- А я думаю, кто это, малина-ягода? Не иначе, думаю, с города идут. А это вон кто, смотрю! - Он еще улыбался, но вот на его лице мелькнуло что-то встревожившее его, а когда он увидал, как Пелагея Семеновна всплакнула, тихо спросил: - Ай, что случилось? Где ж остальные? - И загорячился. - Говорил, малина-ягода, не ездите. Не слухали. Что будем делать теперь?
Полинка засмеялась.
- Да нет же, дедушко, мы просто проведать приехали. Мамынька соскучилась немного, вот и приехали.
- Вона что… это вроде как на побывку, - успокаиваясь, промолвил старик. - А я уж подумал, чего не случилось ли. Ну, коли так, давайте здороваться…
Они перецеловались, хотя пастух не приходился им никакой родней и вообще они никогда не целовались с ним, но здесь трижды приложились друг к другу, взволнованные встречей.
- Ну, хвастайте, как живете, чего поделываете? Как Евстигнеич? По письмам-то, вроде рыбалит?
- Неплохо живем, - степенно ответила Пелагея Семеновна, - колхоз дружный у нас, председатель хороший.
- Клиновы как?
- Павел по-прежнему лентяйничает, а Марфу не узнать, такая стала работящая. Ну и Костя хороший парень, ничего не скажешь… А вы как здесь?
- А мы что, мы ничего, малина-ягода. Все по-старому. В нонешнем году Василий Панкратьев помер, помнишь, поди?
- Ах, ты, батюшки! Чего ж с ним?
- Да ведь не молоденький, на восьмой десяток перевалило. Чах, чах и присох… Ну, Феклуша Кондратьева родила девчоночку, помнишь, поди, Феклушу-то? - Ему почему-то казалось, что прошло так много времени с того дня, как уехали Хромовы, что Пелагея Семеновна должна была всех перезабыть.
- Ну, как же не помнить-то…
- Ну вот, значит, родила. Ничего себе, такая славненькая девчоночка. Ну, чего ж такого еще тебе сообщить? Про себя ничего не могу. Без измененьев жизнь идет. - Он поглядел на стадо. - Пасти, конечно, стало трудней…
- Чего ж так, устаешь?
- Ну, чего мне уставать. Я другого молодца перегоню. Доярки проходу не дают, малина-ягода. Все одна перед другой состязаются и требуют, значит, чтоб хорошо нагуливались коровы.
- Дедушко, а что, Нюрка Пахомова, верно, комсомолка?
- А кто ж ее знает, может, и комсомолка. Чего-то все на собраньях зачастила ругаться. Раньше не слышно было, а теперь в каждое дело встревает… - И неожиданно захохотал: - Фу ты, малина-ягода, а я думаю, кто это кричит? - он откашлялся и, погладив бороду, сказал. - Ты, Семеновна, вечерком-то приходи ко мне, почаевничаем, вспомним всякое. А если хошь, так и вообще останавливайся у меня…
- Ну, чего уж я буду вас стеснять, у нас и родные есть. К Александру пойду.
Пелагея Семеновна зашагала дальше. Полинка за ней.
- Эй, Семеновна! - закричал пастух. - Слышь-ко, совсем забыл тебе сказать. Потапа-то Новикова помнишь, поди? Такой еще, с лысиной, - и старик повертел над голевой рукою. - Так, ежели помнишь, то он новый дом себе отстроил. Ничего себе дом, подходящий… - И побежал к стаду, грозя батогом пестрой корове, нацелившейся на картофельное поле.
У самой деревни, на выгоне, Пелагея Семеновна повстречала свою соседку. Опять начались расспросы. Подошли еще колхозницы. Теперь уже Пелагея Семеновна еле успевала отвечать. Полинку окружили девчата. Все нашли, что Полинка изменилась, похорошела и располнела, стала похожа на Груню. Полинка тоже еде успевала отвечать. Она видела - все на нее смотрят, все слушают. Глаза у нее блестели от удовольствия. К ней подошел высокий юноша в косоворотке с большими серыми глазами. Он долго жал ей руку и все удивлялся, какая она стала взрослая. Полинка тоже дивилась, глядя на Николая, - таким он стал красивым парнем.
- Приходи к нам на собранье, - сказал он.
- Ладно. А чего у вас за собранье?
