- Товарищи красные бойцы, - сказал он, - сегодня мы победили победителей мира! Буржуйская Антанта придумала на нашу голову стальные танки, но стальная воля революционного народа разбила и эти чудовища. Вы думаете, что мы с вами отплясываем сейчас на страшных буржуйских машинах смерти? Нет, товарищи, мы с вами пляшем на сердце самого мирового капитализма! Мы отплясываем на президентских креслах Клемансо, Ллойд-Джорджа и Вильсона. Долой интервентов!
- Долой! - грянул полк.
- А эти невиданные заморские чудовища, которые мы добыли в смертельном бою, мы сейчас погрузим на платформы и пошлем в подарок нашей красной столице Москве, нашей партии и вождю революции товарищу Ленину!
- Ура! - загремел полк.
- Так потопим же в море Антанту! Вперед, на Одессу!
- Вперед!
Полк двинулся на Сербку - на Одессу.
Восемьсот пленных французов потолкались сюда и туда: их никто не охранял, не конвоировал, их бросили на произвол судьбы, они никому не были нужны, они могли идти кто куда хотел.
Потихоньку они поплелись пешком - тоже по направлению к Одессе, к морю…
Глава восьмая
1
Первый номер газеты "Известия Совета рабочих депутатов" города Одессы приветствовал трудящихся с началом деятельности нового, только что выбранного Совета.
Этот первый номер правительственной газеты ничем не отличался от всех других первых номеров правительственных газет.
В передовой статье освещалось политическое положение ко времени выхода газеты.
Потом давалась информация из местной жизни, в которой, безусловно, самым важным было уведомление о том, что в результате переизбрания профсоюзным активом Совета профессиональных союзов в состав его вошли в основном большевики.
Первым актом деятельности нового Совета профессиональных союзов был меморандум, предъявленный командующему союзными войсками генералу д’Ансельму. В нем требовалось немедленно ликвидировать в городе голод и обеспечить всех трудящихся продовольствием, а безработных - работой; меморандум требовал также положить конец всяким бесчинствам на территории "зоны", прекратить насилие над трудящимися и покончить с террором, арестами, истязаниями и расстрелами. Меморандум заканчивался предупреждением, что, в случае если командование оккупационных вооруженных сил не в состоянии удовлетворить потребности трудящихся и не выполнит их законных требований, трудящиеся, организованные в профессиональные союзы, немедленно возьмутся за восстановление порядка собственными силами.
В газете также были помещены разные постановления, решения и распоряжения Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов и призыв к населению выполнять распоряжения только этой законной власти, а не какой-либо другой.
Не было в номере лишь адреса редакции газеты и адреса типографии: редакция и типография находились все еще в подполье, и газета печаталась в подземелье Куяльницких катакомб.
Объединенный пленум Совета депутатов и Совета профессиональных союзов состоялся в помещении Союза поваров - на улице Кондратенко, между Канатной и Карантинной. Работу пленума охраняли рабочая дружина имени Старостина и дружина Морского райкома. Несколько сот бойцов, вооруженных гранатами и пистолетами, небольшими группами, но густо, в три линии, прячась в домах, подъездах и подворотнях, окружили прилегающие к Александровскому парку и Польской улице кварталы. Широкие красные повязки были у каждого дружинника на левой руке. Большой красный флаг развевался над входом в помещение союза. Объединенный пленум проходил нелегально и вопреки запрещению оккупационной власти, но власть трудящихся из подполья уже вышла…
Обращение командующего вооруженными силами и "верховного правителя Юга" генерала д’Ансельма призывало население города сохранять спокойствие и заверяло, что Одесса ни в коем случае не будет отдана большевикам.
И город видел: для усиления обороны прибыли и продолжали прибывать свежие войсковые резервы и новое военное снаряжение. Прибыли французские национальные авиационные части, британский колониальный полк бенгальских стрелков, два греческих полка; к причалам порта пришвартовались и стали под разгрузку два огромных парохода с артиллерийскими снарядами. Эскадра, пополненная кораблями, которые вышли из Херсона, Николаева и Очакова, выстроилась на рейде, и днем и ночью не надевались чехлы на тысячи орудийных жерл.
