Эту фразу она слышала и в Яссах, в кулуарах дипломатических миссий, и в Константинополе, на банкетах военного командования, и в Париже, за кулисами министерства иностранных дел, которое ныне спешно готовилось к мирной конференции держав - победителей Германии. Эта фраза была заготовлена консулом Энно и для начала своей верительной речи перед украинским правительством в Киеве.
Почему бы не порадовать ею и именитых граждан города Одессы?
Мадам Энно прощебетала эту фразу по-русски, мило улыбаясь, и даже не побеспокоилась, хотя бы для приличия, повторить ее и по-французски - якобы для мосье Энно.
Но именитые граждане продолжали стоять и по-прежнему молча ждали чего-то.
То, что заявление это было сделано супругой консула, а не самим консулом, и, таким образом, можно было воспринимать его как неофициальное, - это никого не тревожило: люди были все опытные и искушенные в вопросах политики и отлично понимали, что жена консула в такой же мере дипломатическая особа, как и он сам, а иной раз, случается, и более. Однако что же дальше? Ликвидировать немецкое влияние? Куда ни шло, можно ликвидировать. Но ведь именно силой немецкого оккупационного оружия они все тут до сих пор и удерживались, как раз немецкое влияние и охраняло до сих пор их интересы. Какое же влияние будет блюсти их интересы теперь, силой чьего оружия они удержатся здесь и впредь? И вообще - что будет дальше?
Но мадам Энно очаровательно улыбнулась, кивнула и решительно направилась к градоначальницкому автомобилю, который, фыркая, ожидал перед павильоном.
Мосье Энно поспешил следом, взмахнув над головой котелком. На ходу мосье Энно укоризненно прошептал:
- Но, мой друг, эту фразу мы должны были произнести в Киеве…
- Помолчите! - прошипела мадам Энно, не стирая с лица чарующей улыбки. - Мы приехали сюда не для того, чтобы дураками стоять перед людьми. Нет ничего хуже паузы в разговоре. Запомните это! И вообще вы можете делать все, что вам заблагорассудится, но в вопросах дипломатических извольте полагаться на меня!..
Они уже подошли к машине, и градоначальник собственноручно открыл перед ними дверцы:
- Прошу, мадам! Прошу, мосье! С вашего разрешения, - сказал он, садясь следом за консулом и его женой в открытую машину, - мы доставим вас сейчас в наш лучший отель и потом уже обмозгуем, где найти вам подходящие и соответствующие вашему дипломатическому рангу апартаменты.
- Нет, нет! - заволновался мосье Энно и даже поднялся с места. - Что вы! Сразу на вокзал!
- Как так на вокзал? - удивился градоначальник, тоже поднимаясь с места, на которое уже было уселся.
Мадам Энно тоже встала.
- Мон ами, но ведь надо отдать распоряжения относительно наших кофров, и вообще после морской поездки…
Они так и стояли все трое в машине посреди площадки перед павильоном на молу. Шофер вопросительно поглядывал через плечо на градоначальника. Именитые граждане столпились вокруг машины.
- Да-а, - замялся мосье Энно, - можно, конечно, сначала и в отель, мадам отдохнет с дороги. В отеле мы узнаем, когда идет поезд…
- Вы собственно, - полюбопытствовал градоначальник, - куда собираетесь ехать? Какой вам нужен поезд?
- Как куда? - искренне удивился мосье Энно. - В Киев, конечно. В столицу Украины. Я, мосье, аккредитован в качестве консула Франции с особыми полномочиями при правительстве украинского гетмана…
Градоначальник минуту смотрел на консула и вдруг засмеялся:
- В Киев! В столицу Украины! Правительство гетмана… Поездом в Киев?
Мосье Энно озадаченно смотрел на хозяина города Одессы. Толпа именитых граждан стояла вокруг - мрачная, веселость градоначальника не заразила никого. Даже у генералов лица потемнели. Гришин-Алмазов покусывал верхнюю губу. Бискупский, казалось, вот-вот заплачет.
Наконец, градоначальник растолковал:
- Поезда на Киев не ходят, мосье. Железнодорожный путь между Киевом и Одессой перерезан по крайней мере в десяти местах. Между Киевом и Одессой по меньшей мере десять крупных и сто мелких банд. Их царство начинается сразу же за Одессой-Товарной. Гайдамаки, сечевики, синежупанники, черношлычники, усусы и усусусы, григорьевцы, ангеловцы, архангеловцы, тети Маруси и батьки Махны - черт их там разберет всех, вплоть до петлюровцев в Белой Церкви! До Киева, мосье, сейчас дальше, чем до Северного полюса в довоенное время! Гетманское правительство! Столица! Еще неизвестно, мосье, чьей столицей он будет сегодня после завтрака! Еще неизвестно, мосье, что будет с самим паном гетманом завтра после обеда!..
