5
Только появляясь на полях, Кузьма забывал всё, что его тревожило и мучило. Здесь он себя чувствовал хорошо, здесь все было на виду - просто и ясно.
Измеряя двухметровкой сделанную работу, Кузьма остановился возле Лапушкиной.
Она работала зло, чуть присогнув правую ногу, и так часто взмахивала лопатой, что казалось, будто она выплескивает воду, а не копает землю. Между кофтой и юбкой проглядывало растянутым полумесяцем сухое загорелое тело. Завидя Кузьму, Лапушкина стала еще старательнее копать. Чем больше проходило времени, чем лучше она работала, тем стыднее ей становилось за свой поступок, тем совестнее было перед председателем.
Вот уже пять раз занимала она на прополке и рыхлении первое место, унося домой с поля красный флажок. Но вчера Марфа Клинова чуть не опередила ее. Добро бы кто из сестер Хромовых, пусть даже Дуняшка Сидорова, но чтобы Марфа… Этого никто не ожидал. Обойди весь колхоз, каждому расскажи, не поверит: "Ну да, какая Марфа работница!" А вот на тебе! Ровно кто подменил бабу. Работает так, что отдай, да и мало! Всего на полметра отстала на рыхленье. Вчера еще было хорошо. Мария назначила каждой по пять борозд. Сразу видно, кто кого обгоняет. А вот сейчас на рытье канавы попробуй узнай! Все в одну линейку выстроились, у каждой по пятьдесят метров. Только к концу дня и выяснится, кто впереди идет. А тогда уж поздно будет, тогда уж не нажмешь, не наверстаешь.
- Сколько Марфа сделала? - спросила Лапушкина.
- Перегоняет тебя, - ответил Кузьма.
- Да что она, сорвалась, что ли? Вот уж, прости меня господи, непонятная-то баба. И откуда у ней только ярость такая?.. - И Лапушкина, переложив лопату в левую руку, принялась еще быстрее выкидывать землю. Ей не хотелось уступать первенства Марфе.
Кузьма улыбнулся и, легко шагая, прошел на соседний участок к Марфе. По всему было видно, что не хотелось отставать в первенстве и Марфе Клиновой. Вначале она смотрела на соревнование, как на веселую игру. "Ровно ребятишки, на перегонки", - улыбалась она. Но вскоре у нее появилось другое: азарт. Уж коли работать, так работать. А вчерашний день даже расстроил ее. Всего-то на полметра отстала. Ну, уж теперь этого не будет. И, не оглядываясь, не думая, кто как работает, она безостановочно вонзала лопату в землю. Со стороны можно было подумать, что земля сама вылетает вверх, а Марфа только делает вид, что работает.
- На много ль Лапушкина ушла вперед? - спросила Марфа.
- Ты на полметра обогнала ее.
- Ладно! - И она еще яростнее стала выкидывать землю. Кузьма в душе порадовался, как споро идет у нее работа.
Дул легкий ветер. Он освежал разгоряченное лицо. День выдался на редкость ясный. На конце поля, на тонком шесте алел вымпел. Он развевался, словно радуясь, что вот из-за него идет такая дружная, горячая работа.
Кузьма был доволен, что соревнование прочно вошло в жизнь людей колхоза. В каждой работе светился этот замечательный огонек. Он вносил ту живость в работу, когда человек полностью раскрывает свои возможности. Тут все включено в борьбу; и самолюбие, и изобретательность, и честность, и дружба, и желание быть всегда впереди.
Всех больше волновалась Полинка. Даже Никандр так не волновался, как она. Еще бы, сколько можно терпеть, чтобы вымпел ночевал не у комсомольцев? Как день кончается, смотришь, то Лапушкина несет его домой, то Дуняша, а вчера чуть было Марфа Клинова не забрала. Вечером в избе Никандра было столько шума, что стекла дребезжали. Все злились, только один Костя радовался.
Когда Полинка узнала, что она позади всех, она даже лопату бросила от досады.
- Марфа потому обгоняет, что всю зиму на печи валялась, - крикнула она.