Фронт с севера приблизился к городу на двадцать - тридцать километров; части Красной Армии подошли к станции Сербка, и их остановило только то, что был взорван мост через ручей Тилигулку. В правый фланг французским предмостным укреплениям уже выходил тилигуло-березанский отряд партизан; на подкрепление к нему спешили визерские партизаны; от Очакова, ближе к морю, отрезая Сербку, шел к Одессе полк Николая Столярова. Одновременно с севера партизаны Ивана Голубничего не давали покоя левому флангу интервентов, а на соединение с Голубничим, уничтожая петлюровские заслоны, должны были двинуться от Жмеринки и авангарды таращанцев, которые оседлали Киево-Одесскую железную дорогу.
На небольшом теперь одесском плацдарме, который остался интервентам от недавно еще огромного херсоно-николаево-одесского плацдарма, сгрудилась, стало быть, вся армия интервентов вместе с отрядами белой добровольческой армии.
На объединенном пленуме Совета депутатов и Совета профессиональных союзов председательствовал вместо отсутствующего Ласточкина его заместитель, пересыпский слесарь Александр Столяров.
Пленум заслушал информацию представителя Совета профсоюзов об ответе генерала д’Ансельма на меморандум, переданный через начальника штаба французского полковника Фредамбера.
Генерал, прочитав меморандум, только развел руками по поводу снабжения продовольствием города и высказал свое полное удивление относительно террора, чинимого контрразведками; он пообещал выяснить, имеют ли место подобные явления в действительности, расследовать факты, если таковые будут установлены, выявить виновных, если они найдутся, и соответственно их наказать - в том случае, если они заслуживают наказания…
Шутовской ответ генерала вызвал всеобщее возмущение.
Решено было немедленно же послать к генералу делегацию, которая в самой категорической форме прямо поставит перед "верховным правителем" требования трудящихся города.
Требования Совета профессиональных союзов решено было между тем пополнить еще одним.
Суть его заключалась в следующем: все вооруженные силы интервентов вместе с наемниками - любыми контрреволюционными вооруженными формированиями - должны немедленно оставить город и вообще всю территорию Украинской Советской Социалистической Республики.
В состав делегации были избраны: заместитель председателя Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов слесарь Александр Столяров, член исполкома Совета матрос Александр Понедилок, представитель Морского райкома партии грузчик Петр Птаха, секретарь Военно-революционного комитета Галина Мирошниченко и заместитель председателя Совета профессиональных союзов Столяров Никодим Онуфриевич.
Делегация должна была отправиться немедленно, прямо с пленума.
2
Была поздняя ночь. Минул двенадцатый час, а движение по улицам города было запрещено еще с семи часов.
Делегация вышла, и ее сразу же поглотил мрак неосвещенных улиц. Тяжелые весенние тучи заволокли весь небосвод, не было видно звезд, не пробивались и лучи позднего месяца. С моря порывами налетал теплый ветерок. Тихо было вокруг. Лишь иногда там и сям в каменных кварталах города раздавался одиночный выстрел или вспыхивала короткая перестрелка. Это франко-греческие и деникинские патрули расстреливали "при попытке к бегству" или, отгоняя собственный страх, просто постреливали в темных углах.
Делегаты шли прямо посреди улицы, намеренно гулко стуча сапогами, чтобы дать знать о себе издалека, продемонстрировать, что люди идут не прячась, и не привлечь на себя случайный выстрел перепуганных патрулей. Шли в ряд, плечо к плечу - так хотелось в этой мертвой, напряженной и зловещей тишине притихшего города постоянно чувствовать близость локтя соседа. Александр Столяров нес белый флаг - Галин платочек на рыбацком бамбуковом удилище. Флажка в темноте не было видно, но если бы патруль посветил карманным фонариком, в полосе света он должен был увидеть белый платочек.
На углу Дерибасовской они услышали первый оклик:
- Стой! Кто идет?
Кричали издалека, шагов за пятьдесят, и того, кто окликал, не было видно, он прятался где-то в подворотне.