Градоначальник даже налился весь синей кровью.
- Директория! Директория, мосье, с которой деликатничают ваши министры, премьеры и президенты, вместо того чтобы гнать ее взашей! Директория обложила Киев вместе с гетманом, с которым вы… Пардон, мосье… вы простите, но нас все эго чрезвычайно волнует…
Он попытался изобразить на лице некоторое подобие учтивой улыбки.
- Э, директория, директория… - не нашелся что сказать консул Франции с особыми полномочиями; он пока не имел еще указаний, как относиться к антигетманскому восстанию, случившемуся уже после того, как он получил из Парижа инструкции поддерживать власть гетмана на Украине и выехал из Ясс. - Никакого восстания, знаете, мы не допустим… Мы, знаете, обещали им только, так сказать, моральную поддержку, понимаете, национальный колорит, капеллы там и певческие кружки… Это, безусловно, только недоразумение. Они починят железнодорожную колею, успокоят мадам Марусю и пустят сюда поезда…
- Поезда, мосье, не ходят! - решительно отрубил градоначальник. - И неизвестно, когда пойдут. Куда будем ехать?
Он первым сел на свое место в машине.
- Ну что ж, - сказал мосье Энно, - что ж… Тогда, конечно, давайте проедем в отель и…
Мотор зафыркал. Градоначальник ткнул шофера кулаком в спину:
- В "Лондонскую"!
Машина рванула, именитые граждане бросились врассыпную.
Но в эту секунду мадам Энно прошептала:
- Эмиль! Заявление союзных держав тебе поручено обнародовать не позже чем сегодня вечером. Если мы в Киев не попадем, ты должен опубликовать его в Одессе.
Мосье Энно схватил шофера за плечо:
- Нет, нет! Сначала в редакцию газеты! В редакцию газеты в первую очередь! Или нет, на телеграф! Телеграф у вас работает, мосье градоначальник?
Мустафин передернул плечом.
- Телеграф иногда работает… Но разрешите все-таки сначала заехать в гостиницу, устроиться, а там…
- Нет, нет! - забеспокоился мосье Энно и даже сделал движение, как бы намереваясь выскочить из машины. На телеграф!
Он полез в карман, вытащил бумажник, раскрыл его и достал оттуда листок бумаги. Удостоверившись, что листок цел, он сунул его обратно и, крепко держа бумажник в руках, с некоторым страхом поглядел на градоначальника.
- А на телеграфе не переиначат чего-нибудь, не переврут текста? Ведь на телеграфе тоже могут быть большевистские агенты, не правда ли, мосье?
- И очень даже просто! - подтвердил градоначальник. - Там большевик на большевике сидит и большевиком погоняет.
- Тогда в редакцию газеты! Если документ появится в газете, они уже не смогут его переврать - не правда ли, мосье?
- А что там такое? - поинтересовался градоначальник, подозрительно поглядывая на бумажник в руках у консула.
- Декларация. Декларация Антанты, мосье, к народу вашей страны.
Лицо градоначальника сразу расцвело.
- В редакцию! - рявкнул он шоферу.
Машина снова рванула, и именитые граждане сразу остались далеко позади.
- А в какую же редакцию, мосье? У нас здесь полтора десятка этих самых органов прессы… разнообразнейших направлений. Вам какое направление подойдет?
Но нерешительное поведение мосье Энно заставило мадам Энно взять дело в свои руки.
Мадам потихоньку ущипнула мосье и мило улыбнулась градоначальнику.
- Нет, нет, мосье! Раз дело обстоит так, что сразу выехать и Киев невозможно, мы, конечно, раньше всего поедем в отель, который вы нам любезно предлагаете. Там мы отдохнем, все обдумаем и так далее.
Она еще раз ущипнула мосье, и тот одобрительно кивнул головой.
Теперь для начальника града Одессы уже не было сомнений, кто именно консул Франции.
Он снова толкнул шофера в спину:
- В "Лондонскую"!
Машина, мчавшаяся уже на полной скорости по направлению к Градоначальницкому спуску, с ходу развернулась на Таможенной площади и рванула назад по Приморской улице, к Воинскому спуску, под Сабанеевский мост и дальше, Гаванною, Ланжероновскою, Екатерининской - на Николаевский бульвар, к гостинице "Лондонской".
4
Завтрак был сервирован в малом банкетном зале на втором этаже.
