Артем, потемнев от досады, рванулся за девчонкой. Но длинноногая Лелька оказалась куда проворнее: выскочила на улицу и скрылась за углом. Бежать по снегу босиком - да еще неизвестно, догонишь ли - Артемка не решился. Только пригрозил в темноту:
- Погоди, вернешься, я тебя за волосья оттаскаю.
В коридоре, куда он вернулся, показались неразлучные Егор Дерин и Васька Работнов, оба в обувке. Артем загорелся:
- Егор, давай играть в чугунку.
- Не хочется, - сказал Егор, разглядывая малышей. - Чьи это?
- Прокопьевы… Сегодня приехали… А то поиграем, а?
- Говорю: не хочется. Вон Ваську возьмите, а я посмотрю.
- Мне тоже не хочется, - отказался Васька.
Казалось бы, все пропало, но Егор упрекнул приятеля:
- Лень, что ли? Поиграй, раз просят. А я посмотрю.
Васька встал впереди ребят. Опять прошли до окна, где в углу висела икона с зажженной лампадкой. Толстый Васька старательно топал и гудел - огонь лампадки вздрагивал. Когда повернули назад, Артемка потребовал смены паровоза. Делать нечего: Васька неохотно разулся. Дрожа от нетерпения, Артемка натянул валенки и рванулся к двери - знал, что не угнаться за ним неповоротливому Ваське.
На улице нашел Лельку, засмеялся обрадованно, - побежали к фабрике, окна которой светились огнями.
А в коридоре разутый, обманутый Васька Работнов, посоветовавшись с Егором, пошел к Федору жаловаться на Артемку.
6
- Ну вот, Прокопий Григорьевич, все в сборе. Теперь бы в мире да без ссор.
- Святая правда, Федор Степанович, - торжественно отвечал Прокопий, горделиво сидя за столом.
Перед ним пахучая дымящаяся чашка щей. В большом блюде дразнили запахом соленые грузди, облитые постным маслом, густо приправленные кружочками сладкого романовского лука. Евдокия выкладывала на стол пироги. Поставила на середину ковш холодной воды.
Тетка Александра, Марфуша и Федор, сидевшие за столом, с любопытством следили за ее движениями.
- Верши последний раз проверил. Отпробуйте рыбки-то.
Прокопий разломил пирог, вынул целиком запеченную рыбу, стал есть, запивать из ковша. Кислое несоленое тесто, сочная рыба и холодная вода - все это было необычно и очень вкусно.
- Тем деревня и хороша, что все свое, - немножко хвастливо продолжал Прокопий. - Тут ни грибков, ни пирогов не купишь.
- Свое-то оно свое, да тоже не всегда бывает, - скромно заметила Евдокия и все продолжала потчевать - Угощайтесь, Федор Степанович… Ты, Марфуша, что по сторонам зеваешь. Пирожка возьми, грибков поддевай, тех, что помельче, - они ядренее.
- Мы так со старухой решили, - опять заговорил Прокопий. - Оглядимся да дом начнем ставить. Ссуду с фабрики думаю взять. А там, глядишь, какое ни то дельце заведем. Мастерскую, к примеру. - Вполне серьезно предложил Федору: - Входи в пай. Сами мастера. Развернем дело. Пойдешь?
- С меня и фабрики хватает.
- Что фабрика! Чудак ты человек. Дело собственное, говорю, заведем, в купцы выйдем, Карзинкин узнает - от зависти лопнет. Я и вывеску подглядел: "Слесарная мастерская. Федор и П", Прокопьевы чада то есть. К тому времени подрастут, думаю.
С приездом жены Прокопий заметно ожил, развеселился. Все так и приняли его слова за шутку, не догадываясь, что мечтой его было нечто похожее на то, о чем он говорил. Выросшего в деревне, среди полей, его, пожалуй, больше чем кого-либо угнетала фабрика с ее едкой хлопковой пылью, забивающей уши, нос, глаза. Он с трудом переносил вечный грохот ткацких станков. Несмотря на это, фабричные смотрители работой его были довольны.
