- Ничего страшного. Высушим.
- Высушим! Перенесем! - дразнил Долгановский мастера. - Ничего подобного! Она другой будет, когда высохнет. Из нее хворост получится. Где и когда вы ее высушите, если завтра дранку набивать и следом штукатурить?
- Ну, и набьем, оштукатурим. В первый раз, что ли…
- Набьем? Оштукатурим? Голова! На такой дранке раствор держаться не будет. Понятно вам это?
- Вы думаете, отвалится?
- Без сомнения!
- Почему?
- Потому что дранка сырая - негодная!
- Раствор тоже сырой…
- Так, по-вашему, она под раствором сохнуть будет, да?
Щербаков не отвечал, проявляя тем самым заметную нерешительность по поводу сказанного. А бог ее знает, казалось, говорил его вид, может, оно и так.
Меж тем напор Долгановского крепчал, разнос теперь шел вовсю, и возражать Щербакову было нечего. После некоторого молчания он все же заговорил.
- Знаете, таким же образом дранка везде хранится, - высказался он с некоторым оживлением в голосе.
- То есть?
- Да на любой стройке лежит вот так…
- Например…
- Помните тот дом у вокзала, который мы ремонтировали?
- И что?
- Там точно так же дранка хранилась. Лежала во дворе совершенно открытая, и все брали, набивали. И ничего.
- То дом. Обыкновенный, жилой. А здесь - школа! - с поучительной многозначительностью пояснил завуч. - Дети - статья особая. Им этого пока не понять, - кивнул Долгановский в сторону Антона с Игорем.
- Они сами еще дети… - добавил Щербаков.
- Которых после отбоя не найдешь, - иронично заключил Долгановский.
Накануне вечером он наведался к штукатурам и почти ни одного пэтэушника из группы не застал: одни смотрели в клубе кино, другие были на танцах.
Слушая разговор, Антон и Игорь весело хохотнули: черта с два найдешь и самого мастера после отбоя. Случается, что он только под утро, а иной раз и прямо к завтраку появится. Смешки мальцов Долгановскому не понравились.
- Я приехал сюда не спектакль устраивать. А помогать вам.
Завуч, по всему судя, обиделся. Заговорил с таким волнением, что Игорь Божков и Антон Камышкин раскаивались за беспричинный смех: нет ничего проще, чем человека обидеть. Истина об уважении и почитании старших внушалась им с детства. С ней дома считались все - от мала до велика. О ней помнили и в ПТУ.
- Мой долг помочь сдать вовремя школу, - заговорил завуч. - От вас здесь зависит настроение многих детей. Кстати, и ваше тоже…
И Игорь с Антоном притихли. Ждущие и молчаливо кающиеся, они готовы были сделать и сотворить что угодно, только бы вернуть настрой Долгановскому. На какую-то минуту их объединила одна забота и цель, общее дело людей, строящих сельской детворе школу. И это мгновение ощутилось не только практикантами, но и самим завучем. Он угадал их состояние и, словно прощая, дал понять, что обеспокоен он теперь больше поведением их мастера.
- Придется вам, Юрий Владимирович, - подытожил Долгановский медленным и устало-успокоительным голосом, - платить за дранку. Из собственного кармана. В таком виде ее нельзя набивать…
Продолжать спор с Долгановским Щербакову явно расхотелось. И завуч смягчился:
- Распорядитесь, чтоб дранку немедленно разложили на сухом месте.
- Божков и Камышкин, идите сюда, - позвал мастер стоявших поблизости Игоря и Антона. - Перетаскайте кули на солнечное место, а когда дранка подсохнет, занесите в школу.
Оба согласно кивнули. Сняли спецовки, разулись и, оставшись в трусах, принялись за работу.
- Ничего себе - доверили, - съехидничал Игорь, складывая кули подмокшей стороной кверху. - Гордись!
- Как пить дать, последними будем! - Антон негодовал. - Слышал, что сказал Долгановский: "Сорвете срок - на себя пеняйте".
- Правильно сказал, - заметил Игорь. - К сентябрю надо во что бы то ни стало школу сдать.
