Услужливые люди не замедлили об этом доложить Денису Ивановичу. Вспыльчивый губернатор быстро и решительно ответил митрополиту делом. Он собрал своих гайдуков, скороходов и других ревностных служителей, переодел их в монашеское платье и пустил шататься по кабакам и притонам.
- Глядите, любуйтесь, что делают монахи! - указывал он городским жителям.
А продувные "чернецы" старались изо всех сил. Конечно, это было выше всякого терпения, - митрополит выходил из себя. Он долго думал, чем бы отомстить губернатору за его выходку.
После долгих размышлений он надумал тонкую месть. Прошло несколько месяцев, и в один из воскресных дней богомольцы увидели в притворе собора картину страшного суда. При осмотре этой картины они увидели занимательное. Рогатые черти, зацепив крюком за пузо, тянули на расправу к Вельзевулу… кого бы, вы думали? - Самого губернатора Дениса Ивановича!
Весь город и жители окрестных сел перебывали в соборе и часами выстаивали перед картиной страшного суда. Митрополит ликовал. Донял-таки он его превосходительство!
Денис Иванович после этого посрамления повел войну с монахами более тонко и добился в конце концов того, что митрополит стал усиленно просить Святейший синод разрешить выехать ему на богомолье в Киев.
После длительной переписки просьба преосвященного была уважена, и он выбыл в Киев, откуда более не возвращался.
Но и Денису Ивановичу не пришлось долго торжествовать, - вскоре его постигла опала. Обладая широким размахом, он незаконно перерасходовал почти два миллиона рублей. Санкт-петербургские недоброжелатели его представили это дело перед государыней Екатериной Алексеевной весьма непривлекательно, обвиняя Дениса Ивановича в чрезмерном властолюбии и расточительности. Государыня вынуждена была намекнуть Денису Ивановичу о необходимости отставки, что он и не замедлил сделать.
Бывший губернатор Сибири выехал из пределов ее с меньшей торжественностью, чем это было совершено при въезде. Он сильно загрустил, опустился.
Предание донесло сведения о его смерти в родном имении в Орловской губернии. Перед смертью Денис Иванович впал в безысходную меланхолию и заперся в своем кабинете. Немытый и нечесаный, в засаленном халате, он уселся в кресло, на стук не отзывался, - никого в кабинет не допускал и от приема пищи отказывался.
Так и умер когда-то всесильный Денис Иванович Чичерин - сибирский губернатор, которого тоболяки окрестили попросту и более сердечно - "батюшкой Денисом".
1944
О сибирском помещике и крепостной любви
Жил помещик в Сибири, имел именьице, крепостных, дворню. Среди дворовых славилась крепостная красавица Авдотья. Эту девку увидел сибирский свободный человек. Проходя мимо барского сельца, он встретил стройную, краснощекую красавицу. Шла она от колодца с полными ведрами; прохожий попросил попить. Они переглянулись, красавица потупила стыдливый взор.
И в эту минуту у них воспламенились сердца.
Тут сибирский свободный человек узнает, что его возлюбленная - крепостная. Однако это нисколько не смутило его. "Крепостная так крепостная", - решает он и идет к помещику с просьбой:
- Разрешите сочетаться с вашей крепостной девицей Дуней законным браком.
Помещик согласен.
- Только, - говорит, - выкупите раньше ее, а потом уж и женитесь.
Жених хоть и свободный человек, но в кармане у него ветер свищет.
- Извините, - говорит, - у меня нет денег, и я вполне могу за свою будущую жену отработать.
Для помещика это дело выгодное. В Сибири народу мало, в рабочих руках нехватка.
- Хорошо, - говорит помещик, - я согласен. Только отрабатывать тебе придется ровно двадцать лет.
На этом и сошлись.
Они садятся и пишут условие, которое нам сохранила история.
