"ЧЕРНЫЕ АНГЕЛЫ"
Икону Старорусской богоматери охраняли в три смены. Вечерней дружиной командовал Пашка Соленый. Горбоносый детина, с впалой грудью и вислыми руками, он за свои тридцать лет уже трижды сидел за решеткой. И помощников подобрал себе достойных. Только одна Груня чиста перед властями.
Дочь лесничего за восемнадцать лет жизни в дремучем лесу не раз встречалась с волками, медведями и браконьерами. Ружьем и топором владела, как иголкой. Она сразу приглянулась Пашке. Разок он даже прижался к ней, да по зубам заработал.
О Груне Пашка рассказывал охотно, но с адресом ее вилял. Видать, задание Солеварова пришлось ему не по душе. Племянник старосты расспрашивал о Груне не без прицела. В Пашке заговорила ревность, хотя верил, что Груня отошьет рыжего матроса.
- Смотри, Соленый, - предупредил Анархист, шагая рядом с Пашкой, - ей ни слова обо мне. Зарубил?
Тот ответил неопределенным мычанием.
Возле Воскресенского собора, освещенного луной, Пашка перекрестился и предложил:
- Матрос, махнем в гарем?
- Рядом, что ли?
- Рдейская пустынь, - он рукой наметил направление вдоль реки, - женский монастырь. Там монашки свергли власть игуменьи, выбрали комитет и просят местную власть признать их коммуну. А у власти и без них делов по горло. Вот мы как представители земельного отдела и нагрянем. Займем две кельи. И "опросим" каждую в отдельности…
Соблазн велик, но Ерш смекнул, что Пашка не хочет вести его к своей квартирантке.
- Другой раз, братишка. Шагай!
Напротив городской больницы Соленый опять задержался:
- А хошь, в очко сразимся? Тут, в Чертовом переулке, проживают мои дружинники - ангелы-хранители. Ась?
- Завтра, - отмахнулся Ерш. - Топай!
Они пересекли Соборную сторону. Пашка жил в собственном доме, недалеко от Солеваренного завода. Совсем недавно, в годы гражданской войны, эта солеварня сильно помогла Красной Армии. Пашка, работая на градирне, избежал фронта. А главное, соль нужна была не только бойцам…
И Пашка не терялся: теперь у него лодка, корова, свинья, сад и дом с мезонином. Нижний этаж занимал сам хозяин с матерью, а верхний сдавался квартирантам. Сейчас в мезонине осели Орловы: Груня и ее брат Вадим.
- Груня ищет работу, а брат заведует продовольственным складом, - сообщил Пашка и бесшумно открыл калитку: - Проходи, гостем будешь…
Рыжий матрос вскинул ладошку к бескозырке и неожиданно отчеканил:
- До завтра, братишка!
Он придет сюда, когда Груня будет одна, без брата.
Луна помогла рассмотреть Пашку. Тот остался стоять с разинутым ртом…
Ерш проснулся от жадного поцелуя. Замотал головой. Перед ним, возле подушки, на коленях размякла тетка Вера. Вдруг она что-то вспомнила, напружинилась:
- Признавайся! Что затеял с Орлихой?
- На работу пристроить.
- Куда?
- В наш с тобой магазин.
Тетка схватила племянника за горло:
- Задушу!
Ерш отвел теткину руку и, довольный, подмигнул:
- Дура! Для отвода глаз! Твой старбень пока что умом не слаб.
- И слушать не хочу! - не сдавалась тетка. - У меня нет лишних денег!
Он приподнялся, снял со спинки кровати тяжелый бушлат и стал разгружать его:
- Во!.. На два года вперед!
Она дрожащими руками разложила драгоценности, выбрала обручальное кольцо и опять вспыхнула:
- Задумал обвенчаться с Грунькой?
- В глаза не видел ее!
- Перекрестись!
- Дура! Я же анархист!
- И ничего святого?