- К тому времени, - посмеиваясь, подтвердил Федор, - обязательно вырастут твои чада. Своих деток заимеют.
- А я о чем, как не об этом же… Вот тогда жизнь пойдет. Вечерком вытащим самовар на волю, за чайком и будем вспоминать, как жили здесь. Для полного порядка не хватает тебе Акулины.
- Акулина с нами. Вот она, - осмелился Федор, указав на Марфушу. - Не грех молодца напоить, накормить, спать с собой уложить…
- За тебя бы я с радостью, - вызывающе ответила Марфуша, заливаясь краской.
- Вот девка! Смела, - восхищенно заявил Прокопий и смолк, меняясь в лице: Марфуша с шумом поднялась из-за стола и, закрыв лицо, убежала из каморки.
- Чего девку растревожили? - упрекнула Евдокия.
Тетка Александра сидела безучастно, поджав губы.
В немом молчании Федору почудился упрек. Он крякнул досадливо, пошел за Марфушей.
Когда его приняли на фабрику и он получил от дворовой конторы разрешение на жительство в казармах, каморку разделили занавесками на три части. Он с сыном перебрался в середину между Оладейниковыми и Прокопием Соловьевым. И хотя тетка Александра и Марфуша по-прежнему относились к нему и Артемке как к своим, он после вечера, проведенного с Варей, стал чувствовать себя стесненно и неловко, словно бы в чем-то обманул их, и теперь боялся, как бы этот обман случайно не раскрылся.
В одно из воскресений перед обедом в каморку неожиданно заявился рябой солдат Родион Журавлев. Приход его всех удивил. Фанагориец застенчиво поздоровался и долго извинялся, что зашел без приглашения.
Пока не освоился, сидел истуканом, робко взглядывал на растерявшуюся Марфушу. Выручил Прокопий, который нашел общую тему разговора: завел речь о деревне, об урожае. Солдат осмелел и в общем-то оказался славным простоватым крестьянским парнем. Уходя, крепко встряхивал каждому руку и просил не обижаться, если он вдруг забежит еще как-нибудь. Марфуша почти не проронила ни слова, но вызвалась проводить его, что Федора неприятно поразило.
Еще в большее смятение пришел он как-то в фабрике. В прядильном отделении ставили машины после ремонта. Полулежа на полу, Федор крепил нижние гайки. Паутов, склонившись рядом, подавал нужные ключи. Другая группа ремонтников поодаль собирала следующую машину.
В цехе слышалось жужжание веретен, хлопанье приводных ремней.
Соскучившись по любимому делу, Федор работал с увлечением. Нравилось ему выбрасывать из машины старые стершиеся детали, заменять их новыми, желтыми от смазки. Долго слушал машину после ремонта - радовался мягкости ее хода.
Паутов все эти дни приглядывался к нему, удивлялся:
- Куда гонишь? Хозяин наш и так богатый.
Была суббота. До гудка оставалось не менее двух часов, а он, обтерев руки ветошью, сказал:
- Шабаш. Копайся для виду. Скоро Дент в обход пойдет.
Сборки оставалось совсем немного, постараться - до гудка успеть можно.
- Сделать да и с концом, - возразил Федор.
- Оставим на завтра. Аль забыл о праздничных?
Федор в самом деле забыл. Ремонтировщики по субботам старались не пускать машину, оставляли хотя бы самую малость работы на выходной. В воскресенье выходили на несколько часов и получали дневную плату в полуторном размере. Это было выгодно.
Так случилось и на этот раз. Пришел перед гудком Дент, неулыбчивый в последнее время, мрачный. Осмотрел, что сделано, и даже поддакнул Паутову:
- О, понимаю! Вы постараетесь все это доделать завтра.
Дент удалился, а ремонтировщики, чтобы не нарваться на штраф, торчали возле машин, ковыряясь для вида, ждали гудка.
Федор неторопливо орудовал ключом, с радостью прислушивался к тому, что делается в цехе.
К черту студентов, к черту Пеуна! Инженер Грязнов - вот человек! Он не болтает, он делает…
Занятый своими мыслями, он не сразу понял, откуда доносится знакомый мужской бас и в ответ странный нервный смех. Показалось, что говор слышится от соседней машины, за которой работала Марфуша.