- Да, плохо твое дело, - сочувственно сказал Кузьма, - прямо сказать, плохо. Никак не ожидал.
- Ничего не плохо. Еще до вечера далеко…
- Да нет уж, если вначале упустила, так в конце трудно наверстывать, - подзадорил Кузьма и направился к Никандру.
- А вот и нет! - донеслось до него.
Кузьма еле сдержал смех. Уж больно занятно Полинка горячилась.
Никандр был в одних трусах, от солнца спина у него стала красной, как кирпич, правая нога была обута в стоптанный ботинок.
- Не видать нам вымпела, Кузьма Иваныч, - грустно сказал он. - Задание очень уж большое.
Кузьма улыбнулся.
- Ничего, Никандр, мне мало радости будет, если вымпел возьмешь ты или Николай. Вот если Марфа возьмет, тогда другое дело.
- Да ведь, Кузьма Иваныч, сколько дней у нас уж вымпела нет. Мне, как секретарю комсомольской организации, стыдно.
- Это другой разговор. Но почему должен ты или Николай забирать вымпел? Пусть Полинка возьмет. У нее задание такое же, как у Марфы и Лапушкиной.
Солнце хоть и стояло высоко, но чувствовалось, что полдень уже остался позади, что еще немного - и оно покатится, словно с горы, к далекому лесу. Освеженная дождем, весело зеленела принявшаяся рассада на капустном участке. Легкий ветер овевал ее, она сверкала листьями. Ближе к дороге работала Мария. В другое время Кузьма подошел бы к ней, поговорил, любуясь всходами, но теперь он только издали посмотрел на нее и, коротко вздохнув, направился к Пелагее Семеновне. Он решил отпустить ее в Ярославскую.
6
У школы толпились колхозники. Слышались шутки, смех. Никандр ревниво прислушивался к разговорам: он всегда немного волновался, вывешивая газету. Особенное оживление вызвала карикатура на Павла Клинова. Здоровенный мужик с громадными кулаками стоял посреди огорода и хитро улыбался. А внизу была подпись: "Хорошо быть больному, когда не болеешь".
- Смех смехом, бабыньки, - сказал Алексей Егоров, - а огород он все же разделал. Вот те и лентяй. Знать, ленив, да не ко всему.
- И что это наши мужики смотрят на него? - в сердцах сказала Пелагея Семеновна. - Давно бы пора гнать из колхоза. Валандаются, валандаются…
- Нет, дорогие мои, - вмешалась в разговор Лапушкина, - это вам всем легко говорить, потому что у вас семьи в целости. А каково ее разбить-то? Что ж, Павла выгонишь, а Костя за что пострадает? Деток, ох как, надо оберегать! - Она замолчала, увидя подходивших Клиновых.
Впереди шла Марфа. Она была принаряжена, чисто вымыта. Павел что-то говорил ей, но она нетерпеливо вздергивала головой, отрывисто отвечая ему. Ей было досадно: вымпел опять достался Лапушкиной. "И чего это они все веселятся?" - неприязненно подумала Марфа. Успех Лапушкиной она принимала, как личную обиду.
Павел Клинов, напустив на себя серьезность, коротко поклонился всем и пошел к стенгазете.
Как-то в одном из номеров был нарисован Иван Сидоров в пьяном виде, и Павел долго смеялся, потешаясь над рисунком. Может, что и теперь есть смешного?
Он не любил читать длинные статьи, поэтому сразу начал с правого края. "Ага, рисуночек", - улыбнулся он и тут же нахмурился. За спиной у него раздался смех. Павел побагровел. Что-что, но шуток он над собой не допустит.
Он повернулся и увидел сына. Костя стоял бледный и пристально, исподлобья смотрел на отца.
- Ха! - вздернул плечом Клинов. - Завидки берут на мой огород. - И быстро отошел к крыльцу.
- Чего там? - спросила Марфа.
- Глупости всякие. Пошли на собранье…
Марфа встревоженно посмотрела на сына. Костя отвернулся и быстро отошел в сторону.
- За такие шутки, ежели председатель узнает, - сказал Павел Клинов, - не похвалит того, который рисовал…
- А тебе, Марфа, не след разглядывать, - торопливо добавил он.
