И, полуобернувшись к толстопузому буфетчику с греческими усами и в турецкой феске, он бросил ему через плечо:
- Жора! Не сегодня-завтра нам тоже ждать гостя… из-за океана. Ты не забыл, что он должен тебе сказать и что ты должен ему ответить, чтобы нам узнать друг друга?
Жора молча кивнул, как кивал каждый раз, когда принимал заказ на бутылку коньяку или дюжину шампанского.
- Смотри, - назидательно и предостерегающе поучал его Штени, - чтоб не просыпаться перед кем-нибудь из них, - он презрительно мигнул в сторону зала, где пировала "соль земли русской".
- Спокойно! - флегматично отозвался буфетчик Жора. Потом он так же флегматично поинтересовался: - Доллар?
- Полфунта стерлингов, сорок франков, четыреста рублей николаевскими.
Буфетчик Жора удовлетворенно кивнул. И он и Штени гонорар от разведки получали в долларах.
Мосье и мадам Энно тем временем кончили завтракать. Еще покурить, и можно уже считать свое первое явление народу свершенным. Мосье Энно закурил гаванну, мадам - египетскую пахитоску.
Они уже помирились, сойдясь на том, что во имя выполнения возложенной на них высокой миссии дадут друг другу полную свободу, а про себя решив следить друг за другом самым тщательным образом.
В конце концов мосье Энно был доволен. Одесса так Одесса. Ведь не его же вина, что эта идиотская директория перерезала дорогу на Киев. Но и в Одессе, - он поискал глазами и нашел красавицу королеву экрана, - в Одессе тоже можно решать судьбы этой самой Украины, России, всего мира. И решать эти судьбы будет он. Как сказал тогда этот болван? "Аве, Цезарь…"
В это время к столику приблизилась какая-то фигура.
Фигура эта держалась исключительно скромно и вежливо, как не держался сегодня еще никто. Но во внешности фигуры было что-то странное, во всяком случае неожиданное. Под носом у нее торчали подстриженные по-английски черные усики, а на голове буйно вились огненно-рыжие кудри.
Фигура с черными усиками и рыжей шевелюрой скромно на уровне живота держала бокал с шампанским.
- Мадам и мосье! - заговорила фигура, скромно потупив глаза. - Разрешите приветствовать вас от имени лиц свободных профессий, так сказать от свободных художников города Одессы! - Французский прононс у фигуры был с заметным одесским привкусом. Фигура подняла свой бокал чуть выше живота и отвесила галантный поклон мадам и мосье Энно. - Бонжур, мадам. Бонсуар, мосье!
Фигура скромно пригубила из своего бокала, церемонно откланялась и так же скромно вернулась на свое место.
- Симпатичный молодой человек! - сказал мосье Энно.
- Пикантный! - согласилась мадам. - Но его портят черные усики. Неужели он красит одни усы? Оригинальная мода. Вероятно, так теперь носят в Одессе?
В эту минуту с грохотом распахнулись двери, и в зал ресторана бомбой влетел мальчишка-газетчик. Размахивая листами "Маленьких одесских новостей", он вопил:
- Маленькие одесские новости! Экстренный выпуск! Прибытие консула Франции с особыми полномочиями для всего мира! Декларация Антанты ко всему человечеству! Союз Америки, Англии, Франции и России! "Четыре сбоку - ваших нет!.."
Итак, консул Франции с особыми полномочиями приступил к исполнению своих обязанностей.
Глава третья
1
Заседание подпольного областкома совместно с товарищами, прибывшими из Центрального Комитета, состоялось на Слободке, Третий Малый переулок, 25, в доме "пяти Столяровых".
В доме "пяти Столяровых" весьма кстати случилась грандиозная попойка.
Гулянка у "пяти Столяровых" имела и чисто семейный и вместе с тем общественно-демонстративный характер: пятеро Столяровых впервые после начала войны девятьсот четырнадцатого года собрались все вместе дома, и собрались именно потому, что, наконец, как они говорили, "замирились со всем светом".
