Главная забота всего птичьего базара состояла в там, чтобы добывать пропитание и охранять будущее потомство. Желающих полакомиться птичьими яйцами было великое множество. По отвесным скалам карабкались лисы и росомахи, какие-то ободранные существа, потерявшие роскошные зимние меховые одежды. Самое удивительное было в том, что вороны тоже охотились за птичьими яйцами и самым большим лакомством считались пятнистые яйца кайр. Луннику, чтобы не умереть с голоду, приходилось тоже есть яйца, и они пришлись ему по вкусу.
Ранним утром, когда солнечные лучи еще не были так горячи, Лунник отправился на промысел. Он вылетел из скальной расщелины, где проводила ночь воронья стая, и сначала опустился вниз на галечный пляж, где нежились моржи. Чуть поодаль расположились две нерпы. Лунник обрадованно поскакал к ним, помогая себе большими распущенными крыльями.
- Осторожно! - крикнула нерпа и толкнула ластом соседку. - Ворон скачет к нам!
Обе нерпы стали отползать к воде.
- Подождите! Подождите! - закричал им вослед Лунник. - Я ничего вам плохого не сделаю. Я тоже был нерпой!
- Видишь, как притворяется, - заметила нерпа, окунаясь в спасительный прибой.
- Вороны - они самые коварные и хитрые, - добавила вторая. - Хорошо, что они не умеют плавать. Говорят, что, если ворону удается догнать нерпу, он сначала выклевывает им глаза, а потом когтями разрывает грудь и рвет клювом еще теплое трепещущее сердце.
- Но почему их считают священными?
Лунник и сам не знал, почему воронье племя считалось священным. Главный Ворон намекал на какие-то особые заслуги, совершенные при сотворении Мироздания, но в чем они состояли, об этом он говорил как-то смутно и неубедительно.
Якобы всё - земля, скалы, тундра, галечные берега - всё это застывшие испражнения Ворона-Прародителя, который летел в кромешной тьме, в которой не было ни света, ни верха, ни низа. А озера, и реки, и даже безбрежные океаны - это моча Ворона-Прародителя.
Лунник как-то высказал сомнение: сколько должно было выпасть из одной птицы для сотворения Мироздания, на что Главный Ворон сказал:
- Наш Прародитель, наша Первоптица была достаточно велика, - и укоризненно посмотрел на Лунника.
В вороньей стае не пристало сомневаться в истинах, изрекаемых Главным Вороном. Но все же сомнения у Лунника остались. Иногда возникала зависть к другим птицам и сожаление о том, что он принял облик ворона уж очень скоропалительно. Почему бы не превратиться в баклана? Изящная, не менее черная птица. Она летела высоко и быстро и с удивительной точностью бросалась на рыбу, плывущую в глубине воды. Вынырнув, она медленно глотала добычу, и трепещущий рыбий хвостик долго торчал из клюва. Примерял Лунник себя и к кайрам, и к многочисленным породам чаек, к уткам, гагам, гусям, топоркам и разной другой летучей мелочи, порой даже затмевающей солнечный свет.
Лунник увидел Человека и замер, прижавшись к теплой, покрытой голубоватым мхом скале. Двуногий осторожно спускался откуда-то сверху. На поясе у него висел кожаный мешок, куда он складывал яйца, осторожно выбирая их пятипалой рукой из гнезд. Человек никогда не трогал ворон. Лунник об этом знал, но тем не менее ужас охватил его, приковал к скале.
Взлетевшие в испуге птицы пытались отогнать непрошеного утреннего гостя, низко летая над ним, пытаясь даже клюнуть в лицо и в руку, нещадно поливали его едким пометом, но Человек только отмахивался. Он был хорошо защищен искусственной шкурой, снятой с убитых им животных. Даже на голове у него был особый колпак, который не пробивали даже острые клювы топорков.
За первым двуногим двигался еще один.