- Об идеологической работе, - старательно выговорил Николай, - интересно.
- Приду.
Николай Евстигнеев улыбнулся и пошел. Он по-прежнему был секретарем комсомольской организации колхоза.
Добрый час простояли на улице Пелагея Семеновна и Полинка. Одни уходили, другие подходили, расспросам не было конца-края. И только когда выползла бабка Наталья Матушкина, девяностолетняя старуха, и, не узнав ни Пелагею Семеновну, ни Полинку, стала выспрашивать, не война ли опять, Хромовы пошли к родным.
Вечером в избе Александра было тесно. Всем хотелось послушать, как живут земляки на новой земле. Мужчины слушали, ничему не удивляясь. И не то повидали в войну. Но женщины ахали, качали головой, прижимали к груди руки. Пелагея Семеновна рассказывала подробно и обстоятельно. Вообще-то она мечтала не о такой встрече. Ей хотелось припасть к плечу старой подружки и, плача, жаловаться на то, как она порой скучает без Ярославской, как иногда раскаивается, что уехала, потому что лучше бы жить там, где родилась и выросла, а подружка утешала бы ее. Но ничего такого не произошло. Даже никто не спросил, грустит ли она по родине. Спрашивали о другом: какая земля, какие виды на урожай, сколько голов скота?
Когда узнали, что у них всего три лошади, что пахали на коровах, то посочувствовали, а когда Пелагея Семеновна сообщила, что сев закончен в срок и колхоз вышел на второе место по району, порадовались.
- Знай наших! - захохотал Малина-ягода. - Наши нигде не подкачают.
Пелагея Семеновна почувствовала гордость от этих слов и, вспомнив, как действительно было тяжело на севе, добавила:
- Мало ли было трудностей. Но, в час добрый сказать, все налаживается.
Чём больше Пелагея Семеновна рассказывала, тем становилась словоохотливее. Ей уже не хотелось, чтобы ее жалели, и она стала расписывать красоты Карельского перешейка и впервые от души улыбнулась, услыхав не то восхищенный, не то завистливый голос серьезной, молчаливой Евдокии Анурьевой: "Вот счастливые-то, хоть повидали белый свет. А тут живешь-живешь, и все дальше околицы мир не видишь".
А в это время Полинка рассказывала на комсомольском собрании о том, как работают у них комсомольцы, о Настином звене, о Никандре.
- Я вот посмотрела на участок Анны Пахомовой и подумала: а что, если нам соревноваться друг с другом? Это ничего, что далеко. Будем честно писать в письмах, как работаем, сколько вырастили. Врать не будем. А то и так можно, приехать для проверки. За неделю туда и обратно легко обернуться.
- Я от лица комсомольцев принимаю вызов, - сказал Николай. - Но только, чтоб писать аккуратно. А то как уехали, ровно в воду канули… И в гости друг к другу можно, конечно, приехать. Это тоже неплохо… А сейчас считаю собрание закрытым и приглашаю всех на танцовальную площадку.
И через минуту гармонист, вскинув голову, заиграл. Николай Евстигнеев, лихо отбивая подметками ярославскую дробь, подошел гоголем к Полинке, притопнул, с размаху взял ее одной рукой за талию, другую руку положил ей на плечо и начал кружить.
"А хорошо бы, если б Николай поехал на Карельский", - подумала Полинка и неожиданно сказала:
- Поедем с нами. "А жить бы стал в доме Щекотовых", - подумала она.
- Ну, какой я ездок, - ответил Николай, - мне сейчас с места не стронуться.
- А что так?
- Сына жду. Катя последние месяцы ходит.
От удивления Полинка даже присела. Вот это здорово! Когда ж это он успел жениться?
- А чего ж танцуешь со мной?
- А как же, гостья…
На площадку прибежала куцая тощая собака. Она села рядом с гармонистом и, уставив острую, как клин, морду в бледное ночное небо, завыла. Ее стали гнать, бросать комками земли. Полинка вспомнила, что эта собака и раньше прибегала на танцы и всегда выла. Ей стало почему-то жаль собаку. Она поманила ее к себе и стала ласкать. А потом снова кружилась с Николаем Евстигнеевым и думала: "Хорошо, что Груня отобрала туфли, а не то полетели бы каблуки".