Это должна была быть изысканная джентльменская трапеза - без участия представительниц прекрасного пола. Мадам Энно в данном случае в счет не шла: она была почетным гостем, а тем самым и почетной хозяйкой за мужским столом, - следовательно, не нарушала ни этикета, ни самого тона. В бюджете градоначальника, который должен был платить по счету, расходы на такого рода трапезы проходили по графе дипломатических приемов, приемов гостей особо важных, прежде всего - иностранного происхождения. В этикетном прейскуранте ресторатора Штени, получавшего по счету, подобная трапеза значилась в рубрике "завтраков учтивости", под номером "I". Всего номеров в этой рубрике было двенадцать.
Точно в два, как было назначено, Штени во фраке и с ленточкой ордена Почетного легиона, который продал ему какой-то посетитель, застыл возле буфета; два лакея - пока еще без салфеток - вытянулись по обе стороны плотно прикрытых дверей. Двери должны были широко распахнуться невидимой силой при первом же поскрипывании шагов по персидскому ковру в коридоре.
Но все вышло не так, и "завтрак учтивости номер один" не состоялся.
Мосье и мадам Энно категорически отказались завтракать в открытом банкетном зале. Мосье Энно, вежливо извинившись, объяснил, что, будучи облечен столь ответственной миссией, он считает своим долгом немедленно же приступить к выполнению сей миссии. А наиболее существенное для выполнения ее - это теснейшие связи с самыми широкими кругами русского общества. Поэтому мосье Энно и спешит возможно скорее припасть к этому животворному источнику - безотлагательно начать свое знакомство с российской общественностью запросто. Иными словами, они с мадам, надеясь, что мосье градоначальник и мадам градоначальница не откажутся их сопровождать, спустятся сейчас в первый этаж и скромно перекусят в общем зале ресторана среди широчайших кругов российской общественности.
- Российская общественность, - закончил мосье Энно, - таким образом, будет иметь возможность достойно оценить отношение к себе высших кругов общественности французской; Франция и Россия должны быть на равной ноге!
Мосье Энно собственно не собирался устраивать подобный дипломатический реприманд. Но мадам Энно прямо заявила ему, что если он, Эмиль, действительно хочет выйти в дипломаты, то прежде всего должен делать все наперекор тому, что ему здесь станут предлагать, во-вторых, только то, что скажет она. Мадам Энно пришла в ужас от одной мысли протомиться несколько часов в компании именитых граждан с меланхолическими физиономиями и генерала с моржовыми усами. А за те несколько минут, которые ей с мосье Энно пришлось пробыть в вестибюле отеля перед входом в ресторан, мадам Энно успела заметить не одну привлекательную офицерскую фигуру в английской шинели с русскими погонами. Таким образом, намечались все необходимые условия для небольшой предварительной перестрелки глазами в общем зале ресторана.
Ресторатор Штени полетел сломя голову в общий зал - сервировать столик в уютном уголке возле буфета на четыре персоны: для мосье Энно, мадам Энно, градоначальника и градоначальницы, за которой уже послали курьера.
Второй курьер был послан к полицмейстеру - срочно организовать в ресторане внутреннюю охрану. Форма для филеров внутренней охраны устанавливалась - смокинг или черный пиджак; рацион за столиком - бутылка лимонада; вероисповедание - православное.
Третий курьер отбыл к коменданту города с указанием, чтобы патруль при входе пропускал в ресторан господ офицеров и панов гетманских старшин чином не ниже ротмистра и есаула - для кавалерии, капитана и сотника - для пехоты. Для польских легионеров белого орла минимальный чин устанавливался полковничий. Из немцев и австрийцев вход разрешался только генералам.
Когда мадам, а за нею и мосье Энно в сопровождении градоначальника и градоначальницы вошли в ресторан, зал "Лондонской" - в эту раннюю, предобеденную пору обычно пустой - был набит людьми, как в новогоднюю ночь. За столиками на четверых сидело по восемь персон; за приставной стул официанты брали сначала по десятке, а затем и по четвертной николаевскими. Позднее, когда за это дело - и в свою пользу - взялся сам ресторатор Штени, появились и приставные столики; за каждый столик ресторатор Штени брал тысячу думскими. На немецкие марки и австрийские кроны ресторан расчетов уже не производил.
Немецкие марки и австрийские кроны с той минуты, как мадам Энно объявила, что союзники прибывают только для того, чтобы ликвидировать пагубное немецкое влияние, на одесской бирже уже не котировались. Гетманские карбованцы еще продавались, но только перед входом на биржу, на углу Пушкинской и Полицейской, и только на вес: фунт гетманских "лопаток" за фунт стерлингов. Франк, который за последнюю неделю то дорожал на три рубля, то дешевел на два, дошел до десяти рублей. Банкиры братья Кусис, которые за время австро-немецкой оккупации обратили свои капиталы в марки и кроны, только что застрелились на своей даче в Аркадии.
