пари? - тяжело откинувшись на спинку стула, заулыбался Норин. - Как это у Лермонтова: "Шесть штук шампанского!.. Пожалуй!"
- Нет уж, давайте без юнкерских замашек, - твердо возразил Василий. - Это вам не скачки. И вообще, разбирайтесь в своих делах сами.
В комнате на некоторое время стало тихо. Норин раскачивался на стуле, раздумывая, и вдруг неожиданно сказал:
- Убедили! На все сто! Отложим этот разговор.
- Вот это правильно, - сказала Люба. - Давайте-ка лучше угощу я вас черным кофе!
- В таком случае кофе сварю я, - заявил Василий, поднимаясь из-за стола. - Это по моей части.
- Вы курите? - предложил Норин. - Прекрасные сигареты!..
- С удовольствием, - ответила Люба и взяла сигарету. - Где-то совсем недавно я видела такие же. Спасибо! - сказала она, когда Норин поднес зажженную спичку. - Теперь вспомнила - у Евгения Евгеньевича Коростелева.
- Завидная наблюдательность. Он курит имение такие.
- Вы с ним часто видитесь?
- Как вам сказать? Когда соскучимся, тогда и видимся.
- Значит, вы близко знакомы?
- Точнее - приятели… Обаятельнейший человек…
- Да, пожалуй. Интересно, сколько ему лет?
- Сорок два, но разве ему дашь? Мужчина в расцвете сил.
- Я с вами согласна. И вы знаете, мне почему-то казалось, что главный инженер должен выглядеть каким-то не от мира сего, бирюком. А тут - пожалуйста, интеллигентный, внимательный человек. Никак не предполагала встретить такого на отдаленной стройке. Любопытно, чем занимается его жена? Ее что, устраивает эта периферийная жизнь?
На этот вопрос Норин ответить не успел: вошел Василий с двумя чашками дымящегося кофе.
- Вот вам - не какой-нибудь турецкий, а костровский. Пейте и смакуйте. Так на чем мы остановились? Вернее - на чем вы остановились? Я, кажется, помешал разговору?
- Нашему разговору? - спросил Норин. - Действительно, на чем мы остановились? А-а! На семейном положении Коростелева. Могу доложить, что он вдовец с незапамятных времен. Кроме старушки матери, которая стережет московскую квартиру, у него давным-давно никого нет.
- Иметь квартиру в Москве и жить здесь?! - сказала Люба.
Василий пожал плечами и, облокотившись на стол, пристально посмотрел на жену.
- Меня лично жизнь в Речном устраивает. И стройка, и этот лес, - сказал он, вставая и подходя к балконной двери. - Давайте-ка пройдемся по нашей Елинской улице! Как, Петр Иванович?
- Почему бы и не пройтись? - с живостью ответил Норин. Он отодвинул пустую чашку, поблагодарил Любу и вместе с Василием Ивановичем помог ей убрать со стола.
Они спускались вниз по Елинской, к синевшему вдалеке разливу реки, вдоль новых пятиэтажных домов. Притихший на жаре и безветрии лес на другой стороне улицы наполнял воздух густым запахом хвои. Вскоре лес начал редеть, и между стволами деревьев зажелтел, побежал зигзагами штакетник забора. Показались коттеджи. Василий посмотрел на них и сказал с завистью:
- В таких домиках не жизнь, а рай! Это вам не какая-нибудь пробензиненная Неглинка.
- Коростелев толк знает, - заключил Норин. - Кстати, не заглянуть ли нам к Евгению Евгеньевичу?
- Я лично с ним не знаком.
- Вот и хорошо! Будет случай познакомиться! Любушка!
- Не знаю. По-моему, не совсем удобно. - Она одернула платье, провела руками по волосам. - Как-нибудь в следующий раз.
- Зачем откладывать? Вполне удобно! Я вам говорю!
Василий в нерешительности стоял у кромки тротуара, покусывая травинку.
- Вася, может быть, зайдем? Положимся на Петра Ивановича.
- Мне все равно, - помедлив, ответил Василий.
- Вот и лады! - воскликнул Петр. - Полный вперед!
Глава девятая
СВАДЬБА
День свадьбы Кати и Бориса пришелся на последнюю субботу августа. Подруги Кати, помня о том, как рано наступают сумерки, договорились закончить все хлопоты пораньше, чтобы в полдень начать праздничное застолье.