Только на заре разошлись по домам. Пелагея Семеновна давно уже спала. Полинка тихо разделась и осторожно, чтобы не разбудить, легла рядом.
Проснулась Полинка поздно. Мать сидела за столом, пила чай. В избе было тихо. На самоваре сверкало длинное солнце.
- Мамынька, а я думаю так, что нам и недели будет мало, - потягиваясь, сказала Полинка, вспоминая про вчерашние танцы.
- Да уж ладно, наглядимся вдосталь, тогда и поедем. Убирайся-ко поскорее, пойдем на речку сходим, давно уж я там не была…
Они вышли на улицу. Посредине деревни, как большое зеркало, лежала голубая лужа. Она появлялась всегда после дождя. Полинка вспомнила, как она любила бегать по ней босиком, чтобы во все стороны летели брызги, и, не утерпев, прошла и теперь краем лужи, шлепая босыми ногами по воде.
За околицей потянулись зеленые огороды. Их сменил перелесок. И вот блеснула Уча. Господи, как она пересохла, какая стала маленькая! От нее пахло сырым погребом. Зацветшая вода медленно сочилась, огибая черные коряги. Пелагея Семеновна уныло покачала головой. Она и сама не знала, почему ей стало грустно. Наверно, лет пятнадцать не ходила она на эту речушку, хоть и жила рядом, так чего же теперь жалеть о ней? Да она не о речушке жалела. Вспомнила себя молодую, как бегала сюда еще в первые дни замужества купаться. Тут где-то неподалеку была их полоска. И вот однажды в жаркий покосный день побежала она искупаться. И вдруг из-за кустов подплыл к ней парень. Как она испугалась! И, не решаясь кричать, чтобы не приманить Поликарпа, села по шею в воду и, прикрывая руками грудь, просила шопотом: "Ой, уйди… ой, уйди…" А парень скалил зубы и не уходил. Господи, как это давно было, словно и не было…
На обратном пути Пелагея Семеновна завернула на кладбище. Постояла у могилы свекра и свекровки и вдруг почувствовала скуку.
"Дома, верно, ждут не дождутся, когда вернемся, - подумала она. - Поди-ка, Поликарп все глаза проглядел". И ей показалось, что она уехала давным-давно…
День тянулся бесконечно… Все работали в поле. Полинка куда-то убежала, и от скуки Пелагея Семеновна пошла на огороды, помогла колхозницам прополоть огурцы. Весь день она ходила какая-то неприкаянная и вдруг поняла - да ведь ей же тут нечего делать.
В этот же вечер, не слушая никаких уговоров, она собралась домой.
- И что это, мамынька, не успели оглядеться… - обиженно протянула Полинка.
- Пора, пора, доченька. И то уж загостились.
Жена Александра Хромова, Екатерина, укоризненно говорила, провожая их к ночному поезду:
- Люди-то что скажут? Подумают, приняла плохо…
- И-и, брось-ко об этом думать, - торопливо шагая, словно боясь опоздать на поезд, говорила Пелагея Семеновна, - соскучилась я по дому. Вот и все.
- Да уж больно рано соскучилась-то!
- А про это, мать моя, только одно сердце знает. У меня душа покоя не находит…
Полинка шла молча. Она была недовольна, что так быстро мать надумала уехать, но, подходя к станции, повеселела, представив, как она неожиданно явится домой, как начнет рассказывать и как все будут ее слушать.
11
С утра погода хмурилась, а к полудню пошел дождь. Вначале ему обрадовались. Жаждали воды яровые, томились картофельные поля, никла рассада белокочанной, и, чтобы она хорошо пошла в рост, надо было напоить землю.
И вот черные тучи обложили все небо. Ждали грозу. Но первые тяжелые капли упали без грома. Они подпрыгивали, ударяясь о землю. Листва на деревьях, травы доверчиво раскрылись, потянулись вверх. А дождь все усиливался и, словно обозлясь, стал хлестать, взбивая на дороге пыль. Звонко смеясь и радуясь дождю, все убежали с поля, спрятались под широкие лапы елей, в шалаши. Но прошел час, а дождь все шел.