Когда мадам Энно, очаровательно приподняв бровки, на мгновение приостановилась на пороге ресторана, в зале, хоть он был набит, как синагога Бродского в судный день, стало тихо, как в Успенском соборе в страстную пятницу.
Сказать, что здесь в эту минуту собрался весь цвет Одессы, было бы неверно. Тузы Одессы присутствовали не все, зато представлен был чуть ли не весь цвет бывшей Российской империи.
Тут были земельные магнаты из плодороднейших областей Украины - Херсонщины, Харьковщины, Подолии. Но вместе с ними восседали и владельцы латифундий рязанских, орловских и пензенских. Тут были крупнейшие промышленники Юга - из Юзовки, Бахмута, Екатеринослава. Но рядом с ними сидели и мануфактурные властелины средней полосы России - подмосковные ситцевые и сарпинковые короли. Тут собрались не только одесские нувориши, или финансовые парвеню украинского юга, но и главы старых банкирских династий Центральной России.
Петербургскую аристократию, кроме упомянутых уже графов Бобринского, Капниста и Гейдена, барона Меллер-Закомельского и князя Урусова, представляли даже члены царской фамилии: великая княжна Ксения и княгиня - супруга великого князя Михаила, который, как известно, был последним русским царем, процарствовав всего два дня.
Российские великодержавно-политические круги, кроме названного уже главы "Южно-русского национального центра" черносотенца Шульгина, представляли также главы "Совета земств и городов юга России", "Совета государственного объединения России" и "Союза возрождения России" - тоже черносотенцы.
Русский дипломатический корпус был представлен несколькими послами и несколькими десятками посланников. Генералов было не меньше двадцати, адмиралов - десяток, полковников генерального штаба - без числа.
Чиновный мир присутствовал здесь в составе нескольких царских министров и почти всех министров Временного правительства.
Были здесь и супруги Пуришкевича и Протопопова.
Явились и лидеры партий коалиции: меньшевиков, правых и левых эсеров, а также думского центра, правого и левого его крыла, не говоря уже о кадетах и октябристах.
Отдельно, за столиком у входа, тоже специально сервированным лично Штени, в окружении молодых людей со старческими физиономиями морфинистов сидел даже сам Мишка Япончик.
Мишку Япончика - главу корпорации одесских бандитов - каждый в Одессе отлично знал в лицо, а половина присутствующих здесь была либо ограблена им, либо стала его вечными данниками. Так что появляться Мишке Япончику в публичном месте было как будто бы небезопасно. Однако для подобных случаев у него был специальный уговор с полицмейстером и градоначальником: грабежей не учинять и надевать на голову рыжий парик. Рыжий парик был, пожалуй, и ни к чему - узнать Япончика было нетрудно по черным, при рыжем парике, усикам, - но он имел чисто символическое значение: Мишке Япончику надлежало не быть похожим на свои собственные фотографии, выставленные во всех полицейских участках и во всех общественных местах Одессы.
Молодые люди со старческими физиономиями - телохранители бандитского царька - были все как один в желтых крагах, бриджах из мелкоклетчатого "столетника", черных смокингах при целлулоидовых воротничках "композиция" и сдвинутых на левое ухо рыжих котелках. Парабеллумы они носили в кобурах под правой полой смокинга, а по два браунинга - подмышками, на резинках, прикрепленных к золотым браслетам: если руки резко поднять, - например, по команде "руки вверх", - браунинги автоматически выскакивали из обоих рукавов.
Руководство внутренней охраной ресторана взял на себя лично командующий гетманским гарнизоном генерал Бискупский. Он стоял в двух шагах от приготовленного для мосье и мадам Энно столика - на традиционном месте самого ресторатора Штени.
Когда мадам Энно переступила порог и вместе с мосье Энно, мило улыбаясь и кокетливо поеживаясь под своими шиншиллами, направилась к столику, сервированному под сенью малиновых драпри, словно вихрь пронесся по залу.
- Вив ля Франс! - истерически взвизгнул какой-то старикашка. Еще полчаса тому назад он слонялся по вестибюлю в замызганном сером пиджачке, но уже успел сбегать к себе в номер на третий этаж и надеть шитый золотом и пропахший нафталином камергерский мундир. - Вив ля Франс!
Он упал лицом в тарелку и зарыдал, как малое дитя.
Именно это и стало сигналом ко всеобщему взрыву.