- Парламентеры! - громко ответил Александр Столяров, и голос его прозвучал меж каменных стен гулко, будто в горном ущелье.
Но делегация не остановилась и продолжала идти посреди улицы, еще громче топоча подошвами о мостовую.
- Какие парламентеры? - снова прозвучал перепуганный голос, и было слышно, как щелкнул затвор винтовки. - Стой!
Делегаты остановились.
В темноте подворотни слышен был приглушенный гомон голосов: патруль состоял из нескольких человек.
Александр Столяров крикнул:
- Мы парламентеры! И мы безоружны! Подходите к нам спокойно.
Минуту из подворотни не было слышно ни единого звука - очевидно, патрульные переговаривались шепотом. Затем тихо была подана какая-то команда; разобрать ее было невозможно, но одно слово - "гранаты" - долетело совсем ясно.
- Оставьте гранаты! - сразу же крикнул Столяров. - Мы - мирная делегация! Подойдите, осветите, мы идем с белым флагом!
В подворотне совсем затихло.
Делегаты тоже стояли тихо, не переговариваясь, и ждали. В пятидесяти шагах сзади вдоль стен домов скрытно двигалась охрана из дружинников.
Условились так. Если первый патруль встретит делегацию огнем, товарищи должны сразу же упасть на землю, а охрана немедленно выбросится вперед, прикроет делегацию и забросает патруль гранатами. Если первый патруль пропустит, делегация должна была идти дальше одна, продвигаясь от патруля к патрулю, а охрана останется за первой линией вражеских пикетов. Если возникнет стрельба впереди - охране надо бросаться на прорыв линии пикетов и спешить товарищам на помощь.
Но в подворотне уже приняли решение, по плитам тротуара заскрипели шаги. Шло человек шесть или семь. Они тоже стучали сапогами, чтоб подбодрить себя и устрашить врага.
Когда шаги были уже совсем близко, вспыхнул свет сразу трех или четырех карманных фонариков.
Александр Столяров поймал луч света белым флажком.
- Белый флаг! - снова крикнул Столяров. - Мы - мирные представители!
Еще минута, и делегаты были в кольце вооруженных людей.
- Руки вверх! - раздалась команда.
Все послушно подняли руки.
Патрули подошли вплотную и приставили дула винтовок к груди каждого. На плечах у патрулей при тусклом свете карманных фонариков поблескивали золотые погоны. Это был патруль деникинских офицеров. В первую линию всегда выставлялись деникинцы, за ними шла линия греков, французы стояли третьей линией.
- Что за парламентеры? - спросил хрипловатый молодой голос. - К кому? Чья делегация?
Александр Столяров ответил:
- Лично к генералу д’Ансельму.
Ответ произвел впечатление. Делегация к командующему и "верховному правителю" - до сих пор такого еще не слыхали! Офицеры переглянулись.
- А от кого? - настороженно поинтересовался тот, который, видимо, был старшим.
- От Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов города Одессы.
Офицеры растерянно молчали. Вот она и заявила о себе, подпольная, нелегальная власть народа!
Офицеры растерялись и даже забыли проверить, нет ли у делегатов с собой оружия. Командир патруля, запинаясь, спросил:
- А… пароль?
- Какой может быть пароль? - улыбнулся Столяров. - Если бы мы знали пароль, мы бы не пошли под белым флагом, ваше благородие!
Офицер смутился - даже в слабом свете электрического фонарика было видно, как густо он покраснел. Это был совсем молоденький прапорщик, вчерашний гимназист, и покраснел он, видимо, потому, что в словах парламентера почувствовал намек на свою военную малограмотность: и действительно, какой же может быть пароль для парламентеров вражеской стороны?
Чтобы спрятать свое замешательство, прапорщик выхватил свисток и пронзительно засвистел: он вызывал караульного начальника.
Караульный начальник - представительный капитан - появился сразу же в сопровождении еще нескольких офицеров, вооруженных винтовками, гранатами, даже ручным пулеметом. Заявление о том, что перед ним парламентеры от Совета, произвело на солидного капитана еще большее впечатление; он засуетился, стал неожиданно вежливым и предупредительным и приказал, выделив делегации охрану из четырех конвоиров во главе с безусым прапорщиком, пропустить ее по Ришельевской, мимо Оперного театра, мимо Думы на Николаевский бульвар.