"1839 года, Генваря 20 дня, мы, сибирской провинции потомственный дворянин Иван Петрович Давыдов, изъявили свое решение и согласие на вступление в законный брак нашей дворовой девки Авдотьи, от роду двадцать пять годов, с мещанином Исетской провинции города Кургана Егором Дементьевым, за што оный обязуется и дает клятву перед богом служить мне двадцать годов. Всякое угождение мне, дворянину Ивану Петровичу, иметь от него, Егора. Кои приказы будут исходить от меня, выполнять оный обязан добросовестно и безотказно. Подушные же деньги за Егора вносим мы, а платье и обутку буде иметь свои ставший ко мне в услужение. А будущие с нею, Авдотьею, дети с ним мне, дворянину, - мужска пола, а им - женска…"
Поженили молодых. Стали они жить да работать, а помещик стал нажимать на батрака. Двадцать лет хоть и большой срок, но помещику хочется все выжать. Иногда и плетьми всыпали гражданину Егору Дементьеву. Хоть ты, дескать, и свободный человек, но раз назвался груздем - полезай в кузов.
Вскоре у них ребята пошли. Родила крепостная сначала Дуньку, а потом Феклу, затем Домну. Девчата родились крепкие, растут, радуются. На шестом году баба Егора опять на сносях. Помещика досада разобрала. Как это так он жестоко ошибся? Женил крепких, здоровых, думал, мальчики в приплоде будут, и вдруг девочки. "Этак, - думает он, - совсем на голых бобах останешься".
Зовет он Егора и отказывается от условий:
- Не хочешь, уходи, а жена с детьми при мне останутся.
Батрак видит - дело дрянь. Куда от жены и от родных детей уйдешь? Жалко. Согласился на предложение барина изменить условие о младенцах: "Женска пола - барину, мужска - батраку".
Только порешили, а дворовая Авдотья, словно в отместку барину, родила сына.
И пошло так: родила Авдотья Ивана, Петра, Гаврилу, Федора.
Помещик сам не свой ходит. Как выйти из положения и повернуть дело к собственной выгоде?
После раздумья помещик решает больше не гадать на кофейной гуще и перезаключает второй раз условие со своим батраком. В нем пункт о детях изменяют таким образом: "А будущие впредь с нею, Авдотьею, дети с ним, Давыдовым, пополам по выбору барина".
Курганский мещанин и туда и сюда. Никак не выходит, однако, дело. Закон на стороне помещика. Подписывай или уходи!
Куда уйти, когда срок скоро выходит, измотался весь, да старуху Авдотью жалко кинуть.
Так и дожили до сроку. Помещик отобрал себе лучшую половину ребят и говорит им:
- Теперь идите с богом куда хотите. Вы свободны. Егору и Авдотье стукнуло по сорок пять лет. Каторжная работа на помещика не прошла для них бесследно. Они постарели и потеряли здоровье.
Срок договора кончился в январе, в самую лютую сибирскую пору. Мороз, бураны. У супругов ни теплой одежды, ни средств. Куда пойдешь?
Они стали просить барина:
- Разрешите остаться и дожить век. Все равно уже умирать скоро.
- Что вы, что вы! - замахал руками помещик. - Идите с миром. Вы теперь вольные люди, и я никакого права не имею вас задерживать.
Так и выгнал он их на мороз и голод. Ни часу не держал. А здоровых ребят себе оставил.
1939
О борзой и крепостном мальчугане
В Рязанской губернии жительствовал помещик Суханов - красноносый пьяница и буян. На всех конских ярмарках знали этого забулдыгу. Но он был дворянин и имел крепостных. Крепостного можно было истязать, жестоко бить и надругаться над ним. Лютость рязанского дворянчика поразила даже пристава, и он сделал помещику отеческое внушение.
- Как? - вспылил дворянин. - Мне делают внушение, и кто? Пристав!
Он взял перо, бумагу и написал приставу грозное послание.
"Никто не имеет права, - писал он, - вмешиваться в мое имение, нарушать беззаконно мою власть, уверяя непокорных крестьян моих, будто они могут приносить жалобы на окончательные суды своего помещика к кому бы то ни было".