Он припомнил приходившую к ним детвору, во все глаза разглядывавшую свою новую школу. Вспомнил девчушку, угощавшую ягодами. Какой счастливой она была, какой щедрой!
- Не уложиться к сентябрю, - вздохнул Антон.
Игорь даже куль опустил.
- Подумай, что говоришь?
- Сам посуди. Скоро начнут штукатурить, а дранка сырая. Да и место рабочее у нас с тобой не готово, все с кулями возимся. - Лицо Антона помрачнело, стало на редкость серьезным. Ровно бы от срока сдачи зависело его будущее.
Только тут понял Игорь, что не знал до конца Антона. Кажется, и ходили в одну школу, и жили рядом, а вот знал плохо. Сейчас будто впервые увидел, что значил для Антона труд, чем было для него единство слова и дела, отдаваясь которому он выкладывался без шума и лишних слов, с упорством.
Вороша мокрые кули, он взглянул мельком на Антона, и загорелое лицо его показалось прокаленно-кирпичным, а черные волосы уподобили Антона вождю индейцев из множества виденных фильмов. Жесткие волосы друга стояли торчком, и это еще больше усиливало пришедшее на ум сходство.
Нелегко жилось дома в деревне Антону.
Отец его, инвалид войны, возил на сдачу колхозное молоко, после чего заглядывал в магазин за чекушкой. И так начекушивался, что конь привозил хозяина сам. Хозяйничала дома мачеха, незлобивая и отходчивая. Когда Игорь наведывался, Антон с крайней неохотой покидал меньших братьев и лишь ненадолго уходил выкупаться либо поиграть в волейбол у колхозного клуба.
В ПТУ учился хорошо. Штукатурить дома Антону нравилось. Он любил свое дело и не искал иного, как это было вначале с Игорем, поступавшим в другое училище. Набрасывая раствор, возясь с мастерком или теркой, он чаще всего молчал. Заговаривал во время работы редко, например, когда что-то вынуждало его, как сегодня. Игорь подозревал, что мысли Антона были о Светке.
- Не бери в голову, - дружески улыбнулся Игорь. - Дранку мы, конечно, перенесем. Отказываться поздно. Да и неудобно. А подмостки поставим после ужина. Придем и поставим, чтобы от ребят не отставать.
Антон, оживляясь, посмотрел на напарника. Взгляд его говорил, что предложение дельное и принимается.
- Не удивляйся. На час работы! Наверстаем! - И Игорь запел песню про бедняка и долю, в которой если затужить - обидит и курица.
Антон повеселел. Про себя же Игорь заметил, что если бы послать их вместе в космос, то наверняка получился бы неплохой экипаж.
- Тебе ничего ребята не говорили? - спросил его Антон, отвлекаясь от дел.
- Нет. А что?
- Послезавтра за яблоками вылазка в соседний совхоз. Пойдем, после ужина?
- За яблоками ходить - не кули переносить, - срифмовал на ходу Игорь, взваливая на плечи очередную партию рассыпанной дранки.
13
Завуч с мастером ушли. И даже хорошо, что ушли. По крайней мере некому над душой стоять.
Напарники переносили дранку. Как только брали они отяжелелый от влаги очередной куль, настроение тотчас же падало от непредвиденно подкинутой им судьбой работы.
- Просто везет на гнилую дранку, - заметил напоследок, смирясь, Антон.
Пропустить бы Игорю мимо ушей. И все бы кануло в прошлое. Но Игорь не сделал этого.
- В каком смысле? - спросил он.
- У вокзала, помнишь, попалась? Теперь здесь.
- А что у вокзала? Дранка как дранка.
- Забыл ты, что ли? Мазутный куль?!
Игорь мгновенно вспомнил ту дранку. Вспомнил не вообще всю, а лишь куль, оставшийся напоследок. Тот самый, который мастер посоветовал им использовать.
Теперь-то ему было ясно: сырая, обмазученная дранка была такого же качества, как и эта.
- Слушай-ка, Антон… - начал Игорь нерешительно, а затем, почувствовав уверенность, спросил: - Знаешь почему у нас полз там раствор? Почему не держался он на той стене в городском доме?