Он отбросил ключ, поднялся и направился по проходу. Возле Марфуши стоял табельщик Егорычев, беззаботный, краснощекий, с тугим загривком.
Заметив Федора, Марфуша потупила взгляд, но тут же, тряхнув головкой, вызывающе рассмеялась. Егорычев цвел от удовольствия.
"Зачем она так?" - подумалось Федору.
Она опять подняла глаза на Федора, и под ее коротким оценивающим взглядом он почувствовал себя виноватым, хотя никак не догадывался, в чем его вина. Он любил ее и много бы отдал за то, чтобы ее жизнь была налажена. Что еще она требует?
"Солдат еще куда ни шло: парень не балованный, серьезный, - раздумывал он, направляясь к своей машине. - Если он ей нравится, ничего тут не сделаешь. А табельщик ей к чему? Зачем она с ним-то так?"
…Марфуша стояла в коридоре у стены, глотая слезы. Федор дотронулся до плеча.
- С чего расплакалась? - спросил он, кляня себя за то, что не находит в разговоре с ней нужных слов, после которых она поняла бы, как сильно он хочет ей счастья. - Ты сказала матери?
- Никогда!.. - она дернула плечом, стряхивая его руку. - Зачем говорить?..
- С ума, девка, сходишь. Всей душой я к тебе.
- Вижу, - зло отозвалась она. - Когда всей душой, так ли бывает? Немножко понимаю… - улыбнулась невесело. - А еще говорят, не зря березка расплетается - будет суженый. Я-то, дура, поверила…
- И березка твоя не зря расплелась… Пойду сейчас к матери, сам объявлю.
- Не смей! - с испугом выкрикнула она.
Возле них остановился Васька Работнов, смотрел, не отводя глаз.
- Чего тебе? - раздражаясь, спросил Федор.
- Выпори Артемку. Валенцы с меня снял.
Мальчишка показал на свои босые ноги. Федор усмехнулся: он ничего не понимал. Марфуша повернулась и ушла в каморку.
- Не хочешь пороть, сам оплеух накидаю, - пообещал Васька, - тогда не злись.
Федор сам с удовольствием накидал бы мальчишке оплеух, просто так, чтобы отвести душу.
7
По воскресеньям ремонтировщики приходили в фабрику не как обычно, а позднее, чисто одетые. Бережно снимали выходные пиджаки, натягивали спецовки.
Тихо бывало в такие дни в фабрике без шума машин, без людей. Привыкшие кричать громко, удивлялись своим голосам, разносившимся по огромному цеху. В тишине еще задолго слышались шаги, если кто поднимался по лестнице.
Раз неожиданно заявился Грязнов, с любопытством уставился на слесарей, потирал подбородок.
- Не объясните ли, что вы тут делаете? - хмурясь, спросил мастеровых.
- Почему же не объяснить, - ответил Федор, - к завтрему заставили доделать машину, вот и стараемся.
Грязнов толкнул носком ботинка железный поднос с деталями, качнул головой, удивляясь.
- Прохожу по ткацкой - стараются, в трепальном отделении - стараются, и вы стараетесь. Кто заставляет работать в праздник? Фабричный механик?
- Как же, он, - заговорили ремонтировщики. - Только мы на него не в обиде, не извольте беспокоиться. Нам за праздничные работы доплачивают. Так что мы с охотой.
Грязнов больше ничего не сказал. Отправился в дальний конец цеха к установке для увлажнения воздуха. Оттуда позвал:
- Крутов, пожалуйста, на минуту.
Когда Федор подошел, инженер уже сбросил пиджак и засучивал рукава белоснежной рубашки.
- Помогите мне осмотреть компрессор.
На днях Грязнову поступила жалоба от мастеров, что идет сильная рвань пряжи, причиной чему, как они полагают, плохая работа установки для увлажнения воздуха. Инженер осмотрел ее и пришел к выводу, что мастера правы: пульверизаторы вместе с воздухом выбрасывали крупную водяную пыль, валики прядильных машин сырели, покрывались грязью.