- Надолго, видно, зарядил, - глядя, как по лужам прыгают пузыри, сказал Никандр. Он сидел в шалаше из сосновых веток рядом с Настей. "Что же теперь делать, - думал он, - пережидать ли дождь, или, надев стеганый солдатский ватник и зимнюю шапку, пойти продолжать работу?" Но не успел он решить это, как над головой грохнул гром. Настя придвинулась к Никандру:
- Ой, батюшки!
- Здорово хватило, - спокойно заметил Никандр. - Небесная "катюша" начинает действовать. - А сам подумал: "Всерьез, что ли, она испугалась или только предлог нашла, чтобы ухватиться за руку?"
К любви Никандр относился серьезно. На войну он ушел семнадцати лет. Там некогда было заниматься любовью, а когда вернулся с фронта, на первое время заказал себе не заглядываться на девчат: знал, что если уж полюбит, так женится. А чтобы жениться, надо сначала наладить жизнь, стать крепко на ноги.
Настя, не выпуская руки Никандра, навалилась грудью на его плечо и выглянула из шалаша.
- Затяжной, - протянула она.
Никандр вздохнул: "Отстраниться или нет?" - и решил отстраниться. "Надо будет в райкоме попросить лектора, чтоб прочитал о любви и дружбе", - подумал он.
Сквозь неплотную крышу шалаша стал пробиваться дождь. Опять прокатился гром, и дождь припустил сильнее.
- Не люблю грозу, - прошептала Настя. На спину ей посыпались с ветки капли, она пододвинулась и прижалась к Никандру. - Так всю и передернет, и по руке мурашки. Посмотри… - Она протянула загорелую ровную руку. Верно, на коже у нее появились, словно от холода, гусиные пупырышки.
Никандр посмотрел и отвернулся. "Подожду еще полчаса, если не прояснит - пойду на канавы", - подумал он и полез в карман за кисетом. Настя его не интересовала. Во-первых, она была старше его на два года, а во-вторых, он мечтал встретить девушку с черными косами, с розово-смуглым лицом, с большими черными глазами и ярко-пунцовыми губами. Такую он однажды встретил. Это было в госпитале. Раз в палату пришла сестра и сказала, что у них в женском отделении появилась красавица, которая хочет познакомиться со всеми больными, так вот, согласны ли больные пригласить девушку? "Конечно, согласны!" - закричали в один голос двенадцать человек.
И вот она приехала на коляске в палату.
Верно, это была настоящая красавица. Никандр видал таких только на картинках. Вокруг головы у нее лежали черные косы. Брови - тонкие, черные - стояли полукружьем над большими глазами, словно она удивлялась чему-то. У нее были сверкающие белые зубы, и от них, когда она говорила или смеялась, лицо казалось еще смуглее. Девушка остановила свое кресло у кровати Никандра. У нее, наверно, были ранены ноги. Она прикрывала их до полу одеялом.
Никандр, как увидел ее, так и замер от восхищения. Она улыбнулась ему. Но поговорить не удалось. Ее окликнул пожилой азербайджанец-солдат. Она обрадовалась, что повстречала земляка, и проехала к нему. Ночью Никандр долго не мог уснуть. Ему виделся свой колхоз, и он, Никандр, ходит в яблоневом саду с этой девушкой. Ее звали Сурья.
А на другой день он узнал, что девушка без ног.
И когда она опять приехала к ним в палату, он чуть не заплакал от жалости к ней. Уж очень она была красивая…
Конечно, Настя с ее соломенными волосами и светлыми бровями никак не походила на Сурью.
Он равнодушно посмотрел на Настю и подумал: "Плохо, что у нас мало парней. Девчатам скучно. Хоть бы Кузьма Иваныч женился, что ли… И верно, чего ему не жениться? Настя девушка хорошая, серьезная, работу любит… И если посмотреть объективно - красивая… нос, там, губы и прочее…"
А Настя, тоже подумав о чем-то своем, мечтательно сказала:
- Скажи, Никандр, как ты смотришь на любовь? - и полузакрыла глаза.
- Чего? - насторожился Никандр.
- На любовь как ты смотришь?
- Пока никак, - и опять полез в карман за кисетом, но, вспомнив, что у него в руке цыгарка, раздраженно выкрикнул. - Да что это за дьявольщина, нигде не проясняет! Еще жду десять минут, и чорт с ним, с дождем, надо канаву копать. Приедет Кузьма Иваныч, он задаст нам чёсу.