Он держал над головой огромный обруч с сеткой, сплетенной из тончайшего ремня. С помощью этого устройства человек накрывал сразу несколько топорков, потом по одному освобождал их, свернув головки, складывал в кожаный мешок из целиком снятой нерпичьей кожи. Он охотился только за топорками, в то время как первый брал почти все подряд яйца, но обходил стороной вороньи гнездовья.
Лунник пробрался в скальную расщелину к своим сородичам-воронам и, объятый ужасом от всего увиденного, забился в самый дальний угол.
Старый Ворон подошел и успокоил Лунника:
- Не бойся. Человек ворона не тронет.
- Почему он такой жестокий?
- Есть хочет, потому и такой, - ответил Старый Ворон. - Голодный, он теряет рассудок, и у него остается только одна мысль - добыть еду. Потому что еда - это жизнь. Тот, кто ест, тот и существует, а тот, кому нечего есть, слабеет и уходит из жизни, покидает этот мир.
- А может, лучше уйти из жизни самому, чем лишать жизни других? - предположил Лунник.
- Я знаю, что ты ворон превращенный. Ты был собакой, потом нерпой, а потом и вороном. Потому что вкусил Луну. А кусок Луны, попадая в живое существо, лишает его спокойствия и рождает массу беспокойных вопросов. А избыток вопросов, особенно тех, на которых нет ответа, портит жизнь. Вместо того чтобы просто наслаждаться жизнью, светом и, наконец, хорошей едой, такое существо, как ты, начинает беспокоиться. Все эти мысли и вопросы как паразиты: зуда и желания почесаться много, а толку мало. Поэтому желающих вкусить куска Луны, кроме собак, на свете нет. Иначе все только и превращались бы друг в друга, и в мире наступил бы хаос.
В глубине перьев Лунника действительно водились разные мелкие паразиты, и ему приходилось и чесаться, и выковыривать их клювом. Но они не отвлекали его от мыслей и вопросов, которые были сильнее и беспокойнее, чем укусы паразитов.
Расхрабрившись, Лунник вылез из своего укрытия и уселся на узкий каменный уступ.
Два человека продолжали свое черное дело. Облепленные и покрытые с ног до головы белесым птичьим пометом, они медленно передвигались, опустошая гнездовья. Птицы продолжали атаковать их огромной тучей, даже затмив и закрыв Солнце.
Особенно ожесточенным нападениям подвергался тот, который ловил топорков сетью, сворачивал пойманным птицам головки и складывал добычу в мешок из нерпичьей кожи. Он пытался отмахиваться от наседавших на него птиц, а рука у него была занята сетью, а другой он уцеплялся за каменные выступы, чтобы не упасть в волны неумолчного прибоя.
Иногда люди перекидывались словом друг с другом.
Тот, который с сетью, жаловался:
- Мне тяжело.
- Ничего, парень, еще немного… Потерпи.
Человек с сетью сделал шаг, чтобы поставить ногу на выступающий камень. Камень легко выскользнул из-под ноги и покатился вниз. Широко взмахнув руками, бросив сеть, человек с громким жалобным криком полетел вслед за камнем. Он несколько раз ударился о скальные выступы и с громким всплеском ударился о воду и тут же исчез в глубине.
Его товарищ услышал крик ужаса. Но он уже ничем не мог помочь.
Человек торопливо полез вверх, а над ним в торжествующем крике закружились бесчисленные стаи, продолжая поливать ядовитым пометом своего главного врага среди всего живого.
- Люди никогда не спасают из воды своего сородича, - заметил Главный Ворон. - Он считается добычей Морских Богов.
Тело погибшего к вечеру выбросило недалеко от моржового лежбища.
- Мы совершим над ним древний священный обряд, - сказал Главный Ворон.
Несколько ворон и вместе с ними Лунник слетели со своих гнездовий. Иные даже уселись на бездыханное тело. Лунник никогда так близко не видел человека. От него пахло морем и морскими водорослями, застрявшими в его густых волосах на голове. Некоторые подобия волосяных покровов можно было разглядеть на лице: на подбородке, под носом. Кое-где одежда человека была разодрана при ударах об острые скалы, и можно было убедиться в прорехи, что тело этого существа безволосое. Лунник прыгал вокруг тела, однако на достаточно почтительном расстоянии. Но другие вороны взбирались на труп и расклевывали одежду мертвеца, пытаясь добраться до его тела.