Пристав присмирел и не вмешивался больше в дела дворянина Суханова. А тому-то этого и надо было. Он все больше и больше распалялся в ярости и злодействовал. Не только взрослых, но и ребят стал истязать.
Выехал он раз с доезжими и стаей борзых на охоту и взял с собой двенадцатилетнего мальчугана. Мальчик должен был доглядеть зайцев и направлять борзых по следу. Приехали на опушку, разбрелись по кустам; загонщики крик, шум подняли, а зайца нет как нет. Часа три промучались, но не бежит на ловцов зверь. Беда, да и только! И вдруг мальчуган заметил зайчишку. Он так и этак, барская борзая без толку мечется, в зверя не видит. Крикнуть - зайца спугаешь. Тогда он взял камушек и бросил в собаку: "Тсс!.. тсс!.. вправо бери!"
Камушек угодил барской собаке в ногу и зашиб ее. Что тут делать? У мальчишки оборвалось сердце. Ну, жди теперь от барина расправы!
Верно. Покрутившись по опушкам да кустам часа четыре, помещик выбрался на поле и велел егерю трубить сбор. Все собрались. Тут помещик увидел, что у борзой подбита нога и она слегка прихрамывает.
- Ах, так! - закричал барин. - Кто это сделал? Всех пересеку плетью, если не скажете.
Окружающие видят: крепко залютовал хозяин, - охота не состоялась, проголодался, надо же на кого-нибудь вину свалить. Не скажешь, всем скулы начнет выворачивать. И они указали на мальчишку. Помещик подъехал к мальчугану и заорал:
- Немедля раздеть его!
- Барин, родненький, - повалился мальчик в ноги помещику, - не бейте!
- Раздеть, раздеть немедля! - не отступал лютый помещик. Мальчика раздели и нагому приказали ему бежать. Он покорно побежал, а вслед за ним пустили вдогонку собак.
- Ату! - взмахнул плетью помещик и погнал травить мальчонку.
Егеря от жалости глаза закрыли. Но только борзые добегут до мальчика, понюхают и не трогают.
Тем часом материнское сердце затосковало по ребенку. "Как бы чего на охоте не стряслось, лютый барин-то больно!" - подумала крестьянка, побежала в поле и там увидела горькую беду. Ухватила она свое детище в охапку. Барин велел оттащить сердобольную мать и опять пустить собак. Мать от ужаса в тот же день помешалась.
Собаки поцарапали мальчугана, но заесть не заели.
Подбегут, понюхают и отойдут прочь. Собакам стало за человека совестно.
Видя эту картину, помещик уперся в бока и захохотал:
- Ха-ха-ха-ха! Теперь я понимаю, почему борзые не трогают его. Барскому псу противна холопская кровь!
1939
О том, как одна княгиня держала в клетке парикмахера, и о свободе человеческой личности
Было это сто лет с небольшим тому назад, в царствование Александра I. Когда этот царь был еще великим князем и совсем молодым человеком, его воспитывал граф Салтыков. Впоследствии, когда, воспитанник вырос, задушил вместе с графом Паленом своего отца, императора Павла I, и сел на его место на троне, он не забыл своего наставника и произвел его в князья и фельдмаршалы. Фельдмаршал князь Салтыков женился на самой богатой и самой красивой помещице. Все восхищались и завидовали такому счастью. Может быть, при этом за спиной тыкали в него пальцем и говорили:
- Глядите, вот идет светлейший князь Салтыков. Это счастливейший из смертных! И чины, и ордена, и богатство, и красивая жена. Вот что значит воспитывать благородного царя!
Жена светлейшего князя Салтыкова действительно была прелестным созданием с ангельскими локонами. Когда она жеманно улыбалась, у нее очаровательно прыгала мушка. Великосветские кавалеры вздыхали по княгине и наперебой друг перед другом ухаживали за ней. "Скажите, какая красавица!"