- Есть святое! Искусство! Ради него и сюда причалил, и водку бросил, и с прошлым амба. - Он глазами измерил большую светлую комнату с мраморным камином: - Вот моя мастерская!..
- А святые образа для магазина?
- К черту халтуру! Твой портрет напишу…
- А потом Орлихин?
- Как она на ряшку?
- Да ты что, люба, в самом деле не видел ее?
На теткином широком лице расплылась улыбочка. А он, лежа в постели, покосился на дверь:
- Где твоя компаньонша?
- На базар ушла.
- Добро!..
Массивные двери собора открыл сам дядя Савелий. На каменных плитах, возле иконы Старорусской богоматери, стояли круглые банки с краской. Старик подал племяннику кисти и указал на фанерные листы, прислоненные к стене:
- Это тебе, чадо мое, для эскиза…
Ерш потребовал стул со спинкой, установил на сидении фанерный лист и приступил к работе. Давненько он не держал в руке кисть. Краски ложились густыми мазками. Его глаза впились в образ богоматери с младенцем на руках.
Божья матерь смотрела на художника, казалось, с укором: "Эх ты, попович, клялся - конец блуду, а сам что? Хотел работать в клубе, а сам что?!"
- Черт-те что! - обозлился Ерш и намалевал страхиду с грозными глазами.
Дядя Савелий молился за колонной. На втором листе фанеры Ерш придал чудотворной облик Груни: резкий поворот головы, мохнатые брови, черные глаза и смуглость.
Второй эскиз он набросал быстро, вдохновенно. И только теперь захотелось курить…
- Дядя Савелий, дай спичку!..
Старик увидел в руке племянника кисет, открыл дверь храма и властным жестом пригласил курильщика на двор. Возле паперти, залитой солнцем, бродил лохматый рыжий пес. Староста ключами замахнулся на собаку:
- Пш-шел, поганый!
Матрос вынул из кармана шоколадную конфету, развернул ее и, причмокивая, направился к дворняжке:
- Не бойся… На-а, братишка…
Когда Ерш наговорился с Рыжиком и выкурил цигарку, он повел дядю смотреть эскизы. Племянник был уверен, что староста откажется от его дальнейших услуг.
- Что за черт?! - заорал матрос, войдя в храм. - Где они?!
Солеваров посмотрел на пустой стул и дрожащей рукой перекрестился. Он что-то забормотал, как тетерев на току.
Надо уметь из всего извлекать пользу. Ерш сказал дяде, что пока тот не найдет эскизы - племянник не возьмет кисть в руку. В сопровождении рыжего пса матрос пошел к монастырскому корпусу, в котором раньше находилось Духовное училище. Из этого заведения Гоша бежал когда-то на берег Черного моря…
"Вот бы с Груней в Крым", - мечтательно подумал он и глазам не поверил.
Под арку монастыря гулко шагнула Груня в темном платье с белым платком на плечах. Шаг крепкий, а голова склоненная, и в глазах печаль. Ее сопровождал Пашка со своими приятелями. Ерш подозвал Соленого:
- Что с Груней?
- Не знаю, - поежился тот, - не говорит…
- Ты обидел ее?
- Обидишь! - Пашка вислой рукой качнул в сторону чернобровой девушки. - Сам спроси…
Ерш загородил дорогу Орловой:
- Судьба моя, что с тобой?
Груня вскинула голову и безразлично сквозь зубы процедила:
- Отойди!
- Не отойду! Что случилось?
Она оглянулась назад…
Соленый, сжимая кулаки, подмигнул приятелям:
- А ну, ангелы, дружно!
Их было с Пашкой четверо, но Ерш не дрогнул. Он вытащил из кармана браунинг и так загорланил, что даже пес попятился…
"Ангелы" сразу притихли. Груня презрительным взглядом окинула своих хранителей. Церковная дружина скрылась в большом храме, где Ерш только что работал кистью.
Проводив глазами Груню, Анархист подумал о ее брате. И как всегда, план действия нашелся быстро.
Матрос, широко расставляя ноги, осанисто зашагал по каменным плитам в сторону Полисти. Он разыскал продовольственный склад, вызвал Орлова и по тому, как тот мгновенно побелел, смекнул, что беда приключилась не с Груней, а с ним.
Местный трибунал возглавлял балтийский матрос. Увидев Ерша, Орлов решил, что к нему на склад с ревизией явился сам председатель трибунала, и прямо заявил:
- Недостает… шестнадцать фунтов ржаной… - Кладовщик чуть было не перекрестился. - Я не брал… Меня сюда выдвинули за честность…
В то время с провизией было туго: за хищение муки - крепко судили. Но брат Груни не походил на вора. Ерш сказал ему:
- Пока, браток, замри. А мука будет - жди меня…
Он пошел на базар, выменял пистолет на муку и отдал его Орлову. Только теперь Вадим сообразил, что его благодетель - не председатель трибунала. Ерш, прощаясь, пояснил:
- Я вольный художник. Хочу твою сестру нарисовать на полотне. Поможешь, браток?
- Помогу. Только сегодня, после всенощной, она собиралась к ясновидящей погадать…
Ерш уточнил адрес ясновидящей. А вечером отправился в Чертов переулок. У дома гадалки его встретил… Пашка Соленый. И как будто между ними не было стычки: внимательный такой, радушный, в гости приглашает. У матроса мелькнуло: "Может, Груню увижу?"
На Соборной стороне, поближе к тюремному замку, пристроился Чертов переулок. В нем проживала знаменитая гадалка. Ее деревянный домик с высоким забором прикрывал глухой сад, заросший крапивой. Полуживые, бесплодные яблони давно перестали привлекать внимание мальчишек. Единственная тропка в саду вела мимо домика гадалки к берегу Полисти, где под купой старых дубов замер полукаменный дом с разбитыми стеклами.
Было время, когда этот дом шумно и весело отмечал церковные праздники. Его хозяин, богатый солепромышленник, принимал у себя архиереев, митрополитов и петербургскую знать, отдыхавшую на Старорусском курорте. Говорят, что однажды среди гостей видели и Федора Михайловича Достоевского.
А теперь дом Солеварова стоял без дверей и перегородок. Только под лестницей сохранилась каморка с оконцем, смотревшим на тихую речку.
В этой каморке жил одинокий рыбак, прозванный за внешнее сходство с Христом-Боженькой. Правда, Боженька носил крест на груди лишь по привычке. Главная его страсть - карты. В родном селе он проиграл избу, скотину, сети. Жена с горя повесилась, а он, босой, пришлепал в Руссу и пал в ноги Солеварову. Тот нашел ему работу.
В нижнем этаже заброшенного дома стояли мережи, а на втором этаже висел невод: жалкие остатки прежнего хозяйства. До революции Спасо-Преображенскому монастырю принадлежали многочисленные озера и пожни, богатые рыбой и осокой. А после закрытия монастыря все рыболовные снасти достались церковному совету во главе с Солеваровым.
Команда баркаса состояла из четырех ловцов. На рыбалке в роли "ватамана" выступал Боженька. Но когда "черные ангелы" ночью грабили огороды, сады, склады, скотные дворы - командовал Пашка Соленый. На толкучке награбленное добро сбывал Мишка Цыган, не без помощи Капитоновны - прислужницы гадалки. А общую казну хранил Серега Баптист, он же ведал продуктами и самогонкой.
Обычно они резались в карты в свободное время. Но за последний месяц чаще играли ночью: днем охраняли чудотворную икону. Сегодня тоже собрались при лунном освещении. Гостя привел Пашка, решив обыграть матроса до ниточки.
Соленый посадил волкодава на цепь и провел Ерша на второй этаж к широкому окну, от которого к берегу спускался деревянный каток…
- По этому настилу сети поднимаем, - пояснил Пашка и шепотком добавил: - Если что… по нему к реке… и в лодку…
Матрос, занятый своей думой, спросил:
- Кто у вас кок?
"О Груне думает", - смекнул Пашка и пригласил гостя на "кухню", где Боженька чистил картошку.
Под лестницей в каморке пахло рыбой и смолой. Три скамейки образовали треугольник, в центре которого возвышалась пузатая бочка. В днище бочки вместо пробки торчала лампадка. Дрожащий фитилек бросал свет на импровизированный стол.
Не первый случай, когда под крылом церкви скрывались отпетые бродяги, воры, убийцы. Опытным глазом матрос оценил, в какую он попал банду. Он сел на стыке двух скамеек, чтобы легче наблюдать за противниками. Не было сомнения, что "черные ангелы" будут действовать заодно.
За спиной Анархиста не было никакой зеркальной плоскости, так что подглядывание исключается. Скорее всего - карты меченые. И гость, раскрыв золотую книжечку, вынул из нее новенькие карты с непристойными картинками. Боженька увидел обнаженную грудастую даму "пик" и смущенно покачал головой. Мишка Цыган, наоборот, сладострастно причмокнул. Пашка задумчиво почесал затылок: ему показалось, что матрос такими картинками запутает любого. Но Серега Баптист - рослый, мосластый парень - тщательно осмотрел каждую карту и отрубил:
- Первый сорт!
Он налил из четверти в граненый стакан сизой жидкости, выставил на "стол" тарелку отварных окуней и обратился к гостю:
- Давай по кругу!..
Ерш зарекся пить, курить, но тут своя тактика. Возможно, проверяют на выносливость. На Украине он так проспиртовался горилкой - теперь выдержит любое зелье, лишь бы узнать, где Груня. От гадалки она не вернулась домой.
Принимая стакан, матрос заглянул в глаза Баптисту. Он, видать, был в шайке самым сильным и самым добрым. Его простецкое курносое лицо говорило: "Не бойся, не подсыплю".
Ерш выставил на кон золотой портсигар:
- Кто выйдет на мостик?
- На медный? - вставил Пашка и подмигнул цыгану.
Тот опробовал золото на зуб, лизнул, понюхал и уверенно выложил:
- Червонный и с пробой!
- Ставлю поросенка! - зажегся Пашка. - Ась?
- Мелко плаваешь! Корову да порося в придачу!
Сошлись на корове. Играли вдвоем. "Черные ангелы" сгрудились возле Соленого. Горячий, непосредственный, с глазами, полными вожделения, Мишка Цыган, сам того не зная, подыгрывал матросу. Если он засматривался на изображение, значит, у картинки мало очков: наиболее скабрезные фигурки соответствовали малым числам.
Пашка продул корову, поросенка, сад и дом.
Соленого от злобы перекосило, а руки сами потянулись за топором. Однако Ерш опередил его: вытащил финку, повертел ею в воздухе и спокойно отрезал кусок хлеба.
- Я все верну тебе, если ты…
Он хотел узнать новый адрес Груни, но в это время в саду яростно залаял волкодав.
- Облава! - крикнул Пашка и первый бросился к лестнице, ведущей на второй этаж…
Ерш, не выпуская финку из руки, рванулся за Соленым.
На бочке остались граненый стакан и колода французских карт.
В лодке Ерш сидел на корме рядом с Пашкой. Тот рассказал о Груне все, что узнал от Вадима Орлова. Сестра рассердилась на брата за то, что тот взял муку от рыжего матроса. Она действительно сегодня гадала в Чертовом переулке, но от ясновидящей пошла не домой…
- А куда?
- Не знаю, ей-бо, не знаю, - перекрестился Пашка, левой рукой придерживая руль. - Даже Капитоновна не в курсе…
- Кто такая Капитоновна?
- Приживалка ясновидящей…
- Может, ясновидящая укажет?
- Она-то укажет, да ведь не задарма и не сразу: к ней очередь большая. Вот Груня полмесяца ждала…
- Я ждать не привык! - Матрос перехватил рукоятку руля. - Братва, к берегу!
Пашка попытался отговорить Анархиста. Он сказал, что ясновидящая без записи не примет, вернее, будет молчать, но Ерш и слушать не стал:
- У меня и мертвая заговорит!
- Постой! - Пашка почувствовал, что этак он останется без дома и хозяйства. - Верю, у тебя слово не разойдется с делом. Повтори при свидетелях: если я укажу адрес Груни, ты откажешься от выигрыша…
Закрапал дождик. В заболоченной Малашке квакали лягушки. По мере приближения к дому регента Ерш замедлял шаги: неудобно ночью стучаться. И не потому, что регент, по словам Пашки, шибко культурный человек, что у него местная интеллигенция "на привязи": все ходят к нему за книгами. Даже председатель укома и уполномоченный губчека посещают его библиотеку - одну из богатейших в России (конечно, из частных коллекций). Нет, не поэтому главным образом, а потому, что влюбленному было как-то неловко будить Груню. Все равно в темноте портрет не напишешь.
За деревянным мостиком он свернул налево и остановился возле дома с большой стеклянной верандой. Здесь он прикорнет до утра. Однако дождь усилился. Мокнуть не хотелось. Ему показалось, что в одном окне за шторой мерцает огонек.
Ерш открыл калитку, обошел круглую клумбу и, встав на скамейку, заглянул в окно, рассеченное слабой световой полоской. Вдруг полоска мигнула. Ясно, что за окном, в комнате, кто-то не спит.
Он осторожно постучал по стеклу.
А через минуту худощавый мужчина, с черной узенькой бородкой и в золотом пенсне, провел матроса в длинную комнату, заставленную книжными стеллажами. Хозяин в сером халате усадил Ерша в вольтеровское кресло и почтительно представился:
- Абрам Карлович Вейц. Чем могу быть полезен?
Анархист обрадовался, что регент привык ко всяким посетителям и не страдал излишним любопытством. Матрос кивнул на закрытую дверь:
- У вас Груня Орлова?
- Вам по срочному делу?
- Не то что срочно, - смутился Ерш и с трудом подобрал слова: - Я свободный художник. Увидел оригинальное лицо. Решил написать ее портрет…
- Похвально! - отозвался Абрам Карлович и неожиданно признался: - Сам бог послал вас ко мне…
Вейц давно собирался запечатлеть в Старой Руссе места, которые связаны с именем его любимого писателя Достоевского. Он, регент, даже сам пытался зарисовать дом Федора Михайловича, Малашку, домик Грушеньки…
Ерш вытянул шею. Регент пояснил, что речь идет о главной героине романа "Братья Карамазовы". Анархист слушал с интересом. Увлеченность регента передалась ему. Свободный художник охотно зарисует памятные места великого писателя.
- А как насчет… портрета Орловой?
- Мне помнится, сегодня Груне не надо идти на биржу труда. - Вейц посмотрел на бронзовые часы под стеклянным колпаком: - Приходите к восьми часам утра с палитрой…
Ерш не умел говорить благодарности, комплименты. Он потряс регента за плечи и против своего желания спросил:
- Не боитесь, ежели пожар… книги-то?!
- Как не бояться, мил-человек, без книг и дня не проживу…
Груня позировала, хмуро глядя в одну точку. Она не отвечала на вопросы художника. Георгий работал с увлечением и за три часа написал полотно. Натурщица взглянула на свой портрет и первый раз улыбнулась:
- Надо же!..
Художник покраснел и неожиданно утратил дар речи. Его выручили супруги Вейц. Они наперебой стали хвалить мастера кисти. Их поразило не только портретное сходство…
- С такой быстротой писал фрески Феофан Грек! - сказал Вейц.
Груня глазами благодарила художника. Она еще больше потеплела, когда племянник Солеварова предложил ей работу в магазине.
От регента они вышли вместе: Груня пошла к Солеваровой, а Ерш отнес портрет на хранение мадам Шур и предупредил ее:
- От вас я выехал три дня назад, и точка!..
В это самое время на Ильинской один за другим раздались выстрелы.