Теплое чувство шевельнулось в груди Федора, когда он увидел, что инженер, не боясь запачкаться, принялся открывать цилиндр компрессора.
- Вы показали бы, а я сделаю, - сказал он. - Нам привычнее.
Грязнов оглянулся на мастерового, глаза его заблестели.
- Почему же я непривычен? - усмехаясь, спросил он.
- Как-то уж так, сподручнее рабочему в грязи копаться, - смутившись, ответил Крутов. - Нас упрекали, что работаем в праздник. А сами?
- Времени мало, Федор, - откровенно признался Грязнов. - Все надо узнать, своими руками ощупать, иначе какой я инженер. А фабрика не маленькая. И установку выключать, когда работают машины, тоже не годится. Вот и заглянул… Смотри, какая пакость… Придумали умные головы смазывать компрессор мыльной водой.
Цилиндр был забит грязью, образовавшейся от масла, пыли и мыла. Пока Федор очищал его, инженер вынул папироску, закурил.
- Выходит, за работу в праздник вам приплачивают?
- Конечно. Без этого кто пойдет?
- Потому и Дент у вас за благодетеля?
Федор обернулся, удивляясь перемене голоса. На лице Грязнова мелькнула болезненная гримаса.
- Не любите вы Дента.
- Не родной брат, чтобы лобызать его.
Не подумавши, Федор объявил:
- Слышал ваш разговор с ним… там, дома. Невольно, конечно. Выпивши вы были, кричали громко.
Инженер пристально смотрел на него, чуть покраснел.
- Ну и что? - настороженно спросил он.
- Взвинтится Дент, если потеряет доходец. Пообереглись бы…
- Завтра он еще больше взвинтится, - заметил инженер. Последним словам Федора он не придал значения.
Федор догадался, что Грязное, сказав так, имел в виду праздничные работы, которые Дент широко ввел по всей фабрике. Слесарям выгодно было работать по воскресеньям, Дента они действительно считали за человека, который заботится о заработке рабочих. Федор пожалел, что Грязное заглянул на фабрику в неурочное время.
- Взвинтиться может весь механический отдел, - предупредил он хмуро. - Заработок и так не ахти велик.
- Праздничные дни для того и введены, чтобы отдыхать, - резко возразил Грязное. - А если и вводить работы, то необходимые производству, без которых не обойдешься. И явно не в таких размерах.
8
Последние недели Дент жил в тревожном ожидании. По утрам, прислушиваясь, не звонит ли почтальон, нервничал, с ожесточением давил окурки. Убедившись, что среди почты нет знакомого конверта со штемпелем кнооповской фирмы, шел на фабрику. Становилось спокойнее, но не легче.
Еще летом сообщил он, что фабрика готовится сделать большой заказ на машины и запасные детали. Фирма немедленно выслала своему посреднику солидный аванс. Часть Дент потратил на подарки служащим, с которыми обговаривал потребное количество оборудования для разных цехов. Остальные деньги переправил в банк на свой счет.
Заказ был настолько крупным, настолько выгодным для него и для фирмы, что Дент, противно своей привычке, не мог не выказать заинтересованности. При каждом удобном случае напоминал управляющему, просил ускорить оформление. Тот выслушивал, обещал сделать, что в его силах. И вдруг отдал заказ на просмотр Грязнову.
Разговор с молодым инженером на лестнице, в доме управляющего, явился для механика полной неожиданностью. Он не готов был к нему и потому сделал большую глупость, спешно предложив Грязнову сделку. Дент не сомневался, что тот примет деньги с охотою, так как знал, с каким скромным окладом зачислен Грязное на фабрику. Отказ инженера удивил и обескуражил его. Больше всего мучило Дента то, что он не попытался выяснить, чего хочет Грязное, не попытался договориться по-джентльменски. Мистер Дент недооценил молодого инженера и, когда тот отказался от денег, поссорился с ним. И это была вторая большая глупость.
После ссоры с Грязновым он готовил себя к худшему. И опасения его оправдались. На очередное напоминание управляющий заявил, что заказ переслан на утверждение в Москву, владельцу (чего раньше никогда не было), надо ждать ответа.