Антон выпрямился, ожидая ответа, хотя по настороженно застывшему лицу Игорь понял, что он и сам догадывается.
- Она же мокрая была! Слышал, что сказал Долгановский: мокрая дранка под раствором не просыхает. Понял?
- Понял. И хорошо придумали тогда, - поддакнул Антон, наклоняясь за очередным кулем. - Правильно придумали, - выносил он свое заключение. - Залепили алебастром.
- Хорошо еще, что успели. Слушай, Антоша, - так называл Игорь напарника в минуты особо хорошего расположения. - А что, если о нашем способе мастеру сказать, а?
- Не уверен, что ему придется по душе.
- Зато есть выход, если дранка окажется непригодной… Да и нос Долгановскому утрет, докажет, что и на этой дранке штукатурка держится. Надо только побольше добавить в раствор алебастра. Если же не поверит им мастер, пусть зайдет в дом у вокзала, сам убедится…
- Это ведь, Игорек, брак, что мы с тобой тогда сделали, - заключил в осторожном раздумье Антон.
- Брак?.. Но если штукатурка не опала, значит, можно и так делать?
- Чудак, если не опала сейчас, опадет позже.
- Прежде надо увидеть, - не сдавался Игорь. - А чтоб увидеть и убедиться, следует выбраться в город. И зайти в ту квартиру.
- Так тебя и впустят.
- Впустят, если вежливо попросить.
- Поговори с мастером. Не думаю, чтоб жильцы нам обрадовались.
- Что гадать. Пойду поговорю.
- Смотри только, как бы нам это боком не вышло. На то и делается раствор в пропорциях: столько-то извести, столько-то песка, алебастра, цемента… - рассудительно излагал другу Антон.
Житейская мудрость напарника удерживала, как могла, Игоря от необдуманной прыти, но того словно бы подменили. От мысли попасть в город и увидеть Милу он загорелся еще сильнее. Нелегко и непросто оказалось Антону отговорить друга.
- Подамся-ка я к Щербакову, - решил тот.
- Иди. Осталось немного. Управлюсь один, - сказал Антон, понимая его нетерпение.
Игорь нашел мастера около общежития.
- Что случилось? - спросил Щербаков.
- Да ничего. Все в порядке.
- А зачем здесь? Разве рабочее время кончилось? - Мастер не скрывал удивления.
- Поговорить хочу.
- Слушаю.
Как Игорю показалось, он быстро и складно поведал мастеру об их, по мнению Антона, браке в привокзальном доме. Но сказал он не все, а только то, что залепили они место, как говорится, вчистую - одним алебастром. О предложении воспользоваться этим методом - говорить он пока не решался. Важно было узнать, как отреагирует Щербаков на сказанное.
Мастер выслушал, подумал, что-то прикинул и без особого энтузиазма, словно бы мимоходом, бросил:
- Так иди и скажи Евгению Григорьевичу. Он тебе и посоветует, как быть и что делать. - Нельзя понять, всерьез сказал или отшутился. - Только честно. Как было. Договорились?
- Ладно, - буркнул в ответ Игорь.
На шутку вроде не похоже. Наверное, побаивался, как бы к случаю с намокшей дранкой не добавилась и халтурная работа его подопечных на прежнем месте. Пусть, мол, сами расхлебывают, я при чем тут?
А может, и не идти, не говорить ничего? Может, плюнуть, махнуть на все рукой. И какого черта полез, сам напросился… Но теперь, когда и мастер знает, отступать поздно. Теперь "про это" он может поведать завучу, и неизвестно, какой вывод последует, чего доброго - вообще не дадут диплома. А то и из училища вытурят. Отправят домой. Там начнут судачить: сбежал, скажут, а если не сбежал, значит, выгнали, исключили. В жизни часто так: говорят об одном, а на деле все по-другому. Как неудачнику, в деревне подберут на всю жизнь и прозвище. Нет, решительно не мог ехать Игорь Божков домой. Не годилось туда показываться, идти обратной дорогой из-за собственной же глупости.
Хочешь не хочешь, а говорить с завучем придется.