Не слушая его, Марфа подошла к стене.
Солнце село, но было еще светло, как бывает только на Карельском перешейке в июне, в полосу белых ночей. Ветер шевелил край газеты. Нарисованный мужик, хитро улыбаясь, словно ожил. Господи, сколько насмешек пришлось ей перенести за свою жизнь! Что же это, до каких это пор будут смеяться над ними люди? Разве не видят, как работает Костя, как старается она? У нее закипело в сердце. Но чтобы никто не видел, как ей нехорошо, она продолжала смотреть на газету, перебегая глазами с заметки на заметку.
"…За последний месяц, - читала она, - в числе лучших членов нашей артели…" - Сколько же еще придется терпеть, пока перестанут насмехаться над ними? Или уж так и повелось, как дадут прозвище, так и умрешь с ним? - "…появились новые люди. И прежде всего хочется назвать…" - Нетрудно высмеять-то! Ишь, веселятся…
У нее навернулись на глаза слезы. Понемногу шум и смех за спиной затихли. Люди уходили в школу. А Марфа все стояла, будучи не в силах отойти от газеты.
- Ну, чего уставилась? Стоит и стоит, ровно невидаль какую увидала, - глухо проговорил Павел, подходя к ней.
- Уйди, - тихо сказала Марфа.
- Эка дура… ну, и пускай смеются…
Марфа обернулась.
- Пускай? Нет, не пускай! - И, оттолкнув Павла, вдруг выкрикнула: - Других хвалят, другим почет, а мы, как были, так и есть, самые последние… Ох, глаза бы мои не видели тебя! Уйди! Уйди, за ради бога…
Павел не стал перечить, аккуратно оправил рубаху и нравоучительно заметил:
- А на собранье не след опаздывать.
7
- …Тут надо понять - говорил Кузьма, окидывая взглядом людей, - что Щекотов не просто уехал, повздорив со мной. Тут другое. Если вспомнить, как он выступал на собрании зимой против того, чтобы дать плуги в колхоз Помозовой, вспомнить, как он был против встречного обязательства, то станет ясно, чем дышит Щекотов…
Кузьма говорил горячо, глубоко убежденный в правоте своих слов. И даже то, что рядом сидел Емельянов, не беспокоило, не сбивало с мысли. Он сделал все, чтобы Щекотов остался, и не его вина, если тот все же уехал.
Собрание шло уже больше часа. Председательствовал Иван Сидоров. Он сидел по левую руку от Емельянова и то и дело поправлял галстук, строго поглядывая на людей. Заметив о чем-то шептавшихся Василису Петровну и свою жену, он постучал по столу увесистым ключом от электростанции.
- Гражданки Сидорова и Субботкина, уважайте докладчика! - и самодовольно улыбнулся, заметив, как они послушно уставились на него. Потом поискал взглядом, кого бы еще привлечь к порядку, но больше никого не нашел.
- …Для честного колхозника, - говорил Кузьма, - прежде всего важен колхоз, а уж потом свои личные интересы. Не могут нас сделать богатыми полгектара земли, если на колхозных полях не будет богатого урожая!
- Это правильно! - веско заявил Иван Сидоров. - Об этом не раз у нас был разговор…
- А ты не встревай! - зашикали на него из рядов.
- Тише! - стукнул ключом кузнец и поправил галстук. - Запиши мою реплику в протокол, - сказал он, наклоняясь к Насте.
- Зачем это? - скосив на него глаз, не переставая записывать, спросила она.
- Твое дело записывать, не спрашивать! Кто председатель?