О решении Карзинкина Дент догадался по двум, казалось бы, мало значащим фактам. Во-первых, служащим объявили приказ о частичном изменении в жалованье. Инженеру Грязнову после четырехмесячной работы на фабрике оклад увеличился почти вдвое. Такого еще не было в истории фабрики, и Дент понял, что между задержанным заказом и повышением жалованья Грязнову есть прямая связь.
Во-вторых, управляющий ознакомил его с письмом директора завода Центрально-Российского товарищества в Туле и предложил составить список деталей к машинам, которые можно сделать на этом заводе.
Поразмыслив, Дент сообщил, что таких деталей на фабрике почти нет - и нет смысла иметь сношения с тульским заводом.
Управляющий обычно ласковый, предупредительный к главному механику, на этот раз сухо кивнул, а спустя два дня Денту передали для просмотра и утверждения список разных деталей. В конце была приколота записка следующего содержания:
"Вещи эти ради дешевизны обычно исполняются чугунными. Изготовление же из стали значительно увеличит их прочность. Названные предметы предназначены для ткацких станков и должны быть сделаны из мягкой стали. А. Грязнов".
После прочтения записки мистеру Денту вспомнилась не очень подходящая к случаю поговорка:
- От нечего делать и таракан на полати полезет.
И он со вздохом утвердил список.
Для фабричного механика наступили дни мрачных раздумий. Нынешним летом ему исполнилось тридцать семь лет. Дела его шли хорошо, все радовало, кроме разве одного: здоровая, интересная жена (Дент ею очень гордился) не дарила ему ребенка.
- Нужен мальчик: вот такой, - показывал он жене, тоже измучившейся в ожидании. Она начинала плакать, тайно думала, что в этом меньше всего повинна. Но что бы там ни было, а жили они в добром согласии, мечтали о поездке на родину. И будущее скрашивало их настоящие горести. О, мистер Дент знал, как устроит свою жизнь, полную довольства и приятных развлечений. Но для этого нужен солидный капитал. Неприятности в связи с приездом нового инженера были очень некстати.
Дент обладал спокойным, ровным характером. В те редкие минуты, когда он бывал взволнованным, умел брать себя в руки. Но последние дни срывался все чаще и чаще. И виной тому был Грязнов.
Когда из фабричной конторы принесли ведомость праздничных работ за последние полгода, Дент долго непонимающе смотрел на нее, соображал, что все это значит. На недоуменный вопрос конторщик объяснил:
- Велено передать для ознакомления. Непозволительно большие расходы.
- Кем велено? - вскипел механик.
- Распоряжение идет от инженера Грязнова.
Дент швырнул ведомость в стол и решительно зашагал к управляющему. На пути мастер ткацкого отделения пытался что-то выяснить у него, Дент задержался, выслушал и ничего не понял. Так и не сказав ни слова в ответ, бросился дальше. У дверей на проходе оказалась тележка с пряжей. Он толкнул ее так резко, что тележка с глухим звоном ударилась в стену.
В кабинет он ворвался взъерошенный, побледневший. Управляющий испуганно спросил:
- Что с вами, Сергей Сергеич?
- Я не желаю разговаривать при русском инженере! - резко выкрикнул Дент, кивком головы указывая на Грязнова, сидевшего в кресле у стола.
Грязнов усмехнулся украдкой, заметив про себя: "Эк, пробрало! Что-то будет!"
- Я увольняйт…
- Как увольняете? - ахнул Федоров и перевел взгляд на Грязнова. Внешне тот был спокоен, играл карандашом.
- Сам увольняйт! Он не имеет места вмешиваться. Я буду жаловаться Карзинкину!
Как всегда, волнуясь, Дент коверкал язык. И понимал это, и забывал, как сказать правильно.
- Не хочу работать с такой коллег… Увольняйт, - повторял он. - Паровой котел… пшик!
- Это вы бросьте, - встрепенулся Грязнов, поднимаясь. Управляющий отметил, как скривился у него рот. - Котельная работала при мистере Денте, будет работать и без него. Подумаешь… пшик…