Потоптавшись у дверей, слегка робея, Игорь отворил дверь. Долгановский сидел за столом.
- Евгений Григорьевич, вы в город едете?
- Еду.
- Понимаете, какое дело… Надо срочно побывать в доме, что у вокзала. Посмотреть…
- Что посмотреть? - хладнокровно уставился на него завуч.
- Понимаете, одно место на стене. Мы залепили его не так. А может, и ничего. Может, и держится оно.
И он повторил свой рассказ.
Выглядел Игорь чересчур растерянным. И завуч угадал его состояние, определил, как определял и угадывал он прежде многих.
Без долгих рассуждений протянул ему вынутый из папки лист бумаги:
- Напиши, как было.
Игорь опешил.
- Чтоб по форме, - пояснил Долгановский.
- Зачем?
Непонятный страх и боязнь разом сковали паренька. Он не знал, что и сказать. Только бы вернуться скорее к школе и ни во что никогда не вмешиваться - было первым порывом. Скорее, скорее на рабочее место к спокойному, сдержанному Антону, пока не передумал и не потребовал Долгановский чего другого.
Евгений Григорьевич уловил его намерение уйти.
- А я видел, - спокойно сказал он. - Я ведь все знаю.
- Видели?
- Представьте себе. И ни черта она там не держится, так называемая, ваша работа.
- Но вы же хвалили ее?!
- Да, было: хвалил, пока не разобрался.
Вкрадчиво мелькнула в сознании мысль - откуда бы завучу знать, что штукатурка не держится, где и когда он мог видеть? Мысль эта была мимолетной. Ее заслонили другие мысли, сиюминутные. Однако много позже, воскрешая разговор с завучем, Игорь припомнит и ее.
- Мы залепили как следует, - говорил он, продолжая стоять у дверей комнаты. - Раствор там держался!
- То-то и оно, что держался!..
- Мы хорошо то место заделали, - не сдавался он.
- Никогда вы его не залепите как следует, - ответно доказывал завуч. - Всыпать бы вам за такую работу.
- Да откуда вы знаете?..
- Короче говоря, жильцы вашей квартиры написали в стройуправление, оттуда письмо переслали в училище. И пока вы здесь рассуждаете, мне пришлось разбираться и краснеть.
- Что же нам было делать?..
- Отдирать ломиком и набивать по новой.
- Тогда мы не успели бы к сроку.
- Возможно.
- Это же целую стену переделывать!
- А как иначе? Потому и пожалел вас: на свою голову. Впрочем, вряд ли бы вы сами и справились.
Это было невероятно: Долгановский, оказывается, видел их работу, и то, что они довершили ее неправильно, для него не явилось новостью.
Разговаривая, Долгановский стоял у стола и легонько покачивался, как бы пробуя крепость ног. Для него это было привычное по службе дело, для Игоря же и Антона - горький урок и трудное сознание приобретаемой ими профессии. Верно ли поступил он, открываясь и признавая свою неудачу на практике, свое первое невезение в роли строителя? Но завуч, как выяснилось, был уже в курсе дела…
И в поселок-то, возможно, приехал он по той же причине - осмотреть дранку. Из-за Божкова с Камышкиным и начал придирчиво проверять хозяйство, опасаясь повторного случая.
Закрадывалось сомнение: откуда знает? Конечно, он водит их за нос, а штукатурка держится… Если бы это можно было проверить! Заглянуть к жильцам квартиры, извиниться, спросить и уйти. И навсегда сделать для себя единственно точный вывод. Он был нужен, как воздух, которым предстояло дышать Игорю и Антону в будущем.
"Все начинается со стройки, - говорил им весной Долгановский. - Профессия строителя - самая нужная. Его везде уважают, чтут и ценят…" Ребята помнили напутствие слово в слово.