Как полагается придворной даме, княгиня имела своего парикмахера. Каждое утро он завивал ей локоны, пудрил и прочее, - словом, наводил полную красоту. Так делали все прелестницы того времени. Но у всех у них парикмахер, хоть из крепостных был, приходил и уходил из будуара, а у княгини Салтыковой он жил тут же, в княгининой спальне. И жил при этом как соловей в клетке. Выпустят его на часок из клетки, навьет локонов где полагается и опять в клетку.
И так три года работал малый. В клетке скучно, а петь - не смей. Молодой, за крепостными девушками побегал бы, да назаперти. Притом, если не угождал он княгине или она по какому-либо поводу была зла, обязательно светлейшая била его по лицу, и больно даже.
За три года такой невеселой жизни парень сгорбился, побледнел, стал хил, как дряхлый старик. Страшно было глядеть на этого молодого парикмахера.
Однажды он упал перед княгиней и в слезу ударился:
- Ваша светлость, сжальтесь над бедным сиротой, сошлите в самую дальнюю деревню свинарем иль чем там. Отпустите, ваша светлость!
На это княгиня сердито топнула ножкой:
- До самой смерти из моей спальни не выйдешь, а если я умру, и тебя удавят!
Малый засыхал в неволе.
Тут неожиданно счастье улыбнулось ему. Клетку забыли запереть, - княгиня спала летом при открытом окне, парень долго не мешкал: видит, княгиня спит, он к столику, схватил что-то - и к окну. Вмиг не стало человека, словно растаял.
Через час просыпается княгиня - и к зеркалу. Цоп-цоп… парика нет. Она к клетке - клетка пуста. Поминай, как звали нашего Ваню. От ярости она закричала, сбежалась вся дворня.
Тут все ахнули и поняли, почему княгиня в клетке за соловья держала парикмахера. Голова прелестной княгини была голенькая, как колено, и блестела, как бильярдный шар.
Но не этого пугалась княгиня, а того - куда сбежал парикмахер и где он объявится. При этом у каждого человека язык имеется. И если, оборони господь, графиня Нарышкина узнает, она всем кавалерам скажет:
- Ах, какое несчастье! У княгини Салтыковой…
И тут пошепчет на ушко.
В таких мыслях и опасениях светлейшая княгиня Салтыкова садится и пишет самому императору Александру I такого содержания письмо:
"Ваше императорское величество, зная ваше благожелательное отношение к нашему семейству, осмеливаюсь просить вас, припав к августейшим стопам, пощадить нас и дать строгое распоряжение господину градоначальнику Санкт-Петербурга сыскать немедля сбежавшего крепостного нашего Ивашку. Сей злодей проник в кабинет князя и похитил важную государственную тайну. Князь Салтыков, верноподданный ваш слуга и мой благосклонный супруг, о сем не знает. Да пощадит ваша монаршая воля его и да отыщут злодея государства.
Пребывая в верноподданнических чувствах к вам, ваше величество,
гоф-фрейлина вашего императорского двора
княгиня Салтыкова".
Царь в первую минуту струсил, во вторую разъярился:
- Как смел этот старый солдафон проворонить государственную тайну? Сыскать государственного злодея немедля!
Через два дня санкт-петербургская полиция досконально дозналась, в чем дело. Господин санкт-петербургский градоначальник доложил царю о несчастном парикмахере и государственной тайне графини.
Царь хватался за живот, катался по дивану и хохотал.
Повеселившись, император Александр I написал на докладе санкт-петербургского градоначальника резолюцию:
"Считать беглого крепостного парикмахера утопшим и на берегу Невы найти его тело…"
1939
Рассказ о первом русском золотоискателе
Глава первая
Ерофей Марков - лучший искатель тумпасов
Завод и крепость Екатеринбург отстроили в 1724 году среди гор и дремучих лесов. На север и на юг простирался скалистый Каменный Пояс; в его недрах лежали неисчерпаемые рудные богатства и самоцветы.