Все пятеро Столяровых - старик отец Никодим Онуфриевич, сыновья Александр Никодимович, Николай Никодимович, Федор Никодимович и младший, которого ввиду его допризывного возраста звали просто Колей, - были слесари. Колей называли четвертого сына старика Столярова еще и в отличие от второго, тоже носившего имя Николай. Крестил четвертого сына Столяровых старый и весьма строго придерживавшийся святцев поп в слободской же церквушке, возле приюта общественного призрения - "Дома трудолюбия". Родился четвертый в роде Столяровых, как и второй, тоже в день святого Николая - и поп-ретроград категорически отказался дать младенцу какое-нибудь другое имя, кроме имени почитаемого святого, ангела-хранителя рожденных в этот день. Так появились в семье Столяровых два сына с одинаковым именем: Николай - старший и Коля - младший.
Старик Столяров работал слесарем на заводе Гена на Пересыпи и славился на всю Пересыпь и Слободку как непревзойденный мастер слесарного дела; он перенял профессию слесаря от отца, деда, да и прадеда - от тех времен, когда слесарное ремесло вообще завелось на Руси. В Одессе династия слесарей Столяровых осела и стала множиться не так уж давно, но и не то чтобы недавно - с полвека назад, когда только начали возникать машиностроительные мастерские и заводы, а родом были Столяровы волгари и зачинали свое от отца к сыну переходящее искусство на первых заволжских и приуральских литейнях и сталеварнях. Вполне понятно и естественно, что Никодим Онуфриевич каждого своего отпрыска, когда тот достигал рабочего возраста, обучал слесарить и постепенно делал из него искусника в этом тонком и умном мастерстве. Работали Столяровы чуть ли не во всех крупнейших металлообрабатывающих предприятиях Одессы: и в сельскохозяйственных мастерских Гена, и в доках Беллино-Фендериха, и на эллингах Ропита и на авиазаводе Анатры, работали и на Газовом, и на Канатке, зарабатывали трудовую копейку и на мельницах Анатры, Инбера и Вальтуха. А на фабрике весов Ройхварга Никодим Онуфриевич Столяров, невзирая на то, что был он только слесарем, считался главным консультантом по приемке готовой продукции и получал по гривеннику с каждого коромысла. Весы на коромысле фирмы Ройхварга шли на рынок по сто двадцать рублей большие и по семьдесят пять средние. Выпускал Ройхварг таких весов - для государственных таможен, портовых причалов, скупщиков тони у рыбаков и помещичьих экономий - до тысячи ежегодно, и Никодим Онуфриевич теперь, после сорока лет слесарничанья, когда не те уже у него были силы и он потерял работу на заводе Гена, все же подрабатывал… чуть ли не две сотни рублей в год.
Александр, Николай и Федор Столяровы в четырнадцатом и пятнадцатом годах были призваны в армию и побывали на фронтах: Александр - на австрийском и немецком, Николай - на австрийском и румынском, Федор - на турецком. Александр хотя был и не молод, лет сорока, и за четверть века совершенствования в своей профессии и постоянного участия в разных рабочих организациях стал человеком культурным, однако не получил никакого образовательного ценза и потому пошел в армию рядовым. Николай, во всем следовавший по пути старшего брата и отставший от него разве только в возрасте, так как был десятью годами моложе, обладал свидетельством об окончании приходской школы - и потому был произведен в младшие унтер-офицеры. Федор - еще пятью годами моложе, на образование которого вся семья, в ногу с веком, отдавала последнее, - окончил четыре класса городского училища и, как вольноопределяющийся второго разряда, был послан в военное училище ускоренного выпуска и стал прапорщиком пехоты.