- А я часто думаю о любви, - сказала Настя и провела пальцем по земле. - Ты когда-нибудь любил?
Никандр вздохнул и чуть отстранился. Уж больно близко она сидела. Но с ветки закапало сильнее, и Настя придвинулась к Никандру так близко, что он почувствовал ее дыхание у себя на виске.
- А чего тебе до моей любви? - сердито спросил Никандр.
Над головой опять загрохотало, словно по небу проехала телега с пустыми железными бочками.
- Ну, как чего… надо. Разве нельзя спросить?
- Нельзя, - сказал Никандр, хотя ему льстило, что он нравится девушке.
- Странно. Кого же мне и спрашивать, как не секретаря комсомольской организации? - И, сжав Никандру руку, она засмеялась. - Ох, влюбилась я, Никандр, ужас!
"Надо уходить, - склеивая папироску губами, торопливо подумал Никандр. - И чорт меня угораздил сесть с ней в один шалаш!"
- Это меня не интересует, - сухо ответил он и отвернулся.
- Почему не интересует, что ты, каменный? Вот я хочу тебя спросить…
- Нет, видно, не переждать. Пошли на работу! - Он хотел было вскочить, но Настя придержала его.
- Подожди, я всерьез хочу с тобой поговорить… - Он видел, что она волновалась.
- Ну? - Никандр посмотрел на нее. Нет, конечно, он не мог ее полюбить.
- Скажи, если я уйду из колхоза, как это будет?
- Куда уйдешь? - стремительно спросил Никандр и удивился, до чего же хитры бывают девчата.
- Ну, уйду… Вот, если я полюбила человека и он полюбил меня, могу я к нему уйти?
"Ох, и хитры же!"
- А кого же ты полюбила?
Настя застенчиво поглядела на Никандра и еще быстрее стала водить пальцем по земле. И вдруг Никандру показалось, что все это Настя говорит нарочно, чтоб проверить его - любит он ее или не любит.
- Кого же ты полюбила? - снова спросил он и приготовился, в случае чего, защищаться. Он не позволит себе навязывать любовь, на этот счет у него свои соображения.
- Николая Астахова, - чуть слышно произнесла Настя и зарделась.
- Кого? - Никандр ушам своим не верил. Что это такое? Астахов! Почему Астахов? И ему стало досадно: как это она могла влюбиться в Астахова, если тут, рядом, есть он, Никандр? Что он, хуже Николая? Если он не влюбился в Настю, так это совсем другой разговор. У него на этот счет есть свои соображения. Он взглянул на нее пристальней и впервые заметил, что у Насти очень пухлые губы и в глазах, в голубом ободке, черненькие крапинки и на щеках ямочки… Странно, когда же они появились у нее, эти ямочки?
- Ты забыла, что ты звеньевая? - сухо спросил он.
- Нет… - теребя оборку ситцевого платья, ответила она.
- Ну, тогда о чем говорить. Вопрос ясен. Если хочет, пускай приходит в наш колхоз, а не хочет, давай ему отбой.
- Я так не могу, - тихо ответила Настя, - я его люблю…
Никандр почесал затылок.
- И как это тебя угораздило влюбиться в парня из другого колхоза, - осуждающе вздохнул Никандр. - Как будто… - Он замолчал и насупился. - Я тебе сейчас ничего не могу присоветовать, я должен подумать, - и, совсем расстроившись, выглянул из шалаша.
Дождь лил. У шалаша образовалась большая лужа, по краям ее желтела грязная пена. За лужей лежали унылые поля, а над ними нависло суровое низкое небо. Лес потемнел. Отяжелевший от воды вымпел повис на высоком шесте.
- Долго будем пережидать? - вдруг напустился Никандр на Настю. - Или ты хочешь, чтобы мы потом по шею в воде работали? Пошли!
Он вобрал голову в плечи и выскочил под дождь. Он бежал и думал о Насте, и было у него такое чувство, как будто он навсегда потерял кого-то очень дорогого. Да так оно и было. Он и не заметил, как Настя стала ему близка за эти месяцы, прожитые на новом месте.
Когда он прибежал на капустное поле, там уже во всю шла работа. В самой низинной части набралось столько воды, что не видно было ни борозд, ни рассады.