Главный Ворон подозвал Лунника:
- Ты расклюешь правый глаз, а я - левый.
Лунник в ужасе отпрянул назад. Только сейчас он обнаружил, что глаза человека были широко открыты и в них отражалось голубое небо и низкое Солнце.
- Ты чего испугался? Он же мертв! - сказал Главный Ворон и упруго вспрыгнул на грудь мертвеца. - Тебе предоставляется редкий случай отведать содержимое глаза человека. Может быть, тогда к тебе перейдут его качества - умение видеть то, что не видим даже мы, птицы, умеющие летать в поднебесье.
- Нет, я не буду есть глаза человека! - решительно отказался Лунник.
- Ну, как хочешь! - разочарованно протянул Главный Ворон. - Я просто хотел оказать тебе честь как гостю.
Лунник отошел в сторону и побрел вдоль прибойной черты. Он подбирал полувысохших морских звезд, рачков, рыбешек и даже скользких медуз с их острым обжигающим клювом. Иногда он оглядывался и видел, как птичья стая над погибшим человеком все густела, некоторые даже вступали в драку из-за лакомых кусков.
Удивительно, Лунник в голодные годы, будучи собакой, не брезговал и пахучей падалью - замерзшими телятами, выброшенными на берег тушами погибших тюленей, моржей, поедал полуживыми и полевых мышей-леммингов, нападал на птичьи гнездовья у берегов тундровых водоемов, но отведать человека… От одной этой мысли его выворачивало наружу.
В тот вечер воронья стая была особенно оживленна. Многие вспоминали случаи, когда им доводилось отвечать человечины.
В зимнюю пору, когда скудели источники пропитания, вороны селились ближе к людским стойбищам. Они кормились на помойках, выискивали сдохших от старости домашних собак или обессилевших оленей. Но настоящее пиршество наступало для них, когда умирал человек.
Умершего торжественно провожали на Холм Печали. Но прежде они наряжали его в лучшие одежды, обычно сшитые из белых оленьих шкур. Вместе с ним на кладбище отправлялись некоторые его вещи: копья, ножи, нарты, инструменты, оружие - лук и стрелы. На кладбище покойника везли на особой погребальной нарте, которую там же и ломали. А самого умершего раздевали донага, красивую погребальную одежду разрезали на мелкие куски и прятали под большим камнем. Тело обкладывали символической оградкой из небольших камней и оставляли.
И тут налетали на него уже поджидавшие поодаль росомахи и вороны. Ворон всегда было больше, и росомахам мало что доставалось. Среди людей считалось: чем скорее от покойника оставался только скелет, тем лучше для него - значит, душа его - кэлелвын - освобождалась от земной оболочки и возносилась в либо в небеса, либо в подземное царство мертвых.
Луннику все меньше нравилась жизнь среди вороньей стаи. Эти птицы держались обособленно, высокомерно посматривали на других пернатых, вечно осуждали их и даже не пощадили орла, ненароком залетевшего откуда-то из-за южных холмов.
- Высоко летает, однако ума у него немного, - заметил Главный Ворон, следя за плавным полетом огромной птицы. - Будь я таким, подчинил бы себе все остальное птичье царство. Стал бы Главным не только над воронами, но и над другими птицами.
В глубине его гнездовья, в ворохе сухих листьев и веток Лунник заметил несколько ярких перьев, и страшная догадка пронзила его: это была шапка из топорковых перьев, которую носил погибший человек. А рядом валялся обглоданный до белизны череп с пустыми темными глазницами.
- Это голова человека? - спросил Лунник.
- Она самая, - ответил Главный Ворон. - Я выклевал его мозг до последнего кусочка, чтобы обрести его мудрость и изобретательность. Но пока ничего не заметил.
Молодая Ворона, которая мечтала женить на себе Лунника, предупредила его:
- Будь осторожен. Наши все еще считают тебя чужаком. Могут съесть.