Свадьбу решили сыграть на берегу реки, чуть выше того крутояра, с которого накренилась к воде старая касаткинская береза. Так пожелала Катя. Уже ранним утром потянулись гуськом по надбережной тропке парни и девчата. Они тащили пустые ящики, чтобы соорудить из них стол, корзины с пивом и минеральной водой; потом набрали сушняка для костров.
К двенадцати часам, когда "Волга" с женихом и невестой, дав изрядный крюк по лесной дороге, вывернула на обрывистый берег, стол светился скатертями, был уставлен бутылками и всевозможной снедью.
Гости обступили машину, и как только открылась дверца, пятеро баянистов рванули мехи. Над лесом торжественно зазвучал марш. К ногам Кати и Бориса полетели цветы. Невеста широко улыбнулась, обвела всех счастливым взглядом и низко, по-русски, поклонилась.
Вслед за молодыми из машины вышли Лена и Норин. Лена выглядела просто, в сравнении со своей подругой, одетой в длинное белое платье, с двумя красными розами в пышно взбитых волосах. Но улыбка Лены, чуть сдержанная, и весело смотревшие большие серые глаза светились той торжественностью, которая охватила всех.
Норин держался с достоинством и в то же время старался быстрее сойтись с теми, кого мало знал или с кем не был знаком вовсе. Он охотно пожимал руки, называл имя и отчество, нередко высказывая предположения: "Да мы, в общем-то, кажется, знакомы. Наверное, виделись в управлении". При этом он поправлял розовый бант из атласной ленты, приколотый к лацкану пиджака, и не без гордости напоминал: "Вот видите, тоже попал в шаферы".
Смолкли баяны, и в наступившей тишине зазвучал голос первого дружки:
- Дорогой жених Борис свет Сергеевич и дорогая невеста Екатерина свет Леонидовна! Весь мир славит ваше супружество, желает многих лет счастья и согласия! - Он подошел к Борису и Кате, чинно взял их под руки и повел к тому концу стола, где стояли рядом два стула. - Дорогие гости! Милости прошу занять места за свадебным столом, налить чарки и приготовиться к тосту.
Борис, которого вся эта церемония приводила в смущение, отодвинул стул, усадил Катю и присел сам, неловко, в пол-оборота к ней.
- Что жених не весел, - наговаривал звонким петушиным голосом дружка, - что невеста плачет? Пьем за жизнь, за счастье молодых, за их приятности и за удачу! Наливайте чарки до краев, полней, чтоб на свадьбе стало веселей!..
Лена, сидевшая рядом с Катей, покосилась с опаской на граненую стопку, взглянула на подругу, ища у нее сочувствия, потом обратила такой же взгляд на Норина, взгромоздившегося на высоком ящике слева от нее. "За молодых! По полной!" - голосили кругом. Все встали, выпили, и только одна Лена не решалась прикоснуться к своему стаканчику.
- Лен! - Как будто издалека донесся голос Кати. - Только посмей не выпить!
- Леночка, вообще-то, неудобно, - пробасил над самым ухом Норин. - Давайте вместе! - Он поднял стопку Лены, звучно стукнул по ней краем своего стакана, снова повторил: - Давайте. Неудобно.
Лена взглянула на сияющую Катю, приняла из рук Норина стопку и, задержав ее на секунду перед плотно сжатым ртом, отпила. Глаза ее расширились. Она затрясла головой, дико посмотрела по сторонам.
- Пивом, Леночка, пивом. Как рукой снимет.
Схватив стакан с пивом, Лена сделала несколько глотков и, переведя наконец дух, села.
- Ну, думала - все, задохнусь.
- Ничего страшного! - успокоил Норин. - На свежем воздухе все моментально выветрится.
Голос Норина заглушили неистовые крики: "Горько! Горько!" Лена посмотрела на Катю и на Бориса, в нерешительности стоявших друг против друга, и тоже закричала:
- Горько! Ну горько же!
Борис сделал едва заметное движение в сторону Кати, приподнял руку, чтобы обнять ее. И тогда она сама запрокинула голову, обхватила ладонями затылок Бориса, поцеловала его в губы.
- Катькин будет верх! Точно! - услышала Лена и тут же подумала: "Чей же, если не Катин? В обиду себя не даст".