Делегаты двинулись, свободно прошли мимо греческих патрулей, стоявших у оперного театра, и мимо французских - на углу бульвара. Они вышли к памятнику Пушкину, и соленый морской ветер ударил им в лицо. Далеко на рейде мигали бесчисленные огоньки на кораблях эскадры, ближе в порту светился только маяк в конце Рейдового мола. Все гавани лежали в абсолютной темноте; ни молов, ни кораблей у причалов не было видно, будто порта совершенно не существовало на свете.
Но острые глаза старого рыбака Птахи видели и сквозь эту кромешную тьму.
- А транспорт стоит… - тихо пробубнил он, обращаясь не столько к товарищам, сколько к самому себе.
Он видел у волнореза на черной поверхности воды мрачные очертания тюремного транспорта номер четыре.
Транспорт действительно стоял.
Он стоял сегодня днем, стоял вчера, стоял и позавчера, заякоренный на том же месте, что и три дня тому назад, когда была сделана неудачная попытка освободить Ласточкина. Транспорт стоял, только Ласточкина на нем уже не было. Ласточкин исчез с транспорта в тот же вечер, и узнать о новом месте его пребывания так и не удалось. Исчез с баржи и конвойный Вано, но вести о нем были. Грузин Вано был расстрелян в тот же вечер. Вероятно, его схватили в ту минуту, когда он хотел вывести Ласточкина к ялику. И это было все, что удалось установить в следующую ночь, при второй попытке проникнуть на баржу.
Григорий Иванович Котовский по приказу Военно-революционного комитета возвратился к своему отряду, в днестровские плавни…
У подъезда Воронцовского дворца конвоиры остановились. Остановилась и делегация. У входа, скрестив штыки, стояли темнокожие бенгальцы из английских колониальных войск. Еще вчера охрану несли черные зуавы, третьего дня - французские стрелки.
Никодим Онуфриевич Столяров сердито фыркнул в усы.
- Что-то генерал уже не доверяет не только французам, но и черным зуавам! Гляди-ка, уже, должно быть, малайцы оберегают его высокую персону!
Безусый прапорщик крикнул через ограду по-французски.
Из ворот появился французский офицер с большим ацетиленовым фонарем. Безусый прапорщик, мобилизуя все свои гимназические познания французского языка, мыча и запинаясь на каждом слове, что-то долго шептал офицеру. Выслушав его, французский офицер приблизился к делегатам. Он каждого осветил своим ослепляющим фонарем. Особенно долго он освещал Галю. Маленькая девушка в расстегнутой кожанке, из-под которой виднелась белая девичья матроска с синим воротником, обратила на себя его особое внимание. Большой круг от сияния фонаря освещал и лицо офицера - широкое, скуластое, с седой щетиной на подбородке и коротко подстриженными седыми усами, лицо старого провинциального учителя или чиновника почтового ведомства, призванного из запаса второй очереди на войну. Во взгляде, которым он внимательно оглядывал маленькую девичью фигурку, было, пожалуй, больше печали, чем любопытства. Возможно, где-то во Франции престарелый офицер оставил дочь такого же возраста - и неожиданное появление неизвестной девушки среди глухой ночи, в обстановке, уж никак не подходящей для прогулок молодых девушек, вызвало у старого отца тоску и тревогу за судьбу собственного дитяти.
Наконец, офицер погасил свой фонарь и спросил по-французски:
- Кто вы и чего вы хотите?
Галя ответила за всех:
- Мы - делегация Совета и желаем немедленно разговаривать с командующим.
Старый офицер помолчал некоторое время, словно ожидал, не скажет ли чего-нибудь еще девушка, которая напоминала ему его собственную дочь; быть может, и голос Гали напомнил ему родной и очень далекий сейчас голосок дочки. Затем старый офицер, тяжело вздохнув, неодобрительно покачал головой, еще раз с укоризной поглядел на девушку, которая так поздно ходит по улицам города, и пошел по аллее к дворцу, потом по лестнице, в подъезд.