- Разве вы едите своих? - содрогнулся Лунник.
- Случается, - ответила Молодая Ворона. - Когда наш сородич гибнет, мы стараемся сами его съесть.
- Ну и как?
- Мясо жестковатое, а так ничего особенного. - Молодая Ворона лукаво глянула на Лунника и добавила: - Вот если ты женишься на мне, тебя, может быть, и не тронут. Мы бережем наше потомство. Ворон должно быть много. Главный Ворон говорит, что, если нас будет много, мы можем завоевать весь мир. Станем царствовать на всей земле, и даже Человек будет служить нам.
- Но Человек и так уважает вас, - напомнил Лунник.
- Он боится. И считает нас священными птицами. И даже сохранил древние сказания, в которых повествуется о том, как наш предок создавал Землю и Воды. Ты знаешь, что мы живем долго, почти вечно. Так что, если ты на мне женишься и останешься в нашей стае, ты имеешь возможность одним из властелинов Земли.
Но почему-то Луннику не хотелось ни жениться на Вороне, ни стать властелином Земли. Но он стал осторожнее и часто улетал подальше от остальной стаи, в глубину тундры, где кипела совсем другая жизнь. Иногда он слышал вослед священную воронью песню, которую учили вылупившиеся из яиц маленькие воронята:
Мы - Вороны - Создатели земли и вод,
Наше племя древнейшее из тех,
Кто живет, кто летает, ходит и плавает…
Мы - будущие властелины Земли.
Черной тучей покроем мы тундру,
Человека заставим служить,
Серый волк нас будет возить,
На оленях мы будем скакать.
Черный цвет будет главным везде,
Даже снег, даже лед и вода
Будут черными, как перья ворон,
И наш крик будет главным.
В один из дней Лунник решил больше не возвращаться в воронье гнездовье. Он углядел в прибрежных зарослях тундрового озера укромное, закрытое логовище и прекрасно провел ночь.
Утром его разбудил слаженный хор комаров.
Это было пение счастливых существ, радующихся солнцу, теплой погоде, ярким цветам и обилию живых существ, наполненных горячей живительной кровью. Желание присоединиться к этим счастливчикам было настолько сильным, что Лунник не заметил, как обратился в одного из них.
Все вокруг стало огромным. Низкая трава превратилась в густой лес, а один лепесток сладкого цветка нэет - в огромное поле, по которому можно было бегать из конца в конец. Листок золотого корня юнэва снаружи блестел, как большой зеленый водоем, а сохранившаяся с ночи капля росы светилась и переливалась, как маленькое солнышко. Под этим листком могло поместиться целое полчище от комаров, и теперь Лунник догадался, куда это в ненастье исчезают жужжащие и звенящие тучи крохотных существ. Для такой мелочи в тундре оказалось столько укромных мест и схронок, что стаи комаров исчезали из поля зрения мгновенно, бесследно испарялись.
Вместе с комариной стаей Лунник полетел над землей. Он с интересом смотрел вниз, отмечая про себя, что земля с вороньего полета и с комариной высоты весьма отличается. Все, даже мельчайшие животные выросли до гигантских размеров. Небольшая полевая мышка, которую он еще вчера в одно мгновение заглатывал, обратилась в гигантское устрашающее чудовище. Земля тряслась под ее ногами, ее писк превратился в оглушительный рев, а белые острые зубки внушали смертельный страх. Мохнатый шмель напомнил Луннику встречу с бурым медведем на острове, когда он был щенком. Шмель гудел, перелетая с одного цветка на другой. Он вытягивал хоботок и совал его в глубину цветка, высасывая оттуда сладкий сок.
Но комары искали другое пропитание.
Ближе всего к Луннику была маленькая стройная Комариха, самая веселая и считавшаяся в комариной стае первой красавицей. Она так и вилась вокруг Лунника, обхаживала его и приглашала совершить, как она выразилась "совместное удовольствие".
- Так бывает хорошо от него! - закатывала глаза Комариха. - Соединение желаний!