Вот тогда-то, когда все сыновья-помощники ушли воевать на фронт, старый Никодим Онуфриевич и подучил себе в помощь младшего, пятнадцатилетнего Колю, который, тоже закончив городское училище - в ногу с веком, - готовился к поступлению в реальное училище. Родился Коля в девятисотом году, и сейчас ему только что пошел девятнадцатый.
Три старших сына Столяровых за годы войны появлялись дома в Одессе - на Слободке, Третий Малый переулок, 25, - очень редко и каждый порознь, только на поправку после очередного ранения.
Война против Австрии и Германии была собственно окончена в России еще осенью прошлого, семнадцатого года - ленинским декретом о мире, но братья Столяровы задержались на разных послевоенных фронтах. Александр продолжал сражаться с немцами под Псковом, а затем защищал от белогвардейских путчистов Петроград. Николай застрял в Бессарабии, на румынском фронте, а затем в отрядах Румчерода давал отпор румынским оккупантам. Федор после турок воевал еще некоторое время против закавказских контрреволюционных группировок.
Но этой осенью все трое вернулись, наконец, домой. Это и дало повод старому Никодиму Онуфриевичу пошутить между своими, что семья Столяровых объявила мир на всех фронтах.
Александру пришлось пробиваться через захваченную немцами гетманскую Украину. Николай бросил винтовку после ликвидации Румчерода и оккупации Бессарабии румынскими захватчиками. Федор прошел сквозь все рогатки армянских дашнаков, грузинских меньшевиков, дагестанских различных национальных формирований, пробился через расположение белогвардейских кубанских и терских казаков, через оседланный красновцами Дон и захваченный добрармией Ростов - и тоже, наконец, добрался до родного гнезда.
Съехались сыновья Столяровы почти в одно время со всех фронтов мировой войны и со всех концов Российской империи и в первое же воскресенье, когда и отцу не надо было идти на работу, устроили шумную гулянку с грандиозной выпивкой.
Домик "пяти Столяровых" был типичен для одесских окраин и стоял на такой же характерной для Одессы уличке. Расположенный в глубине двора, он двумя загнутыми наподобие буквы "п" крыльями выходил на тротуар. В крыльях этих были сарай, дровяник, хлевок для коз и другой мелкой твари, небольшая домашняя кузня-слесарня и кухня. Но окон на улицу в этих крыльях-пристройках не было. Все окна выходили во двор. Во дворе был палисадничек в две клумбы с пионами весной, матиолой летом и георгинами осенью, огородик в три грядки - с луком, чесноком и двадцатью кустами помидоров - и "сад": один орех, один абрикос и одна слива. Вдоль забора, разумеется, росли акации.
Это был тихий и уютный уголок, но сегодня по случаю праздника домик, двор, да и переулок на целый квартал прямо-таки ходуном ходили от разгула и веселья.
Еще с полудня, осушив с отцом до обеда четверть сквирского вина под скумбрию с помидорами, сыновья Столяровы, крепко обнявшись и переплетясь руками в одну неразрывную четверку, шатались серединой мостовой из конца в конец переулка и пели песни. Начали они с солдатской "Спите, орлы боевые". Возле дворов старых знакомых и соседей - а на уличке, в квартале, да и во всей Слободке все между собой соседи и старые знакомые - братья Столяровы то и дело останавливались. Старые знакомые и соседи им подносили. Опрокинув стаканчик и закусив тут же кабачковой икрой или малосольной хамсой, братья Столяровы, покачиваясь, шли дальше. За ними - также серединой улицы, в облаке пыли, тоже подпевая и пританцовывая и тоже успевая перехватить где придется - двигалась жадная до веселья молодежь со всей Слободки до самой Пересыпи. Из фронтовых песен пропета была еще "Умер бедняга в больнице военной", и после нее - уже совсем на "третьем взводе" - братья Столяровы начали свой коронный номер, песню, которой прославились они еще перед мировой войной, до того, как судьба раскидала их по разным фронтам от Полярного круга до тропиков. Они пели "Ревела буря, гром гремел". Четыре голоса - бас, два баритона и Колин тенор - можно было уже услышать в Дюковском парке, на Хаджибеевском шоссе, и даже за Херсонским спуском, на Лузановском пляже.