Несколько лет спустя в отстроенном городе была налажена небольшая гранильная мастерская. Она сохранилась и по сие время. В нынешнем Свердловске - так называется теперь старинный Екатеринбург - подле городской плотины, перегораживающей Верх-Исетский пруд, и сейчас еще стоит приземистое почерневшее здание каменной кладки. На углу его - барельеф, изображающий крестьянина петровских времен, с бородой и с волосами в скобку, с киркой в руках. Под ним подпись: "Строителю города". Над входом в здание надпись: "Гранильная фабрика "Русские самоцветы"". Здесь и по настоящее время работают уральские гранильщики - чудесные мастера, резчики по цветному уральскому камню. Руками этих мастеров сделаны рубиновые звезды, которые сверкают на древних башнях московского Кремля.
Основателем гранильного промысла на Урале и строителем первой гранильной мастерской в Екатеринбурге был бергсоветник Василий Никитич Татищев, впоследствии известный русский историк. Озабоченный тем, чтобы население этих мест постепенно приучалось "руками по возможности применяться в искусстве камня", он, находясь в заграничной командировке и встретив в Швеции поручика Рефта, предложил ему поехать на Каменный Пояс.
Рефт был большой любитель и знаток гранильного дела. Человек строгого нрава, очень начитанный, он хорошо знал свойства самоцветных камней. По приезде поручик целиком ушел в гранильное дело. В мастерской появились первые гранильные станки; старые кержаки-горщики искусно резали самоцветные камни и наводили грани.
Первыми самоцветами, которые попали в екатеринбургскую гранильную мастерскую, были тумпасы и строганцы - кристаллы горного хрусталя. Тумпасы - кристаллы дымчатого цвета, а строганцы - прозрачные, как слезинка.
Самые красивые и крупные тумпасы в гранильную мастерскую приносил кержак Ерофей Марков из Шарташа. Село это лежит на берегу лесного озера, в пяти верстах от Екатеринбурга. С давних времен его населяли высланные сюда царским правительством кержаки. Суровая природа и тяжелая горная работа наложили свой отпечаток на характер этих людей. Кержаки казались замкнутыми и угрюмыми людьми, но, надо отдать справедливость, они всегда отличались трудолюбием. Среди них кержак Ерофей Марков, однако, был человек веселый и очень подвижной. За сотни верст кругом он обходил все шиханы и чащобы, и никто лучше его не знал месторождений самоцветов.
Ерофей Марков как будто чутьем угадывал скрытые свойства тумпасов. Еще до того, как камень сдавался в гранильную мастерскую, он начинал играть нежным золотистым отливом в руках умельца. Старику была известна одна тайна, и благодаря ей он со своей женой Прасковьей Васильевной делал чудеса с дымчатыми тумпасами. Горщик знал, что каждый "дым", или, попросту говоря, оттенок тумпаса, может чудодейственно заиграть другим цветом. Чтобы достигнуть этого, горщик со старухой запекали камень густого цвета в хлебной корке, и "дым" тумпаса после этого превращался в золотистый или нежно-желтый. Казалось, что в кристалле горного хрусталя застыла капелька солнечного сияния.
На первый взгляд секрет казался очень простым. Известно, что дымчатый горный хрусталь окрашивается в "дым" особым смолистым веществом, которое не безразлично к температуре. Этим свойством и воспользовались горщики, чтобы изменять "дым" тумпасов из неопределенного в приятно желто-золотистый. Но на деле это давалось нелегко, требовался огромный опыт, чтобы знать, как запекать и какого "дыма" тумпас можно и следует запекать. Не всякому удавалась такая "опечка". Большое чутье было у Ерофея Маркова. Недаром гранильщики-кержаки хвалили его:
- Эх, Ерошка, рука у тебя легкая да глаз ласковый; тумпас, и тот у тебя солнечным светом озаряется.
Не всякое дело любили кержаки, но тумпасный промысел Ерофея Маркова они одобряли: