ОБВОРОВАННЫЙ СЫЩИК
Молодого чекиста Иван нашел в сарае, который соединял дом с флигелем. Сеня подсчитывал фанерные листы. Они стояли между дровами и небольшим верстаком.
- Все на месте, - облегченно вздохнул Селезнев и с надеждой посмотрел на Ивана Матвеевича: - Что выяснил, дружок Воркунок?
Как только речь пошла о Смыслове, молодой чекист отмахнулся:
- Лешка - свой парень. Мы с ним вместе и футболим, и тут вместе мастерим. - Он показал на рабочий стол. - Без меня Лешка и дров натаскал на кухню, и рыбы наловил для воскресного обеда. Леонид знал его хорошо-отлично…
- А не труслив он часом?
- Что ты, дядя Ваня, парень - отчаянный!
- Ну а почему ж сдрейфил, удрал?
Сеня почесал затылок и честно признался:
- Загадка-задачка! Я, между нами, уже бегал к нему. Нет дома. И велосипеда нет. Утек-умчался куда-то…
Воркун напомнил о заборе с царапинами, о своей встрече с Селезневым и прямо спросил:
- Ты знал, кто махнул через забор?
- Еще бы! У Лешки ботинки с шипами. Но он хитер бобер: снял бутсы и босиком по лужам…
- И все же, Сеня, найди приятеля: он же свидетель…
- Точка! Иду! - В дверях сарая молодой чекист задержался: - Этот пузан, толстяк-то, сказанул насчет Рогова: "Умер от разрыва сердца, и точка!" И доктор подтвердил: "Порок митрального клапана". Как бы Пронин дело не закрыл. Чуешь?
Из сарая они вышли вместе. Иван поднялся на чердак за Пальмой и гармонью, а Сеня пересек двор и, выйдя на улицу, направился к проходной курорта, где попеременно дежурили Герасим и Алешина мать.
Ни мать родная, ни приятель чекист Сеня - никто на свете не знал о том, в какое смешное и трагическое положение попал Алеша Смыслов.
Все началось с подготовки к воскресному обеду. Леша принес рыбы, натаскал дров на кухню, накрыл круглый стол и стал дожидаться старшего Рогова. Приехал Леонид Силыч бледный, уставший, но осмотрел хозяйство, поблагодарил Алешу и сказал: "Сегодня будешь гостем у меня".
Леша обрадовался и тут же открыл ему свою душу. Он давно мечтал поступить в уголовный розыск. И даже заранее кое-что подготовил. Наварил соли, на соль выменял сливочного масла, а на масло - финку, парик, лупу и револьвер.
Уполномоченный губчека улыбнулся, но все же обещал представить Алешу начальнику уголовного розыска. Леонид Силыч поднялся к себе в комнату, а будущий агент решил продемонстрировать ему то, чего не удавалось даже Сене Селезневу.
Рогов обладал таким слухом, что никто не мог подняться по лестнице беззвучно. Малейший шорох, скрип - и Леонид Силыч уже предупреждает: "Осторожно, высокий порог!"
Не снимая бутс, Алеша животом лег на перила лестницы и начал подтягиваться на руках. Медленно. Осторожно. Беззвучно.
Он уже представил себя внезапно появившимся на площадке перед открытой дверью мансарды, как вдруг в комнате чекиста один за другим раздались два выстрела. Испуг огнем жиганул Алешу, но он с детства приучал себя преодолевать страх. У него мелькнуло: "Жаль. Браунинг дома". Прыгнув на площадку, он бросился на помощь.
Когда Леша ворвался в мансарду, Рогов был окутан легкой дымкой. В комнате никто не шевелился.
- Дядя Леня! - крикнул он и подался к столу. - Что с вами?
В это время из открытого балкона свежей струей воздуха развеяло пороховое облачко, и Леша увидел старшего Рогова распластавшимся на столе. В правой руке чекиста дымился браунинг. Леше показалось, что это его браунинг: тот же размер, тот же цвет стали.
Алеша осмотрелся: никого нет. Он с ужасом подумал: "Сам себя…"
Ему стало так страшно, что он кинулся бежать от греха подальше.
Свою ошибку он понял, когда уже махнул через забор. Теперь за ним погонятся как за убийцей. К счастью, лил дождик. А вода все смоет. Только бутсы долой…
В такую погоду парковые аллеи безлюдны. Он мчался, прыгая по лужам. Вот ручей, мостик и бревенчатый домик под тесовой крышей.
Дверь почему-то не закрыта. Леша прошлепал по коридорчику, наследил на кухне и бросил бутсы на русскую печь.
В своей комнате он замедлил шаги. Его взгляд остановился на кровати. На ней лежал дымчатый кот. Леша приподнял подушку. Там, где еще сегодня утром лежал бельгийский браунинг № 2, было пусто.
Он обшарил постель, полез под кровать - лишь дождинки капали с мокрой головы.
Как шилом кольнуло в сердце. Вспомнилась открытая дверь. Кто же выкрал? Что еще пропало?
Тренируя память на предметы, Леша прекрасно знал, где что лежит. И вот те раз! Все вещи на своих местах, за исключением браунинга. Даже велосипед не тронут. Даже из комода не взяты хлебные карточки и деньги - миллион тридцать тысяч. Не улыбайся, читатель, если ты молод. В тот год входной билет в старорусский парк стоил пять тысяч рублей. Мать Леши за месяц дежурства получала миллион совзнаками, а без помощи сына не могла прокормиться. То была эпоха бедных "миллионеров".
Ясно, вор приходил за одной вещью.
А вот и следы. Они отпечатались на влажной глине возле крыльца. Их оставили солдатские ботинки с ломаной подковкой на каблуке. Неплохо срисовать отпечаток.
Чужой след вывел на футбольное поле и затерялся в мокрой траве. Вчера здесь, в воротах, Леша не пропустил ни одного мяча, а сейчас стоял понурый, словно ему забили десять голов. Нет, не быть ему агентом. О встрече с Воркуном и думать нечего. Уполномоченный губчека застрелился из Алешиного браунинга. Как же так?
Возвращаясь домой, Алеша вспомнил коренастого матроса с ершистой рыжей головой, у которого он выменял браунинг. По всему было видно: матрос явно не хотел расставаться с пистолетом. Ему ничего не стоило выследить нового хозяина и вернуть свое оружие.
Леша увидел в стекле свое отражение. Бритая голова, прямой широкий лоб, скуластое лицо и боксерский подбородок никак не увязывались с его большими синими глазами, с тонким носом и мягкими девичьими губами. Такого парня трудно одолеть в открытую: у него и плечи, и рост бойцовские. А вот перехитрить, пожалуй, можно: уж больно взгляд доверчивый.
Алеша вывел из сеней велосипед. Путь выбрал самый скрытый - вдоль ручья по ракитнику. Ветки цеплялись за машину, трава и сучья кололи босые ноги, отсыревшие брюки и футболка стянули тело.
Со стороны дома раздался условный свист приятеля. Сенька! Но зачем? Помочь или выдать? Дружба дружбой, а чекист есть чекист… Лучше от греха подальше…
И Леша не откликнулся, энергично заработал ногами…
Алешин родной дядя - член контрольной комиссии, состоящей из местных коммунистов. Перед этой комиссией отчитывались работники укома, исполкома и чека. С дядей Сережей могут посчитаться. И племянник настроился на откровенный разговор.
Сергей Владимирович Смыслов работал на фанерной фабрике, работал азартно, от души, а в свободное время увлекался охотой и садоводством. Он окапывал яблоню, когда скрипнула садовая калитка и на песчаной дорожке, по краям усаженной табаком, появился племянник с велосипедом.
И потому что Алексей не оставил машину на дворе, где скулила гончая и крякали подсадные, Сергей Владимирович насторожился. Мелькнула мысль о родном брате, об отце Леши. Петр до сей поры воевал с белыми на Дальнем Востоке. Не извещение ли?
Не отпуская велосипед, племяш заговорил квакающим баском:
- Дядя Сережа, Рогов то ли сам… то ли убит… - Он без утайки рассказал обо всем, начиная с покупки браунинга.
Старший Смыслов оперся на черенок лопаты, как на костыль, и, накренясь, босой ногой забороздил по чуть подсохнувшему песку. Кривые, ломаные линии, казалось, выражали сложный ход его мысли. Думалось не только о спасении племяша, но и о судьбе Рогова. Неделю назад уполномоченный губчека вызвал мастера Смыслова и предупредил: "У фабрики военный заказ. Ты изобрел новый клей для фанеры. Смотри, рецепт клея никому". Хорошего человека всегда жаль, а тут еще такого чекиста…
- Скорей всего - убили…
Направляясь к дому, мастер крепким словцом обложил уток, собаку, метнул лопату к сараю и, моя руки в бочке с дождевой водой, излил душу:
- Понаехало контриков! Ишь пистолетами маклюют! Гады, узнаете, где раки зимуют! Не тронь рабочий класс! У нас в ребрах две войны да три революции! - Он резко повернулся к племяннику: - Что ж ты, обормот, чердак не обыскал? Успел бы пятки намаслить, ёк-королек!
Алеша с трудом выдержал дядин взгляд, и тот покачал головой:
- Да, племяш, озадачил ты меня. Тебе могут примазать будь здоров! И за дело! Ишь Рокамболь нашелся: маска и револьвер - игру затеял. Чтоб тебе шило подвернулось!..
Дальше дядя Сережа заговорил по-своему. А говорил он, как фанерные листы клеил: слово на слово, а между ними ядреную прослойку. Не сразу его здоровенный кулак распустил пальцы:
- Вот что, племяш, не все люди волки, едрено-корено, попадают и Воркуны. Начальник угро - свой мужик, заядлый охотник и меня знает еще по армейской разведке. Я ж его и сманил в Руссу! Катай к нему, елки-зеленые! Руби с плеча, режь правду. Мы не убивали, и нас не убьют! А разобраться надо. Что ж мы, ёк-королек, не в своем отечестве? До Москвы дойдем! Коминтерн на ноги поднимем! А правду докажем! Выше голову! Дуй на колесах! Я следом!..
А вскоре, надев выходной костюм, Смыслов расчесал каштановые волосы на прямой пробор, потискал мясистый утиный нос и решительно отказался обедать. Разбранив жену за жесткие лепешки, он заторопился на двор, где ругань его смешалась с истошными голосами уток, кур, собак и козлиного поголовья.
- Расшумелись, душегубы! Хапни вас сомище, ёк-королек! А Лешка непременно выручу!..
Тем временем его племяш в самом деле попал в неприятную историю…
ПОЛЕЗНАЯ ГРЯЗЬ
Быстрая езда не мешала думать о предстоящей встрече. Начальник угрозыска, конечно, спросит: "Ну, Смыслов, кто твой учитель?" Тут не спеши: ответ - ума портрет. Можно назвать Шерлока, можно Порфирия из романа "Преступление и наказание". У английского сыщика все обозначено резко - профиль, трубка, память, наблюдательность и даже логика. А у русского следователя - тонко, умно, но как перенять все это? Леша не раз прочитал роман Достоевского. В Руссе сохранился дом Федора Михайловича. И тут же, в школе его имени, учитель словесности - поклонник писателя - страстно призывал: "Ребята! Человека с детства бьют, ругают! Ему в рот суют окурки, рюмки с водкой! Его портят, обманывают, обкрадывают, насилуют, сбивают с пути! И кто же, как не вы, русские, постоите за себя, заступитесь за сирот, за униженных и оскорбленных?!" И ребята, слушая учителя, негодовали, сжимали кулаки, клялись служить бедным и обездоленным.
Да, Леша так и выпалит Воркуну: "Хочу служить народу!" А тот крепко пожмет ему руку. "Молодчина, - скажет, - получай задание". И Алексей Смыслов станет красным сыщиком - изловит рыжего матроса, который украл у него браунинг.
На крутом повороте к Живому мосту Алексея задержал молодой милиционер:
- Слазь, наездник!
Вчерашнему красноармейцу в пробитой пулей буденовке показалось подозрительным, что на блестящей машине восседал босоногий парень, в простой косоворотке, с дорогим биноклем на груди.
Хотя гражданская война и обошла Руссу, все же многие принудительные изъятия у населения для фронта заметно изменили облик курортного городка. Теперь на улицах не увидишь рысаков и сытых коней, запряженных в кабриолеты. Их сменили верховые да бракованные коняжки, везущие крестьянские телеги или старые колясочки извозчиков. Если раньше изредка гудели автомобили (красный - миллионера Киселева и черный - графа Беннигсена), то сейчас единственный лимузин уполномоченного губчека - и тот стоит без горючего. Не слышно рокота моторок на Полисти. И совсем исчезли мужские велосипеды.
Напрасно Леша доказывал, что велосипед дамский, что бинокль театральный, что вещи эти не подлежат изъятию, - постовой неумолимо вел его в участок, на Торговую сторону.
Центральная площадь бушевала. Утренний дождь отодвинул открытие базара до второй половины дня. Отцовские часы "Павел Буре" показывали шесть часов вечера. Однако на рынке было многолюднее, чем днем: многие боялись ловушки - выложишь товары, а тут облава. Поэтому старорусцы сначала присмотрелись, прислушались, убедились, а потом уж повалили на Торговую площадь. Среди народа, телег, обозов затерялась даже красная дощатая трибуна.
Не желая быть узнанным, Алеша надвинул на глаза вислый козырек четырехгранной кепки. В ней лежала книга, с которой Леша почти не расставался. Сейчас она выручит его. Он положит ее на стол дежурного. Тот увидит черный переплет с белесыми прожилками и откроет титульный лист. А название книжки таит в себе нечто важное. Леша, например, всегда читал немножко торжественно: "Элементарный курс философии". И чуть ниже: "Учебник логики". А кто не знает, что логика - главное оружие сыщика! И много ли таких парней на свете, которые без помощи учителя одолели науку о правильном мышлении? Воркун, пожалуй, не поверит, прощупает: "Ну, Смыслов, что такое силлогизм?" Алеша глазом не моргнет: "Силлогизм - сила логики, вывод из посылок, умозаключение".
Леша "очнулся" перед столом дежурного. И сразу понял, что речь идет о преступлении, которого он не совершил. У него даже язык пересох. Смешно и обидно: готовился в агенты, а предстал в роли похитителя своих же вещей, ехал в милицию по своей воле, а доставлен приводом, мечтал сотрудничать с Воркуном, а попал в компанию воров да самогонщиков. Нет, тут явное недоразумение! В приличном костюме не задержали бы. Но Леша варил соль не для того, чтобы приодеться.
Интересно, знает ли этот белобрысый усач в темной гимнастерке, что его пышные усы не скрыли от Лешиного взгляда верхнюю впалую губу - признак горячего, но безвольного человека? Леша разгадал, с кем имеет дело, а вот сидящий за столом наверняка не смекнул, что перед ним юноша, владеющий логическим анализом не хуже знаменитого сыщика…
- Товарищ дежурный, вы рассуждаете так: у бедного и вещи бедные, а этот, - Леша указал на себя, - одет бедно, но вещи богатые. Значит, украл…
- Факт, - буркнул тот, думая о чем-то своем.
- Не логично! В вашем силлогизме две неверные посылки…
- Чего-чего-о? - удивился дежурный, опуская в стакан с горячим чаем две таблетки сахарина, которые, как малюсенькие бомбочки, мигом взорвались, выкидывая на поверхность белую кипящую пену.
Леша вспомнил кипящий рассол на противне, поездку с мешочком соли в деревню, приобретенный браунинг, смерть Рогова и пожалел, что выехал без дяди Сережи. Нужно искать матроса в солдатских ботинках с подковкой, а тут самого поймали за голые пятки.
Поднимаясь над столом, белобрысый усач отчужденным взглядом ощупал босые ноги задержанного: "В блатном языке "посылка" имеется, а "силлогизм" слышу впервые. Похоже, босяк выдает себя за "графа", владеющего особым жаргоном и собственным имуществом…"
- Слушай-ка, барон - рыжие штаны, у кого взял на "прокат" вещички? - насмешливо спросил он и, вытянув губу, подул на стакан, который держал в руке. - Ну-у?
Молодой рабочий вскинул голову. Его темно-синие глаза смотрели на усатого с возмущением, и в то же время в них светился веселый огонек. Лешина совесть чиста, а вот положение дежурного комично.
- Вы не очень-то наблюдательны. - Леша провел рукой по штанине из чертовой кожи: - Побурели от минералки. Я работаю каталем на курорте. А то, что ноги побиты, так я голкипер первой команды допризывников…
- Ты-ы? - сощурил глаз усатый, продолжая думать о своем. - Ты разве футболист?
- Да!
- Постовой! - Дежурный кивнул на боковую дверь: - А ну-ка Федьку Лунатика… - И снова обратился к Леше, но уже с потеплевшим взглядом: - Федька любитель футбола: всех игроков знает…
Старорусский вратарь оглянулся. Сначала из приоткрытой двери пахнуло хлороформом, а затем высунулась испитая физиономия с фиолетовыми подглазьями. Забавно: опухшие веки Лунатика не шевельнулись, но черные всевидящие глазки обшарили голкипера с ног до головы…
- Отпусти, - безразлично зевнул Федька и, как привидение, исчез за боковой дверью.
Обычно Леша, стоя в футбольных воротах, изучал лица болельщиков, а такой физиономии не припомнит. Скорее Леше знакома внешность дежурного. Честное слово, где-то встречал этого усача в темной гимнастерке.
Алексей забрал со стола свой бинокль и оглянулся, ища дверь в кабинет Воркуна. По словам дяди Сережи, начальник угрозыска как-то особо обставил свою рабоче-жилую комнату.
- Как пройти к Ивану Матвеевичу? Мне по делу…
Дежурный отодвинул недопитый стакан и открыл безотрадную голубизну глаз:
- Я Воркун. Ну?
Леша оторопел: "Вот номер! А может, врет? С чего бы это начальник стал дежурить? Впрочем, в этой сутолоке легче забыться: ведь погиб его друг".
На лице юноши удивление сменилось разочарованием. Воркун служил в армии разведчиком, был ранен, бежал из госпиталя, возглавил заградительный отряд по борьбе со спекулянтами; не раз проявлял героизм, имел орден Красного Знамени, - и вдруг заподозрил в краже рабочего парня, комсомольца. Хотя в эту минуту он смотрит на тебя, а видит мертвого приятеля…
- Ну, ты что? - очнулся Воркун. - Не отнимай время, выкладывай!
Но как говорить, если сам обмишурился - принял Воркуна за милиционера. И проситель неловко выдавил из себя:
- Хочу к вам… агентом…
- Почетное дело. - Воркун достал кисет с махоркой, продолжая стоять. - Говоришь, блатной язык нюхал? "Посылка", "силлогизм". Ну?
- Не знаю блатного. Это из логики. Я раздобыл учебник Челпанова, поскольку Шерлок Холмс - мастер логического анализа…
Иван Матвеевич попал впросак и дернул себя за ус:
- Анализом, экспертизой и мы занимаемся. - Он скрутил цигарку. - Ерша Анархиста знаешь?.. Нет. А Рысь?.. Нет. А Катьку Большеротую?.. Тоже нет! Ну а сам-то воровал? Имеешь приводы?
- Что вы?! - возмутился Леша. - Конечно, нет!
На бледном лице Воркуна скопились морщинки не то досады, не то сожаления. И он сокрушенно отрезал:
- Не подойдешь!
- Как так?! - Леша подался к столу. - Вам нужны агенты только из воров?
- И такие нужны: мой лучший агент - бывший рецидивист.
- Вы доверяете преступнику?
- Народ говорит: "Алмаз алмазом режется, вор вором губится". В нашем деле, дружище, опыт бывшего преступника иногда приносит большую пользу. - Воркун пустил клуб махорочного дыма в сторону окна с железной решеткой, за которой шумела воскресная базарная площадь. - Скажи, на курорте имеется полезная грязь?
- Даже чистая! Но преступник есть преступник! И он приносит лишь вред, а не пользу. Вы, Иван Матвеевич, допускаете ошибку в суждении…
- Может, и допускаю. - И, улыбаясь, Воркун опять кивнул на боковую дверь: - А вот Федька Лунатик, бывший рецидивист, не ошибается, взглянет и скажет: вор ты или нет. Так как сам профессор по этой части. Наш врач, что трупы вскрывает, сказал о нем: "Феноменальная интуиция!" А ты: "Преступник есть преступник". Книжный ты человек. Куда тебе к нам…
Из коридора ворвались голоса и поросячий визг. Затем в дежурку ввалился разгоряченный милиционер в белом морском кителе. Одной рукой он подталкивал рябого паренька лет десяти, а другой пожилую полную женщину с трепещущим мешком в руке…
- Иди, бабуля, иди! Ты же пострадавшая! - Он снял фуражку водника и рукавом смахнул обильный пот со лба: - Уф, упарился!..