- …Необходимо помнить основное - надо сделать колхоз богатым. По пятилетнему плану развития нашего хозяйства мы должны создать овцеферму на сто голов, свинарник, птицеферму. Должны развести сад в десять гектаров. Пасеку. Я уж не говорю о таких крупных делах, как скотный двор, который увеличим до пятидесяти голов рогатого скота, конюшню на двадцать лошадей. Откуда мы эти деньги возьмем, как не с колхозных полей? Если бы это беспокоило Щекотова, он бы не покинул колхоз. Отсюда ясно - он думал только о самом себе. Вот вся его и цена…
Он всмотрелся в задние ряды. Заметив, как, соглашаясь с ним, кивает головой Дуняша, как внимательно слушает Алексей Егоров, чуть повернув к нему ухо, как, светло улыбаясь, смотрит мать, и, чувствуя, что люди еще не утомились, продолжал дальше:
- В этом году мы должны создать здесь из разрозненных, вразброд поставленных домов свою социалистическую деревню. Перевезем дома, поставим их по обе стороны дороги. Против каждого дома разобьем цветник, посадим березы…
- Как в Ярославской, - донеслось из зала. Судя по голосу, это сказала Пелагея Семеновна.
Иван Сидоров нахмурился.
- Кто там нарушает?
- Да что это, прости господи, и слова нельзя сказать, - возмутилась Василиса Петровна и сложила на груди руки. - Вот уж выбрали на свою голову председателя…
Раздался смех. Иван Сидоров поднял ключ.
- Правильно, товарищи. Надо сделать такой же свою деревню, как и на родине, даже лучше, - сказал Емельянов.
- Внеси реплику, - наклонился Сидоров к Насте.
- …Посередине деревни будет изба-читальня. Во всех домах загорится электрический свет, - говорил Кузьма. - В этом году еще будем освещаться нашим движком, а потом получим ток от электростанции. К ее закладке уже приступили. Хотя электростанция предназначена для снабжения районного центра, но, я думаю, и нам уделит немного своей силы? - Он посмотрел на секретаря райкома.
- Не только вам, но и окрестным двенадцати колхозам, - сказал Емельянов.
Полинка радостно захлопала в ладоши.
Кузьма закончил, прошел к столу.
Иван Сидоров пожевал губами и строгим голосом сказал:
- Открываю пренья.
- Дозволь мне! - кладя на лавку фуражку, крикнул Поликарп Евстигнеевич и, сбиваясь с ноги, задевая в спешке за плечи сидящих в проходе, подошел к столу. - Ведь, дорогие товарищи, - взмахнув рукой, воскликнул Хромов, - ведь я такое обстоятельство предугадывал, но все ждал, чем оно может окончиться. Вот, значит, и дождался. Уехал Щекотов. А почему, а потому, что Степан Парамонович попервоначалу сам метил, не хуже Павла Клинова, в председатели колхоза. Нечего память ворошить, но однако и комсомольцы были за него. Вот какое дело. - Он перевел дух, отпил глоток воды. - Далее… Приехал Кузьма Иваныч и нарушил его планы. Так. Значит, Щекотов начинает морщиться. То ему не так, это не подходяще. Отсюда прения между ними. Значит, выходит, разные люди…
- Не поэтому разные, Поликарп Евстигнеевич, - перебил его Кузьма, начиная досадовать, что Хромов сводит политически важный вопрос на личные отношения.
- Не трогай, Кузьма Иваныч. Дозволь кончить… Значит, выходит, разные люди. Так и запомним. Это первая причина. Отсюда идет вторая. Ежели, скажем, Степану Парамонычу было бы дорого наше дело, то он начхал бы на то, что его не выбрали в председатели. Ан нет. Он повел свою кривую линию. И вот результат! - Поликарп Евстигнеевич развел руками и еще глотнул воды. - Тут Кузьма Иваныч все остатнее обстоятельно обсказал, и мне нет надобности время зря портить. Но я хотел первооснову найти. Значит, выходит, кому - колхоз дорог, кому - своя рубашка. Но опять же, рубашки разные бывают. Дале… Тут Кузьма Иваныч сказал, что вот, дескать, мы вышли в передовые, а если посмотреть, то все ли люди в нашем колхозе с передовым взглядом? Мысль важная! Это не только слово, это сама жизнь. Вот как я понимаю это дело. Отсюда к чему я веду речь?
- Обождь минутку, товарищ Хромов, - остановил его Сидоров и поднял ключ. - Я упущение произвел. Товарищи, какие предложения будут насчет регламента?