- От него бывают дети, - вспомнил Лунник. - Это любовь?
- Нет, - ответила Комариха. - Великая Любовь бывает только у людей. И от нее рождаются только люди. А наше удовольствие называется секс. От секса рождаются только животные и насекомые.
Несмотря на свою крохотность и молодость, Комариха знала многое. Краткость жизни этих насекомых вмещала в себя всю полноту жизни.
Комариха все же уговорила Лунника совершить ночное путешествие в стойбище.
- Сейчас жарко, и пастухи крепко спят на теплых зеленых пригорках, - соблазняла Лунника Комариха. - Горячая темно-красная кровь наполняет их тела.
Человек спал, подложив под себя левую руку, однако другую, правую, держал на груди. Она мерно поднималась вместе с дыханием, а храп раздавался далеко вокруг, заглушая звонкое комариное пение. Комариха и Лунник подлетели с подветренной стороны. Луннику почему-то не хотелось крови. Он не знал, что сосут кровь самки-комары, и именно от этого они получают то удовольствие, которое Комариха называла сексом. Комариха пристроилась на лбу спящего человека. Именно на лбу кожа была тоньше, и кровеносные сосуды, по которым текла вожделенная жидкость, находились близко к поверхности. Поискав, Комариха нашла нужное место и с размаху вонзила жало в лоб спящего. Кровь наполняла брюшко Комарихи, а сама она тихо стонала от наслаждения. Скоро она превратилась в красный шарик. Переполненная и отяжелевшая, закатившая от удовольствия выпуклые глазки, Комариха не заметила поднявшуюся ладонь человека, которая в одно мгновение припечатала Комариху ко лбу. Вместо веселого, поющего насекомого остались серое пятнышко и размазанная кровь.
"Сколько же погибает комариного народа!" - невольно подумал Лунник, когда он возвратился в прибрежные заросли, и насекомые стали устраиваться на ночь под травами, под листьями, в земляных норах под моховищами, где сохранялось до самого утра.
- Но нас так много, что мы и не замечаем исчезновения некоторых наших собратьев, - сказал Комар-Вожак, когда Лунник сообщил ему о гибели Комарихи..
В комариной стае Луннику понравилось одно: никто не предлагал ему жениться. Секс предлагали, но, вспоминая Комариху, Лунник отказывался от "совместного наслаждения", от которого только прибавлялось комариное племя. Да и вообще, народ оказался веселым и беспечным, несмотря на неотвратимость трагического конца, который подстерегал каждого комара. Они весело и дружно начинали с песен новый день, если только было Солнце и достаточно тепло, а если погода не благоприятствовала, оставались в укрытиях, где в сонной и сладкой дремоте коротали время.
Две вещи больше всего портили жизнь комарам - сильные ветра и дожди. В такие дни приходилось прятаться, почти зарываясь в землю. Но если ветер и дождь настигали комариную стаю в воздухе, случалось, что ее уносило далеко в тундру. Это еще хорошо, если в тундру, но бывало и так, что вся стая сметалась в открытое море, откуда уже не было спасения, и вся стая погибала. Но никто особенно не горевал: наступало солнечное утро, и комариная песня первой начинала звенеть, и уже потом в нее вплетались птичьи голоса, звериный рык и похожий на собачий, но чуждый уху Лунника лай полинявших за лето песцов и лисиц.
Лунник не всегда летал вместе с комариной стаей. Он часто оставался один и обследовал землю. Она оказалась страшно бугристой и неровной, покрытой огромными комьями, неожиданными норами и дырами, куда было легко провалиться. В этом ландшафте обитали другие животные, и гигантские птицы, волки, лисы для тундровой мелкоты были обитателями совсем другого мира. Кроме комаров и огромных шмелей, вокруг летали мухи. Они были разных размеров и разных пород и главным образом кормились падалью. Однажды Лунник буквально замер перед бесшумно скользящим по земле длинным блестящим существом, словно ожила упавшая травинка или стебелек ягодного кустика.
- Чего испугался? - недовольно проворчало существо. - Я - червь.