Теперь можно было начинать и заседание областкома.
Веселая гулянка фронтовиков и пьяный кавардак на всю Слободку создавали наилучшие условия для конспирации.
Да и дом слесарей Столяровых был известен и почитаем не только на Слободке, а от Молдаванки до Одессы-Сортировочной.
В семье "пяти Столяровых" были еще шестой и седьмой члены. Но уличная кличка их в счет не брала, так как это были особы женского пола.
Шестой - младшим отпрыском рода Столяровых - была Катюша.
Сейчас она тоже гуляла с братьями по улице. Но шла она сторонкой, скромно, по тротуару, как и надлежит порядочной девушке. В руках у нее был баян, и это под ее аккомпанемент орали песни четыре брата. Катюша была баянистом на всю округу, ее звали играть на каждую свадьбу и даже на похороны.
Седьмой была мама Феня, иначе говоря - Фекла Дормидонтовна Столярова, мать четырех сыновей и одной дочки, жена главы семьи.
Вместе со своим стариком она сейчас была занята приемом и угощением почетных гостей, которые собрались, чтоб выразить свое уважение старому Никодиму Онуфриевичу и Фекле Дормидонтовне и поздравить их со счастливым возвращением с войны дорогих сынов.
Собственно в эту минуту Фекла Дормидонтовна хлопотала на кухне у плиты, Никодим Онуфриевич сидел в сенях на страже, а "гости" сами угощались в комнате.
На столе стояли четверть сквирского вина, большое блюдо винегрета да полтора десятка пивных бутылок. Гости - подпольный областком - были здесь, за столом, в полной безопасности и могли заниматься тем, чем было нужно.
Все пятеро Столяровых были большевики, только маленькая семнадцатилетняя Катюша - моревинтовка-комсомолка.
Пирушка по случаю возвращения сыновей была устроена по заданию областкома.
2
Товарищ Ласточкин начал сразу же, как только все расселись вокруг стола:
- Так вот, товарищи, положение сейчас таково. Против нас огромный фронт международной реакции и внутренней контрреволюции. На севере - англичане и американцы, на Дальнем Востоке - американцы и японцы, на Волге - белые чехословацкие легионы, на азиатских землях - банды басмачей под руководством английских инструкторов, на Кавказе - меньшевики, националисты и английский десант, к Каспию движется контрреволюционное казачество. Из Крыма и через южные порты на помощь белым офицерам, украинским националистам и остаткам немецких оккупационных войск со дня на день тоже могут нагрянуть интервенты. Вчера прибыла первая ласточка - консул Энно с особыми полномочиями, сегодня уже стал на рейде и английский миноносец, и ширятся слухи, что завтра на английском крейсере "Скирмишер" должен прибыть и английский полномочный представитель, адмирал Боллард…
Ласточкин поднялся со своего места. Как председательствующего, его посадили в почетном красном углу, под "богами", там, где обыкновенно сидел глава семьи, старик Столяров, - и Ласточкину казалось, что его плохо видят и из-за этого плохо слышат. Маленького роста, он и в самом деле почти не был виден из-за высокого стола в низеньком кресле. Дальше Ласточкин говорил стоя или прохаживаясь.
- Что касается самой Одессы, то здесь контрреволюционных сил собралось особенно много. Стоит довольно многочисленный гетманский гарнизон, осталось немало и австро-немецких частей, не до конца деморализованных; накапливаются, растут изо дня в день и изо дня в день наглеют отряды белых офицеров-добрармейцев, горящих желанием растерзать большевиков. Все это вполне боеспособные армейские единицы. А с севера движется и выходит на подступы к Одессе еще скопище войск петлюровской директории, тоже стремящееся захватить власть на Украине. В самой Одессе и вблизи нее - десятки тысяч войск контрреволюции; на подступах к Одессе - еще десятки тысяч. И десант Антанты, который международная реакция готовится высадить здесь, тоже, безусловно, должен быть не маленький: надо думать - десятки тысяч, а может быть, и сотни… Такова картина на сегодняшний день, товарищи.