Игорь то приближался к открываемой им цели и истине и, казалось, вот-вот уяснит ее и закрепит для себя, то отдалялся, не успев ничего толком понять…
Самое правильное - податься в город сегодняшним последним автобусом. Оглядеть стенку в квартире, переночевать в училище или на вокзале в зале ожидания, а утром вернуться. Заодно Игорь постарался бы увидеться с Милой, еще раз попытался бы вернуть дружбу…
Реальность же говорила, что смотреть работу, когда дом принят и заселен, - дело пустое, почти безнадежное: может, их недоработку исправил кто-то другой… И главное, сама поездка в страдную пору выглядела бы ненужной блажью. Чего доброго, сорвет сроки работы, рассчитанной на двоих. Да и мастер не согласится: не самому же ему работать за своих парней.
Однако и не думать теперь о той первой работе, о первом самостоятельном в городе деле было уже невозможно. Он вспоминал то и дело этаж, расположение комнаты, которую они штукатурили. Она останется для них навсегда памятной. В ней они впервые открыли свой счет: счет собственным трудовым дням. Не забыть того первого дня практики, когда они направлялись к старинному дому, а потом возвращались с новым, возвышенным чувством, не испытываемым раньше.
От торчащих за поясом молотка и кельмы, от этих небольших двух предметов, Игорь ощущал захватывающий холодок восторга, без которого не обойтись на любой стройке, какой бы громадной или маленькой ни была она. Вокзалы, дома, гостиницы, плотины - все сооружалось двумя этими предметами…
И вдруг напористая простая мысль почти решением вспыхнула в его напряженном сознании. И осененный этой внезапно пришедшей простой и доступной догадкой, он выбежал из комнаты.
Игорь направлялся к почте. Вот сейчас он позвонит Миле и попросит побывать в доме. Он все, все ей расскажет - как войти и что спросить. Хорошо, что в городе есть знакомая девушка, которую запросто обо всем можно попросить. Только бы оказалась дома.
Телефон Милы, однако, был занят. Сколько ни набирал он, гудки раздавались частые и короткие. Но они только усиливали его упрямство. Минуло полчаса, минул час - телефон оставался занятым. Игорь опаздывал и каждую минуту надеялся, что вот-вот дозвонится.
В конце концов гудки пошли длинные и протяжные. Трубку сняли, и сердце екнуло от удачи и терпения.
- Да, - услышал он, как и в первый раз, голос матери.
- Здравствуйте, Раиса Михайловна. Мне очень Мила нужна, - быстро заговорил он, чтобы не терять времени. - Позовите, пожалуйста.
- Минутку.
- Алло…
- Мила, ты?
- Да-а-а…
- Даже не верю, что дозвонился. Непрерывно занято было! - Он говорил так, будто не было между ними размолвки, отгоняя мысль, что ему могут отказать.
- У нас беда в доме. Мама волнуется.
- Беда-а-а? - удивленно переспросил он. - А что случилось?
- Кошка Зося пропала. Выпустила поиграть на площадку, а ее и след простыл. Звоним по всем рынкам, соседям - очень красивая. Сиамская.
- Вы найдете ее, я уверен, - торопливо заверил Игорь и, помня, что монет у него не так уж много, спросил: - Мила, ты дом у вокзала, где мы начинали практику, помнишь? Я тебе о нем говорил.
- Большой такой, на углу?
- Он самый. Ты как-то говорила, что у тебя там живут знакомые.
- Ну и что? - как-то настороженно перебила она.
- Ты смогла бы выполнить мою просьбу? Я тебе все объясню. Ты только не бросай трубку. И еще - никому не говори о моей просьбе. Хорошо?
- Ладно…
- Возьми бумагу и запиши…
Когда он все объяснил, робко попросил:
- Наведаться надо сегодня же. Прямо сейчас. Я еще раз позвоню.
- Я не могу тебе обещать, должна прежде с мамой поговорить, - охладила она пыл Игоря. - вряд ли меня одну пустят. Надо кошку вначале найти…
- Да я тебе сто таких кошек куплю!
- Такую не купишь.
- Любую найду!
- Любая нам не нужна…
- Так я могу надеяться?..
- Не знаю…
Автомат отключился: кончились монеты.
В поселковом клубе кто-то включил магнитофон. Наступал вечер. Девчонки и парни потянулись к клубу, а Игорь с Антоном, наскоро перекусив, направились к школе.