- Десять минут!
Пятнадцать!
- Трех хватит!
- Тише! Ставлю на голосование. - Иван Сидоров поправил галстук.
- Товарищи! - поднялся Кузьма. - Мне кажется, регламент устанавливать не надо. Вопрос серьезный, и обсудить его надо подробно и обстоятельно.
- Правильно, - крикнул Никандр.
- Тише! Ставлю на голосование четыре предложения. Кто за то, чтобы регламенту дать десять минут, поднимайте руки. Так, три голоса. Кто за то, чтоб пятнадцать минут? Поднимайте руки. Один голос. Кто за три минуты? Поднимайте руки. Нет голосов. Минутку, кто выдвигал такое предложенье?
- Витька Лапушкин! - донеслось из зала.
- Тише! Кто такой Витька Лапушкин? Почему он вводит в заблуждение, не являясь членом колхоза?
- Ну что за председатель! - в сердцах выкрикнула Василиса Петровна. - Дайте же говорить Поликарпу Евстигнеевичу.
- Правильно, не мешай Хромову выступать. Говори, Поликарп Евстигнеевич! - зашумели в зале.
- Ставлю четвертое предложенье на голосование, - перекрикивая всех, заявил Сидоров и ударил ключом так, что стакан подскочил на столе. - Кто за то, чтобы регламенту не было? Поднимайте руки. Так, единогласно… Продолжай, товарищ Хромов. Можешь все досконально высказывать, без регламенту.
Поликарп Евстигнеевич взял с ходу:
- А к тому, что, может, не один такой Щекотов в нашем колхозе! Все мы собрались с разных мест, друг дружку не знаем. А вот теперь и проявляется. Может, и еще есть, которые ходят в рубашке Щекотова? Так тут надо прямо сказать: если таковые имеются, то нам нужно след их знать. Они в любую минуту могут нас подвести, нанесть ущерб нашему общему делу. Я, дорогие товарищи, могу на один пример указать, на Павла Клинова. Мне даже невдомек, почему, скажем, председатель колхоза величает его по имени-отчеству, как какого-нибудь уважаемого человека? - Поликарп Евстигнеевич выставил вперед бородку.
Все засмеялись. Павел Клинов, оттопырив, нижнюю губу, побагровел, но ничего не сказал.
- Я не вижу особой разницы промеж Клиновым и Щекотовым. Почему не вижу? А потому, что ему до колхоза дело десятое. Поэтому я, дорогие товарищи, скажу такое предложенье: коли Клинов не изменит свое отношение к колхозу, - гнать его надо!
- Эва, как тебя мой огород-то донял! - крикнул Клинов.
- Не огород донял, а ты донял!
- Тише!
- Дале… Заканчиваю речь. Что хочу сказать? На весеннем севе мы показали себя, теперь надо все силы приложить, чтоб выходить высокий урожай. Как инспектор по качеству, буду наблюдать поля. Особое внимание обращаю на работу следующих лиц: Егоровой, Сидоровой жены, Василисы Петровны, и, хотя нескладно говорить про своих домашних, но также обращаю внимание на мою жену, Пелагею Семеновну. Предупреждаю: поблажек никаких не будет… Кончил я!
За окном послышался сухой шорох. Над крышей глухо прокатился гром. Хлопнула рама.
- Прошу закрыть окна! - попросил Сидоров. - Кто следующий выступать будет?
Собрание продолжалось еще долго. Павел Клинов беспокойно ерзал на месте. Он боялся, как бы и в самом деле не исключили его из колхоза. Но никто больше не вспоминал про него, и Павел успокоился. В заключение выступил Иван Сидоров.
- У меня к вам обращенье, товарищ секретарь райкома партии, товарищ Емельянов. У нас хоть избы-читальни нет, но это не причина, чтоб к нам редко наезжали докладчики. Смех сказать, за все время были двое, да и те, ровно наскипидаренные, побыли по часу и были таковы. А это, если вдуматься, тоже имеет прямое отношение к Щекотову. Прошу учесть! - и, нагнувшись к Насте, проверил, записала ли она в протокол его выступление.