Ласточкин умолк и прошелся взад-вперед вдоль стены. Живой, непоседа по характеру, он не мог долго оставаться без движения. Он прохаживался, сосредоточенно подняв брови, точно прислушиваясь - то ли к шумному гомону на улице, бравурным переливам баяна под пальцами Катюши да молодецкому пению четырех Столяровых, то ли к своим собственным стремительным мыслям. Искоса он поглядывал на товарищей за столом.
Перед ним сидели члены областного комитета - области, объединявшей сейчас две огромные губернии: Таврическую и Херсонскую, - и представители районных комитетов. Эти люди возглавляли сейчас большевистское подполье на территории, которая была больше территории трех европейских государств - Бельгии, Голландии и Люксембурга, вместе взятых. По этому пространству только что прокатилась могучая волна народного восстания против немецких оккупантов, и борьба эта стоила немалых жертв большевистской партии. Сначала партия боролась из подполья, потом возглавляла двухмесячную всеобщую забастовку, затем повела вооруженные отряды повстанцев в открытый бой. Оккупанты отчаянно свирепствовали. В боях и особенно в немецкой и гетманской контрразведке погибли тысячи мужественных большевиков. Одесское подполье понесло в этой борьбе огромные потери: возглавляя борьбу масс, погибли почти все руководители большевистских организаций, отдали жизнь сотни и тысячи рядовых борцов-большевиков. Нынешний состав областкома был совершенно новый, почти неизвестный Центральному Комитету. А борьбу надо было продолжать, собственно - начинать сначала…
Братья Столяровы вместе с веселой толпой - теперь они пели грустную украинскую, недавно принесенную с австрийского фронта, "Чуєш, брате мiй, товарищу мiй" - прошли мимо дома в другой конец улички; в комнате стало почти тихо, и Ласточкин продолжал:
- Итак, против нас огромный фронт. Против нас единый фронт! - подчеркнул он. - И в то же время это, безусловно, несколько фронтов, по меньшей мере пять-шесть: гетманцы, петлюровцы, добрармия, белополяки, французы, англичане, американцы или кто еще там. И необходимость борьбы на каждом из этих фронтов, конечно, усложняет наше положение. Но между ними всеми, несомненно, существуют противоречия, неминуемо возникнут споры, появятся трещинки… Вспомните, товарищи! Ильич учит, что большевики никогда не должны забывать о противоречиях, существующих между врагами, об антагонизме между отдельными единицами во вражеском лагере, хотя бы их и связывала общая ненависть и совместные действия против нас, - о трещинках, которые возникают в результате этих споров и разногласий в самом теле мировой реакции. Конечно, дипломаты Антанты, которые прибудут сюда вместе с вооруженными отрядами интервентов, будут всячески изворачиваться, чтобы замазать все трещинки между гетманцами, петлюровцами, деникинцами и между собой - американцами, англичанами, французами, - и именно это нам, большевикам, надо учесть в самую первую очередь! Я понятно выражаюсь, товарищи?
- Понятно! - отозвалось несколько голосов. - Ясно!
Члены областкома видели Ласточкина впервые. И сейчас все приглядывались к нему. Что за человек? Какой хватки? Каким будет в деле и каково будет работать с ним товарищам? Центральный Комитет направил Ласточкина для руководства подпольем Юга - и это был важный и радостный факт: ЦК, следовательно, придавал особое значение борьбе одесских подпольщиков. Но в какой мере этот товарищ из центра будет на высоте ответственного задания Центрального Комитета, насколько сумеет он охватить местную обстановку, разобраться в настроениях местных товарищей, слиться со всей большевистской массой, чтобы возглавить ее и повести за собой?