Веселье нарастало. Дружки и шаферы вновь обходили стол, подбадривали гостей, призывали их сладко пить и сытно есть во здравие жениха и невесты. Затем первый Дружка объявил о переходе к деловой части и, неожиданно для Лены, предоставил слово Петру Норину - от управления стройки.
Норин встал, повел плечами и тихо, но внушительно произнес:
- Ну что же, друзья. Сегодня получился настоящий праздник не только для Екатерины Леонидовны и Бориса Сергеевича, но и для всех нас. Дело в том, что в крепкой и счастливой семье заинтересованы не одни вступающие в брак, но и все наше общество. Вот почему мне хочется от души поздравить новобрачных. Предлагаю этот тост за их крепкую любовь, дружбу, взаимное уважение и, кроме того, за будущих детей Бориса Сергеевича и Екатерины Леонидовны!
Последние слова Норина захлестнул гул голосов. Лена была счастлива. Она вместе со всеми хлопала в ладоши. "Как хорошо он сказал! За детей. За Катиных детей! Нет, напрасно недооценивала его в первые дни знакомства. Он - простой, душевный и, в то же время, такой представительный. Настоящий мужчина. Всегда сумеет постоять и за себя, и за меня… За меня?! - спохватилась Лена. - Кто мне он? Просто знакомый. Случайный знакомый. Но - симпатичный. А может быть, только кажется таким?" Лена ухмыльнулась, снова посмотрела на Норина. "Чепуха и бред! Ну, какое мне дело до Норина и вообще до всех мужчин? А докторица! Как сказала докторица: влюбись в кого-нибудь. Влюбиться? Все это смешно! Надо отвлечься. Поговорить с Катей…"
- Катюша, ты чего грустишь? - спросила Лена. - Да ты, кажется, плачешь? А ну-ка, невеста, встряхнись!
Лена обняла Катю, примостилась на ее стуле. Норин для нее больше ничего не значил, так уверяла себя она и старалась забыть о нем.
- Я плачу? Да ты что? Садись сюда! Борис к таксисту ушел. И правильно. На кой ляд зря машину держать? Эй, Венечка, - крикнула Катя баянисту, - заиграй что-нибудь подходящее!
- В момент! - откликнулся Веня и схватил баян. - Свадьба! - крикнул он пронзительно. - Тише! Невеста петь будет!
Катя подперла подбородок маленькими кулачками, приподняла брови и запела:
Ой, подружки, плачу, плачу:
Мамка замуж выдает…
Ой, пожелайте мне удачи,
Жизнь-неволя настает.
Она озорно блеснула глазами, встала, вытянулась и пошла, пританцовывая, вдоль стола. Уже не один, а пятеро баянистов переливисто наигрывали плясовую, и вслед за Катей, плавно разводя руки или ухарски выкидывая коленца, шли все новые танцоры, скандируя время от времени в такт мелодии:
А мы, ка-сат-кин-ски ре-бя-та,
Эх, да-ле-ко глядим впе-ред…
Хо-ро-ши у нас девчата,
А никто за-муж не бе-рет.
Вся поляна, до самого обрыва, ходила ходуном. Пронзительно взвизгивали девчата, проплывая с высоко поднятыми над головами платками, с присвистом проносились в присядке парни, и вновь возникала песня, поглощая разноголосье и смех.
Но вот баяны, словно сморенные, умолкли. Взобравшийся на ящик первый дружка торжественно объявил:
- Вальс молодоженов!
Повеселевший от выпитого, Борис смело подошел к Кате, поклонился и пригласил к вальсу. Они медленно закружили по поляне: Борис - сосредоточенный, прямой, Катя - слегка откинув голову, улыбаясь и придерживая рукой платье. Постепенно к молодоженам присоединились другие пары, и скоро не осталось почти никого, кто бы наблюдал за танцем со стороны.
Лена смотрела на танцующих, раскачивая головой, еле удерживая себя от соблазна свободно раскинуть руки и закружиться одной. Неожиданно перед ее глазами появился Норин.
- Может быть, станцуем? - спросил он, крепко сжав ее руку.
Она не ответила, а скорее машинально, чем из желания танцевать именно с Нориным, потянулась рукой к его плечу и сразу ощутила себя в крепком кольце, из которого невозможно было вырваться.
- Как свадьба? - почти касаясь губами уха, спросил Норин.
- Нравится, - отстраняя голову, ответила Лена.
- А вам не кажется, что вы находитесь на собственной свадьбе?
- Пожалуй, да. Временами кажется. Хорошо, весело…
- Мне тоже кажется. Давайте считать, что это и наша свадьба.
Лена удивленно посмотрела на Норина, рассмеялась.
- С чего это вдруг?
- Просто я делаю вам предложение.
Она вновь вскинула голову, встретилась с неподвижными, почти черными глазами и отвернулась. Все кругом поплыло в вальсе: люди, кусты можжевельника, заречные леса. Плыла и она, Лена, не чувствуя под ногами земли, как по воздуху, и знала, что не упадет, не споткнется, - будто тугие крылья, держали и несли ее сильные руки.
Вальс кончился, и ей захотелось поступить именно так, как заблагорассудится сейчас, в эту минуту, выкинуть что-нибудь необыкновенное, все равно что, - лишь бы самой, ни от кого независимо. И главное - независимо от Норина, от его тревожного, тяжелого взгляда. Она побежала к обрыву, остановилась на миг, повернулась к столу и крикнула:
- Купаться! За мной!
Еще никто не успел понять, что кричала Лена, - как она исчезла. Катя, а за ней все остальные бросились к берегу. Норин увидел Лену, срывающую с себя блузку и юбку. Вот она уже стояла у самой воды в черных трусах - загоревшая, стройная, взмахивая руками и хлопая себя по бедрам.
- Ленка! - испуганно закричала Катя. - С ума сошла!.. Чего вздумала? Нет, чего вздумала! - дрожащим голосом закричала она, обводя всех растерянным взглядом. - Вода-то холоднющая! Сентябрь на носу. Ребята, остановите ее! Слышите! Быстрей!
Парни и девчата посыпались вниз, а Лена высоко взмахнула рукой и бросилась в воду.
Норин не спускал глаз с Лены, плывшей к фарватеру, где, казалось, стремился куда-то и в то же время стоял на месте белый бакен.
Неторопливо спускаясь по откосу, глубоко увязая ногами в песке, Норин снимал на ходу пиджак, развязывал галстук, расстегивал ремень. Ступив на прибрежную гальку, он аккуратно сложил брюки и пиджак, бросил на них белую рубашку и, разведя руки в стороны, вошел в воду.
Он сразу опередил плывущих парней и начал быстро приближаться к бакену, возле которого чернела голова Лены. Вскоре он увидел ее лицо, посиневшее и осунувшееся. Глаза, казалось, вылезли из орбит, а рот смеялся по-детски озорно.
- Ай да вы! - крикнула она, когда Норин, с шумом выплевывая воду и буруня ее мускулистыми руками, подплыл к крестовине бакена. - Настоящий человек-амфибия!
- Допустим - амфибия, - обхватив бакен и накренив его, сказал он. - А вам бы полагалась хорошая взбучка.
- Взбучка! - усмехнулась Лена и, скользнув руками по качнувшемуся бакену, ушла под воду. Ее голова тотчас вновь показалась на поверхности. Волосы залепили глаза. Она хотела было смахнуть их, но в это время Норин подхватил Лену одним движением руки, прижал к груди и поцеловал в раскрытый рот. Собрав силы, Лена рванулась назад и поплыла к берегу.
Медленно, как бы нехотя выбрасывая из воды руки, плыл за ней Норин. Он видел, как Лена поравнялась скупавшимися недалеко от берега парнями, покружила вокруг них и, смерив глубину, пошла по твердому дну.
На речном откосе вспыхнул костер. Пламя кидалось в стороны, как будто хотело и не могло определить направление ветра, потом рванулось вверх трепетными, вьющимися языками.
Парни выскакивали из реки, суматошно хватали одежду и опрометью неслись к костру. Там, приплясывая у огня, они натягивали брюки, застегивали рубахи, подталкивали друг друга плечами, чтобы согреться.
Норин оделся на берегу. Аккуратно повязал галстук, зачесал назад потемневшие от воды волосы. Тяжело ступая по песку, он поднялся к костру. Лены здесь не было. Норин увидел ее около стола. Она сидела возле Кати, укрывшись пиджаком Бориса, и жадно ела пирог.
Норин сел напротив Лены.
- Ну как, Елена Андреевна, согрелись? - спросил он.
Лена, едва взглянув на Норина, ответила с усмешкой:
- Это, по-моему, вы согрелись.